Семь проклятий 3 page. Резкий голос тощего забулдыги дрожал и срывался; его глаза сверкали звериной ненавистью

Резкий голос тощего забулдыги дрожал и срывался; его глаза сверкали звериной ненавистью.

— Отстаньте от меня! — крикнул Мэллори.

— Он возносит хулу на Христа Спасителя! — взвизгнул кокни; его скрюченные пальцы месили воздух. — Святая кровь Христова, омывшая нас от греха…

Мэллори ударил по костлявой, тянущейся к его горлу руке.

— Да мочи его на хрен, — доброжелательно посоветовал еще один незнакомый голос.

Мочить, судя по всему, нужно было не тощего ублюдка, а Мэллори. Эти слова зарядили и без того мрачную атмосферу, как лейденскую банку. Внезапно Мэллори и его противник оказались в центре толпы, из случайных частичек превратились в фокус возможной — и очень серьезной — беды. Высокий кокни, которого, возможно, кто-то подтолкнул, налетел на Мэллори, получил удар в живот и согнулся пополам. Над толпой взвился чей-то высокий, леденящий сердце голос. Слов Мэллори не разобрал — да и были ли там какие-нибудь слова? Неумело брошенный ком грязи пролетел мимо его головы и шмякнулся о плакат; это словно послужило сигналом, внезапно вспыхнула беспорядочная драка, яростные крики перемежались глухими звуками ударов, люди падали, снова поднимались.

Мэллори пытался и никак не мог вырваться из этой свалки; пританцовывая на оттоптанных ногах и, ругаясь сквозь до боли сжатые зубы, он выхватил из-за пояса револьвер, направил его вверх и нажал на спуск.

Ничего. Чей-то локоть болезненно въехал ему под ребра.

Он взвел большим пальцем курок и снова нажал. Грохот выстрела отдался в голове, болезненно ударил по барабанным перепонкам, эхом раскатился по улице.

В мгновение ока толпа вокруг Мэллори растаяла; люди орали, падали,уползали на четвереньках в нерассуждающем стремлении спасти свою шкуру. Несколько человек осталось лежать на мостовой, по ним успели потоптаться те, что пошустрее. Какую-то секунду Мэллори стоял неподвижно, скрытая батистовой маской челюсть отвисла от изумления, ствол револьвера все так же глядел в небо.

Бежать, бежать от этого безумия — настойчиво подсказывал здравый смысл, бежать сию же секунду. И Мэллори побежал; пытаясь запихнуть револьвер за ремень, он обнаружил к вящему своему ужасу, что курок почему-то взведен, малейшее прикосновение к спусковому крючку — и снова громыхнет оглушительный выстрел. Времени разбираться не было; Мэллори убрал палец со спуска и побежал дальше, стараясь не очень размахивать правой, сжимающей оружие рукой.

Он выбился из сил, остановился и зашелся мучительным кашлем. Сзади из-за грязной пелены тумана доносились крики животной злобы, ненависти, ликования, изредка перемежаемые выстрелами.

— Господи Иисусе, — пробормотал Мэллори и начал внимательно изучать оружие.

Эта чертова штука взвела себя автоматически, выбросив часть пороховых газов в прикрепленный к стволу цилиндр. Давление газов отвело барабан назад, косые бороздки и выступающие из рамы зубцы заставили его повернуться, на место стреляного патрона встал новый, то же самое движение взвело курок. Мэллори придержал курок большими пальцами, осторожно его спустил и облегченно сунул револьвер за ремень.

Полоса афиш дотянулась и досюда. Мэллори шел по пустынной, зловеще притихшей улице и читал объявления, жирно напечатанные на влажных, вкривь и вкось наклеенных на стену листках. Откуда-то издалека доносились звон бьющегося стекла и взрывы мальчишеского хохота.

“ПОТАЙНЫЕ КЛЮЧИ ИЗГОТАВЛИВАЕМ ДЕШЕВО” — гласил небрежно приклеенный плакат. “КРАСИВЫЕ ДОЖДЕВИКИ ДЛЯ ИНДИИ И КОЛОНИЙ”. “ОБУЧАЕМ СПЕЦИАЛЬНОСТЯМ ПРОВИЗОРА И ФАРМАЦЕВТА”.

