Народная теософия

Мы, русские, не очень религиозны, мы, конечно, можем крестиком и иконкой обзавестись, но ничего путного из этого у нас не получается. Сделаемся мелкими агностиками и только в самые печальные моменты нашей жизни будем истово и вынужденно размышлять о Боге. У нас с понятием греха не все ладно выходит. Как мы мужественно сдерживаем себя, как боремся с собою! Как стремимся не нарушать заповедные запреты!

Не упоминай всуе имя Божье... С этим не выходит. Еще как упоминаем!

Не кради... У кого есть возможность, тот и склонен к «безгрешным доходам». Вот дела, русский человек даже словосочетание казуистическое придумал – любо‑дорого произнести, а уж если загородный домик справить...

Не лжесвидетельствуй... Как же, выйдет тут без этого дела. Все мы под начальниками ходим. А потом уже под Богом.

Не убивай... О, нет, только не это!

Не возжелать жены ближнего своего. Вот где мы устоять не можем. Есть в русском человеке неукротимая тяга к прекрасному. К прекрасному полу. Ну разве можно, рассуждает русский человек, эту тягу считать грехом? Тягу к женщинам мы считаем вполне естественной. И почти ничего не делаем для того, чтобы себя укротить. Вспомните правило отечественного любовного общежития: «Мы лягушек не едим, мы на них женимся». А вот чужих красавиц мы любим.

А теперь, услышь, русский человек, о тех, кому лягушки безразличны. Или почти безразличны.

Маркиз де Кюстин со слов русского знакомого объяснял распространение в России сект: «Русский народ религии не учат. Следствием этого является множество сект, о существовании которых правительство знать не разрешает».

Самыми известными сектами были хлысты, скопцы и духоборы. Хлысты, к примеру, в России есть до сих пор. Существует версия о том, что хлыстом некоторое время был Григорий Распутин. Свое название секта получила, по‑видимому, от обряда самобичевания жгутами, прутьями (вербой) и чем придется (хлыст – кнут). Если на вербе появляется кровь, после смерти кладут вербу в гроб как свидетельство истовости служения. С другой стороны, название может быть искажением слова «христ», поскольку «корабли» (общины) хлыстов возглавляли самозваные «христы». По мнению известного русского писателя, исследователя раскола и сектантства, бывшего чиновником по особым поручениям П. И. Мельникова (Андрея Печерского), слово «хлысты» изобретено духовными лицами, считавшими неприличным в названии секты употреблять имя Иисуса Христа. Каждая община имела двух лидеров: мужчину и женщину, – называемых «христос» и «богородица», соответственно.

Молитва хлыстов заканчивалась кружением в пляске, доводившей их до состояния экстаза. Бердяев считал, что в хлыстовстве есть «языческая тьма и демонический срыв». Он уверял, что людей, склонных к экстазу и хлыстовству, можно отличить по выражению глаз. О хлыстах с большим интересом писали Андрей Белый и Марина Цветаева. Серебряный век вообще отличался вниманием к измененным состояниям сознания.

Известно, что некоторые духовные лица на Руси в XII – XIII веках были скопцами. Секта скопцов возникла в XVIII веке, основателем считается беглый крепостной Кондратий Селиванов. Общины скопцов считали, что единственным путем спасения души является борьба с плотью путем оскопления. Взял и отрубил все, так сказать, искушение. В царской России скопцов ссылали в Сибирь. Несмотря на это, секта была довольно многочисленна: во второй половине XIX века скопцов насчитывалось около 6 тысяч, главным образом в Тамбовской, Курской, Орловской губерниях, в Сибири, где богатые скопческие общины покупали огромные территории у местного населения. В СССР секта была запрещена. В 1929 году над нею состоялся громкий судебный процесс. В настоящее время осталось «духовные» скопцы (в их общинах оскопление не производится). От них требуется сохранение аскетического образа жизни.

Духоборов, возможно, не стоит даже называть сектой. Это религиозная группа, которая может быть также названа конфессией христианского направления, отвергающая внешнюю обрядность церкви. Идейно близка к протестантам, особенно английским квакерам. У истоков духоборства стоял Силуан Колесников, живший в XVIII веке. Духоборство распространилось по многим губерниям и подверглось преследованиям со стороны православных духовных властей и полиции. Большинство духоборов, не выдержав преследований, переселились в Америку. Хотя, казалось бы, кому они мешали?

В защиту духоборов выступал Лев Николаевич Толстой. Он и его последователи организовали одну из первых массовых кампаний в отечественной и международной прессе, сравнивая гонения на духоборов в России с гонениями на первых христиан. Секретарь Толстого В. Г. Чертков в английской прессе опубликовал подробности о травле крестьян. Толстовцы написали воззвание к русской общественности, призывая помочь духоборам, которых лишили средств к существованию. Толстой дополнил воззвание своим послесловием и передал в помощь голодающим тысячу рублей, а также обещал впредь отдавать голодающим крестьянам все гонорары, которые получал в театрах за исполнение его пьес. Некоторых толстовцев за это сослали, но мятежного графа не тронули. Бердяев считал, что в русской интеллигенции вообще есть тяготение к духоборству.

Разумеется, в своих духовных исканиях Бердяев не мог пройти мимо русских сект, видя в их существовании свидетельство оторванности официальной церкви от народа. «Все хотят выйти из окостенелой, окаменелой, омертвевшей, внешней, бытовой государственно‑утилитарной религиозности, все по‑разному ищут новой религиозной жизни. Незримо рождается новый человек». Ой, как не сбылось пророчество. Ведь большинство граждан, сегодня именующих себя православными, пришли именно к «утилитарной» и «бытовой» религиозности.

Бердяеву довелось беседовать с крестьянами, которые были последователями самых различных теорий: «Некоторые духовные типы запомнились мне навеки. Знаю твердо, что Россия немыслима без этих людей, что без них душа России лишилась бы самых характерных, существенных и ценных своих черт. Я встречал целый ряд самородков, представителей народной теософии, и каждый имел свою систему спасения мира».

Философ отмечает, что «никто не мирился на меньшем, чем полное и окончательное спасение мира. Черта чисто русская, чуждая европейскому сознанию. Совсем особый духовный склад можно открыть в русском сектантстве – русскую жажду праведной жизни, жизни, освобожденной от этого мира». И сегодня каждый из нас, не приемля всего, что творится вокруг, знает, как спасти мир, ну, по крайней мере, Россию.

«Глубокая мистическая жажда» восхищает Бердяева, тем более что в духовных исканиях стирается разница между народом и интеллигенцией. В то же время философ критиковал сектантское мировоззрение: «Пафос сектантства – искание утерянной и первоначальной чистоты, а не нового творчества». Что сказать?.. Не многое можно сказать: идеал современного православного человека также остался в далеком прошлом.

Бердяев предвидит начало нового религиозного движения в России, синтез «народной духовной жизни» с «плодами культуры». И не может представить, что вскоре официальной религией станет безбожие. «Надо искать новую религию не в бунте против церкви, надо изменить саму церковь» – уверял философ, не зная, что над всякой русской религиозностью уже занесен меч.

Девяностые годы XX века принесли в Россию новые секты, шарлатанов, гипнотизеров всяких. Сначала народ было ими прельстился – в новинку‑то, – потом отшатнулся. Одни пошли в церковь, другие обратились к самостоятельным поискам Бога в своей душе.

Date: 2015-10-18; view: 277; Нарушение авторских прав