Божий промысел

Посвящается моей жене

Пьеса, как и жизнь, была скучной. Да и постановка больше подошла бы для заводского клуба, чем для профессионального репертуарного театра. Костюмы, обглоданные молью, выцветшие декорации. Но главное – актёры. Хоть и звёздные, а играют, словно на детском утреннике, без блеска в глазах. Для них, наверно, это и есть детский утренник. Многолетний. Какой уж тут блеск, если в сорок пять актрисе надо изображать двадцатилетних девочек. И каждый раз вспоминать, что ты уже подбитый лётчик и падаешь вниз с бешеной скоростью. Никакой грим‑парашют не спасёт. И никакие костюмы с корсетами.

Катя вздохнула. А она подбитый лётчик или ещё держится? Тридцать четыре. Говорят, самый расцвет. Кто говорит?

В программке написано, что идёт комедия. Но во время первого акта никто не засмеялся. Даже чей‑то душераздирающий храп публику не развеселил.

В антракте она прогулялась вдоль фотогалереи с ликами актёров. Здесь они тоже в самом расцвете. Вот этот, например… На фото ему лет тридцать, а в жизни седьмой десяток разменял. Но портреты на стенах не меняют. Вечная молодость.

Оценила собственное отражение в зеркале. На троечку оценила. Вечно времени на себя не хватает. И денег. А если честно – мотивации. Икона стиля Коко Шанель как‑то обмолвилась: «Если женщина до тридцати лет не стала красавицей, значит она – круглая дура». Круглой дурой Катя себя не считала, как, впрочем, и красавицей. Самым привлекательным на ней, по её же мнению, был гранатовый гарнитур. Хотя волосы у неё были что надо – густые и волнистые, но ей не нравился их природный русый цвет. И ещё ей не нравилась мальчишеская, как она считала, фигура.

В буфете отстояла небольшую очередь, взяла бокал шампанского и чашечку эспрессо. Устроившись за столиком, стала рассматривать зрителей. В основном пенсионеры. В основном одинокие. Либо парочки среднего возраста. Кислые лица большинства мужчин красноречиво намекали на недовольство происходящим. Дома диван и футбол, а тут даже храпеть нельзя. Затащили!

Аншлага не наблюдалось – будний день, классическая пьеса, нескандальный режиссёр. Катя где‑то читала, что некоторые режиссёры продают свои имена, не имея к постановкам никакого отношения. А ставят пьесы никому не известные люди. Очень может быть. Режиссёр не актёр, на сцену выходить не надо.

Она тоже сегодня не собиралась в театр. Билет получила через СМС‑рассылку. Одна торговая сеть, дисконт которой имела Катя, устроила лотерею и прислала на её мобильник радостную весть, что она выиграла культпоход в театр. Для культпохода достаточно позвонить по указанному номеру и сообщить, куда курьеру доставить билет. Катя сначала решила, что это очередная рекламная разводка, но Машенька, её коллега, предложила позвонить:

– Сходи‑сходи… Может, познакомишься с кем‑нибудь. Да и пьеса вроде ничего.

Катя позвонила, курьер привёз. Действительно, оказалось, ничего. Совсем ничего. Пустышка.

– Девушка, у вас свободно?

Катя повернула голову. Ух ты! Прямо Кевин Костнер в молодости. Возраст – чуть за тридцать, русые волосы, зелёные глаза, музыкальные пальцы. Костюм от Хьюго Босса, аромат от «Кензо», часики от «Радо», перстенёк от «Де Бирс», очки от «Ягуара». Ничего от отечественного производителя, кроме бородки. Хотя нет – это эспаньолка.

В правой руке фужер с коньяком, в левой – блюдечко с бутербродом. Осетринка, лимончик.

– Да, свободно.

Он поставил выпивку и закуску, присел:

– Не очень удачная постановка, не находите?

– Да. Просто пьеса известная, сюжет все знают.

– Дело не в пьесе. Иначе бы её не ставили столько лет в разных театрах. Я смотрел её на других площадках, и, поверьте, публика не зевала.

– Вы театрал?

– Не то чтобы, но стараюсь пару раз в месяц выбираться. А вы?

– Если честно, не фанатка. Билет подарил магазин.

– Тогда у меня предложение. Чем закончится история, вы наверняка знаете. Нет смысла терять время. Как заметил Карлейль, жизнь – это очень короткое время между двумя вечностями. Так что стоит к нему относиться бережно. Здесь неподалёку отличный ресторанчик, его хозяин – мой старинный друг. Он готовит великолепный гаспачо. Вы любите гаспачо?

– Люблю, – чуть смущённо, стараясь не выдать радости, кивнула Катя.

– Отлично! Составите мне компанию? У меня машина, пункт назначения через пять минут.

– Но… Это так неожиданно.

– Жизнь и должна состоять из неожиданностей. Только они запоминаются. Разве не так?

– Ну… Хорошо… Поехали.

Молодой человек глотнул коньяка, закусил лимоном и кусочком осетрины.

– Вы же за рулём, – напомнила Катя, – не боитесь?

– Я?! Ха‑ха‑ха! – Парень рассмеялся, сверкнув золотым зубом в верхней челюсти. – Вы… Разве не узнаёте меня?

– Простите…

– Я же Костнер! Кевин Костнер! Кто ж меня оштрафует?! Ой, а вас как зовут?

…Катя очнулась. Рядом никого не было. На столике – её фужер с недопитым шампанским и чашечка кофе. Звонок приглашал пройти в душный зал.

Она залпом выпила кофе, шампанское оставила. Вернулась на своё боковое место в десятом ряду – торговая сеть пожалела денег на хорошие места. Зрителей поубавилось. Кто‑то уехал угоститься гаспачо. Или не гаспачо.

Что это было? То ли юноша, то ли видение. Миражи возникают, если о чём‑то думать постоянно, точнее, если испытывать в чём‑то недостаток. Если ты сыт и не испытываешь жажды, шансов увидеть оазис в пустыне у тебя значительно меньше.

Да стоит ли стесняться себя? Она хотела, чтобы он появился. Такой вот, холёный, в «Хьюго Босс». С машиной и другом‑ресторатором. И сразу бы пригласил на ужин.

За этим сюда и заявилась. Поэтому долго наряжалась и наводила агрессивный макияж. Как говорит коллега Машенька, приличная женщина должна быть одета так, чтобы поймать хотя бы один неприличный взгляд. Сто мужиков из ста ведутся на внешность.

Ни одного взгляда не поймано. Глубоким вырезом на юбке никто не заинтересовался. А значит, не будет никакого ужина и продолжения не будет. Она досмотрит несмешную комедию, вяло, для проформы, похлопает, отстоит в гардеробе очередь, потом поедет домой. На метро и маршрутке. Дома выпьет чая, покормит кота, посмотрит «Урганта» и ляжет спать.

В последний раз она ходила в театр позапрошлой осенью. С лучшей подругой. Алиной. Ведущей креативщицей в крупном рекламном агентстве. Смотрели «На всякого мудреца довольно простоты». Классика.

Теперь они уже не подруги. Тогда, в театре, Алина познакомилась с Иваном. Тоже в буфете, пока Катя стояла в очереди в дамскую комнату. Вернулась, а они воркуют за чашечкой кофе. Симпатичный парень примерно их возраста. Обходительный, вежливый, холостой индивидуальный предприниматель. После спектакля Иван вызвался развезти их по домам на своём «пежо». Первой высадил Катю. А к Алине, как водится, заглянул на чаёк. Несмотря на то, что Алина со случайными знакомыми чай не пьёт принципиально, тем более в первый вечер знакомства.