Впереди послышалось медленное цоканье подков, скрип оси. Затем из тумана возник фургон расклейщика — высокая черная повозка, сплошь оклеенная огромными кричащими плакатами. Малый в маске и широком сером плаще лепил на стену очередное объявление. Стена располагалась футах в пяти от тротуара, за высокой кованой оградой, но это ничуть не мешало расклейщику, вооруженному хитрым валиковым устройством, прикрепленным к концу длинной палки.

Мэллори подошел поближе. Расклейщик не поднял глаз, в его работе наступал самый ответственный момент. Объявление, плотно намотанное на черный резиновый валик, прижималось и раскатывалось снизу вверх по стене. Одновременно с этим расклейщик ловко нажимал на рукоятку маленького насосика, прикрепленного к палке; два кривых патрубка, установленные на концах валика, выплескивали жидкую кашицу клея. Затем — проход вниз, уже без клея, чтобы пригладить лист, и все готово.

Фургон тронулся с места. Мэллори подошел поближе и узнал, что мыло “Колгейт” придает коже лица неповторимую свежесть.

Прочитав объявление, он снова догнал остановившийся неподалеку фургон, однако расклейщик, которому явно не нравилось быть объектом внимания, что-то пробормотал кучеру; и тот отъехал подальше.

Теперь Мэллори следил за его действиями издалека. Следующую остановку фургон сделал на углу Флит-стрит у щитов, где испокон века вывешивались городские газеты. Расклейщика это обстоятельство ничуть не смутило, он нагло налепил поверх “Морнинг Клэрион” одно объявление, затем другое и третье.

На этот раз — театральные афиши. ДОКТОР БЕНЕ ИЗ ПАРИЖА намеревался прочесть лекцию на тему “Терапевтическая ценность ВОДНОГО СНА”.

ШАТОКУАССКОЕ БРАТСТВО СУСКВЕГАННСКОГО ФАЛАНСТЕРА организует симпозиум по теме “Социальная философия покойного доктора КОЛЬРИДЖА”[107]. ДОКТОР ЭДВАРД МЭЛЛОРИ прочтет научную лекцию с кинотропией…

“Это надо же!” — горько усмехнулся Мэллори. ЭДВАРД МЭЛЛОРИ —так вот прямо, восьмидесятипунктной машинной готикой. Неплохо, кстати, смотрится. Жаль только, что лекции этой не будет. Судя по всему, Гексли или кто-то из его персонала успел уже заказать афиши, а распоряжение об отмене запоздало.

Жаль, очень жаль, думал Мэллори, с какой-то собственнической нежностью глядя вслед удаляющемуся фургону. ЭДВАРД МЭЛЛОРИ. Хорошо бы раздобыть такую афишу на память о несостоявшейся лекции. Отклеить? Ну и куда же с ней потом, мокрой и липкой?

Он стал читать текст, чтобы сохранить его хотя бы в памяти. При ближайшем рассмотрении печать оказалась вовсе не такой уж хорошей, черные буквы имели неприятный, цвета запекшейся крови ободок. Скорее всего, печатники выполняли предыдущий заказ в красных тонах и не вымыли толком иглы.

“ТОЛЬКО ДВА РАЗА! Музей практической геологии на Джермин-стрит имеет честь представить лондонской публике лекцию ДОКТОРА ЭДВАРДА МЭЛЛОРИ, Ч.К.О., Ч.К.Г.О., каковой изложит поразительную историю открытия им в диком Вайоминге знаменитого СУХОПУТНОГО ЛЕВИАФАНА, свои теории относительно среды обитания этого чудовища, его привычек и диеты, а также историю своих встреч с дикими ИНДЕЙЦАМИ племени шайенов. Кроме того, он подробнейшим образом опишет ГНУСНОЕ, ЛЕДЕНЯЩЕЕ КРОВЬ УБИЙСТВО своего ближайшего соперника покойного ПРОФЕССОРА РАДВИКА и поделится секретами АЗАРТНЫХ ИГР, в том числе и особо правилами поведения в ПРИТОНАХ ДЛЯ КРЫСИНЫХ БОЕВ, за чем последует изысканный ТАНЕЦ СЕМИ ПОКРЫВАЛ в исполнении нескольких мисс Мэллори, которые

дадут откровенный отчет о своем приобщении к ИСКУССТВУ ЛЮБВИ. Женщины и дети не допускаются. Цена билета 2 ш. б п. Шоу пройдет в сопровождении наисовершеннейшей кинотропии мистера КИТСА”.

