Глава четырнадцатая. Лорел‑каньон представляет собой извилистый проход в горах Санта‑Моника, соединяющий Студио‑Сити с Голливудом и Сансет‑Стрип

Лорел‑каньон представляет собой извилистый проход в горах Санта‑Моника, соединяющий Студио‑Сити с Голливудом и Сансет‑Стрип, центральной частью бульвара Сансет. С южной стороны, там, где дорога ныряет под Малхолланд‑драйв и четыре ее полосы, провоцируя лобовое столкновение, превращаются в две, начинается шикарный Лос‑Анджелес с его голливудскими бунгало сорокалетней давности и соседствующими с ними современными многоуровневыми строениями. Именно здесь Гарри Гудини построил свой замок, здесь в деревянном домике жил Джим Моррисон – возле маленького магазинчика, который и по сей день является единственной в каньоне торговой точкой.

Каньон притягивал нуворишей – рок‑звезд, писателей, актеров и наркоторговцев. Ради того, чтобы назвать Лорел‑каньон своим домом, они готовы были мириться с его постоянными оползнями и чудовищными пробками. Локке жил на Лукаут‑маунтин‑драйв, круто поднимавшейся от бульвара Лорел‑каньон, так что казенной машине Босха пришлось нелегко. Дом, который он искал, оказалось легко обнаружить, поскольку на его передней стене мигала голубая неоновая вывеска с адресом. Гарри припарковался у обочины возле разноцветного фургона марки «Фольксваген», которому на вид было лет двадцать пять – еще одна особенность Лорел‑каньона.

Выйдя из машины, Босх бросил на асфальт сигарету и растоптал ее ногой. Было очень тихо и темно. Он слышал, как тикает, остывая, двигатель его машины, чувствовал запах моторного масла. Протянув руку в открытое окошко машины, он достал с сиденья обе папки.

Чтобы доехать до Локке, потребовался почти час, так что за это время Босх успел основательно обдумать свое открытие. По дороге он также понял, каким образом можно было бы попытаться его подтвердить.

Локке встретил его с бокалом красного вина в руке – босой, одетый в синие джинсы и зеленую хирургическую рубашку. На шее на кожаном ремешке висел большой розовый кристалл.

– Добрый вечер, детектив Босх. Входите, пожалуйста. – Через прихожую он провел его в большую гостиную‑столовую; застекленные створчатые двери выходили во внутренний дворик, вымощенный кирпичом, посредине которого виднелся подсвеченный голубой бассейн. Розовый ковер был потертым и грязным, но в остальном дом соответствовал представлениям о жилище профессора, занимающегося вопросами сексологии. Вода в бассейне еще рябила, словно там совсем недавно кто‑то купался. Как показалось Босху, в воздухе стоял слабый запах марихуаны.

– Прекрасное место, – сказал Босх. – А знаете, мы с вами почти соседи. Я живу с другой стороны горы – на Вудро‑Вильсон‑драйв.

– В самом деле? И почему же вы так долго оттуда добирались?

– Ну, на самом деле я ехал не из дома. Я был у подруги, в Букет‑каньон.

– А, у подруги! Тогда понятно, почему мне пришлось ждать целых сорок пять минут.

– Простите, что задержал, доктор. И чтобы не задерживать вас еще больше, давайте сразу перейдем к делу.

– Да, пожалуйста.

И он жестом предложил Босху выложить папки на обеденный стол. Ни вина, ни пепельницы, ни хотя бы плавок он предлагать не стал.

– Простите за вторжение, – начал Гарри. – Постараюсь быть краток.

– Да, вы уже об этом говорили. Я и сам сожалею, что так получилось. Свидетельские показания отняли у меня целый рабочий день, и сегодня вечером я пытался наверстать упущенное.

Босх про себя отметил, что его волосы сухи. Возможно, он и в самом деле работал, пока кто‑то другой плавал в бассейне.