Утром подруга позвонила и тоном верующего, повстречавшего Христа, сообщила, что Иван чайку всё же отпил. Подробностей не поведала, но в подобных случаях всё ясно и без подробностей. Алина, как и Катя, по жизненному пути шла в негордом одиночестве. А тут такая удача. Практически мужчина мечты. И главное, инициатива исходила от него.

И началась сказка о потерянном времени. Рестораны, кино, театры, шашлыки и тусовки. Жили пока порознь. Алина на своей съёмной, он в своей собственной. Никаких проблем – чувства надо проверить. Проверяли примерно полгода. А потом как‑то всё стало увядать. Со стороны предпринимателя‑сожителя. И букеты не из роз, а из ромашек, и шашлык не из свежей баранины, а из просроченной курицы, и тусовки вынужденные – типа дней рождения и Нового года. И пьесы не топовые антрепризные, а проходные репертуарные. Да и никакого намёка на развитие отношений. Хотя сама Алинка намекала, активно намекала. И на кольцо обручальное, и на совместное ведение хозяйства. Ведь без развития – какое счастье? А потом и того хуже – чужие блондинистые волосы на его пиджаке, аромат посторонних духов, стирание СМС в мобильнике…

Пришлось принимать решительные меры. Неправедные, но как иначе? Нечаянно оставила на тумбочке справку из женской консультации. Третий месяц. Скоро ты станешь папой. Он увидел, распереживался, озадачился. В хорошем смысле этого слова. Тут же розы принёс.

Алинка, конечно, про комбинацию Кате поведала. По большому секрету. Мол, в нужный момент сообщит, что произошла ошибка и нет никакой беременности. А лучше на самом деле залететь. Говорят, иногда это хорошая сцепка для «расцепившихся вагонов». Подруга, как опытная креативщица, любила нестандартные метафоры.

И это было ошибкой. Подобными секретами нельзя делиться ни с кем, даже с собственным отражением в зеркале. Катя тоже не удержалась. Правда, не по глупости, а, так сказать, из добрых побуждений. Сидели как‑то в кафе с общей знакомой. И у той оказались схожие проблемы – кавалер превращался в холодец.

– Так ты сделай, как Алинка, – посоветовала Катя.

– А что Алинка?

Пришлось рассказать.

– Только ты никому.

– Коне‑е‑ечно. Могила.

В итоге через неделю появилось целое кладбище. И секретная информация тут же превратилась в несекретную. На дворе эра высоких технологий и социальных сетей.

Иван, узнав, что его водят за нос и никаким папой в ближайшее время он не станет, огорчился до истерики. «Ах вот ты какая?! Я не знал! Но теперь узнал! Всё! Конец пьесы! Не сожительница ты мне боле! Желаю счастья!»

Удар дверью, визг колёс «пежо», отключённый мобильник. Слёзы и мольбы о прощении. Не будет прощения!

Потом, как водится, поиски крайнего. Ещё одна старая истина – проще искать причину в других, нежели в себе. Первый вопрос подруге Кате: «Ты сдала?!» Катя призналась сразу: «Ивану я ничего не говорила, но сказала кое‑кому другому…» Понятно, дальше можно не продолжать.

Затем сочный монолог о предательстве, о разбитых чувствах и надеждах, о сердечной боли и одиноких ночах. «Чтоб ты, Катюша, хоть на минуту пережила то, что переживаю я! И я знаю, почему так случилось! Я же видела, что ты мне завидуешь!»

Катя, конечно, испытывала угрызения. Да, она свинья, разболтала нечаянно секрет, положившись на честное слово общей подруги. Только не со зла она это сделала, не из зависти. И никому она не завидовала. Иван ей не нравился. Казался скользким типом. О чём она подруге честно и сказала. Ещё в самом начале их романа.

Но Алину это не волновало. Разрыв отношений. Полный и безоговорочный.

За прошедшие четыре месяца ни одного звонка.

До сегодняшнего дня в театр Катя больше не ходила.

Её предвидение почти сбылось. Формальные аплодисменты, гардероб. Не угадала с метро. Не хотелось тащиться до станции по слякотной весенней погоде, потом трястись в маршрутке, привлекая внимание потенциальных грабителей. На ней дорогой фамильный гарнитур – серьги, кольцо и кулон. Оправленный в белое золото настоящий гранат, не подделка. Подарок бабушки на институтский выпускной. Бабушке он достался от её матери, той – от своей, и так по нисходящей. Интереса ради Катя снесла гарнитур ювелиру. Тот подтвердил подлинность камней и оценил примерно в сотню тысяч рублей.

Катя надевала гарнитур только в торжественных случаях. Но такие случаи, увы, выпадали нечасто, поэтому поход в театр казался вполне достойным поводом.

На проспекте, возле театра, вскинула руку. Без особой надежды – частники не очень жаловали это место. Но на этот раз повезло – почти тут же возле неё притормозил «рено». Бордового цвета.

– Куда?

– На Гражданку. За четыреста.

– Поехали.

Частники брали меньше. Лицензированный таксист заломил бы рублей семьсот. Она села, назвала адрес. Знающая жизнь коллега Машенька советовала при посадке к частнику запоминать номер. Так, на всякий случай. Вдруг козлом окажется и ножик к декольте приставит. Катя постаралась запомнить.

Водитель тоже походил на молодого Кевина Костнера. Опять мираж?

– Что вы на меня так смотрите?

Нет, не мираж.

– Вы похожи на одного артиста.

– Да? Какого?

– Кевин Костнер.

– Серьёзно? Это тот, который Робин Гуд и телохранитель?

– Да.

– Надо же… Первый раз такое о себе слышу. Приятно, однако.

На торпеде, над рядком иконок, игрушечная собачка покивала головой, как бы подтверждая слова хозяина. Катя огляделась. Других достопримечательностей в салоне не заметила. Лишь ёлочка‑ароматизатор на зеркале. Ваниль плюс апельсин. Никакого «Кензо». Как и никаких «Хьюго Босс» и «Радо». Но и не убого, как у восточных бомбил. На парне стильный плащ, небрежное кашне вокруг шеи. Аккуратная стрижка. Пальцы тонкие, не пролетарские, ногти аккуратно подстрижены. Из приоткрытой пепельницы частокол окурков. Из магнитолы – Нора Джонс со своим кошачьим тембром. Надо же, какое совпадение, Кате тоже нравится Нора Джонс.

– В театре были?

– Да. Как вы догадались?

– Ничего сложного. Стояли напротив театра, на вас явно выходной гардероб, в это время обычно заканчиваются спектакли… И даже те, кто собирался ехать домой на метро, ловят машину. Особенно если постановка была хороша.

Да, он прав. Она тоже хотела ехать на метро, но передумала. Правда, со спектаклем не угадал.

– Постановка не очень. Скучная.

– Бывает… Зато жизнь весёлая.

Он сделал вид, что смотрит в боковое зеркало, но Катя заметила, что взгляд скользнул и по ней. Надо было снять серьги в театре. Хотя на грабителя парень не похож. А кто похож? Как выглядит классический грабитель? Хмурый взгляд, волчий оскал и нож в руке? Ага. Вот так и ходят по улице, пугают людей.

До её дома примерно минут сорок езды – пик пробок давно прошёл, машин мало. Но домой ужасно не хотелось. Там даже воды горячей нет. На днях сломалась газовая колонка, пришлось покупать новую. Вызванный мастер по установке заявил, что, пока Катя не поменяет газовую проводку, ничего делать не будет даже за деньги. Проводка якобы смонтирована с грубыми нарушениями. За консультацию содрал пятьсот рублей – вызов тоже денег стоит.

