Шекспиров было двое?

Выдать чужой секрет – предательство, выдать свой – глупость.

Вольтер

Версия, согласно которой именно Френсис Бэкон был Великим Бардом, не устраивала многих исследователей «загадки Шекспира». Так весьма оригинальные идеи на этот счет выдвинула Марина Литвинова – известная российская переводчица. Когда она исследовала творчество Великого Барда, ее охватило неясное, интуитивное ощущение: под маской Шекспира скрывается не один, а двое авторов. Однако обо всем по порядку.

Исследуя материалы и документы английского Ренессанса, Литвинова натолкнулась на работы известных сатириков

XVII века – Джона Марстона и Джозефа Холла. В одной из своих сатир Холл писал о некоем человеке по имени Лабео, осыпая его градом насмешек. Прототипом Лабео, вероятно, является Шекспир, поскольку упоминаются его работы «Венера и Адонис» и «Исторические хроники». Холл говорит: «Уж коли ты пишешь, пиши один», и далее: «Я ругаю его, но с него, как с гуся вода, – он всегда может спрятаться за другого». Из этого Литвинова сделала вывод, что под псевдонимом Шекспир работали по меньшей мере два автора.

Другой писатель, Марстон, отвечая на сатиру Холла, прямо указал на то, кто кроется под именем Лабео – Бэкон. (Марстон упомянул его девиз «Mediocria flrma» («Золотая середина»). Естественно, впоследствии такое утверждение стало еще одним из аргументов в пользу версии бэконианцев.

Марина Литвинова обратилась к работам Спеддинга – крупнейшего знатока творчества Бэкона, в которых он утверждает, что Бэкон… не обладал поэтическим даром. Это подтвердило ее мысль о том, что под именем Шекспира писали два человека: Бэкон как автор идей, замыслов, прозаических текстов и некто, обладающий поэтическим талантом.

Еще одним доводом в пользу этой идеи стал уже упоминаемый нами портрет Шекспира на титульном листе Первого Фолио его произведений. Кроме уже упомянутых странностей вроде лица‑маски, были и другие. Внимание привлекают к себе рукава костюма – левый пришит задом наперед, спереди таким образом оказывалась задняя пройма. Такой казус никто не мог обойти вниманием, его объясняли промахом молодого художника… Но это звучит не очень убедительно. В то время по всей Европе и, в частности, в Англии обычным делом были всевозможные криптограммы, «говорящие» титульные листы. Такие титулы украшали сочинения Кеплера, Бэкона, Бертона, Селенуса. Объяснять особенности титульного листа Первого Фолио ошибкой неопытного гравера значит забыть об этой издательской практике. Первое Фолио делали два самых крупных издателя, за которыми стояли лорд Пембрук и Френсис Бэкон.

Об ошибке не могло быть и речи: они прекрасно знали, каково значение пьес Шекспира, и Первое Фолио издавали на века – для потомков. Тогда в чем дело? Возможно в том, что на портрете изображены две правые руки, одна спереди, другая – сзади. И это означает только одно: авторов было двое.

В свете такого предположения становится понятным, почему на титульном листе первого издания сонетов Шекспир изображен зеркально по отношению портрету на Первом Фолио, причем одна его рука от плеча плотно закрыта накидкой, так, как будто ее и вовсе нет. Этот ребус легко разгадывается: сонеты писал один из двух – Поэт. Интересно, что первое слово подписи к этому портрету было – «зеркально». Эта «зеркальность» нашла место и в других изданиях произведений Шекспира. Так одним из составителей Первого Фолио был известный поэт, друг и соратник Шекспира, а также друг Френсиса Бэкона – Бен Джонсон. Публикацией же сонетов занимался никому не известный издатель, господин Джон Бенсон. Возможно, здесь кроется ключ к разгадке тайны Шекспира?