Локке присел за обеденный стол, и Босх рассказал ему о расследовании дела замурованной блондинки – в строгом хронологическом порядке, для начала показав новую записку, оставленную в понедельник в полицейском участке.

Рассказывая подробности последнего убийства, Босх заметил, что в глазах Локке появился явный интерес. Когда он закончил свой рассказ, психолог сложил руки на груди, закрыл глаза и сказал:

– Прежде чем продолжить, дайте мне немного подумать.

Он сидел совершенно неподвижно. Босх не знал, как это понимать. Через двадцать секунд он наконец произнес:

– Пока вы будете думать, я хотел бы воспользоваться вашим телефоном.

– На кухне, – не открывая глаз, сказал Локке.

Найдя в списке телефон Амадо, Босх набрал его номер. Кажется, своим звонком он разбудил эксперта.

– Простите, что разбудил, – назвав себя, сказал Босх. – Но в этом новом деле Кукольника события развиваются очень быстро. Вы читали о нем в газетах?

– Ну да. Правда, там сказано, что пока нельзя с уверенностью утверждать, что это Кукольник.

– Правильно. Именно над этим я сейчас и работаю. И у меня есть к вам один вопрос.

– Валяйте.

– Вчера вы показали на суде, что по каждой жертве был составлен комплект по изнасилованию. Где они сейчас? Я имею в виду вещдоки.

Наступило долгое молчание.

– Вероятно, они в хранилище вещественных доказательств, – наконец сказал Амадо. – Вообще политика коронерской службы требует сохранять вещдоки в течение семи лет после закрытия дела. Ну на случай каких‑либо апелляций и тому подобного. Но в данном случае, когда преступника уже нет в живых, вроде бы не было причин хранить их столько времени. Тем не менее для того, чтобы удалить вещдоки из хранилища, требуется постановление судебно‑медицинского эксперта. Вполне возможно, что после того, как вы э‑э… убили Черча, эксперт об этом так и не вспомнил. Чтобы все делать по правилам, нужно быть слишком большим бюрократом. Так что, как мне представляется, эти комплекты должны быть там. Хранитель запросит постановление на уничтожение вещдоков только по истечении семи лет.

– Хорошо, – сказал Босх, в его голосе чувствовалось волнение. – А как насчет их состояния? Их еще можно использовать как вещественные доказательства? Для анализа?

– Думаю, их состояние не должно было существенно ухудшиться.

– Насколько вы сейчас заняты?

– Я всегда занят. Но тут вы меня заинтриговали. Что случилось?

– Мне нужно, чтобы кто‑то поднял комплекты на жертвы номер семь и одиннадцать. Это Николь Кнапп и Ширлин Кемп. Запомнили? Семь и одиннадцать.

– Запомнил. Семь и одиннадцать. И что потом?

– Нужно сопоставить данные обследования лобка. Поискать одни и те же чужие волосы у обеих женщин. Сколько времени это займет?

– Дня три‑четыре. Придется послать их в криминалистическую лабораторию министерства юстиции. Правда, я могу их поторопить, может, получится быстрее. А можно вас кое о чем спросить? К чему все это?

– Думаю, кроме Черча, был кто‑то еще. Подражатель. Это он убил седьмую, одиннадцатую и ту, которую нашли на этой неделе. И я думаю, что он мог оказаться не таким сообразительным, как Черч, чтобы себя полностью обрить. Если вы найдете аналогичные волосы, я думаю, мы сможем за это зацепиться.

– Ну, я могу прямо сейчас сказать кое‑что интересное насчет этих двух – седьмой и одиннадцатой.

Босх замер.

– Понимаете, перед тем как давать показания, я все снова просмотрел. Помните, я заявил, что у двух жертв были очень сильные повреждения – разрывы влагалища? Так вот, это как раз были седьмая и одиннадцатая.

Несколько секунд Босх обдумывал его слова, но тут Локке позвал его из гостиной:

– Гарри!

– Сейчас иду! – крикнул он и добавил, обращаясь уже к Амадо: – Это интересно.