Квартира досталась Кате от любимой тётушки по отцовской линии – та переехала в Белоруссию, к матери. Сначала тётушка её сдавала, а потом переписала на Катю. Счастья материнства тётушке испытать не довелось, к племяннице она относилась как к дочери. Даже лучше. В отличие от вечно занятых родителей, всегда находила для Кати время и баловала в меру своих возможностей. Племянница сделала в подаренной однушке косметический ремонт, а о неправильных газовых трубах даже не подозревала. Газовщики пообещали за месяц составить проект (за тридцать тысяч), потом прислать бригаду (оплата по факту). Месяц же придётся пожить без горячей водицы. Катя подозревала, что её разводят на деньги, но не спорила, безвольно со всем соглашаясь.

Но даже не в горячей воде дело. Когда на душе у человека спокойно, он не замечает бытовых неудобств. А если в душе раздрай, любая мелочь выбивает из колеи. И не хочется ни с кем спорить.

Одиночество. Вот истинная причина её хандры. Четыре года назад она разошлась с первым мужем. Вернее, сожителем – они не расписывались. Прожили вместе два года. Он служил банковским клерком. Не изменял, не бухал. В меру прижимистый. Подарками не баловал, но и в голодном теле не держал. В загс не тащил, наоборот – отговаривал. Давай, мол, чувства проверим. Перед Новым годом торжественно объявил, что их роман себя исчерпал, он предлагает прекратить сожительство и считать отношения между ними сугубо дружескими. Причину не назвал. Так, хочет переосмыслить жизнь, побыть в одиночестве и всё такое.

Катя пыталась его удержать, но не столько потому, что безумно любила, а по принципу – с ним всё‑таки лучше, чем одной.

Истинная причина разрыва открылась через два месяца. Опять‑таки от добрых интернет‑друзей Катя узнала, что её бывший скоропостижно женился на дочке совладельца своего банка, тем самым обеспечив себе безбедное будущее. Дочка была старше мужа на десять лет и не блистала внешними данными, впрочем и интеллектом тоже. Никаких приятных излишеств, кроме тонкого расчёта.

Денежные знаки в очередной раз взяли верх над чувствами. Меркантильное время. Нет, время здесь ни при чём. Совершенно ни при чём.

Возвращаться в пустую квартиру оказалось неприятно. Грустно, когда твоя жизнь не интересует никого, кроме тебя самой. Когда не на кого опереться. Не с кем попить чая и поболтать за жизнь. Некому приготовить что‑то особенное. Не для кого надеть любимое платье и зажечь ароматические свечи. Подруги и родственники – не в счёт. У них – свои заморочки и проблемы. С каждым ушедшим годом фраза «На мой век мужиков хватит» помогала всё меньше. Чего уж скрывать – она далеко не Моника Беллуччи, хоть и моложе, но в очередь поклонники с цветами и подарками не встают.

А в глубине души хотелось бы, чтоб вставали. Вот и мерещатся галантные голливудские красавцы.

Катя трудилась в небольшой фирме, торгующей подвесными потолками. Сидела в офисе, принимала покупателей, оформляла заказы. Скучно, но что делать. Зато стабильность. А с её дипломом историка даже на шампанское не заработать.

В офисе коллектив исключительно женский, кроме водителей‑грузчиков. Но даже они все пожилые и безнадёжно женаты. Клиенты вообще не обращают на неё никакого внимания. Им важней потолки. Никто на ужин не приглашает. Да какой там ужин. Комплимента не дождёшься.

Два раза в неделю айкидо. Тоже не столько по любви, сколько по расчёту. Увидела объявление о наборе группы. Прикинула, что это мужской спорт, записалась. На первое занятие пришли двенадцать барышень и один тощий студент. Но секцию не бросила, втянулась. И даже добилась определённых успехов.

…И никто не знает, как ей обидно. Почему иные тётки палец о палец не ударят ради близкого человека, а их боготворят? Почему им, с виду надменным и холодным, дарят авто и бриллианты? А она, которая готова на плаху пойти ради любимого, костьми лечь, почку отдать, не удостоится даже просто заинтересованного взгляда. Как несправедливо… Она ведь готова. Она поняла, что это главное в отношениях – отдавать.

Интернетом для заведения знакомств пользоваться стеснялась и писем в программу «Давай поженимся» не писала. Считала, что подобное сродни комиссионному магазину, когда поношенный товар выставляется на продажу. Казалось, стоит разместить такое объявление, и на улицу спокойно не выйдешь – все станут оборачиваться и пальцем показывать. Да и вообще – результат непредсказуем. С этой стороны экрана – Джонни Депп, а с другой – Лёша по прозвищу Крокодил.

Машина вырвалась из исторического центра. Парень не гнал: лёгкий весенний гололёд – опасная штука. Он не очень походил на обычного бомбилу. Скорей всего, просто проезжал мимо театра и подобрал попутчицу.

Интересно, а чем он по жизни занимается? А если он пригласит её в ресторан – согласилась бы? Возможно. Вот только вряд ли он пригласит. Хотя в её сторону по‑прежнему поглядывает.

– Угощайтесь. – Он протянул открытую упаковку с лакричными конфетками.

Она обожала лакричные конфеты, привозила их из Финляндии. Но в криминальной хронике показывали, как бомбилы угощают пассажиров отравой, а когда те вырубаются, грабят.

– Нет… Спасибо.

За окном кончились дома, потянулся лесопарк. Небольшой оазис в каменных джунглях. Впереди, на обочине, мигала аварийкой отечественная «Лада». Рядом водитель с протянутой рукой. Мужик лет сорока.

Хозяин «рено» сбросил скорость и начал перестраиваться. У Кати опять мелькнула нехорошая мысль. А вдруг сообщник? Поздний вечер, парк, никаких свидетелей. На всякий случай сунула руку в карман плаща, нащупала ключ от квартиры. Если что, будет отбиваться.

«Рено» съехал на обочину и притормозил за иномаркой. Водитель опустил стекло. Голосовавший мужик тут же подбежал:

– Брат, оба колеса пропорол… И труба без денег. Позвонить дашь? Эвакуатор вызвать. Я заплачу.

– Не вопрос, – парень вытащил из куртки мобильник, – платить не надо, дело святое. Сегодня я – завтра ты.

– Спасибо… Я быстро.

Он взял трубку и, не отходя, принялся вызывать эвакуатор. Водитель посмотрел на Катю:

– Вы не опаздываете?

– Нет…

– Я тоже как‑то встал на трассе. Ремень генератора лопнул. Зима, лес, бензин на нуле. Повезло, дальнобойщик на буксир взял. А мог не брать. Я тоже теперь всегда торможу.

Кате стало даже неудобно за свои мысли о грабителях. Нормальный парень, другой бы проскочил и не заметил.

Мужик позвонил, вернул трубку, поблагодарил. Они двинулись дальше. Парень достал пачку сигарет:

– Не возражаете?

Ещё один маленький штрих. Некоторые не спрашивают.

– Пожалуйста…

Он приоткрыл форточку.

Она решила поддержать разговор:

– Простите, а вы, случайно, не разбираетесь в газовой проводке?

– Что?

– Понимаете, у меня сломалась колонка, а газовщики говорят, что надо менять проводку. Но мне кажется, им просто нужны деньги. За один проект просят тридцать тысяч. А что там проектировать? Нарисовать две трубы? Вот я и ищу того, кто в этом разбирается.

Наверно, это выглядело глупо. Спрашивать совершенно незнакомого человека о какой‑то газовой проводке. Но человек отреагировал вполне нормально:

– А‑а‑а… Знакомая тема. Ребятам только повод дай. Я, вообще‑то, гуманитарий, но с проблемой сталкивался, когда квартиру покупал. Посмотреть могу. С газом на самом деле шутки плохи. Если там действительно нарушения, то переделывать по‑любому придётся. Но у меня телефон ремонтников остался, сделают за день без всякого проекта.

– Ой, посмотрите, пожалуйста… А то я без горячей воды. И целый месяц ждать.