Мэллори скрипнул зубами и бросился бежать; легко обогнав неспешно катившийся фургон, он схватил мула под уздцы. Животное споткнулось, фыркнуло и остановилось. Его грязная голова была закутана в парусиновую маску, сооруженную из торбы.

Кучер невнятно завопил, спрыгнул с козел и взмахнул короткой увесистой дубинкой.

— Эй ты, мотай, покуда цел! — крикнул он, переходя на нормальный человеческий язык. — Ты меня слышал? Бери ноги в руки и…

Оценив габариты Мэллори, смельчак приутих, однако продолжал угрожающе похлопывать дубинкой по мозолистой ладони.

Из-за фургона выбежал расклейщик; он держал свое хитрое устройство наперевес, как вилы.

— Отойдите-ка, мистер, — мирно предложил кучер. — Мы вам ничего не сделали.

— Не сделали? — возмущенно заорал Мэллори. — Где вы, сволочи, взяли эти афиши? Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Сегодня Лондон распахнут настежь! — Расклейщик вызывающе взмахнул перед носом у Мэллори валиком своего устройства. — Хочешь подраться из-за того, где мы лепим нашу бумагу, так давай!

Один из огромных рекламных щитов, составлявших стенку фургона, со скрипом откинулся в сторону. Из темного проема на мостовую спрыгнул невысокий, кряжистый, сильно облысевший господин в красной охотничьей куртке, клетчатых брюках, заправленных в лакированные сапоги, и без головного убора.

Маски на круглом румяном лице тоже не было.

— Что тут происходит? — Чтобы задать этот вопрос, лысоватому господину потребовалось вытащить изо рта большую, яростно дымящую трубку.

— Хулиган, сэр! — объявил кучер. — Какой-то наемный громила, Индюк подослал!

— Он что, один? — вскинул брови крепыш. — Странно это как-то. — Он оглядел Мэллори с головы до ног. — Ты знаешь, кто я, сынок?

— Нет, — качнул головой Мэллори. — Ну и кто же ты такой?

— Я — тот, кого называют королем расклейщиков, вот так-то, мой мальчик! Ты, видно, совсем новичок в нашем деле!

— Я не знаю вашего дела и знать не хочу! Я — доктор Эдвард Мэллори!

Крепыш скрестил руки немного покачался на каблуках:

— Нун?

— Вы только что наклеили афишу, которая злостно на меня клевещет!

— Ясненько, — протянул король. — Теперь понятно, какая муха тебя укусила. — Он облегченно усмехнулся. — Ну так вот, доктор Эдвард Мэллори, я тут совершенно ни при чем. Я их только клею, а не печатаю. Так что ко мне не может быть никаких претензий.

— Как бы там ни было, вы не будете больше расклеивать эти проклятые пасквили! — твердо сказал Мэллори. — Я хочу забрать все, что у вас осталось, и хочу знать, где вы их получили!

Царственным мановением руки король успокоил свою немногочисленную гвардию.

— Я очень занятой человек, доктор Мэллори, и не могу тратить время на выслушивание бессмысленных угроз. Если вы не против, зайдемте в мой фургон и поговорим как джентльмен с джентльменом.

Он вопросительно прищурил маленькие, васильково-голубые глаза.

— Хорошо, — неуверенно пробормотал Мэллори, спокойный ответ короля словно выпустил весь пар из его возмущения. Теперь он чувствовал себя довольно глупо и не в своей тарелке.

— Хорошо, — повторил он. — С удовольствием.

— Вот и прекрасно. Том, Джемми, за работу. — Король ловко вскарабкался в фургон.

