Косвенные признаки

Этот человек был убежден в себе; он точно знал, что он – Дмитрий.

Современники, в том числе такие, которые видели не согнутые спины бояр и княжат, а настоящих феодальных владык: иностранцы на русской службе, послы иностранных держав, многожды отмечали «природное величие» Дмитрия. «В нем светилось некое величие, которое невозможно выразить словами и невиданное прежде среди русской знати и еще менее среди людей низкого происхождения», – писал Маржерет.

Для людей XVII века было очевидно, что величие – штука наследственная, неопровержимо изобличающая как раз «высокое» происхождение. Не случайно же в среде польского шляхетству, где не очень популярен был Иван, шел слух, что Дмитрий – внебрачный сын Стефана Батория.

В «наследственное величие», передающееся с генами, простите, совершенно не верю: один князь Рюрикович на моих глазах спился и помер от вульгарного простонародного пьянства.

Зато видел проявления «природного величия» у людей, чьи деды пахали землю, но сами эти люди были уверены в своей значительности. Величие, дух превосходства появляется у людей, когда они действительно верят в свое превосходство над окружающими. Такие люди, кстати, обычно скромны, доброжелательны, приятны в обхождении: им ведь не надо ничего и никому доказывать! Прекрасно сказано у Роберта Уоррена: «Честолюбивый человек – это тот, который хочет, чтобы другие верили в его величие. Судья уверен в своем величии, и ему все равно, что думают другие»^[73]. От спеси московских бояр просто воняет комплексом неполноценности, поведение же Дмитрия убеждает – уж он-то о своем величии нимало не беспокоится. И потому не честолюбив.

Кроме того, Дмитрий вел себя предельно странно для авантюриста и самозванца. Пойти в Московию так, как пошел он – с несколькими тысячами людей против огромной армии, против всего государственного аппарата, мог только человек, совершенно уверенный в себе. Тот, кто убежден так же, как в солнечном восходе: что, по словам Наполеона, «солдаты не будут стрелять в своего императора». Человек, совершенно убежденный в своем праве на престол и на полную возможность довериться «своему доброму народу» – как в Путивле.

Странно вел он себя и войдя в Москву. Казалось бы, первое, что надо сделать в столице, – это устроить хор-рошую резню, перепугать до полусмерти бояр с князьями, заменить неверных и чужих людей, служивших всякому, кто платит, на своих, верных и надежных.

Говоря коротко – ничего-то этого он не сделал. Наоборот, осыпал милостями всех, кого только успел. Заплатил долги Ивана IV. Вернул из ссылки всех сосланных при Годунове, всем вернул отнятые имения, всем разрешил жениться.

Объявил свободу свободного выезда из Московии и свободного въезда, а также свободу торговли. Сохранились его слова: мол, от свободной торговли государство только богатеет.

Стал приглашать иностранцев, знающих ремесла и науки. Стал готовиться к войне за овладение Крымом: проводить маневры, готовить оружие. Начал политику сближения с европейскими странами. Любознательный, умный, живой и доступный в обращении, он любил новое, охотно вступал в беседы с боярами и постоянно уличал их в невежестве. «Вы поставляете благочестие только в том, что сохраняете посты, поклоняетесь мощам, почитаете иконы, а никакого понятия не имеете о существе веры…» – говорил он попам и боярам.

И был при этом снисходителен. Невероятно, не помосковски снисходителен.

Вскоре после венчания Дмитрия Ивановича на царство Василий Иванович Шуйский начал собирать у себя по ночам именитых московских купцов и бояр и вести с ними разговоры, что «царь не настоящий», самозванец, хочет уничтожить православную веру и продать Святую Русь чертовым ляхам. А потому его необходимо свергнуть.

Шуйские пытались забросить эти «идеи» в массы. Массы донесли куда следует. Трех старых дураков братьев Шуйских, Василия, Дмитрия и Ивана, арестовали. Дмитрий Иванович судить сам их отказывается; пусть их судит специальный Собор из представителей разных сословий. Собор приговорил Василия Шуйского к смерти, его братьев – к ссылке.

Дмитрий Иванович простил всех трех, отменил приговор, вернул трех негодяев ко двору. Почему?! Что двигало Дмитрием?!

Могу только провести две аналогии. Одну – с византийским императором Юстинианом, обронившим как-то вполне серьезно: «Ну что поделать, если нет в людях моего совершенства…» После чего простил явного подонка и изменника. Вторую – с Папой Римским Иннокентием III. Когда кто-то из приближенных к Папе лиц стал говорить о кознях германского императора, Папа снисходительно заметил: «Но ведь это только я безгрешен».

Поступить таким образом, как Дмитрий, мог только человек, абсолютно убежденный в своем праве на трон, смотревший на всех московитов как на неразумных детишек, в которых – что поделать! – нету царственного совершенства…

Еще в XVII веке высказали предположение: может быть, иезуиты воспитали Дмитрия? Воспитали приблудного парнишку, уверили его, что он и есть «чудесно спасшийся» Дмитрий, он и рад стараться.

Почему именно иезуиты? А потому, что в Российской империи именно иезуитов полагалось ритуально ненавидеть. Так сказать, как исчадий католицизма и ходячих воплощений «польской опасности». Если уж в появлении холеры в 1830 году немедленно обвинили поляков, то как же могли не быть виноваты иезуиты?!