– А муж‑то не приревнует?

– Я не замужем.

Почему он спросил про мужа? Именно про мужа, а не про папу, брата, дедушку? Почему не спросить проще: «А что, мужчин в квартире нет?»

Намёк? Или просто оговорка? Или она себя накручивает?

Боже, что она делает? Приглашает первого встречного домой. С другой стороны – почему нельзя пригласить? Она ж его не на ужин зовёт. В конце концов, если поможет – заплатит. Удивительно, что он сразу согласился. Мог ведь сказать: не понимаю я ничего в проводке.

– Меня Геной звать, – улыбнувшись, представился парень.

Какая улыбка… Добрая и располагающая.

– Катя… Очень приятно.

Потом она как бы невзначай поинтересовалась, чем он занимается. Он отвечал просто, без встречных вопросов типа: «А почему вы спрашиваете? Понравился, что ли?» Сообщил, что он фрилансер, трудится вольным креативщиком, зарабатывает неплохо, но бо́льшая часть заработка уходит на ипотеку и погашение кредита за машину. А по образованию он филолог. Упомянул, что родом из Калининграда, там мать. После окончания универа остался в Питере. В принципе, работает почти по специальности. По крайней мере, стилистических ошибок в его рекламных текстах нет. Иногда подвозит «голосующих», если по пути. Просто так, без денег. Попутчики – это общение, новые знакомства и новые впечатления, которые просто необходимы на его работе. С Катей тоже оказалось по пути.

– А жена, дети?

Не слишком ли рано спросила?

Гена не иронизировал: «С какой целью интересуемся?» – и не ухмылялся. Ответил просто и без негатива:

– Детей нет, с женой в разводе. Не сошлись в интересах.

Спектакль уже не казался ей таким провальным. И костюмы ничего, и актеры вроде выкладывались…

Остаток пути обсуждали Нору Джонс, сойдясь во мнении, что она достойная певица.

Возле её дома он нашёл свободное место, припарковался:

– Ну, пойдём глянем, что у тебя за проводка.

Он как бы нечаянно перешёл на «ты». Впрочем, Катя не возражала.

В лифте она разглядела его получше. Лет тридцать пять. Фигура вполне себе. Не атлет, но и не заплывший жиром боров. Хотя удачно сидящий плащ мог скрывать недостатки фигуры. Лёгкая модная небритость, шрам на скуле. Чуть сутулится. Кое‑где седина. С похожестью на Костнера она погорячилась. Не очень похож. Но вполне привлекательный. Её типаж.

Пересечение взглядов. Лёгкий удар током.

Нет, не может быть, чтобы у такого парня никого не было. Просто нереально.

Спектакль – отстой!

– Лифт тоже не мешало бы починить, – обрадовал он, прислушавшись к звукам извне, – сорваться может. У нас, говорят, семьдесят процентов лифтов – риск для жизни. Я на пятом живу, но хожу только пешком, хотя дом новый. И тренировка, и безопасно.

В прихожей он начал снимать ботинки.

– Ой, да проходи так. – Она тоже как бы невзначай перешла на «ты».

– Зачем свинячить? Мне ж не трудно.

Носки у него оказались разными, хотя и одного цвета. Это не бросалось в глаза, если не присматриваться. И данный факт её почему‑то обрадовал. Впрочем, не «почему‑то». Холостые мужчины, по статистике, следят за гардеробом гораздо реже женатых. Точнее, не следят ни те ни другие. Следят жёны.

Положила перед ним вагонные гостевые белые тапочки. Ездила как‑то в командировку в Москву, прихватила в купе. Нормальные тапки, зачем выкидывать, раз всё равно заплачено. Он надел без комментариев. Вообще, Гена не отпускал дешёвых острот, характерных для пикаперов.

– Вот сюда, – показала на дверь ванной комнаты.

Плащ не снимал. Зашёл, осмотрелся.

– Ремонтик бы не помешал… Так. Здесь колонка висела? – Он указал на стену, за которой торчали два крючка.

– Да… А трубы внизу.

Он с минуту осматривал проводку, подсвечивая в тёмных местах мобильником. Наконец сообщил диагноз:

– Ну, не так всё страшно. Старые трубы можно вот здесь обрезать. Вот там подвариться к стояку и поверх протянуть новые. Будет не так красиво, зато надёжно и без нарушений. Вот тут поставить вентиль. Короче, работы на пару часов без всяких проектов. Хотите, позвоню мужикам, тысяч за пятнадцать сделают хоть завтра.

– Ой, конечно! Спасибо! – искренне обрадовалась Катя.

Всё‑таки есть хорошие люди. Какой ему резон помогать ей, случайной попутчице? А он помог. Её бывший в подобной ситуации и пальцем не пошевелил бы.

Захотелось тоже сделать для этого Гены что‑то доброе, вечное, волшебное.

– Может, чая?

Наверно, человечество изобрело чай именно для подобных случаев. Универсальный предлог.

Он не ломался, не ссылался на занятость и отсутствие времени:

– С удовольствием.

Чай был только в пакетиках, но Гена не проявил никаких признаков недовольства или брезгливости. Так же спокойно отреагировал на прошлогодние шоколадные конфеты и превратившийся в камень мармелад. Она же не ждала его в гости. Всё нормально.

Под плащом оказался деловой костюм. Да, фигура ничего, очень даже ничего. Не то что у офисного поколения, к тридцати годам обрастающего мощной жировой прослойкой в районе талии. Но фигура – всего лишь приятное добавление. Как говорила Катина бабушка, «если мужик чуть симпатичнее чёрта, значит он уже красавец». Важно другое. В первую очередь мозги – самая сексуальная часть мужского организма. И интеллект. А он во взгляде Гены явно читался.

За чаем он поведал, что возвращался с позднего производственного совещания крупного заказчика. У того в конторе, как в большинстве подобных, рабочий день начинался после полудня, зато заканчивался иногда за полночь. Сегодня совещались с голландцами. Те планировали двинуть на российский рынок новое машинное масло. И мечтали о достойной рекламе, которую предстояло придумать ему.

Катя, конечно, волновалась. Хоть и шла в театр с тайной надеждой. Но не думала, что надежда так быстро материализуется в её квартире. Предположи она, что сегодня у неё будет гость, подготовилась бы по полной программе. И выпивкой запаслась, и закуской. И порядок навела бы идеальный. А сейчас даже выпить не может предложить. И не потому, что гость за рулём. Спиртного в доме ни капли. Только в виде духов и стеклоочистителя. А из закуски – не очень свежая треска и сыр. В супермаркет она собиралась завтра. Как и большинство городских жителей, она глобально затаривалась раз в неделю, а по мелочи обходилась магазинчиком напротив дома.

Гена уловил её волнение и снова душевно улыбнулся:

– У тебя уютно… Не то что у меня… Иногда даже домой возвращаться не хочется.

Как это ей знакомо!

– Уют создают не стены и не мебель… Люди.

– Верно, – грустно вздохнув, согласился он, – верно.

Именно в эту секунду опостылевшая ей кухонная стенка с отвалившимися кое‑где ручками и отслоившимся покрытием показалась ей почти стильной и красивой. И снова очень захотелось сделать для Гены что‑нибудь приятное.

– Ещё подлить?

– Нет, спасибо… Поздно уже, вставать завтра рано, – словно оправдываясь, посетовал он, – ты сказала, что спектакль скучный.

– Да… Поэтому на него и распространяют билеты через магазин.

– Но в принципе ты театр любишь? Верно?

Катя не очень любила театр. Но сейчас без раздумий кивнула, ибо поняла, что разговор он начал не просто так.

– Обожаю…

– Я почему спросил… Есть несколько действительно удачных постановок. И если ты их не видела, я могу достать билеты.