Поколебавшись секунду, Мэллори последовал за ним. Никаких сидений внутри фургона не было, зато весь пол устилала ворсистая темно-каштановая ткань, подбитая снизу чем-то мягким и простеганная на манер турецкого дивана. По стенам тянулись глубокие лакированные стеллажи, забитые туго скатанными рулонами афиш. Сквозь распахнутый потолочный люк внутрь фургона струился тусклый, мрачный свет. От кошмарной вони клея и дешевого черного самосада перехватывало дыхание.

Король раскинулся на полу, подсунув под спину пухлую подушку. Пистолетный щелчок кнута, недовольное ржание, заскрипели колеса, и фургон сдвинулся с места.

— Джин с водой? — предложил король, открывая шкафчик.

— Просто воды, если можно, — попросил Мэллори.

— Воды так воды. — Король достал большую глиняную бутыль и наполнил жестяную кружку. Мэллори стянул грязную маску под подбородок и жадно вылакал воду.

За первой кружкой последовала вторая и третья.

— Может, немножко лимонного соку? Только вы уж, — подмигнул король, — постарайтесь не напиться до непотребного состояния.

Мэллори откашлялся, прочищая горло.

— Премного благодарен. — Без маски он чувствовал себя странно голым, а неожиданная любезность короля расклейщиков — в сочетании с химической вонью клея, едва ли не худшей, чем вонь Темзы, — окончательно его ошарашила. — Я очень сожалею о своей… э-э… излишней резкости.

— Да это всё мои ребята, — великодушно обронил король. — В афишерасклеечном бизнесе всегда приходится держать кулаки наготове. Вот прямо вчера моим ребятам пришлось довольно круто разбираться со старым Индюком и его шайкой. По вопросу расклеечных площадей на Трафальгар-сквер, — презрительно фыркнул король.

— Вчера у меня тоже были определенные трудности, — хрипло отозвался Мэллори. — Но по сути я — человек разумный, и уж во всяком случае, сэр, я не люблю скандалов.

— Никогда не слышал, чтобы Индюк нанимал в громилы образованного человека, — умудренно кивнул король. — По вашему платью и манерам можно понять, что вы ученый.

— У вас острый глаз.

— Хотелось бы так думать, — ухмыльнулся король. — Ну а теперь, когда все встало на свои места, может быть, вы просветите меня относительно причин вашего недовольства?

— Все дело в этих ваших афишах, — с жаром начал Мэллори. — Они поддельные. И клеветнические. И, разумеется, незаконные.

— Я уже успел вам заметить, что мы тут абсолютно ни при чем, — развел руками король. — Позвольте мне разъяснить вам смысл нашей работы. На расклейке сотни листов двойного формата я зарабатываю один фунт один шиллинг. Иными словами, два и шесть десятых пенни за лист, для ровного счета — три. И если вы желаете купить какие-нибудь из моих объявлений по этой цене — что ж, можно и поговорить.

— Где они? — спросил Мэллори.

— Я с готовностью разрешаю вам поискать вышеупомянутый товар на стеллажах.

Когда фургон остановился для очередной расклейки, Мэллори начал перебирать афиши; они были свернуты в толстые перфорированные рулоны, плотные и увесистые, как дубинки.

Король передал кучеру через люк очередной рулон, мирно выбил пенковую трубку, наполнил ее табаком, взятым из грубого бумажного кулька и раскурил от немецкой трутницы. Затем он блаженно выпустил облако вонючего дыма.

— Вот они. — Вытянув из рулона верхнюю афишу, Мэллори расправил ее на полу. — Посмотрите на эту гнусность. На первый взгляд все выглядит прекрасно, но дальше сплошная мерзость.

— Стандартный рулон из сорока листов, шесть шиллингов ровно.

— Прочтите здесь, — сказал Мэллори, — где они практически обвиняют меня в убийстве!

Король читал заголовок, шевеля губами и мучительно морща лоб.

— Мэ Лори, — сказал он наконец. — Лори — это что, обезьянки такие? Или попугаи, я всегда путаю. Так вы что, выступаете с ними перед публикой?

— Мэллори — это моя фамилия!