Исследователи не сходятся во мнениях насчет степени таинственности фигуры Шекспира для современников. Одни полагают, что для людей того времени никакой тайны не было. Круг, в котором вращался автор или авторы этих пьес, был хорошо осведомлен, знал все подробности о жизни тех, кто писал под псевдонимом Шекспир, а некоторые даже делали их героями своих стихов и пьес. Другие исследователи убеждены, что если бы в тайну был посвящен широкий круг лиц, эта тайна неизбежно перестала бы быть таковой.

На наш взгляд, вполне возможно, что авторы так и не раскрыли никому из современников своего секрета. И на то были причины. К концу XVI века размышления над вопросами бытия стали опираться на научные открытия, перевернувшие прежние представления о мире, приходилось создавать и воспринимать новую реальность. Но ломка старого всегда опасна. Опасности обступали ученых и мыслителей, вставших на путь войны с постулатами догматического христианства. В 1553 году в Женеве был осужден и сожжен ученый, врач и астроном Мигель Сервет, в 1600‑м в Риме взошел на костер Джордано Бруно. Титанам Возрождения пришлось использовать язык иносказаний, возвышенные аллегории, за которыми зачастую скрывались весьма революционные идеи. Кстати, многие мыслители полагали, что если знания сделаются достоянием слишком широкого круга лиц, благородные идеи и учения станут с течением времени орудием в руках нечистоплотных политиков. Возможно, люди Ренессанса были правы, ведь в наши времена это происходит сплошь и рядом.

В эпоху Возрождения тайны скрывали, а не открывали, а на разгадки лишь намекали. Культу тайны были подчинены и эмблематика, и геральдика. Поэт и гуманист Филипп Сидней, например, взял себе в качестве эмблемы изображение Каспийского моря, потому что по натуре был человеком замкнутым, закрытым, как и этот водоем. Зачастую прибегали к тайнописи разных видов – для того, чтобы обойти какой‑то запрет. Это было вполне в духе елизаветинской эпохи, тогда знаменитое выражение «весь мир – театр, и люди в нем – актеры» было, возможно, еще более справедливо, чем сейчас. Итак, если тайна действительно была, в нее были посвящены немногие.

Марина Литвинова предполагала, что одним из двух творцов «Гамлета» и «Ромео и Джульетты» был Бэкон, человек, которого тайны окружали с самого рождения. Некоторые исследователи находят доказательства того, что он был… внебрачным сыном королевы Елизаветы. Он рос при ее дворе, под ее опекой, и она всегда отличала этого красивого и хрупкого ребенка, поражающего взрослых своим умом и разнообразными талантами. Елизавета называла его «своим юным канцлером». На своей брачной церемонии был облачен в пурпурные одежды, что разрешалось только особам королевской крови.

Будучи еще юношей, Бэкон побывал во Франции. Эта страна поразила его. Молодому человеку казалось, что в этой стране поэтов и любви жизнь бьет ключом – в противоположность пребывающей в плену схоластики унылой Англии. И это впечатление только усиливали долгие годы учебы в чопорном и замкнутом Кембридже. Во Франции, казалось, античное наследие находит новую благодатную почву, здесь внутренний мир человека становился достоянием литературы и, наконец, здесь уже был создан общенациональный французский язык. Именно это достижение стало для Бэкона примером, которому нужно было последовать и в Англии. Идея создания общенационального языка вдохновляла его, о такой необходимости он писал в своей работе «О достоинствах и приумножении наук». И можно ли считать простым совпадением тот факт, что эту идею реализовал таинственный Уильям Шекспир, чей словарь превосходил словарь любого из писателей и поэтов мира? Быть может, создание общенационального языка и было той целью, ради которой стоило устраивать мистификацию?

