Семь проклятий 8 page

Под всеочищающий дождь.

Двенадцатого апреля 1908 года в возрасте восьмидесяти трех лет Эдвард Мэллори скончался в своем доме в Кембридже. Точные обстоятельства его смерти не совсем ясны; нужно думать, в связи со смертью бывшего президента Королевского общества были предприняты меры, обеспечивающие сохранение всех надлежащих приличий. Мемуары доктора Джорджа Сэндиса, друга и личного врача лорда Мэллори, указывают на то, что великий ученый умер от кровоизлияния в мозг. Сэндис отмечает — не совсем понятно, зачем, — что Мэллори скончался, будучи одетым в патентованное эластичное белье, на ногах у него были носки с подтяжками и полностью зашнурованные кожаные туфли.

Будучи человеком дотошным, доктор упоминает также предмет, обнаруженный под длинной седой бородой покойного. Шею великого ученого обвивала тонкая стальная цепочка, пропущенная сквозь старинное дамское кольцо с печаткой в виде герба рода Байронов и девизом “Crede Byron”[116]. Зашифрованные мемуары врача — единственное известное нам свидетельство существования данного предмета; можно думать, что Эдвард Мэллори получил его как дар признательности за оказанную кому-то услугу. Вполне вероятно, что Сэндис изъял это кольцо, хотя весьма подробный каталог имущества Сэндиса, составленный в 1940 году, после его смерти, ни о чем подобном не упоминает.

В завещании Мэллори, тщательно продуманном документе, где не упущена, казалось бы, ни одна малость, также нет ни малейших намеков на существование такого кольца.

Представьте себе Эдварда Мэллори в кабинете его просторного кембриджского особняка. Время уже к ночи.

Великий палеонтолог, чьи экспедиционные дни давно позади, добровольно ушедший с поста президента, посвятил зиму своей жизни вопросам теории и наболее тонким нюансам научной администрации.

Лорд Мэллори давно уже пересмотрел радикальные катастрофистские доктрины своей молодости, оставив дискредитировавшую себя идею о том, что Земле не более трехсот тысяч лет, — радиоактивная датировка доказала противное. Ему достаточно и того, что катастрофизм проявил себя как удобный путь к высшей геологической истине, путь, приведший его к величайшему личному триумфу: открытию в 1865 году дрейфа континентов[117].

Не бронтозаврус, не яйца трицератопсуса[118], найденные в пустыне Гоби, а именно этот взлет дерзновенного прозрения обеспечил ему бессмертную славу.

Мэллори, который спит теперь очень мало, присаживается к изогнутому японскому столу из искусственной слоновой кости. Сквозь раздвинутые шторы видно, как светятся электрические лампочки за разноцветными, с абстрактным орнаментом, окнами его ближайшего соседа. Соседний дом, равно как и дом самого Мэллори, представляет собой до мельчайших деталей продуманное буйство естественных форм, крытое драконьей чешуей из переливающихся всеми цветами радуги керамических плиток. Этот стиль — доминирующий архитектурный стиль современной Англии — зародился на рубеже веков в бурно развивающейся республике Каталония[119].

Мэллори лишь недавно распустил тайное — так, во всяком случае, считалось — заседание “Общества Света”. Высший иерарх этого приходящего в упадок братства, он облачен соответственно сану. Короткая ярко-голубая шерстяная риза оторочена алым. Достающая до пят юбка из искусственного шелка — тоже голубая и тоже с алой оторочкой — украшена концентрическими полосами полудрагоценных камней. Позолоченную, также усеянную яркими камнями корону Мэллори снял, теперь этот не совсем обычный головной убор, снабженный длинным чешуйчатым назатыльником, покоится на настольном печатающем устройстве.

Он надевает очки, набивает и раскуривает трубку. Его секретарь Кливленд, человек в высшей степени аккуратный и пунктуальный, оставил ему два набора документов, сложенных аккуратными стопками в папках с латунными застежками, — стопки лежат по разные стороны стола. Одна папка лежит слева, другая — справа, и нет никакой возможности узнать, какую именно он выберет.

