Глава шестая. Из оврага тянуло гнилью и сыростью, а ночная мгла сделалась непроглядной

Из оврага тянуло гнилью и сыростью, а ночная мгла сделалась непроглядной. Женский труп, завернутый в мешковину, вытащили из кузова «Газели». Игорь Тихонов, отказавшись от помощи напарника, погрузил скорбную ношу на плечи и начал спускаться с дороги по откосу. Радченко шагал впереди, освещая путь фонарем. Желтый световой круг выхватывал из темноты стволы деревьев, заросли сорного осинового подлеска и трухлявые пни.

Тихонов пыхтел, ставил ноги осторожно, стараясь не оступиться и не загреметь вниз. Склон сделался ровнее, ряды деревьев словно расступились, давая дорогу. Тихонов не захотел передохнуть до тех пор, пока не придут на место. Впереди, невидимый в высокой траве, бежал ручей. Радченко, перебравшись через воду, хотел протянуть руку Тихонову, уже изрядно выдохшемуся, но не успел. Игорь, поскользнувшись на скользком камне, не удержал равновесия и упал, сбросив с плеч женское тело. Минуту он сидел в воде, не находя сил подняться, наконец ухватился за ладонь Радченко и, матерясь, встал на ноги.

– Теперь моя очередь.

Радченко передал фонарь напарнику, наклонился, взяв тело, рывком поднял на грудь и ловко перевалил на плечи. Стараясь не поскользнуться, он двинулся вперед черепашьим шагом. Разросшаяся в низине осока доставала до пояса, стелился туман, в сандалях хлюпала вода, а лоб покрылся испариной. Едва видный световой круг казался таким блеклым, будто впереди выросла темная стена, сквозь которую нет прохода. Но вот обозначился контур поваленной сосны, Радченко, обошел дерево, сумев не зацепиться за ветки. Слышно было, как под ногами шуршат прелые прошлогодние листья. Радченко чертыхнулся, вспоминая, куда идти дальше. Если судить по карте, внизу за сосновыми посадками и ручьем начиналась дорожка, ведущая от санатория вдоль реки к пансионату «Ударник». Но тропинки почему‑то не было, хотя, кажется, они держатся в правильном направлении.

– Хрена тут смешного? – Радченко хотел повернуть голову назад, но мешало женское тело. Оно давило на плечи, будто покойница, с виду хрупкая, весила не меньше центнера. – Я спрашиваю: хрена тут смешного?

– Ни хрена, – ответил Тихонов и снова засмеялся.

– Так чего ты ржешь, как тварь?

– Я серьезен, чувак, серьезен.

– Сейчас дойдем до места, и я разобью твою морду, – пообещал Радченко.

– Это еще бабушка надвое разлила, кто кому морду чистить станет, – отозвался Тихонов, но смеяться перестал.

Дорожка, посыпанная мелким гравием, вынырнула из темноты. Теперь Радченко чувствовал себя лучше, они не сбились с пути, они почти на месте. На мгновение за деревьями стала видна широкая лента реки. Хрипло загудел буксир, тащивший за собой огромную баржу, груженную песком. По склону прошли вниз еще метров тридцать, остановились у ближних деревьев, за высокими кустами. Радченко сбросил труп с плеч, сел на влажную от росы траву, чувствуя, что ноги сделались ватными.

Он прикурил сигарету, глубоко затянулся. Из‑за синей тучи выплыла молодая луна, залив млечным светом изумрудную траву. Мешковина сбилась на сторону, открыв лицо покойницы. Радченко подумал, что при жизни женщина была весьма привлекательной. Вздернутый носик, чистый лоб и пухлые губки. Казалось, женщина прилегла вздремнуть и скоро проснется. Иллюзия быстро рассеялась. Это не было лицо живого человека. Спутанные темные волосы, ножевой порез на левой скуле, ссадина под глазом, синеватая одутловатость щек.

Снизу от реки послышались мужские и женские голоса. Подал голос невидимый за деревьями прогулочный теплоход. Радченко хотелось почесать зудевшие ступни, но для этого пришлось бы снять желтые сандалии. А сил оставалось на самом донышке.

– Надо было ее там оставить, – сказал Тихонов. – Перед ручьем. В низине. А не переться сюда через этот бурелом.

