Скорбные голоса автоматических органов

(В этом частном письме от июля месяца 1885 года Бенджамин Дизраэли излагает свои впечатления о похоронах лорда Байрона. Текст снят с бумажной ленты, перфорированной на печатной машине “Кольт и Максвелл”. Адресат неизвестен.)

Хрупкая, почти бестелесная леди Анабелла Байрон[147]вошла, опираясь на руку дочери; казалось, она не совсем понимает происходящее. На этих женщин было страшно смотреть, бледные и осунувшиеся, они буквально валились с ног от усталости. Зазвучал траурный марш — весьма изысканный; приглушенные аккорды панмелодиума великолепно гармонировали со скорбными голосами автоматических органов.

Затем появились процессии. Сперва — спикер, предшествуемый герольдами с белыми жезлами, но, соответственно событию, в трауре. Спикер был великолепен. Бесстрастный и величественный, с почти египетскими чертами лица, он ступал медленно и уверенно. Перед ним несли булаву, одет он был в мантию с золотыми кружевами, весьма изысканно. Затем — министры. Секретарь по делам колоний выглядел весьма щеголевато. Вице-король Индии, вполне оправившийся, судя по его лицу, от малярии. Председатель Комиссии по свободной торговле выглядел на их фоне последним злодеем, он буквально корчился под бременем неизбывного греха.

Далее — Палата лордов. Лорд-канцлер, особенно карикатурный в компании непомерно огромного парламентского пристава с его тяжелой серебряной цепью и белыми траурными бантами на плечах. Лорд Бэббидж, бледный и подтянутый, выглядел в высшей степени благородно. Молодой лорд Гексли, легкий, стройный и гибкий, производил самое блестящее впечатление. Лорд Скоукрофт, самый хитрый и изворотливый тип, какого я когда-либо знал, в протертой чуть не до дыр одежде был словно нищий церковный сторож.

Затем торжественно проследовал гроб, “носильщики” едва прикасались к нему руками. На лице самого видного из носильщиков, принца-консорта, странным образом сочетались осознание важности момента, гордость и страх. Говорят, ему довольно долго пришлось ждать в дверях, где он непрерывно сетовал по-немецки на смрад.

Когда внесли гроб, вдовствующая Железная Леди словно постарела сразу на тысячу лет.