Он выбирает левую папку. Это отпечатанный на машине отчет, присланный престарелым чиновником “Мейрокуся”[120], знаменитого братства японских ученых, которое является важнейшим восточным отделением “Общества Света”. Точный текст этого отчета в Англии отсутствует, однако он сохранился в Нагасаки, наряду с аннотацией, указывающей, что одиннадцатого апреля отчет был отправлен иерарху телеграфом по общедоступным каналам. Суть отчета сводится к тому, что “Мейрокуся”, страдая от резкого сокращения численного состава и участившихся случаев неявки, проголосовало за то, чтобы отложить дальнейшие собрания на неопределенный срок. К тексту приложен расписанный по пунктам счет за прохладительные напитки, закуски и аренду маленького отдельного кабинета в токийском ресторане “Сейекен”[121].

Лорд Мэллори, хотя эта новость и не является для него неожиданностью, преисполнен чувства горечи и утраты. Возраст не сделал великого ученого мягче, а лишь обострил его всегдашнюю вспыльчивость, начальное возмущение переходит в бессильную ярость.

Одна из его артерий лопается.

Данная цепь событий не имеет места.

Он выбирает правую папку. Эта папка несколько толще левой и тем привлекает его внимание. В ней содержится подробный отчет палеонтологической экспедиции Королевского общества на тихоокеанское побережье Западной Канады. Радуясь пробуждению ностальгии по собственным экспедиционным дням, он внимательно изучает отчет.

Труд современных ученых разительно отличается от того, что знакомо Мэллори по собственному его прошлому. Британские ученые прилетели на материк из процветающей столицы Виктория, а затем покинули роскошную базу, расположенную в прибрежном поселке Ванкувер [122], и отправились на автомобилях в горы. Их руководитель — если стоит величать его таким титулом — юный выпускник Кембриджа по фамилии Моррис, запомнившийся Мэллори как курчавый странноватый парень, имевший пристрастие к бархатным пелеринам и загогулистым модернистским шляпам.

Изучались кембрийские отложения, темный сланец почти литографического качества. Судя по всему, они буквально кишат разнообразными органическими остатками, расплющенными до бумажной толщины представителями древней беспозвоночной фауны. Мэллори, специалист по позвоночным, начинает терять интерес; он считает, что повидал за свою жизнь больше трилобитов, чем следовало бы, и, вообще, ему всегда было трудно пробудить в себе энтузиазм по поводу чего-либо, меньшего двух дюймов в длину. Что еще хуже, совершенно ненаучный стиль отчета грешит разнузданным, радикальным энтузиазмом.

Он переходит к снимкам.

На первом — существо с пятью глазами. Вместо рта у него — длинное, обильно уснащенное когтями рыло.

Далее — безногая, студенистая, похожая на ската тварь с внушительными для своих размеров клыками; клыки эти окаймляют круглый, смыкающийся, как диафрагма, рот.

Тварь с четырнадцатью острыми шипами — это у нее такие конечности. Тварь без головы, глаз и желудка, обладающая, однако, семью крохотными ртами, каждый — на конце гибкого щупальца.

Они не имеют ничего общего ни с одним из известных существ из какого бы то ни было известного периода[123].

Мэллори поражен, к его голове приливает кровь. Водоворот возможных истолкований и выводов выстраивается в систему, восходит к странному, божественному сиянию, к восторженному прорыву в высшее понимание — все ярче, все яснее, все ближе…

Его голова ударяется о стол, тело заваливается вперед. Он падает с кресла и лежит на спине, не чувствуя своего тела. Он парит, объятый светом чуда, светом знания — знания, вечно двигающегося к дальним пределам реальности, знания, которое умирает, чтобы родиться.

Date: 2015-10-18; view: 293; Нарушение авторских прав