Но кто же был соратником Бэкона, кто помог ввести в заблуждение миллионы людей из разных стран и эпох? Когда мысленным взором окидываешь то время и круг людей, к которому принадлежал Бэкон, пожалуй, первым, на кого следует обратить внимание, оказывается граф Рэтленд. К нему фортуна была более благосклонна, чем к Френсису, хотя поначалу ничто этого не предвещало. Крутая перемена в его жизни, как и у Бэкона, была связана со смертью отца, который умер молодым – в тридцать шесть лет. Одиннадцатилетний Роджер стал пятым графом Рэтлендом, богатым, независимым и знатным. В его распоряжении оказалось несколько замков и богатейшая библиотека. По законам Англии того времени, если отпрыск благородного семейства терял отца, государство брало на себя заботу о его образовании – ведь ему предстояло заседать в палате лордов! Таких детей называли «дитя Короны». Опекуном Роджера стал лорд Бэрли, дядя Френсиса Бэкона. Граф Рэтленд оказался не единственным подопечным родственника Бэкона, в подобной ситуации находились также юные графы Саутгемтон и Бэдфорд. Граф Рэтленд был среди них младшим. Конечно, эти титулованные дети были всего лишь детьми: несчастными, поскольку лишились отцов, но талантливыми, открытыми, бесшабашными. Эти блестящие молодые люди стали друзьями, им предстояло составить цвет английской нации. Они собирались за обеденным столом своего опекуна, где появлялись наиболее знатные и могущественные люди Англии. Нередко там показывался и Бэкон, который стал учителем Рэтленда, будучи старше его всего на пятнадцать лет.

Роджер Рэтленд был щедро одарен природой, все схватывал на лету. У него были великолепные математические способности, необычайная склонность к языкам, безусловный актерский дар. Кроме того, он был поэтом, и это явилось одним из аргументов в пользу того, что Поэтом – соавтором Бэкона – был именно граф Рэтленд. Еще более утверждает в этой мысли странное совпадение. Если посмотреть на карту частных владений Англии XVI века, можно заметить, что буквально в 200–300 метрах от дома Рэтлендов стояли два театра, один из них так и назывался – «Театр» и построен был в в 1576 году – году рождения Рэтленда. В этом театре играла труппа, в составе которой был и актер Уильям Шекспир. Как мы уже говорили выше, «Театр» просуществовал до 1598 года, а позже труппа переехала на другой берег Темзы – в знаменитый «Глобус». Мальчишкой Роджер посещал этот театр, бывал на репетициях, сам разыгрывал сцены. Его воображение, необычайная впечатлительность и романтичность натуры находили здесь для себя отличную пишу.

Так соединилось множество случайных факторов, чтобы создать головоломку, которая до сих пор будоражит воображение исследователей. Соединились Мыслитель, Поэт и Актер. Мыслитель Френсис Бэкон, человек мощного ума, захваченный колоссальными планами в отношении нации и государства, избравший своей музой Афину Палладу, чье имя означает «потрясающая копьем». Поэт – лорд Рэтленд, ученик Бэкона, ученый и путешественник, человек большого поэтического дара. Актер – Уильям Шекспир, который мог изобразить из себя писателя и поэта. Пожалуй, это была его лучшая роль.

Талантливые, каждый по‑своему, Бэкон и Рэтленд дополняли друг друга, по сути, создавая интеллект, превосходящий их обоих. Объем активного лексикона Шекспира – 20 тысяч слов, а словарный запас самого Бэкона 8–10 тысяч. Похоже, что именно об этом своем тандеме с Рэтлендом Бэкон писал: «Если бы люди сходили с ума на один лад, то они могли бы ужиться довольно хорошо».

Вас не убедили эти аргументы? Сторонники версии о двойном авторстве шекспировских пьес имеют и другие доказательства относительно того, что их писали Бэкон и Рэтленд.

