Этика. Героический энтузиазм

Мужество Джордано Бруно поразило воображение современников вовсе не тем, что он бесстрашно взошел на костер. XVI столетие знало немало мучеников за веру. В подвиге Бруно восхищало одних и поражало других нечто совсем иное: как можно было идти на смерть, не веря в бессмертие души, не ожидая посмертного воздаяния. Смертность души – одна из предпосылок этического учения Джордано Бруно. Какие бы высказывания о бессмертии души мы ни встречали в его сочинениях, они относятся лишь к вечной духовной суб-

[294]

станции. “Ибо, если даже и ждем иной жизни и иного существования, – писал Бруно в “Изгнании торжествующего зверя”, – то все же та наша жизнь не будет такой, какой мы живем сейчас. Ибо эта жизнь проходит навеки без всякой надежды на возвращение” [19, с. 122]. Человек неразрывно связан с вечной и бесконечной природой, он ощущает себя частицей величественного и непрерывного потока. Но не сознание собственного ничтожества перед величием Вселенной охватывает его, а гордость и упоение: “Эта философия возвышает мою душу и возвеличивает разум!” [108,с.7].

Отказавшись от надежды на личное бессмертие, гордый человеческий разум преодолевает страх смерти. С него достаточно ощущать себя частью вечной природы. Но именно потому, что эта земная жизнь человека – единственная, что она – краткое мгновение в бесконечном потоке времени, в этическом учении Джордано Бруно звучит властный призыв к действию: “Но в ожидании своей смерти, своего превращения, своего изменения, – говорит Ноланец, обращаясь к человеку, – да не будет он праздным и нерадивым в мире!” [19, с. 10].

Этическое учение Бруно в равной мере противостоит пассивности аскетической, проповеди ухода от мира, религиозной созерцательности, перенесению всех надежд и чаяний в загробный мир – и одновременно пассивности гедонистической, досугу бездеятельного наслаждения, “Зачем мы так много бездельничаем и спим живые, если так долго, долго придется нам бездействовать и спать в смерти?” [19, с. 122].

Истинным мерилом нравственности Бруно провозглашает человеческую деятельность: “Прочь от меня всякое безобразие, всякое безделье, неряшливость, ленивая праздность!” [там же]. Именно в труде, добиваясь господства над природой, человек осуществляет свое предназначение. В “плодотворной общительности-” люди создают гражданское общество, государство, законы, культуру. “Воздвигались ли благодаря их доктринам и учительству, – писал Бруно о кальвинистах,– академии, университеты, храмы, больницы, коллегии, школы и заведения для наук и искусств?” [там же, с. 85].

“Боги одарили человека умом и руками, сотворив его по своему подобию и наделив способностями свыше всех животных” и свободой выбора. “Но, конечно, эта свобода, если будет расходоваться праздно, будет бесплод-

[295]

ной и тщетной... Поэтому-то провидение и определило человеку действовать руками, а созерцать умом, чтобы он не созерцал без действия и не действовал без размышления” [там же, с. 134–135]. Благодаря работе “Персей был Персеем, Геркулес – Геркулесом” [там же, с. 119].

Начав с отрицания религиозного самопожертвования ради “иного мира”, Бруно приходит, преодолев эгоистический индивидуализм ранних гуманистов, к прославлению героического энтузиазма, самоотверженности и подвижничества ради высокой цели. Человек должен преодолеть стремление к самосохранению, подняться над страхом личного уничтожения, ибо то высокое наслаждение, к которому стремится энтузиаст, немыслимо без доблестных деяний и жертв [см. там же. с. 121].

Героический энтузиазм Джордано Бруно – это одновременно и высшая ступень познания природы, и высшая ступень человеческого совершенства. Он означает “ту достойную восхищения душевную напряженность, свойственную философам”, которая позволяет мужественно переносить страдания: “Достойное философа поведение заключается в том, чтобы освободиться от физических страстей, не чувствовать мучений... Кого больше всего привлекает к себе любовь к божественной воле (которую он почитает наиболее твердой), тот не придет в смятение ни от каких угроз, ни от каких надвигающихся ужасов. Что касается меня, то я никогда не поверю, что может соединиться с божественным тот, кто боится телесных мук”. Мыслитель, поднявшийся к созерцанию истины, “не чувствует ужаса смерти” [110, т. 2, ч. 2, с. 192].

Божественность человека в философии Бруно следует понимать двояко. Он божествен, ибо божественна создавшая его природа, частью которой он является. В то же время божественным делает его порыв к знанию и высшему деянию, человек обожествляется в героическом восторге слияния с обожествленной природой.

Date: 2015-10-18; view: 357; Нарушение авторских прав