– Это означает, что второй парень, кто бы он ни был, более жестокий, чем Черч. Те две женщины пострадали больше всех.

И тогда в голову Босха пришла одна мысль. Нечто такое, чего он раньше не замечал в показаниях Амадо. А теперь заметил.

– Презервативы! – воскликнул он.

– А что с ними такое?

– Вы показали, что там была коробка на двенадцать штук, из них осталось только три.

– Верно! Девять были использованы. Вычеркните из списка жертвы номер семь и номер одиннадцать, и получится как раз девять. Все сходится, Гарри. Отлично, завтра утром я первым делом займусь именно этим. Дайте мне максимум три дня.

Когда разговор закончился, Босх подумал, что Амадо вряд ли сегодня заснет.

Когда Босх вернулся в гостиную, Локке вновь наполнил свой бокал, но опять не предложил гостю вина.

– Теперь я готов продолжать, – сказал Локке, когда Босх уселся напротив него.

– Давайте продолжим.

– Так вы говорите, что найденное на этой неделе тело в полной мере соответствовало всем тем особенностям преступления, которые приписываются Кукольнику?

– Да.

– За исключением способа обнаружения. Информация передана в частном порядке – в других случаях это был публичный вызов. Все это весьма интересно. Что еще?

– Ну, судя по представленным в суде доказательствам, мы можем снять с Черча обвинения в совершении одиннадцатого убийства. Один свидетель представил видеозапись…

– Какой свидетель?

– Друг Черча. Он принес с собой видео, на котором Черч заснят на вечеринке как раз в тот момент, когда была похищена одиннадцатая жертва. Видео кажется вполне убедительным.

Локке кивнул и вновь погрузился в молчание. «Ну, по крайней мере теперь он не закрывает глаза», – подумал Босх. Когда психолог принялся задумчиво потирать подбородок, детектив машинально последовал его примеру.

– Потом есть еще номер семь, – сказал Босх.

Он изложил Локке информацию, полученную от Черроне, когда тот узнал голос, услышанный им по телефону.

– Идентификация по голосу не может служить уликой, но скорее всего он говорит правду. Это связывает замурованную блондинку с нашей седьмой жертвой. А видеозапись устраняет связь Черча с одиннадцатой. Амадо из службы коронера – не знаю, помните ли вы его, – говорит, что номера семь и одиннадцать получили аналогичные ранения, которых, однако, нет у остальных.

– Другая вещь, о которой я только сейчас вспомнил, – это косметика. Помните, после смерти Черча в его квартире на Гиперионе нашли косметику? Она подходила девяти жертвам. Две жертвы, для которых не нашлось косметики, это…

– Седьмая и одиннадцатая.

– Именно. Таким образом, имеются многочисленные связи между двумя случаями – седьмым и одиннадцатым. Кроме того, есть косвенная связь с номером двенадцатым – жертвой, найденной на этой неделе, – которая основана на показаниях сутенера, узнавшего голос клиента. Эта связь становится более явной, если вы сравните образ жизни всех трех женщин. Все они снимались в порно, все работали по вызову.

– Я тоже усматриваю здесь закономерность, – согласился Локке.

– Ну вот видите! А если мы добавим сюда единственную, что осталась в живых, то она тоже снималась в порно и тоже работала по вызову.

– И она описала внешность нападавшего, которая не имела ничего общего с внешностью Черча.

– Точно! Вот почему я и думаю, что это не Черч. Я считаю, что эти три плюс оставшаяся в живых составляют группу жертв одного убийцы. Оставшиеся девять – группу жертв другого убийцы. Черча.

Локке встал и принялся расхаживать по комнате, задумчиво потирая подбородок.

– Что‑нибудь еще?

Открыв одну из папок, Босх достал оттуда карту и сложенный листок бумаги, на котором недавно записал серию дат. Осторожно развернув карту, он разложил ее на столе и склонился над ней.