Даже если бы Катя видела эти постановки раз по десять, она бы согласилась. Потому что сказано было не про билет, а про билеты. Про два билета. Для неё и для него.

– Конечно… С удовольствием. Хорошая пьеса – редкость.

– Договорились. Я узнаю насчёт билетов и перезвоню.

– Ага.

В прихожей она протянула ему визитку с рабочим и мобильным телефоном. Он не предпринимал попыток остаться. Не приставал и не говорил пошлостей. Обулся, попрощался, вышел, оставив после себя лёгкий аромат «ваниль плюс апельсин». Всё‑таки автомобильные «Ёлочки» перебивают любой парфюм. Денег за доставку не взял.

Заснула Катя после четырёх. До этого лежала и слушала Нору Джонс. Впервые за четыре года одиночество её не тяготило.

После полудня, когда она поглощала очередную порцию офисного кофе, позвонил газовщик. Пообещал заехать после семи вечера и осмотреть проводку лично.

Ура! Вчерашняя встреча не была сном и миражом! И Гена не забыл про неё. Конечно, может, он просто добрый хороший человек, но Катя тешила себя надеждой, что он проявил инициативу по другой причине. И будь на месте Кати другая, ничего подобного не предложил бы.

От опытной Машеньки не укрылась смена настроения коллеги.

– По ходу, спектакль тебе понравился. Или всё остальное?

– С чего ты решила?

– Последний раз ты улыбалась клиентам прошлой осенью, когда встретила своего одноклассника.

Да, в ноябре Катя ходила на встречу одноклассников. Туда же впервые с выпускного вечера заявился Колька Чудинов, в которого она была не сказать что влюблена, но лёгкую эйфорию в его присутствии испытывала… Колька превратился в настоящего мачо, острил, словно младший Ургант, и оказывал Кате всяческие знаки внимания. После встречи отвез её на своём «порше» домой, напросился в гости и взял телефон, чтобы на следующей недельке обязательно пересечься и поболтать в спокойной обстановке.

Но не позвонил ни на следующей недельке, ни через месяц. Номер своего мобильника он ей не оставил. Вскоре от другой одноклассницы она узнала, что Колька профессиональный альфонс, остроты готовит заранее, а «порш» ему подарила пожилая любовница. Катя поняла, почему он подвозил её и заглянул в квартиру. Оценить материальное благополучие. На возможную перспективу.

Ей стало так противно, что несколько дней она вообще смотреть не могла на мужиков. Немного успокоила практичная Машка, с которой она поделилась горем.

– Прекрати. Радуйся, что не успела ничего на него потратить. Нет худа без добра – сэкономила на такси.

А вдруг Гена тоже имеет какой‑нибудь умысел? И тоже приезжал оценить обстановку? Может, он обычный воришка? Заметил на Кате дорогой гранатовый гарнитур, ну и…

Нет, нет… Не похож он на воришку.

Машка повторила вопрос:

– Ну, так что? Было?

– Нет… Просто подвёз хороший парень.

– У него на лбу или в визитке было написано, что он хороший?

– Да. Именно в визитке у него и было написано. Хороший парень.

– Ну, тогда ладно.

«Хороший парень» вышел на связь после обеда. Номер на Катином мобильнике не высветился. «Аноним». Что наводило на тревожные мысли. Может, всё‑таки его заинтересовал именно гарнитур? А газовщик – его компаньон?

– Привет, – поздоровался он, словно со старой знакомой, – газовщик звонил?

– Да, спасибо. Сегодня заедет.

– Отлично. Насчёт контрамарок я уже договорился. В пятницу вечером ты свободна?

– Пока да, – уклончиво ответила Катя, не желая сразу показывать, что готова пойти с ним на любой спектакль.

– Пьеса очень хорошая, идёт редко. «Превратности любви» называется. Режиссёр – француз. Постарайся.

– Да, хорошо… Спасибо, Гена.

– В четверг я позвоню.

– Конечно…

Нет, вряд ли воришка приглашал бы в театр. Скорей уж в кабак ближайший.

Разговор подслушала Машка. И даже догадалась о содержании:

– Куда‑то пригласил?

– В театр.

– Узнай цену на билеты. Если меньше пятисот, не связывайся…

– Ма‑аша…

– Маша знает жизнь. Не спорь.

Пьеса оказалась так себе. Полный авангард, а если называть всё своими именами – бред. С Катиной точки зрения, конечно. Но она со всей силы хлопала в ладоши. И не потому, что аплодировал зал. Потому, что аплодировал Гена. Потому, что в антракте она пила шампанское не в одиночестве, не высматривала потенциальных кавалеров и ей не мерещился Кевин Костнер. У неё был свой Кевин Костнер. Моложе и в сотню раз лучше. Тут и ладоши до крови отбить не жалко.

Он много и увлекательно рассказывал о театре – видимо, любил это дело. Мимоходом произнёс пару комплиментов её прическе. Катя не зря провела два часа в салоне, вспомнив, что на свете существуют эти чудесные заведения. И главное, она поймала пару его благосклонных взглядов. Взгляды приятно пощекотали. Значит, платье она выбрала правильное. Хотя выбирать особенно было не из чего. Её шкаф от одежды не ломился. Но главное ведь не количество… Пара платьев на выход, одно из них любимое, бирюзовое, в пол, с боковым разрезом, она и надела.

Гена нарядился ей под стать. Сама элегантность. Светлый джемпер от Пола Шаркса удачно сочетался с бордовой сорочкой на гранатовых запонках. Видимо, ему, как и ей, нравился гранат. Волосы явно уложены в салоне, и даже лёгкая небритость выглядела аккуратно, добавляя шарма. Ваниль сменил «Кензо».

Про стоимость билетов Катя, разумеется, не спрашивала.

Накануне приходил газовщик. Всё сделал, как и обещал Гена. Быстро и недорого, без всяких проектов.

Боже, неужели это происходит с ней?! Неужели дождалась?

Она тем не менее старалась держать себя в руках, а не скакать перед Геной счастливой дурочкой. Нельзя выдавать свою заинтересованность, тем более на первом свидании, – вспугнёт. К тому же она совершенно не представляет, кто он на самом деле – какие у него пристрастия и недостатки. И прежде чем терять голову окончательно, стоит убедиться в его благонадёжности. А вдруг он обычный кобель, меняющий женщин как носки. Фрилансер.

– Понравилось? – освещая лицо улыбкой, спросил он, когда они вышли из театра.

– Не то слово.

Даже если бы на сцене расчленяли покойников, она бы ответила утвердительно. Но ей хотелось дополнить ответ аргументами, и она выдавила пару ремарок касательно блестящей игры актёров.

Он предложил поужинать, благо спектакль закончился рано. Она не возражала. Вернее, опасалась, что не предложит. Зря.

Они доехали на его машине до уютного ресторанчика, спрятанного в переулках рядом с Невским. По дороге он рассказывал, в чём идея увиденной пьесы, почему режиссёр использовал такие необычные ходы, как, например, шапочки для купания вместо дамских шляпок и пакеты «Рив Гош» вместо походных сумок менестрелей. И действительно, теперь постановка не выглядела бредом обкурившегося наркомана. Каждая деталь несла смысловую нагрузку. Плохо, что уловить эту нагрузку без подсказки посвящённого было нереально.

Гена по‑прежнему почти ничего не рассказывал о себе. Она же не спрашивала, опасаясь выдать свой интерес. Всё‑таки мужчина должен проявлять инициативу и добиваться женщины.

Он заказал ей белого вина дорогого розлива, рыбное ассорти, сам же ограничился овощным салатом и кофе. Певица на небольшой сценке пела джаз в сопровождении гитариста. Романтичный антураж, многообещающее начало.

