Русские в церкви

Часто ли мы, русские, ходим в церковь? На Пасху, точно. За святой водой на Крещение. В случае беды какой. Не часто. Грешны... А вот почти на всем протяжении тысячелетней истории России дело обстояло по‑другому. Люди в большинстве ходили в храм не реже раза в неделю, а самые благочестивые – каждый день, непременно отмечали двенадцать главных религиозных праздников, да и неглавных набиралось немало. Постились, непременно исповедовались, причащались. Об изобразительном искусстве простой человек знал по иконам, о литературе – по житиям святых, о музыке – по церковным песнопениям. Для отдохновения души, для расширения кругозора – только церковь. Нет, конечно, в XVII веке зарождается культура светская, и все же она была достоянием очень узкого круга...

До начала XX века, похоже, ни у кого не было сомнений, что русский народ – самый религиозный в мире. А чем еще было занять русским свою душу, кроме религии? Можно спорить о том, искренняя эта религиозность или нет, внешняя или внутренняя, насколько сильны в ней элементы язычества, но сама она под сомнение не ставилась.

История говорит об этом, и весьма недвусмысленно. Вот, скажем, знаменитый труд С. М. Соловьева «История России с древнейших времен». Здесь тексты летописей, письма князей друг другу, переговоры дружин с князьями, бояр с князьями, духовенства с обществом, доклады дипломатов, полководцев. Все эти документы начинаются и заканчиваются упоминанием о Боге, во всех красной нитью присутствуют мысли о воле Божией и повиновении Ему. Каждая неудача воспринимается как наказание свыше за грехи, за каждое успешное деяние Богу возносится хвала. Князья перед смертью обыкновенно постригались «в иноки и в схиму», потому что монашеская жизнь считалась высшей, более правильной.

Об исконной русской религиозности говорила и повседневная, вошедшая в плоть и кровь, набожность простого человека, для которого смысл жизни заключался в спасении души. Каждый знал: когда входишь в дом, нужно прежде всего перекреститься на икону. И перед едой помолиться. И после. И утром. И вечером. И перед началом всякого дела. А год строился в соответствии с церковным календарем, и каждый этап сельских работ был освящен церковью.

Быть может, все эти действия выполнялись по традиции, и простой люд не вкладывал в них душу и не задумывался ни о каких высших материях? Не совсем так. Даже совсем не так. По наблюдению Бердяева, «русский безграмотный мужик любит ставить вопросы философского характера – о смысле жизни, о Боге, о вечной жизни, о зле и неправде, о том, как осуществить Царство Божие». Довольно интересно такое воспоминание философа: «Никогда не забуду моих мистических бесед с простым мужиком‑чернорабочим, подлинным мистиком, очень утонченным, так странно напомнившим мне по своим манерам, по своей настроенности Андрея Белого. Самые утонченные проблемы мистического гнозиса он понимал лучше, чем многие люди верхнего культурного слоя. Двенадцатилетним мальчиком пас он коров и шел по полю в яркий солнечный день. И мучили его тяжелые сомнения.

И вдруг померкло для него солнце и среди белого дня стало темно, и он погрузился в совершенную тьму и в ничто. Но вот вдруг ощутил он, что есть само ничто. И начало из этого ничто все возникать, все вновь рождаться. Снова стало очень светло, снова увидел он поле и яркий солнечный день. И он обрел вновь не только мир, но и Бога, который родился из ничто, из тьмы. Когда мы говорили о пережитом им опыте, он не был мужиком, а я не был человеком культуры и барином. Самый вопрос о "народе" исчез. Этот мистик из народа очень уважал знание и искал знания, его ужасала народная тьма, и он ценил людей ученых, мыслителей больше, чем ценят люди культуры».

Если смотреть на религиозность глазами общества, верующий человек – хороший, законопослушный гражданин: у него больше сдерживающих мотивов. Он боится не только уголовной ответственности, но и Страшного суда. При этом он не задается беспокойными вопросами, так как принимает все сущее за проявление Божественной воли.