– Ну вот, смотрите. Давайте назовем девятку группой А, а тройку – группой Б. На карте я очертил места, где были найдены жертвы группы А. Видите: если исключить отсюда группу Б, получится четкая географическая зависимость. Жертвы группы Б были найдены в Малибу, Западном Голливуде, Восточном Голливуде, Южном Голливуде. Группа А концентрируется в Восточном Голливуде и Сильверлейке. – Босх провел пальцем по карте, показывая зону, в которой Черч оставлял трупы. – А вот здесь, почти в центре этой зоны, находится Гиперион‑стрит – место, где Черч их убивал.

Выпрямившись, он уронил на карту сложенный листок бумаги.

– Здесь перечень дат по одиннадцати убийствам, первоначально приписанных Черчу. Как видите, вначале наблюдается определенный интервал – тридцать дней, тридцать два дня, тридцать восемь, тридцать один, тридцать один. Но потом вся схема летит к черту. Помните, как это нас тогда смущало?

– Да, помню.

– Мы получили двенадцать дней, затем шестнадцать, потом двадцать семь, тридцать и одиннадцать. Закономерность рассыпалась в прах. А теперь разделите даты группы А и группы Б!

Босх развернул листок, на котором были выведены две колонки цифр. Наклонившись над столом, чтобы было лучше видно, Локке принялся изучать эти цифры. На его лысой, испещренной веснушками голове Босх заметил тонкий шрам.

– Для группы А мы теперь имеем четкую закономерность, – продолжал Босх. – Вполне четкую. Тридцать дней, тридцать два, тридцать восемь, тридцать один, тридцать два, двадцать восемь, двадцать семь. Для группы Б мы имеем восемьдесят четыре дня, прошедших между двумя убийствами.

– Управление стрессом здесь получше.

– Что?

– Интервалы между воплощением фантазий в жизнь определяются накоплением стресса – об этом я говорил в своих показаниях. Чем лучше исполнитель преступления с ним справляется, тем дольше интервал между убийствами. Второй убийца лучше управляет стрессом. Или по крайней мере лучше управлял.

Глядя, как он мерит шагами комнату, Босх достал сигарету и закурил. Локке ничего на это не сказал.

– Что я хотел бы знать – возможно ли такое? – спросил Босх. – Я имею в виду, есть ли какой‑то известный вам прецедент?

– Конечно, это возможно. Черное сердце никогда не бьется в одиночку. Чтобы найти этому подтверждение, не нужно далеко ходить. Вспомните «Душителей с Хиллсайда» – о них даже написана книга «Двое одинаковых». Оцените сходство методов «Ночного охотника» и «Душителя со Стрип», орудовавших в начале восьмидесятых. Короче говоря, мой ответ таков – да, это возможно.

– Я знаю об этих случаях, но тут нечто другое. Я работал над некоторыми из них и знаю, что тут все не совсем так. «Душители с Хиллсайда» работали вместе: они были двоюродными братьями. У двух других действительно было нечто общее, но были и большие различия. А здесь кто‑то приходит и в точности копирует другого. Так точно, что мы этого не замечаем, и он спокойно уходит.

– То есть двое убийц работают независимо друг от друга, используя одну и ту же методику.

– Именно так.

– И снова я скажу, что тут нет ничего невозможного. Вот еще один пример – помните, в восьмидесятых был такой «Дорожный убийца», действовавший в округе Орандж и в Лос‑Анджелесе?

Босх кивнул. По этим делам он не работал и мало о них знал.

– Ну, в один прекрасный день им сильно повезло, и они поймали одного ветерана войны во Вьетнаме по имени Уильям Бонин. Они связали его с несколькими эпизодами и решили, что он несет ответственность и за все остальное. Его отправили в камеру смертников, но убийства продолжались. Полиция продолжала расследование до тех пор, пока сотрудник дорожной полиции не обнаружил парня по имени Рэнди Крафт, который ехал по шоссе с трупом в машине. Крафт и Бонин не знали друг друга, но некоторое время втайне действовали под одним и тем же псевдонимом «Дорожный убийца». Оба убивали независимо друг от друга, но по ошибке их принимали за одного человека.