Они болтали о всяких милых пустяках, Гена удачно острил, она искренне смеялась. Читал стихи её любимой Ахматовой, а она в ответ свои собственные, студенческие. Поймала ещё пару его быстрых взглядов, направленных в район выреза на платье. Она пыталась гнать от себя скептическую мысль, что является для него проходным «переспальным» вариантом, но недоверие настойчиво долбило кулачками в черепную коробку. С чего это вдруг он приглашает её в театр, в ресторан? Внешность? Будем говорить прямо – не фотошоп. Материальное положение? Тем более не фотошоп. Что тогда? Весеннее обострение?

Вино частично ответило на поставленные вопросы. Вернее, успокоило. Да какая разница?! Почему люди находят друг друга, влюбляются, живут вместе? Нет никаких критериев. Это в чистом виде Божий промысел.

После ужина он предложил прогуляться вдоль Фонтанки, до Летнего сада. Лёгкий променад перед сном. Подышать озоном, полюбоваться видами.

Они брели к Инженерному замку и с удовольствием обсуждали смерть императора Павла, задушенного здесь верноподданными. Катя, как историк, оценила эрудицию Гены. Даже вышел небольшой спор об истинных причинах покушения. Она представила, что может произойти дальше. Он отвезёт её домой, возможно, попросится зайти. Она не станет возражать… Люди взрослые. Блин, а если не попросится?..

Они не пошли к Летнему саду, свернули к парадному входу замка. Брусчатка, качающиеся на ветру фонари, тени от деревьев, автономные уличные туалеты… Она взяла его под руку, якобы нечаянно поскользнувшись. Романтика…

– Эй… Карманы покажем…

Вот теперь она знает, как выглядят настоящие грабители.

Их было трое. Молодые, лет по двадцать с небольшим, один кавказец. Не сказать, что похожи на конченых наркотов, один довольно упитан. Чёрная одежда, чёрные шапочки, чёрные души… Перчатки с обрезанными пальцами. Романтика. Откуда они здесь? В центре культурной столицы? Это же не спальный район! Впрочем, почему должны грабить именно в спальном районе? На улице никого, спрячься в парковых кустах или за туалетами и жди жертву, гуляющую в приличной одежде и с гранатовым гарнитуром. Камеры наблюдения не страшны – темновато. И по брусчатке на каблуках не убежишь. Да и аура соответствует – здесь царя задушили, а уж обычных граждан грабануть – дело святое.

Огромный нож уже упирался в горло Гене. Второй, не менее страшный – в бок Кате.

– Цацки снимай! Быстро…

Гена не испугался, не потерял присутствия духа, осторожно опустил руки:

– Джентльмены, а поздороваться?

Сильный удар в живот вместо знакомства. Он согнулся в поясе, но затем выпрямился и схватил руку парня, державшего нож. Кавказца саданул ногой по колену.

Но тут же в дело вступил третий, державший на прицеле Катю. Отпустил её на секунду и врезал Гене локтем в район поясницы… Вскрик от боли, падение на скользкую брусчатку.

«…У них же ножи! Не игрушечные! И они явно обдолбанные какой‑то дурью! Такие пойдут до конца! И могут убить его! Моего принца! Которого я столько ждала! Нет! Не получится, козлы, у вас ничего!»

Не оборачиваясь, она схватила ладонь, лежащую на её плече. Каблуком по голени, резкий разворот. Главный принцип айкидо – используй энергию нападавшего. Использовала. Грабитель по инерции попытался вырваться, за что жестоко поплатился. Она не сопротивлялась, подалась за ним, но тут же резко остановилась и вывернула захваченную ладонь. Приятный слуху хруст. Так обычно хрустят порванные связки. Грабитель вскрикнул, хлопнулся оземь. Нож отлетел в сторону, к туалетам. Не обманул тренер, преподававший факультативно за дополнительную плату кэмпо – микс из различных боевых искусств, связанный с самообороной. Преподавал на совесть, а не просто зарабатывал деньги.

Второй тут же бросился на неё. Но, не имея никаких представлений о единоборствах, кроме разборок в подворотнях, оказался лёгкой добычей. Вернее, не совсем лёгкой – весил он кило под сто. Но в айкидо и вес противника может действовать тебе на пользу, особенно на скользкой дорожке. Он попытался нанести прямой в голову (а чего ещё ждать от подобных типов?). Её «иккё омоте» оказался не очень эффектным, зато эффективным, не зря она особенно упорно отрабатывала именно этот приём. Соперник со всего маху шандарахнулся толстой мордой о камни и взвыл от боли в вывернутой руке. Помня, что оставался ещё третий, Катя не стала миндальничать и довела дело до конца – дожала. И откуда силы взялись? Вывих и длительное лечение парнишке гарантированы.

Кавказец оказался более подготовленным и даже встал в боевую стойку, подсмотренную в фильмах категории «В». С ним Катя вообще не церемонилась – крутанулась, словно в танце, взмахнув сумочкой и обрушив её на голову противника с последующим ударом в пах. Это уже из кэмпо. Он тем не менее маханул ножом, за что получил дубль сумочкой. А сумочка‑то хоть и дамская, но весит под три кило. Катя называла её тревожным чемоданчиком – там было всё необходимое для жизни. Один флакон с туалетной водой чего стоит. А тональный крем, а рассыпчатая пудра! Нож в итоге тоже остался не у дел.

Одним словом, всё было кончено примерно за тридцать секунд. Происходи всё это на соревнованиях, зал разразился бы аплодисментами. Катя сама не ожидала от себя подобной прыти. На неё, выражаясь поэтическим языком, нашло вдохновение. Наверно, не будь с ней Гены, она бы просто отдала и кошелёк, и сумочку, и гарнитур, ибо мудрый тренер каждый раз повторял – если есть возможность уклониться от боя, надо уклоняться. Или убежать. Особенно когда силы явно не равны. А тут – трое, да ещё с ножами!

Грабители, понимая, что лучше свобода, чем принципы, сиганули в кусты, осыпая Катю оскорблениями и угрожая скорой и неминуемой расправой. Точнее, кричал только кавказец, остальные орали от боли.

Гена всё ещё лежал на брусчатке, постанывая и держась за ушибленную спину. Катя подбежала к нему, присела:

– Геночка… Как ты?! Не надо было влезать, я бы сама… Очень больно?

Новый знакомый отреагировал несколько странно. Во‑первых, резко прекратил стонать, во‑вторых, быстро, словно не было никакой боли, поднялся на ноги. Осмотрелся по сторонам:

– Где они?

– Так… Убежали… Одному я, похоже, связки порвала, второму руку вывернула…

– Связки?! – Гена переспросил тоном работника, которого хозяин выставил за дверь. – Ты шутишь?!

– Почему? Они же с оружием… И ограбить хотели… Надо вообще полицию вызвать. Вдруг их знают? Я двоих хорошо запомнила. И тут камеры есть.

– Ба‑ли‑ин!..

Не отряхнув от грязи плаща, Гена схватил её за руку и потащил к машине:

– Бесполезно. Полиции оно надо? Идём быстрее, они могут вернуться, и не одни. Я знаю подобную публику.

Резон в словах Гены имелся, Катя послушно двинулась за ним.

– Где ты так научилась?

– Я занимаюсь айкидо. И кэмпо… С тобой всё в порядке?

– Надеюсь… Бок болит.

– Надо обязательно сходить в травму. С этим не шутят. Там и почки, и печень.

– Завтра схожу…

– Если что, у меня травматолог знакомый. Очень хороший специалист… Я как‑то на тренировке ногу…

– Спасибо, – перебил принц, – я сам.