— Театральная афиша, без иллюстраций, половинная — значит, в те самые два стандартных формата… — Король снова наморщил лоб. — Помню, помню, они еще малость смазанные. Ну знал же я, с первого момента почувствовал, что-то с этим заказом не так. — Он вздохнул, выпустив новое вонючее облако. — Ас другой стороны, этот ублюдок, он же вперед заплатил.

— Кто? Кому?

— В Лаймхаусе, в Вест-Индских доках, — снова вздохнул король. — Чего-то там варится в тех местах, доложу я вам, доктор Мэллори. Со вчерашнего дня всякие прохиндеи лепят там новехонькие плакаты по всем стенам и заборам, какие под руку попадутся. Мои ребята совсем уж было думали разобраться с ними насчет такого наглого вторжения, пока капитан Свинг — это он так себя называет — не решил прибегнуть к нашим услугам.

У Мэллори вспотели подмышки.

— Капитан Свинг?

— Он такой же капитан, как я — папа римский, — фыркнул король. — Ипподромный жучок, если судить по платью. Невысокий, рыжий, косоглазый, и еще у него шишка на лбу, вот тут. Псих, каких еще поискать. Хотя довольно вежливый, сразу согласился не лезть в наше расклейное дело, мы объяснили ему обычаи, и он сразу согласился. И денег у него, похоже, куры не клюют.

— Я его знаю! — дрожащим голосом воскликнул Мэллори. — Это — луддитский заговорщик. Возможно, он сейчас самый опасный человек во всей Англии!

— Вот уж никогда бы не подумал, — хмыкнул король.

— Он — страшная угроза общественному спокойствию!

— А по виду не скажешь, — возразил король. — Смешной очкастый коротышка, да еще сам с собой разговаривает.

— Этот человек — враг государства, заговорщик самого пагубного толка!

— Я-то сам мало слежу за политикой, — сказал король, спокойно откидываясь на подушки. — Закон о расклейке плакатов — вот вам и вся ихняя политика, дурь собачья! Это чертов закон жестко ограничивает, где можно вешать плакаты, а где нет. И ведь я же, доктор Мэллори, я же лично знаю члена парламента, который протащил этот закон, я же работал на его избирательную кампанию. Этого типа нимало не трогало, куда лепят его плакаты. Куда бы ни лепили — все путем, лишь бы на плакатах был он, а не кто другой.

— Господи! — прервал его Мэллори. — Подумать только, что этот негодяй на свободе, в Лондоне, да еще с деньгами из Бог знает какого источника, и он подстрекает к восстанию и мятежам, да еще в момент всеобщей беды, да еще имеет в своем распоряжении машинный печатный станок! Это кошмар! Ужас!

— Да вы же сами себя заводите, доктор Мэллори. — Король укоризненно покачал головой. — Мой дорогой папаша, упокой, Господи, его душу, всегда мне говорил: “Когда все вокруг теряют голову, ты просто вспомни, что в фунте как было двадцать шиллингов, так и осталось”.

— Возможно, что и так, — сказал Мэллори, — но только…

— Мой дорогой папаша клеил афиши в смутные времена! Еще в тридцатых, когда кавалерия топтала рабочих, а потом крючконосого Веллингтона разнесли в клочья. Суровые были времена, сэр, куда суровее нынешних, когда всех-то и неприятностей, что какой-то там смрад! И это вы называете бедой? Лично для меня это удачный шанс, и я стараюсь им воспользоваться.

— Боюсь, вы не совсем сознаете глубину этого кризиса, — возразил Мэллори.

— Смутные времена — вот когда начали печатать первые плакаты в четыре двухформатных листа! Правительство тори подрядило моего папашу — он был тогда церковным сторожем и расклейщиком в приходе Святого Андрея в Холборне — замазывать плакаты радикалов. Ему приходилось нанимать для этого женщин — вот сколько было работы. Они замазывали плакаты радикалов днем, а ночью расклеивали новые! Во времена революций открывается уйма возможностей! Мэллори вздохнул.

— Мой папаша изобрел механизм, получивший название “Патентованное раздвижное прижимающее устройство”, к которому я потом добавил ряд усовершенствований. Эта штука служит для наклейки плакатов под мостами, мы же и с воды работаем, а не только на суше. Мы, наша семья, все сильно предприимчивые, нос никогда не вешаем.