Это уже вполне походило на теорию, которую выдвинул Босх. Локке воодушевленно продолжал говорить – видимо, позднее вторжение больше его не беспокоило.

– Видите ли, в тюрьме Сан‑Квентин при камере смертников есть один охранник, которого я знаю, так как проводил там исследования. Он рассказывал мне, что там сидят четыре серийных убийцы, включая Крафта и Бонина, которые дожидаются своей очереди отправиться в газовую камеру. Ну так вот, они вчетвером каждый день играют в карты. В бридж. Вместе они убили девяносто пять человек и вот теперь играют в бридж. В любом случае дело не в этом, а в том, что, как он говорит, Крафт и Бонин думают настолько одинаково, что вдвоем почти всегда выигрывают.

Босх начал складывать карту и, не поднимая глаз, спросил:

– Эти Крафт и Бонин – они убивали свои жертвы одним и тем же способом? Совершенно одинаково?

– Не совсем. Моя мысль заключается в том, что тут их вполне может быть двое, но в данном случае последователь оказался хитрее предшественника. Он прекрасно понимал, что нужно сделать, чтобы увести полицию по другому пути – прямо к Черчу. А потом, когда Черча уже не было в живых и его нельзя было использовать для маскировки, последователь, так сказать, ушел в подполье.

Босх поднял на него взгляд, и тут его вдруг осенила одна мысль, заставившая увидеть все в совершенно ином свете. Словно бильярдный шар разбил пирамиду других шаров, и во все стороны полетели цветные брызги. Однако Босх промолчал – посетившая его мысль была чересчур опасной. Вместо этого он задал Локке еще один вопрос:

– Но даже когда последователь ушел в подполье, он придерживался точно такой же программы, как и Кукольник. Зачем, если никто этого не мог увидеть? Помните, мы считали, что когда Кукольник оставляет тела своих жертв в людных местах, это составляет часть его эротической программы. Что это его сексуально возбуждает. Но зачем данной программе последовал второй убийца, если тело не должны были найти?

Положив обе руки на стол, Локке некоторое время молча думал. Босху показалось, что во внутреннем дворике – патио – послышался какой‑то звук. Однако, выглянув в открытые створчатые двери, он увидел там лишь темную громаду крутого каменного склона, вздымающегося над освещенным бассейном. Он посмотрел на свои часы. Уже полночь.

– Это хороший вопрос, – сказал Локке. – Ответа на него я не знаю. Возможно, подражатель знал, что тело в конце концов обнаружат, что ему самому захочется о нем сообщить. Вероятно, мы должны предположить, что именно последователь четыре года назад направил записки вам и в прессу. В его программе это является элементом эксгибиционизма. Очевидно, у Черча не было такой потребности мучить своих гонителей.

– Последователь нас дразнил и одновременно сбивал со следа.

– Вот именно. Ему доставляло удовольствие дразнить своих преследователей, причем вся ответственность за совершенные им убийства падала на реального Кукольника. Вы улавливаете мою мысль?

– Да.

– Отлично. Так что же произошло? Реальный Кукольник, то есть мистер Черч, был вами убит, и подражатель лишился прикрытия. Тогда он продолжает свою работу – продолжает убивать, – но теперь он хоронит жертву, прячет ее под слоем бетона.

– Вы хотите сказать, что он продолжает выполнять всю эротическую программу, включая косметику и все прочее, но потом хоронит жертву, чтобы никто ее не увидел?

– Чтобы никто не узнал. Да, он следует своей программе, прежде всего потому, что это его возбуждает. Тем не менее он больше не может публично избавляться от тел, так как это раскроет его тайну.

– Тогда к чему эта записка? Зачем он послал в полицию записку, которая его изобличает?

Прежде чем ответить, Локке некоторое время расхаживал вокруг обеденного стола.