– Не трынди, умник. Без тебя разберусь. Тела мертвых женщин тот урод убийца в двух случаях оставил неподалеку от реки. В местах, где ходят люди. Третью жертву нашли на обочине в придорожных кустах. Трасса Краснодар – Тимашевск. Четвертая лежала в городском парке неподалеку от дорожки. Там днем ходит служивый люд, а ночью целуются парочки. Наше место выбрано идеально.

– У тебя всегда был изощренный преступный склад ума, – засмеялся Тихонов. – Мыслишь, как маньяк.

– Все, за дело… – Радченко погасил окурок о подметку и сунул его в карман штанов. – Или ночевать тут останемся?

Минут через десять все было кончено. Тело освободили от мешковины, кое‑как забросали сухими ветками и полуистлевшей прошлогодней листвой. Ментам, которые по анонимному звонку выедут на место, не придется искать слишком долго. Радченко сунул в карман сарафана белый батистовый платочек, на котором помадой был нарисован крест. Следом за Тихоновым он стал подниматься вверх по склону. Оглянулся, но не увидел ничего: месяц успел спрятаться за облаком.

* * *

Место и время для встречи с милиционером Дунаева выбрала сама. Местом оказалась большая автомобильная стоянка в районе Волгоградского проспекта, а не модный клуб, где еду подают не официантки, а профессиональные топ‑модели или манекенщицы. И время не самое удобное: два часа ночи. Когда Девяткин прибыл на место, мигнули фары «мерседеса», и он, прошагав два десятка метров, пересел на переднее сиденье чужой машины.

– Что за конспирация? – спросил Девяткин вместо приветствия. – Ночами я сплю.

– А я думала, сидите в засадах. Убийц и грабителей караулите. В это время мне проще выбраться из поселка и удобнее вернуться обратно. Кстати, это вы попросили меня о встрече. А не я навязалась на вашу голову.

– Ладно, проехали. Я ведь по служебной надобности к вам обращаюсь, а не автограф взять.

– Господи, я так жалею, что связалась с милицией… – голос Ольги Петровны дрогнул. – Жалею – это не то слово. Но, черт побери, уже ничего не исправить. Дура я последняя.

– Отчего же?

– Оттого что милиционеры продадут эту историю газетчикам за хорошие деньги. Обязательно продадут. Это лишь вопрос времени. Неделя, месяц… О моем родстве с Олегом Петрушиным знали только близкие люди. В газетных интервью я старалась не касаться темы родственников. Менты, простите, милиционеры из Краснодара не были в курсе дел. И в московском ГУВД о моем брате знаете только вы и ваш непосредственный начальник. Но шила в мешке не утаишь.

Девяткин не нашелся с ответом, лишь пожал плечами. Утечка информации не исключена. В милиции хватает людей, которые умеют заработать на чужом горе. Случится утечка – Дунаевой не позавидуешь. На нее выльют столько помоев, что в этих нечистотах можно будет захлебнуться.

– Сейчас муж шантажирует меня, – продолжала Дунаева. – Он требует, чтобы все движимое и недвижимое имущество после развода я отписала ему. Дорогую квартиру в Москве, дом на Рублевке, три автомобиля и все мои деньги. Сейчас, до решения суда, на все имущество и на мои деньги наложен арест. Я не имею права продать даже серебряную ложку из столового сервиза. Но это не самые большие потери. Гвоздев настаивает на том, чтобы Максим остался с ним. А взамен бросает мне кость с барского стола: разрешает видеться с ребенком каждую неделю. В дальнейшем он сделает так, что ребенок сам не захочет встречаться с матерью.

– Ему – деньги и недвижимость, – кивнул Девяткин. – А что получаете после развода вы?

– Он обещает одно: как бы ни развивались события, Максим никогда не узнает эту историю с братом, убийствами женщин. А Гвоздев, даже если вся эта грязь попадает в газеты и на телевидение, не станет полоскать мое имя. Не даст ни одного интервью. По совету адвоката я откладываю судебный процесс. Затягиваю его, насколько это возможно. Мне кажется, еще можно доказать, что к убийству этих женщин Олег не имеет отношения. В суде нам дали еще один последний месяц. Если это время не использовать…

– Мне искренне жаль, – сказал Девяткин.

– Вы назначили встречу только для того, чтобы сказать это?