Да только вот беда… Во-первых, Дмитрий неплохо говорил по-польски и по-немецки, но совершенно не владел латынью и делал очень наивные, очень смешные ошибки. Буквально не мог написать собственного имени: вместо imperator – писал in Perator; вместо Demetrius – Demiustri. Трудно поверить, что отцы-иезуиты совсем не научили бы воспитанника латыни: они ведь и общались на латыни, дети разных стран европейского материка.

Во-вторых, Дмитрий оказался совершенно равнодушен к католицизму. Католический костел в Кремле он создал, резонно объяснив взъерепенившимся московитам, что ведь лютеранские кирхи в Москве разрешено построить? Ну так пусть будет и костел. Но и только.

Ни одно из обещаний, данных в Польше королю Сигизмунду и его окружению (в том числе и Ватикану), Дмитрий Иванович не исполнил. А когда от короля Речи Посполитой прибыл некий пан Гонсевский поздравлять с восшествием на престол, напоминать о данных обещаниях, Дмитрий развел руками, ссылаясь на состоявшийся порядок вещей и что он еще непрочно сидит на троне. В общем, не будет ни войны со Швецией, ни окатоличивания Руси.

Так же точно огорчил Дмитрий и посланца Римского Папы, Александра Рангони, и хитрого польского иезуита Лавицкого. Дмитрий встречает их роскошно, с пушечной стрельбой и вкусными обедами, но ничего не обещает, а только просит. То о союзе против турок, то о закупках оружия, то о печатании в Европе церковной православной литературы на церковнославянском языке.

А одновременно он ввел в Боярскую думу высшее православное духовенство и отправил в Львовское православное братство «соболей на триста рублев» и грамоту, в которой благодарил за твердость в православии и за отстаивание интересов православных в Речи Посполитой.

Больше всех получает от него папа Мнишек. Не знаю, был ли там именно миллион злотых, но денег ему дали много. А вот Новгорода с Псковом – не дали, что тут поделать…

Папа Мнишек надеется на влияние многоопытной дочки Марины… Но похоже, здесь и женская власть Марины кончается. При приезде Марины в Москву Дмитрий потребовал, чтобы она перешла в православие. И Марина… куда деться, перешла. Она публично приняла причастие по православному обряду. Становится очевидно, что Дмитрий категорически не хочет ни ополячивания, ни окатоличевания.

Да и за что?! Разве поляки и католики помогли ему получить трон?! Нет, они только болтали. А помогали – русские православные люди. Ну, и он с поляками и католиками, будем считать, только болтал.

Уже в XX веке сделано другое предположение: некая боярская группировка отправила кого-то в Речь Посполиту, «сделала» Лжедмитрия из какого-то приблудыша, создала свое орудие.

Это уже теплее… Но хоть убейте, я не могу представить себе ни Богдана Вельского, ни тем более Василия Шуйского в качестве тонких интриганов, способных просчитать не то что на несколько ходов… а хотя бы на полшага вперед. Все, что мы знаем об этих людях, свидетельствует неопровержимо: они были коварны, жестоки, маниакально лживы, и от них можно было ждать абсолютно любой низости и подлости. Они были необычайно опасны, но не как умницы и храбрецы, как опасен был Стефан Баторий, – а именно как подонки, в любую секунду способные ударить в спину ножом или капнуть чего-то в бокал.

Но люди это крайне недалекие, малокультурные, даже наивные; истинные дети страхолюдного двора Ивана IV, его закономернейшие порождения. Чуть позже, в 1606 году, братья Шуйские, недальновидные кретины, отравят умницу и талантливого полководца, Михаила Скопина-Шуйского, племянника «царя Васьки». Тем самым они уничтожат опасного конкурента, способного оттенить их самих, бездарных и трусливых, но «заодно» убьют и единственного человека, способного их, дураков, спасти и укрепить на троне их династию… Тоже мне, интриганы!

На этом уровне – и все остальные действия Шуйского, Вельского… всех известных московских бояр. Можно представить себе, что Вельский и Шуйский зарезали «попова сына», а настоящего царевича отправили за границу. В пределах вероятного, что эта сладкая парочка получила от Годунова недвусмысленный приказ, но обманула царя, подсунув «попова сына», а настоящего царевича спасла, чтобы создать Борису Годунову противовес. То-то он и дергался, не зная точно, жив Дмитрий или уже нет.

Но невозможно представить себе «царя Ваську», который в 1592 году планирует сложную интригу, избавления от Годунова руками выросшего Дмитрия, потом от самого Дмитрия… Это так же невероятно, как представить себе африканского вождя, современника Васьки Шуйского, который скупает акции на французской бирже, а занимаясь работорговлей, начинает продавать соплеменников строго французам, чтобы его акции поднялись в цене. Так не бывает.

И еще одно, самое простое соображение, которое почему-то никому до сих пор никак не может прийти в голову. Царевичу Дмитрию в момент его смерти в Угличе было 8 лет. Извините, но я не в силах представить себе человека, который не помнит в этом возрасте себя и свое окружение. «Внушить» восьмилетнему мальчику, что он – совсем не тот, кем он себя помнит… Нет, это просто нелепо. Еще можно создать выдуманную биографию трехлетнему…

И потому рассуждения о «выкормыше иезуитов» или о «подменышах Шуйского» можно смело отнести к той же категории подлых и неумных баек, что и «попытка продать Святую Русь чертовым ляхам» или о «Берии – английском шпионе». Не будем, а? Врать тоже надо умеючи.

Date: 2015-10-18; view: 411; Нарушение авторских прав