Короткая чудесная жизнь Тайлера альвареса

Поскольку Форсети вел переговоры с полицией, уславливаясь относительно даты очередного допроса, Джоанна решила воспользоваться передышкой и навестить Тайлера. На следующий день она отправилась в больницу. Детское крыло выкрасили в веселые голубые и розовые цвета, но Джоанне показалось, что никогда в жизни она не попадала в более мрачную обстановку. Ее окутала атмосфера фальшивых обещаний и несбывшихся надежд. Все вокруг словно пропиталось угрозой смерти. Совсем рядом находилась граница того страшного царства, где исчезали юные – самые драгоценные! – жизни. Нельзя допускать, чтобы дети болели или умирали! – с гневом думала Джоанна. Следовало бы принять закон, запрещающий людям вообще покидать срединный мир, пока они не прожили определенную часть отпущенных им лет. Хотя бы до восемнадцати. Нет, лучше до тридцати! Или даже до шестидесяти! Время ничего не значит для бессмертных созданий, но оно так дорого смертным, у которых количество дней строго ограничено.

Когда‑то Джоанна пообещала себе, что никогда больше не полюбит ни одного ребенка. После утраты собственного сына она отлично понимала: еще одной подобной трагедии ей не вынести. Как же она допустила, чтобы это снова случилось? А девочки? Джоанне даже подумать было страшно о судебном расследовании и допросах, которым подвергнут дочерей. Она очень надеялась, что они поступают правильно, но сильно тревожилась. Слишком оптимистично они обе настроены, да и адвокат чересчур уверен в благополучном исходе. Но ничего не изменилось. Джоанна прожила достаточно долго, чтобы это понимать. И дети в этом мире по‑прежнему умирают. Либо на виселице, либо в больнице.

Джоанна стояла у просторной больничной постели и смотрела на маленькую скорчившуюся фигурку. К рукам и ногам Тайлера присоединили множество проводков и капельниц, а по обе стороны от его подушки застыли Грацелла и Гектор, не спавшие уже несколько суток. Мать все время держала мальчика за руку. Ребенка перевели в эту палату после того, как ему стало хуже. Когда Фрейя и Грацелла отвезли Тайлера в больницу, он вроде бы начал чувствовать себя лучше. Врачи были уверены, что он поправится. Но потом состояние мальчика начало стремительно ухудшаться. Доктора беспомощно разводили руками. Специалисты не могли объяснить, что за странная инфекция его поразила. Во всяком случае, бактериального заражения явно не было. Ни одно противовирусное средство не помогало и не приносило облегчения. Помимо Тайлера, в палате находилось еще двое детей с аналогичными симптомами, а в главном корпусе – несколько взрослых, страдавших тем же недугом. У всех был мучительный кашель с обилием мокроты и тяжелое прерывистое дыхание. Причем неведомая болезнь сначала напоминала легкую аллергию или обычную простуду. Но всем пациентам уже спустя несколько суток становилось значительно хуже. Осложнения затрагивали не только легкие, но и головной мозг. Заболел и владелец бара Сол МакЛафлин. Он лежал в палате для взрослых на том же этаже, что и Тайлер. Фрейя решила навестить босса. А Джоанна случайно столкнулась в больнице с Дэном Джерродзом и узнала, что его жене Аманде настолько плохо, что ее подключили к аппарату искусственного дыхания.

Джоанна, застыв как изваяние, молча смотрела, как поднимается и опадает грудь Тайлера, и слушала затрудненное дыхание мальчика. Вошел лечащий врач.

– Скажите мне правду… насколько все плохо? – тихо попросила она.

Молодой человек потупился и напряженно произнес:

– Увы, я больше ничего не могу для него сделать. Разве что дать ему возможность уйти спокойно, без страданий. Мне очень жаль.

Альваресы повернулись к Джоанне, надеясь, что доктор внушил ей хоть какую‑то надежду. Они продолжали верить в благополучный исход. Но Джоанна покачала головой и заплакала. Грацелла сразу все поняла и зарыдала в голос. Гектор пытался успокоить жену. Затем обоих окружили медсестры и куда‑то повели, сказав, что сделают матери Тайлера укол транквилизатора.

А Джоанна осталась в палате. Она словно приросла к этому месту, тщетно пытаясь осознать слова врача: дать ему возможность уйти спокойно, без страданий. Неужели скоро наступит конец? Неужели они бессильны? И Джоанна, стискивая кулаки, слала проклятия тем богам, которые не могли ее слышать. Все было в точности, как тогда. Она хорошо помнила голос, приговоривший ее сына к вечному заключению в лимбе. Ей не забыть, как ее мальчика окутал густой дым, поднимавшийся с земли, и унес его в никуда. Так был приведен в исполнение вынесенный ему приговор…

Дверь открылась, и в палату вошла Ингрид, неся корзинку с фруктами.

– Это от Табиты и Хадсона. Они, конечно, уже слышали. Как он?

– Без изменений. Хотя нет. На самом деле гораздо хуже.

– Ох, мама… – Ингрид ласково сжала плечо Джоанны, – из глаз той текли слезы.

– Я знаю, родная. – Джоанна ласково потрепала дочь по руке, с трудом сдерживая рвущиеся из груди рыдания.

– И как же… то есть я понимаю… но?..

Джоанна покачала головой. Она проклинала свой дар. Проклинала бесполезную, бесполезную магию! То была самая большая трагедия – она могла вернуть к жизни любого, исцелить тяжелый недуг, вновь подарить человеку здоровье и счастье. Она была в силах спасти всех пациентов, умирающих в соседней палате. Она вытащила Лайонела Хорнинга из Царства Смерти.

Но колдовство Джоанны не действовало на людей, которых она любила. Она вспомнила ту девушку из Салема, Бриджет Бишоп. Она любила ее, как родную дочь, но не смогла спасти. Бриджет умерла в луже собственной крови. А Джоанна стояла рядом, потрясенная до глубины души и абсолютно беспомощная.

Спустя несколько дней сестры Бошан решили устроить – это в августе! – Рождественскую елку для обитателей детского отделения больницы. Особенно они старались развлечь тех, кто лежал в одной палате с Тайлером. Пока адвокат Форсети вел переговоры с полицией, Фрейя успела устроить для маленьких пациентов настоящий праздник. Здесь имелись и огромный торт, истекавший сливочным кремом, и аппетитные эклеры в глазури, и вкуснейшие домашние пирожки, и рассыпчатое печенье, щедро посыпанное шоколадной стружкой. Ингрид, применив особые заклинания, сделала подушку у Тайлера под головой особенно мягкой и пышной, а его простыни оставались сухими, даже если ночью он буквально обливался потом. Джоанна принесла из дома марионеток, которые принялись танцевать, и игрушечных солдатиков, моментально вступивших друг с другом в бой.

А еще через пару дней, ближе к вечеру, Тайлер открыл глаза, увидел Джоанну и радостно улыбнулся.

– Чего бы тебе хотелось, мой дорогой? Ты только скажи, радость моя, любовь моя, – спрашивала Джоанна, ласково поглаживая мальчика по голове.

– Я хочу полетать, – сказал Тайлер, с тоской глядя в окно. – Там, снаружи. Как ты летаешь.

И Джоанна решительно вытащила из сарая метлу. В принципе, она ей даже и не требовалась, но Тайлеру в полете следует за что‑нибудь держаться.

Они вылетели прямо из окна больничной палаты и сразу взмыли над верхушками деревьев, поднимаясь все выше и выше – прямо к звездам. И в вечернем небе еще долго звенел смех мальчика.

Date: 2015-10-18; view: 297; Нарушение авторских прав