Владения Рэтлендов, находившиеся невдалеке от «Театра», также примыкали к монастырю Холи‑Велл, причем галерея от их дома вела прямо в монастырскую церковь, к хорам. Это обстоятельство объясняет появление известных строк одного из самых печальных сонетов Шекспира – 73‑го. Дело в том, что в 30‑е годы Генрих VIII распустил монастыри и, в частности, Холи‑Велл, с которого были сняты металлические крыши для ремонта Вестминстера. Оголенные хоры стали для Рэтленда символом старости, заброшенности и незащищенности. Об этом он и пишет в 73‑м сонете, говоря о своей душе.

То время года видишь ты во мне,

Когда один‑другой багряный лист

От холода трепещет в вышине –

На хорах, где умолк веселый свист.

Во мне ты видишь тот вечерний час,

Когда поблек на западе закат

И купол неба, отнятый у нас,

Подобьем смерти – сумраком объят.

Во мне ты видишь блеск того огня,

Который гаснет в пепле прошлых дней,

И то, что жизнью было для меня,

Могилою становится моей.

Ты видишь все. Но близостью конца

Теснее наши связаны сердца!

Еще одним доказательством являются намеки и насмешки над Шекспиром, сделанные еще одним возможным «хранителем тайны о гении» – поэтом Беном Джонсоном. В разные периоды жизни Джонсон в своих пьесах и стихах нападал, жестоко высмеивал, а иногда наоборот – сочувствовал человеку, в котором легко узнается граф Рэтленд. В одной из его комедий герой носит имя Пунтерволо, что значит «летящее копье», прозрачный намек на shake speare. Герой много путешествует и только что вернулся из Италии – в реальности только что вернулся из Италии Рэтленд (он так много путешествовал, что даже в английский словарь национальных биографий вошел как путешественник). В другом своем произведении Бен Джонсон пишет, что муж графини Рэтленд предпочитает тот же романтический стиль, что и ее отец, знаменитый Филипп Сидней. Это уже прямое указание на то, что Рэтленд – поэт. В комедии Джонсона «Празднество Синтии» главный герой Аморфус – поэт, объект бесконечных насмешек автора. Множество мелочей заставляет узнать в Аморфусе Рэтленда. Последний был расточителен, остроумен и экстравагантен. Очевидно, он «подставлялся» под насмешки, возможно, таким позднее был Пушкин, который также многих раздражал и задевал. Но когда после раскрытия заговора Эссекса, в котором участвовал и Рэтленд, он оказался в Тауэре и ему грозила казнь, Джонсон написал аллегорическую пьесу, в которой герою Овилию‑млалшему грозит смерть, и автор умоляет о его спасении, ибо он – Поэт. Некоторые исследователи считают, что речь идет о Шекспире. Но актеру Шекспиру смерть не грозила, а Рэтленд ждал ее со дня на день… Еще в 74‑м сонете Рэтленд, предвидя такой поворот судьбы, писал:

Когда меня отправят под арест

Без выкупа, залога и отсрочки,

Не глыба камня, не могильный крест –

Мне памятником будут эти строчки.

Наконец, последний аргумент. Сохранился еще один титульный лист того времени – к книге Густава Селенуса «Криптография», вышедшей в 1624 году, вскоре после Первого Фолио. На этом титульном листе нарисована, вероятно, зашифрованная история появления Уильяма Шекспира. Здесь представлены все действующие лица: на нижний гравюре слева стоит Бэкон, по своему обыкновению пышно одетый, и держит над головой пишущего молодого человека геральдическую шляпу. (Недаром он писал: «Я только настраивал струны, чтобы на них могли играть пальцы искуснее моих».) В правой руке он держит шнур, один конец которого прикреплен к поясу сидящего, другой заткнут за пояс старца. Это – алхимический символ змеи, связывающий людей в единое братство, в данном случае Бэкона и Рэтленда. На серии же боковых гравюр видно, как рукописи пьес попадали к настоящему Шекспиру – на них изображен постепенно богатеющий актер.

На этом можно было бы и остановиться, считая, что загадка Шекспира разгадана. Но предложенная версия – одна из множества, и потому мы продолжим поиски истинного Автора.