– Он слишком уверен в своих силах, – наконец сказал он. – За эти четыре года он очень окреп и считает себя непобедимым. Это обычное дело на стадии распада личности у психопата. Чувство уверенности в себе и в собственной неуязвимости все возрастает, тогда как в действительности психопат совершает все больше и больше ошибок.

– То есть раз все эти четыре года он оставался безнаказанным, то считает, что находится вне подозрений и настолько безупречен, что может послать нам еще одну записку – просто чтобы подразнить?

– Именно так, но это лишь один из факторов. Другой – это его самолюбие, претензии на авторство. Начался большой процесс, где фигурирует имя Кукольника, и он хочет привлечь к себе чуточку внимания. Вы должны понимать, что он страстно желает привлечь внимание к своим поступкам. В конце концов, именно последователь, а не сам Черч, посылал раньше письма. И вот, раздуваясь от гордости и чувствуя себя выше полиции – я думаю, даже чувствуя себя богом, – он и пишет последнее письмо, которое отправляет на этой неделе.

– Дескать, поймайте меня, если сможете.

– Да, такая вот старая игра… И наконец, он мог послать это письмо потому, что до сих пор злится на вас.

– На меня?

Босх был искренне удивлен. Об этом он никогда не задумывался.

– Да, ведь это же вы убрали Черча и разрушили его идеальное прикрытие. Вряд ли эта записка и упоминание о ней в прессе помогли бы вам выиграть суд, не так ли?

– Конечно. Это может меня утопить.

– Да, так что, возможно, последователь таким образом хочет вам отплатить. Это его месть.

Некоторое время Босх размышлял над его словами. Он чувствовал, как по жилам струится адреналин. Хотя было уже за полночь, он нисколько не устал. Теперь он вновь ощущал в себе предельную собранность – больше не надо было бродить в пустоте.

– Вы считаете, что могут быть и другие, не так ли? – спросил он.

– Вы имеете в виду женщин, замурованных в бетоне, или что‑нибудь подобное? Да, к сожалению, я так считаю. Четыре года – это долгий срок. Боюсь, их еще много.

– И как же мне его найти?

– Не могу ничего посоветовать. Моя работа обычно начинается в конце сюжета. После того как преступника поймают. Или уничтожат.

Кивнув, Босх сложил бумаги в папки и взял их под мышку.

– Хотя тут все же есть одна зацепка, – сказал Локке. – Присмотритесь к его жертвам. Кто они такие? Откуда он их берет? Вы говорили, что три убитых и одна уцелевшая – все они работали в порноиндустрии.

Босх вновь положил папки на стол и закурил еще одну сигарету.

– Да, и все они еще работали по вызову, – сказал он.

– Да. Так что если Черч был убийцей‑приспособленцем, не различавшим свои жертвы по росту, возрасту и расе, то последователь более разборчив в своих вкусах.

Босх быстро припомнил внешность жертв, которые снимались в порно.

– Верно – все жертвы последователя были молодыми белыми блондинками с большим бюстом.

– Здесь наблюдается четкая закономерность. Эти женщины рекламировали свои услуги девушек по вызову в прессе для взрослых?

– Я знаю, что две из них рекламировали плюс уцелевшая. Последняя из жертв занималась работой по вызову, но я не уверен, что она давала о себе объявления.

– А те три, что рекламировали себя, помещали в журналах свои фотографии?

Босх помнил только рекламное объявление Глубокой Норки, причем фотографии там не было – только ее сценический псевдоним, номер контактного телефона и обязательство доставить плотское удовольствие.

– Думаю, нет. По крайней мере та, которую я помню, не помещала. Но ее порнопсевдоним был указан в объявлении. Так что любой, кто знаком с ее работой на видео, мог знать, как она выглядит.

– Прекрасно. Мы уже создаем психологический портрет последователя. Он использует видео для взрослых, чтобы отбирать женщин для своей эротической программы. Затем он вступает с ними в контакт через объявления в прессе для взрослых, найдя в рекламе их имена или фотографии. Ну что, я вам помог, детектив Босх?