— Много вы там напредпринимаете, если от Лондона останется одно пепелище, — бросил Мэллори. — Вы же фактически помогаете этому мерзавцу в его анархистских заговорах!

— У вас все шиворот-навыворот, доктор Мэллори, — коротко хохотнул король. — Когда я видел этого парня в последний раз, это он отдавал мне свои деньги, а не наоборот. Если уж на то пошло, он поручил моим заботам чуть не весь тираж своих плакатов — вон они там, в верхнем ряду. — Король встал, вытащил несколько рулонов и бросил их на пол. — Видите ли, сэр, в действительности вздор, напечатанный на этих листках, не имеет ровно никакого значения. Сокровенная истина заключается в том, что афиши по самой природе своей бесконечны, столь же регулярны и постоянны, как приливы и отливы в Темзе или лондонский дым. Истинные сыны Лондона зовут его “Дым”, он же вечный город, подобно Иерусалиму или Риму, или, как сказали бы некоторые, Пандемониуму Сатаны! Вы же видите, что король расклейщиков нимало не беспокоится за дымный Лондон, верно? Ничего с этим городом не сделается!

— Но люди же бежали!

— Преходящая глупость; как бежали, так и вернутся, — с неколебимой уверенностью отозвался король. — Куда они денутся? Здесь — центр мироздания, вот так-то, сэр.

Мэллори молчал.

— Так вот, сэр, — провозгласил король, — послушайтесь моего совета, потратьте шесть шиллингов на этот рулон, в который вы так вцепились. А если вы готовы расстаться с фунтом, я добавлю к нему и все остальные кошмарно напечатанные плакатики нашего общего друга капитана Свинга. Каких-то двадцать шиллингов, и вы сможете покинуть эти улицы, отдохнуть себе спокойно дома.

— Часть этих плакатов уже расклеена, — заметил Мэллори.

— Я скажу ребятам, чтобы их замазали или заклеили, — улыбнулся король. — Если вы готовы заплатить им за труды.

— И это действительно будет конец? — Мэллори потянулся за бумажником. — Сомневаюсь я что-то.

— Сомневаетесь? — саркастически переспросил король. — А вот этот пистолетик у вас за поясом, он что — лучше вам поможет? Подобный предмет не делает чести джентльмену и ученому.

Мэллори промолчал.

— Послушайтесь моего совета, доктор Мэллори, уберите его подальше, пока не нарвались на неприятности. Я почти уверен, что вы могли бы поранить одного из моих ребят, не заметь я через глазок это оружие и не выйди, чтобы все уладить. Идите-ка лучше домой, сэр, и поостыньте.

— А вы сами почему не дома, если даете мне такой совет? — поинтересовался Мэллори.

— Почему? Так это ж и есть мой дом, сэр. — Король сунул деньги Мэллори в карман охотничьей куртки. — В хорошую погоду мы с моей старушкой пьем тут чай и вспоминаем о былом… о стенах, о набережных, о щитах…

— У меня нет в Лондоне дома, да и вообще я спешу в Кенсингтон по делам, — сказал Мэллори.

— Неблизкий путь, доктор Мэллори.

— И то правда, — согласился Мэллори. — Но я тут вдруг подумал, что у нас в Кенсингтоне немало зданий — музеев, дворцов науки, которых никогда не касалась реклама.

— Вот как? — задумчиво произнес король. — Ну-ка расскажите.

Мэллори распрощался с королем за добрую милю до Дворца палеонтологии, не в силах более выносить запах клея, к тому же непрерывная тряска и раскачивание фургона вызывали у него морскую болезнь. Он потащился пешком с тяжелыми рулонами пасквильных и анархистских плакатов,то и дело норовившими выскользнуть из потных рук. Где-то позади Джемми и Том принялись рьяно мазать клеем девственный кирпич Дворца политической экономии.