– Хочу задать пару вопросов. Когда вы последний раз видели брата?

Дунаева на минуту задумалась:

– За неделю до его гибели я приезжала в Краснодар. О моем приезде никто не знал, кроме него. Олег находился в стесненных обстоятельствах. Я хотела передать ему немного денег.

– С какой целью? Он ведь с голоду не опух.

– Милиция не оставляла брата в покое. Дважды задерживали, проводили обыски в доме. Я сказала: надо сунуть взятку кому‑то из местных чинов, чтобы от него отвязались. Менты хотят закрыть дело об убийствах. А ты станешь козлом отпущения, потому что встречался с той девчонкой. Олег начал кричать как сумасшедший. На него иногда находило. Орал, орал. Ты только хуже сделаешь со свей взяткой, езжай обратно, чтобы больше сюда ни ногой. Ничего, кроме ругани, не получилось. Я уезжала с тяжелым сердцем, будто предчувствовала, что произойдет что‑то страшное. Оказалось, это наше последнее свидание.

– Вот этот человек вам случайно не знаком?

Девяткин включил верхний свет и вытащил фотографии Перцева.

– Нет, никогда не видела, – покачала головой Ольга Петровна. – А я на память не жалуюсь. А почему вы заинтересовались этим мужчиной?

– Я спросил, потому что этот тип частенько бывал в Краснодаре. Возможно, жил там. Гражданин проходит у нас по одному делу.

– По делу об убийстве? Женщин?

– Нет, по делу о мошенничестве, – соврал Девяткин. – Втирался в доверие к коммерсантам, продавал им векселя солидных компаний. А когда покупатели шли в банк обналичить ценные бумаги, оказывалось, что они фальшивые.

Он вежливо попрощался и поблагодарил Дунаеву за содержательную беседу и потраченное время.

* * *

Обратно до «Газели» добирались по тропинке, присыпанной белым гравием, хорошо видной в темноте. Радченко выключил фонарь и немного отстал от Игоря Тихонова, шагавшего слишком быстро. Панорама реки снова открылась, Радченко залюбовался на перламутровое свечение воды и на теплоход с освещенной верхней палубой. Корабль медленно удалялся от города. Еще пятьдесят метров – и путники вышли на грунтовую дорогу, поднимавшуюся вверх.

– Подожди наверху, мне камень в сандаль попал.

Радченко присел на траву и долго копался с застежкой, освобождая ногу. Вокруг ни души, но Дима не стал включать фонарь. Камешек оказался маленьким кусочком гранита с острыми краями. Поднявшись на ноги, Радченко взял фонарь. Прошагал вверх еще метров двадцать, здесь дорога делала крутой поворот, заворачивая налево. До «Газели» оставалось всего ничего, когда сверху послышались тихие голоса. Только бы не попался на глаза какой‑нибудь отдыхающий, полюбивший ночные прогулки при луне. Радченко отступил к обочине, готовый спрыгнуть с дороги вниз, в заросли высокой травы и кустарника, но узнал голос Тихонова. Тот сказал несколько слов, но смысла не разобрать: слишком далеко. Радченко, зажав в ладони длинную ручку фонаря, зашагал быстрее. Притормозил у поворота, прислушался.

– Я же говорю, парни, сигареты дома оставил, – повторил Тихонов.

Впереди вспыхнул фонарь, кто‑то направил свет в лицо напарника. Радченко разглядел трех парней, стоявших на дороге рядом с «Газелью». Один высокий, крепкого сложения, двое других помельче. Видимо, возвращение водителя помешало хлопцам покопаться в кабине и кузове. Парни были немного разочарованы, но уходить не хотели – видно, уже решили, что долговязый водила в застиранном комбинезоне конечно же не жирный гусь с тугим бумажником, но хоть какие‑то деньги у него наверняка водятся. И этих денег хватит, чтобы продолжить ночные развлечения. А ближе к утру, глядишь, пьяненький фраер встретится, из курортников.

– Ты, значит, не местный? – спросил здоровяк, не убирая фонарь от лица Тихонова.

– Ну, как вам сказать… – Игорь оказался неготовым к встрече, поэтому слова подбирал с трудом. – Что значит местный… По делам в городе. Мотался целый день как проклятый, а под вечер думаю: чего бы не искупаться?