– Очень. Спасибо за то, что потратили на меня время. И пожалуйста, держите это в секрете. Не уверен, что об этом нужно сейчас извещать широкую публику.

Снова взяв со стола папки, он направился к двери, но Локке его остановил.

– Знаете, а ведь мы еще не закончили.

Босх обернулся.

– Что вы имеете в виду? – спросил он, хотя уже знал ответ.

– Вы так и не затронули самый неприятный аспект – вопрос о том, откуда наш последователь узнал привычки убийцы. Спецгруппа не делилась с прессой всеми подробностями эротической программы Кукольника. Ни тогда, ни потом. Эти подробности скрывались так хорошо, что сумасшедшие, взявшие на себя вину Кукольника, не знали толком, в чем признаваться. Это своего рода страховка – таким образом спецгруппа могла быстро избавиться от ложных признаний.

– Значит?

– Значит, вопрос заключается в том, откуда последователь все это знал.

– Я не сообщал…

– Да нет же, сообщали. Подробности стали известны любому желающему из книги мистера Бреммера. Разумеется, это можно отнести на счет блондинки в бетоне, но, как вы уже, очевидно, поняли, никоим образом не касается жертв номер семь и номер одиннадцать.

Локке был прав. Босх уже и сам пришел к этому предположению, но боялся о нем думать, так как страшился дальнейших выводов.

– Ответ: последователь каким‑то образом был посвящен в детали, – сказал Локке. – Именно эти детали и направляли его собственные действия. Вы должны понимать, что тот, с кем мы имеем дело, уже переживал состояние серьезной внутренней борьбы, когда наткнулся на эротическую программу, которая удовлетворяла его собственные потребности. У этого человека уже были определенные проблемы, и сейчас нам не важно, проявлялись ли они внешне в том, что он совершал преступления, или нет. Это был своего рода неудовлетворенный юнец, Гарри, и когда он увидел эротическую матрицу Кукольника, то сразу понял: «Это мое! Это то, чего я хочу, именно то, что мне нужно, чтобы получить удовлетворение». После этого он принял программу Кукольника и стал исполнять ее до самой последней детали. Вопрос: как он на нее наткнулся? И ответ состоит в том, что он имел доступ к этой информации.

Некоторое время они лишь молча смотрели друг на друга. Затем Босх вновь заговорил:

– Вы говорите о копе. О ком‑то из состава спецгруппы. Но этого не может быть. Я же был там. Мы все хотели остановить этого парня. Никого из нас это… ну, не возбуждало.

– Возможно, это действительно кто‑то из состава спецгруппы, Гарри, но только возможно. Помните, однако, что круг тех, кто знал об этой программе, не замыкается исключительно на спецгруппе. Тут и медэксперты, и следователи, и патрульные полицейские, а также фотографы, репортеры, спасатели, прохожие, которые обнаружили тела, – многие из них знали те детали, которые явно были известны последователю.

Босх тут же попытался представить себе последователя. Локке словно прочитал его мысли.

– Он должен или участвовать в расследовании, Гарри, или оказаться где‑то неподалеку. Совсем не обязательно, чтобы его участие было жизненно важным или хотя бы продолжительным. Тем не менее этот человек должен был столкнуться с расследованием так, чтобы получить представление обо всей программе. Узнать о ней больше, чем тогда можно было почерпнуть из открытых источников.

Босх ничего не ответил.

– А еще что, Гарри? – подталкивал его Локке. – Ну, сужайте круг.

– Он левша.

– Возможно, но не обязательно. Черч был левшой, и для того, чтобы создать точную копию преступлений Черча, подражатель мог пользоваться одной лишь левой рукой.

– Это верно, но ведь есть еще и записки. Недоверчивые эксперты утверждают, будто они написаны левой рукой. Правда, на сто процентов они не уверены – но на сто процентов у них никогда ничего не бывает.

– Ладно, пусть будет левша. Что еще?

Босх немного задумался.