Мэллори прислонил рулоны к фонарному столбу и снова обмотал лицо маской. Голова у него сильно кружилась. Возможно, подумал он, в этом клее содержалось немного мышьяка или в чернилах использовалась какая-то тошнотворная гадость, сейчас ведь чего только из каменного угля не делают; так или не так, но он чувствовал себя отравленным и ужасно слабым. Когда он снова взялся за плакаты, бумага смялась в потных руках, как облезающая кожа утопленника.

Задуманная “капитаном Свингом” дьявольщина напоминала стоглавую гидру, теперь одна из ее голов лишилась жала. Но этот скромный триумф представлялся унизительно мелким в сравнении с неистощимыми запасами злобной изобретательности противника. Мэллори блуждал в потемках — в то время как его рвали невидимые клыки…

И все же он добыл бесценную информацию: Свинг скрывается в Вест-Индских доках! Возможность схватиться с этим мерзавцем была так близка и при этом так далека — одно уже это могло свести с ума кого угодно.

Мэллори едва не упал, поскользнувшись на лошадиной лепешке, и перекинул тяжелые, готовые рассыпаться рулоны на правое плечо. Что смысла в пустых мечтах — разве сможет он, усталый и разбитый, противостоять Свингу в одиночку, безо всякой поддержки? Если даже забыть о том, что этого мерзавца защищают многие мили лондонского хаоса. Мэллори почти уже достиг Дворца, но на это ушли все его силы.

Он заставил себя сосредоточиться на делах первой необходимости. Во-первых, затащить эти проклятые плакаты в сейф. Возможно, они окажутся когда-нибудь полезны в качестве улики, а пока пусть полежат на месте свадебных часов Маделайн. Он заберет часы, найдет способ бежать из этого проклятого города и воссоединится с семьей, давно бы пора. В зеленом Сассексе, на лоне матери-природы, он обретет и покой, и ясность мысли, и безопасность. И шестеренки его жизни снова сцепятся, как надо…

Рулоны выскользнули из ослабевших пальцев и посыпались на асфальт, один из них болезненно ударил его по ноге. Мэллори выругался сквозь зубы, собрал проклятые кругляки, взвалил их на другое плечо и побрел дальше.

Дорогу ему перегородила совершенно неожиданная процессия. Призрачные, размазанные расстоянием и прогорклым туманом, по Найтсбриджу ехали боевые пароходы — приземистые гусеничные чудовища Крымской войны. Туман приглушал тяжелое пыхтение моторов и слабое, мерное бряцание железных траков. Мэллори стоял, сжимая свою ношу, и смотрел на вереницу машин. Каждая из них тащила на прицепе зарядный ящик.

Укрытые брезентом пушки плотно облеплены солдатами, тускло поблескивает стальная щетина штыков. Десятка полтора боевых машин, а то и все два. Мэллори недоуменно протер слезящиеся от дыма глаза.

На Бромптон-Конкорс он увидел троицу в масках и шляпах, стремглав выбежавшую из разбитого дверного проема; к счастью, его самого никто не трогал.

У ворот Дворца палеонтологии появилось заграждение, но эти баррикады никто не защищал. Было совсем не трудно проскользнуть мимо них, а затем, по скользким от тумана ступеням, к главному входу. Огромные двустворчатые двери Дворца были защищены мокрой парусиной, свешивавшейся с кирпичной арки до самого низа; от ткани резко пахло хлорной известью. За этой вонючей портьерой двери Дворца были слегка приоткрыты; Мэллори протиснулся внутрь.

В вестибюле и гостиной слуги укрывали мебель белыми муслиновыми чехлами. Другие, целая толпа, старательно подметали и мыли полы, обмахивали карнизы длинными метелками из перьев. Лондонские женщины и значительное число разнокалиберных детей, все — в стандартных фартуках дворцовых уборщиц, работали не покладая рук; виду них был возбужденный и озабоченный.

В конце концов Мэллори догадался, что это жены, дети и прочие родственники дворцовых служителей, пришедшие в поисках убежища и защиты сюда, к наиболее представительному, в их глазах, зданию. И кто-то, скорее всего — Келли, комендант здания, с помощью тех ученых, кто еще остался во Дворце, приставил беженцев к делу.