Они быстро дошли до машины. По дороге Гене кто‑то позвонил, он ответил, что сейчас занят и перезвонит позже. Гена запустил двигатель, но не трогался, видимо приходя в себя. Включил Нору Джонс, потом спросил:

– Ты сама как? Не ушиблась?

– Немного руку потянула, но это ерунда… Я так испугалась за тебя…

– Правда?

Вместо ответа Катя достала из сумочки платок и осторожно вытерла грязь с его щеки.

– Не бойся… Я с тобой.

За Литейным мостом их остановил инспектор ДПС. Гена нечаянно пересёк двойную осевую. Вернее, разметки на проспекте просто не было: за зиму она стёрлась, а новую не нанесли. Причём из‑за резкого поворота и слабого освещения вписаться в полосу мог только профессиональный гонщик. Чем и пользовались бдительные стражи дорог – сразу пять полицейских машин несли вахту.

Катя вспомнила, что Машка, разъезжавшая на дамском «шевроле», жаловалась на это место. Типичная ловушка. Пересечение двойной осевой – стопроцентное лишение прав. После чего наглое вымогательство.

Инспектор – старший лейтенант, представившийся Петровым, подтвердил опасения:

– Нарушаем… Двойная осевая. Документы на машину и права.

Гена явно расстроился:

– Посиди, я сейчас.

Он вышел из «рено», вместе с инспектором направился к полицейской машине, по ходу что‑то доказывая. Катя с тревогой наблюдала, как они сели в салон и захлопнули дверцу.

Какая невезуха! Ведь Гена может решить, что всё это из‑за неё. Сначала одни грабители, теперь другие. Что она притягивает неудачу.

Но она ничего не притягивает! Наоборот! Она молит Бога, чтобы с ним ничего не случилось.

Разборка заняла минуты две. Гена покинул полицейский жигулёнок, на ходу убирая бумажник. Понятно без объяснений. Досудебное разбирательство.

– Сколько взяли? – негромко спросила она, когда её новый друг опустился в кресло и пристегнулся ремнём.

– Пять, – нехотя ответил он, бросив на неё взгляд, характерный для болельщика, смотрящего на купленного судью.

Да! Она угадала! Он, наверно, решил, что всё это из‑за неё!

– Пять тысяч?

– Да уж не сотен.

– Ничего ж себе! Это треть моей зарплаты!

– Иначе лишение прав. Ничего не поделать. У них видеозапись, суд на их стороне. Я сам виноват.

И снова тон, которым не признают собственные ошибки.

– Погоди…

Катя отстегнулась, вышла из машины и с видом прораба, приехавшего оценить работу гастарбайтеров, направилась к «жигулям».

И снова ей показалось, всё происходило помимо её воли, словно автоматически, как и там, возле Инженерного замка.

– Катя!.. Погоди! Поехали! – Гена выскочил следом.

Поздно…

Она с такой силой дёрнула за ручку дверцы, что чуть не оторвала последнюю:

– Деньги верните!

Инспектор вздрогнул так, что пятисотенные купюры, которые он пересчитывал, выпали из рук на форменные брюки, а часть вылетела на асфальт.

– В чём дело? Вы кто такая?

Вместо ответа Катя выхватила из сумочки мобильный и набрала номер телефона доверия, начертанный на борту «жигулей»:

– Здравствуйте! Только что моего мужа остановил инспектор с номером семь‑семь‑восемь. Здесь ещё несколько машин, я могу продиктовать номера. Они устроили ловушку и собирают деньги. Пожалуйста, проверьте, где должны сейчас находиться эти машины. Записывайте!

Старлей выскочил из своего транспорта с такой прытью, словно последний был заминирован. Попытался вырвать мобильник.

Две машины с мигалками тут же уехали. Подбежал Гена:

– Кать, погоди… Я же сам…

Катя, прикрываясь сумочкой, диктовала номера. Она не понимала, что с ней происходит. Ещё несколько дней назад она покорно слушала газовщика, откровенно разводившего её на деньги. И даже не пыталась протестовать. А сейчас готова разорвать офицера полиции.

Офицер не оставлял попыток вырвать мобильник, оглядываясь при этом по сторонам, будто вор‑карманник, и бормоча какую‑то ерунду: мол, он ничего не брал и что женщина может быть привлечена за оскорбление представителей власти.

– Это вы власть?! – Катя оторвалась от мобильника. – Власть должна меня защищать, а не устраивать ловушки, чтобы бабок наварить! Давайте привлекайте! Только я вас тоже на мобильник записала! Посмотрим, кто кого привлечёт.

Инспектор с лёгкой укоризной посмотрел на Гену, как бы намекая: угомони свою подругу.

– Катя, прекрати…

– Я не буду ничего прекращать!!!

Инспектор, сообразив, что дамочка без царя в голове и готова на подвиг, решил не осложнять себе жизнь. Прыгнул в машину и газанул от греха подальше, на ходу выкинув в окно несколько купюр. Кто знает, не меченые ли они?

Катя продиктовала последний номер. Гена принялся собирать деньги.

– Девушка, инспектор семь‑семь‑восемь находится в Центральном районе.

– Узнайте у него, что он делает на Лесном проспекте.

И остальные тоже. До свидания.

Она отключила трубку, отдышалась. Гена взял её под руку и отвёл к машине.

Нора Джонс по‑прежнему мурлыкала джаз своим бархатно‑кошачьим голосом.

– Зря звонила… Они наверняка и так знают.

– Может, и знают… Только деньги он вернул.

С этим не поспоришь.

– Спасибо, – немного помолчав, поблагодарил Гена, – если откровенно, я просто растерялся… Как‑то всё по‑дурацки… Они ж действительно устроили здесь ловушку.

– Они берут, потому что все платят.

– Да, согласен.

Катя мгновенно оттаяла и успокоилась:

– Ладно… Поехали. Ничего, что я назвалась твоей женой?

– Совсем ничего.

На чай Гена не просился.

И снова не оставил номера мобильного.

* * *

– Не переживай. Объявится, – приободрила опытная коллега Маша, выслушав от Кати историю вчерашних приключений, – иначе бы он не потащил тебя в кабак и не читал бы стишки. Да и в театр. Значит, есть у него к тебе какой‑то интерес.

– Но почему тогда не оставить телефон? – по‑прежнему не успокаивалась Катя.

– Да мало ли… Может, просто забыл, а может, боится, что ты позвонишь в неудачный момент, например когда он будет с другой дамой.

Да, возможно… И как ни печально, но версия, что Гена обычный пикапер, пока не опровергнута.

– Ставлю сто к одному – позвонит сегодня же.

Катя установила в мобильнике самый громкий сигнал, хотя он и так был довольно громким. Моментально прерывала разговор с клиентами и знакомыми, если поступал параллельный вызов. И раз в минуту поглядывала на дисплей – не пропустила ли звоночек.

– Судя по твоему неадекватному поведению, юноша оказал на тебя неизгладимое впечатление, – вновь подметила Машка, – и ты готова провести с ним остаток дней. Я угадала?

– Насчёт дней пока не уверена, но в остальном – да, наверное.

Катя не стала скрывать очевидное. Да и зачем? Гена ей действительно нравился.

– Если хочешь продлить удовольствие, не давай затащить себя в койку. По крайней мере, на втором свидании.

– Да ну тебя!

Вообще‑то, резон в Машкиных словах имелся. Всё волшебство может закончиться именно на койке. Просто потому, что инстинкт охотника сразу же сойдёт на нет. Чего ужасно не хотелось бы.

Он позвонил в час дня. Как Катя ни подготавливала себя к звонку, дяденька «мандраж» тут же напомнил о своём присутствии. Пальцы автоматически принялись мять всё, что попадалось под руку. Выжил только дырокол – потому что железный.