– Возможно, он курит. В бетоне была найдена пустая пачка из‑под сигарет. А жертва, Камински, не курила.

– Ну вот и хорошо. Все это надо обдумать, чтобы еще больше сузить круг. Все дело в деталях, Гарри, я в этом уверен.

Налетевший с гор ветерок холодил лицо Босха. Пора было ехать, чтобы остаться со всем этим наедине.

– Еще раз спасибо, – сказал он и опять направился к двери.

– И что вы теперь будете делать? – спросил ему вслед Локке.

– Пока не знаю.

– Гарри!

Остановившись на пороге, Босх обернулся и посмотрел на Локке, позади которого загадочно сиял в темноте плавательный бассейн.

– Последователь должен быть очень хитер, чтобы столько времени продержаться.

– Потому что он коп?

– Потому что он, вероятно, знает об этом деле столько же, сколько знаете вы.

В машине было холодно – ночью в каньонах всегда холодно и темно. Развернув машину, Босх медленно двинулся вниз, к бульвару Лорел‑каньон. Повернув направо, он подъехал к магазину, где купил упаковку пива, которую вместе со всеми своими вопросами повез потом вверх, к Малхолланду.

Свернув на Вудро‑Вильсон‑драйв, Босх поехал вниз, к своему маленькому домику на сваях, смотревшему на Кахуэнга‑пасс. Свет нигде не горел, поскольку с тех пор, как в его жизни появилась Сильвия, Босх никогда не мог сказать, как долго он будет здесь отсутствовать.

Остановив «каприс» на обочине, он открыл первую бутылку пива. Мимо медленно проехала какая‑то машина. Со стороны Юниверсал‑Сити[21]поднялся луч прожектора и скользнул по облакам; через несколько секунд за ним последовал второй. Пиво было приятным на вкус, но от него чувствовалась тяжесть в желудке, и Босх положил бутылку обратно в упаковку.

На самом деле его беспокоило вовсе не пиво – его беспокоил Мора. Из всех, кто был достаточно близок к расследованию, именно Мора вызывал у Босха самые серьезные подозрения. Все три жертвы последователя были порноактрисами, а ведь это как раз по его части – Мора, вероятно, всех их знал. В голове у Босха поневоле крутился вопрос: не Рей ли их убил? Об этом не хотелось думать, но он знал, что придется. Учитывая совет Локке, было вполне логично начинать именно с Мора. Коп из полиции нравов находился как раз на пересечении двух миров – мира порноторговли и мира Кукольника. Было ли это простым совпадением, или Мора уже можно считать подозреваемым? Босх этого не знал. Единственное, что он знал, – что с невиновным нужно вести себя так же осторожно, как и с виновным.

Внутри пахло плесенью. Подойдя к находившейся с противоположной стороны дома раздвижной двери, Босх поспешил ее открыть и немного постоял, вслушиваясь в доносящийся с автострады шум движущегося транспорта. Этот звук никогда не затихал. Движение продолжалось в любое время дня и ночи – словно кровь, циркулирующая в жилах большого города.

На автоответчике мигала цифра «три». Включив перемотку, Босх зажег сигарету. Первым был голос Сильвии: «Я просто хочу пожелать тебе спокойной ночи, дорогой. Я тебя люблю. Будь осторожен».

Следующим оказался Эдгар: «Гарри, это Эдгар. Хочу сообщить тебе о том, что я выведен из дела. Ирвинг позвонил мне домой и сказал, чтобы я утром передал все материалы в ООУ, лейтенанту Ролленбергеру. Будь осторожнее, приятель. И следи за шестеркой».

«Следи за шестеркой», – повторил про себя Босх. То есть следи за тем, что происходит у тебя за спиной. Он не слышал этого выражения со времен Вьетнама. А ведь Эдгар там никогда не был.

«Это Рей, – произнес последний голос. – Я тут размышлял насчет этого дела с блондинкой в бетоне, и у меня появились кое‑какие соображения, которые могут тебя заинтересовать. Позвони мне утром – поговорим».