Мэллори направился к столу дежурного, сгибаясь под тяжестью своей бумажной ноши. А ведь это, подумал он вдруг, наш рабочий класс. При всей скромности своего общественного положения каждый из них — британец до мозга костей. И эти люди не поддались страху, они инстинктивно встали на защиту своих научных учреждений, на защиту закона и собственности. Такой нацией можно гордиться! Мэллори воспрянул духом, осознав, что грозное безумие хаоса достигло предела,уперлось в непреодолимую преграду. В стихающем водовороте возникло ядро спонтанного порядка! Теперь все изменится и организуется — подобно тому, как муть, оседающая на дно лабораторной колбы, принимает правильную кристаллическую структуру.

Мэллори забросил ненавистную ношу за пустующую конторку дежурного. На дальнем ее конце судорожно отстукивал телеграф, змеилась на пол свежепробитая лента. Взглянув на это маленькое, но знаменательное чудо, Мэллори вздохнул, как ныряльщик, чья голова вышла наконец из-под воды.

Воздух Дворца насквозь пропитался дезинфицирующими средствами, но все-таки здесь можно было вздохнуть полной грудью; Мэллори снял грязную маску и запихнул ее в карман. Где-то в этом благословенном приюте можно найти еду. Тазик, мыло и серную присыпку от блох — проклятые твари совсем распоясались. Яйца. Ветчина. Вино для поднятия сил… Почтовые марки, прачки, чистильщики обуви — вся волшебная взаимосвязанная сеть цивилизации.

К Мэллори приближался незнакомец, британский офицер, субалтерн артиллерийских войск в элегантном мундире. Синий двубортный китель сверкал нашивками, медными пуговицами и золотом эполетов, на безукоризненно отглаженных брюках краснели узкие лампасы. Фуражку офицера украшал золотой галун, с белого лакированного ремня свисала кобура;великолепная осанка, гордо вскинутая голова, четкая армейская походка, вид решительный и целеустремленный. Мэллори торопливо выпрямился, болезненно ощущая, как ужасно выглядит его измятая, насквозь пропотевшая одежда рядом с этим образчиком армейского совершенства. В лице офицера было что-то знакомое.

— Брайан! — крикнул Мэллори. — Брайан, детка! Офицер вздрогнул и припустил бегом, как самый обыкновенный деревенский мальчишка.

— Нед! Да это же и вправду ты! — воскликнул брат Мэллори; над короткой, по крымской моде, бородкой расцвела радостная улыбка. Мэллори протянул брату руку и болезненно сморщился, его пальцы словно попали в медвежий капкан.

Военная дисциплина и научная диета прибавили Брайану и дюймов, и фунтов. Шестой ребенок в семье, он зачастую казался робким тихоней, но теперь этот младший братик возвышался на добрых шесть футов четыре дюйма, а взгляд окруженных морщинками голубых глаз говорил о том, что он успел повидать мир.

— А мы все ждем тебя и ждем, — сказал Брайан.

В его мужественном уверенном голосе нет-нет да прорывались прежние интонации, отзвук тех далеких лет, когда шумная, вечно чего-то требующая орава мелюзги не давала своему старшему брату Неду ни сна, ни отдыха. Как ни странно, сейчас это напоминание о не слишком веселом прошлом вдохнуло в Мэллори новые силы. Смятение рассеялось, как дым, и он почувствовал себя сильнее, решительнее; появление юного Брайана вернуло ему самого себя.

— Ну как же здорово, что ты здесь! — счастливо улыбнулся Мэллори.

— Здорово, что ты вернулся, — поправил его Брайан. — Мы слышали о пожаре в твоей комнате — а потом ты ушел и пропал, как в воду канул! Мы с Томом прямо не знали,что и думать!

— Так что, Том тоже тут?

— Мы оба приехали в Лондон в машине Тома, — объяснил Брайан и тут же сник. — У нас ужасные новости, Нед, и обиняками ничего не выйдет, придется сказать тебе напрямую.

— В чем дело? — спросил Мэллори, готовясь к самому худшему. — Это… это отец?

— Нет, Нед. С отцом все в порядке, то есть как обычно, не хуже, не лучше. Дело в бедняжке Маделайн!

Date: 2015-10-18; view: 290; Нарушение авторских прав