Философствует наш русский мужик, философствует, о душе думает, о Боге, а потом вдруг выглядывает в окно и понимает, что живет в непонятно какой стране. То ли революция произошла, то ли реформа какая, то ли цунами пронеслось... А мужик и не удивляется, потому как на все воля Божья. Вот почему сегодня власть поощряет приобщение людей к религии. Вырабатывает у нас терпимый взгляд на жизнь.

По мнению С. Ю. Витте, «русский народ, если бы он только не был народом христианским и православным, был бы совершенным зверем; единственное что отличает его от зверя, – это те основы религии, которые переданы ему механически или внедрены в него посредством крови. Если бы этого не было, то русский народ, при своей безграмотности и отсутствии элементарного образования, был бы совершенно диким». Мнение, для нас весьма нелестное. Вместе с тем оно указывает на роль православия как главной силы русской культуры, которая придает жизни и содержание, и форму.

Среди иностранцев встречаются настоящие патриоты России. Не то чтобы они любили нашу страну как великую державу, в этом смысле ее легче уважать, чем любить, эти чудаки преклоняются перед Святой Русью, набожной русской душой. Английский писатель Стивен Грэхем, знакомый с русской жизнью не понаслышке, в начале XX века ходил на поклонение к святым угодникам в русские монастыри, странствовал по Русскому Северу у Белого моря, ночевал в крестьянских избах, а потом совершил путешествие на русском пароходе в Палестину.

«С англичанами разговор кончается беседою о спорте, с французом – беседою о женщине, с русским интеллигентом – беседою о России, а с крестьянином – беседою о Боге и религии» – утверждал С. Грэхем. Искреннее восхищение вызывала у него способность русских «беседовать о религии шесть часов подряд». Он глубоко чувствует красоту и поэзию православной религии, когда говорит о том, что повсюду в России можно увидеть лики святых – «свидетелей истины», а перед ними теплятся лампадки как символ горения веры. Входя в русскую церковь (особенно поразил Грэхема Успенский собор), человек словно вступает в «иной мир». Кстати, после Октябрьской революции Грэхем подвергся остракизму со стороны своих соотечественников, которые почувствовали себя просто‑напросто обманутыми его восторженными словами о Святой Руси. Ну и где она, спрашивали они, эта самая набожная русская душа?

В начале XX века увидела свет книга англичанина М. Бэринга о России, он писал: «Русская душа полна человеческой христианской любви, более теплой, простой и искренней, чем я встречал у других народов», среди главных качеств русского народа он называл «любовь к человеку и веру в Бога».

Столь же горячим поклонником русской религиозности был немец Вальтер Шубарт. Он относит русских к мессианскому, «иоанновскому» типу людей, воплощающих в жизни евангельские ценности: «Мессианский человек чувствует себя призванным создать на земле высший божественный порядок, чей образ он в себе роковым образом носит. Он хочет восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он чувствует в себе». Именно гармонию видит Шубарт в русской душе и даже в облике русского священника: «Мягкие черты его лица и волнистые волосы напоминают русские иконы. Какая противоположность иезуитским головам Запада, с их плоскими, строгими, цезаристскими лицами!»

Поклоннику русской духовности Вальтеру Шубарту судьба уготовила русскую Голгофу. Он жил в Риге и после того, как Латвию заняли советские войска, был арестован. Умер в концлагере.

Как трогательны эти европейцы, полюбившие русскую душу за ее религиозность. Как хочется верить, что их вдохновляли не только иллюзии.

После революции русские интеллигенты каялись: мы, дескать, себя обманывали, не так уж народ и набожен. Да не только мы виноваты, что так думали. Вся Европа начиталась Достоевского, поверила, что «может быть, единственная любовь народа русского есть Христос». Может быть...

Date: 2015-10-18; view: 275; Нарушение авторских прав