Гена сообщил, что наведался в травмпункт, серьёзных проблем нет. Так, ушиб почки, но это не вызовет летального исхода. Потом поинтересовался, во сколько Катя сегодня заканчивает работу.

– В шесть, – на автомате ответила та, предусмотрительно не уточняя цели вопроса.

– О’кей, – коротко ответил он и отключил связь.

В обеденный перерыв, вместо того чтобы вкусить традиционного салата, Катя помчалась в салон красоты, находящийся в соседнем с офисом здании. Заняла у Машки всю наличность. Что бы ни случилось сегодня после работы, она должна быть во всеоружии.

«Всеоружие» влетело в прелестную сумму, но зато Машка, увидев вернувшуюся в офис коллегу, всплеснула руками:

– Фотошоп! Реальный фотошоп! Только на улицу не выходи – все кобели сбегутся!

Катя привыкла к подобным шуточкам подруги и не обижалась.

– И в Сеть фотку не выкладывай – устанешь отбиваться от атак. Сколько отдала за грим?

– Не важно.

– Конечно не важно, когда дело пахнет стихами.

– Прекрати.

Разумеется, заходящие в офис клиенты мужского пола обращали на менеджера более пристальное внимание, чем обычно. И почему она раньше не догадалась просто посетить салон? Видимо, не было повода. Вернее, настроения. Ввиду кажущегося отсутствия перспектив.

Зря. Оказывается, перспективы есть всегда. Поэтому салоны открываются в каждом подъезде.

Без пяти шесть она осторожно выглянула через жалюзи офисного окна. Бордового «рено» не было. А что, если он спросил про окончание работы просто так? Для поддержания разговора.

Дяденька «мандраж» вновь напомнил о своём существовании. Катя немного задержалась, вновь выглянула в окно. Всё та же безрадостная картина.

Она попрощалась с уборщицей, пару раз в неделю приходившей в офис, вышла на улицу. Никого. То есть кто‑то, конечно, был, но не тот, кого она надеялась увидеть.

До остановки маршрутки минут десять ходьбы через небольшой парк. Она всегда ходит здесь, даже в слякоть. В отличие от основной массы клерков, обходящих парк по сухому асфальту.

Почему‑то в подобных ситуациях всегда думается о чём‑то поганом. Сегодня, к примеру, о том, что Гена больше никогда не позвонит. Она, конечно, предусмотрела подобный вариант, запомнив номер его машины, но всё равно. Что ей делать, если он не позвонит?

А что, собственно, случится? Всемирный потоп? Или падение метеорита? Наверно, ничего. Никуда не денется ни этот парк, ни офис, ни Земля, ни она… Так, останется одна маленькая зарубка на сердце.

Народу в парке немного, не очень подходящее время года для прогулок. Летом здесь играют музыканты, а сейчас ещё рано… Ещё холодно.

…Откуда тогда музыка? И такая знакомая музыка?

Голос. Женский голос. Песня… Боже… Да это же…

Нора Джонс!

Катя остановилась, огляделась, прислушалась. Ошибки быть не может. Это одна из её любимых песен. «Сюрпрайз, сюрпрайз…» Пела, конечно, не сама Нора… Но очень похоже.

Это не случайность! Не может звучать в парке именно Нора Джонс!

Она свернула с главной аллеи и осторожно, словно боясь вспугнуть песню, двинулась в ту сторону, откуда лилась музыка.

«Сюрпрайз, сюрпрайз…» всё отчётливее.

Она узнала музыкантов. Те самые, что пели вчера в кафе. Парень и девушка. Стояли в одиночестве под фонарём и исполняли песню. Если они хотят заработать, это не самое удачное место. Значит, они не хотят заработать, а значит… Значит, они играют для неё…

– Привет…

Катя обернулась и упёрлась в цветы. Большой букет белых гербер. Долгоиграющие цветы. Гораздо более стойкие, чем розы. Гена опять угадал – она любила именно герберы. Или от кого‑то узнал… От кого?

– Привет…

– Ух ты! Обалдеть!

Он не отрываясь пялился на неё, словно кот на месторождение валерьанки. И неясно, кто для кого подготовил «сюрпрайз».

– Это тебе. – Придя в себя, он протянул ей герберы.

– Спасибо… Песня тоже для меня?

– Какая ты догадливая, ничего не утаишь, – улыбнулся он, беря её под руку. – Ты не против, если мы прокатимся? Я хочу показать тебе одно обалденное место.

– Не против.

Он кивнул музыкантам, те улыбнулись в ответ, продолжая петь. И пели до тех пор, пока Гена с Катей не покинули парк.

Так о чём она переживала? Проклятая мнительность.

Он гнал машину по Петергофскому шоссе, в сторону Константиновского дворца и фонтанов. Катя редко бывала в этой части города. Здесь всё преобразилось, даром что дорога в президентскую резиденцию. Китайцы отстроили целый город возле Финского залива, где раньше был пустырь.

Они ехали в Кронштадт, но не по Кольцевой, а по более живописной трассе. Катя никогда не была в Кронштадте, хотя на маршрутке от метро можно добраться за сорок минут. Ноги не доходили.

– Я договорился, нам покажут Морской собор.

С кем договаривался, Гена не уточнял, но, видимо, с людьми очень высокого уровня. В Морском соборе всё ещё шла реставрация, и посетителей туда пускали крайне редко…

Господи, неужели это происходит со мной?

Они проскочили Константиновский, Стрельну, парковую зону, Петергоф… За Петергофом свернули в сторону Кольцевой. Пробок не было, Гена прибавил газу. Собачка на торпеде мило покачивала головкой. Катя улыбалась. А Гена уже не бросал на неё тайные взгляды, а откровенно таращился, словно дембель на обложку эротического журнала.

Что совершенно недопустимо на скорости восемьдесят километров в час, да ещё на весенней скользкой дороге. Ведь достаточно одного неверного движения…

– Гена!!!

Резкий свет фар встречной машины, резкий поворот руля, сбитое боковое зеркало…

«Рено» уклонился от удара. Это хорошо.

Но при этом соскочил с проезжей части и теперь летел по воздуху, держа уверенный курс на росшие вдоль канавы тополя.

Это плохо.

* * *

– Девушка… А кто оторвал дверцу?

– Не знаю… Наверно… я.

– Вы?! Чем?!

– Руками…

– Да ладно… – Парень в спецовке с надписью «МЧС», заглянувший в салон «скорой», скептически посмотрел на сидящую там Катю с перевязанными ладонями, потом ещё раз на валявшуюся на земле покорёженную дверцу «рено». – Смеётесь? Да тут и домкратом не оторвать.

– Я оторвала…

…Машина вспыхнула сразу после столкновения. Подушка безопасности отправила Катю в нокаут, и она на несколько секунд потеряла ориентацию. Когда пришла в себя, из‑под капота валил дым. Ей повезло, «рено» врезался в тополь левой, водительской частью. Придорожные кусты несколько смягчили удар.

Не повезло Гене. Подушка тоже сработала, но его зажало между рулём и сиденьем. Мало того, он был без сознания.

Из‑под капота вырвалось пламя. Машина хоть и железная, но при определённых обстоятельствах горит лучше бумаги. И Катя знала это… Она смогла освободиться от ремня – замок не сломался. Толкнула дверцу, вывалилась из салона.

– Сейчас, Геночка… Сейчас…

Его дверцу заклинило намертво. Вытащить Гену через пассажирскую нереально.

…Катя не поняла, что произошло потом… Выбила камнем боковое стекло – несколько осколков врезались в лицо. Ухватилась своими маленькими ручками за дверную раму и с отчаянным криком потянула её на себя. Бесполезно!

И тут ей показалось, что откуда‑то с чёрного весеннего неба к ней протянулись две сильные руки, обхватили её ладони, чей‑то голос прошептал: «Давай!» – после чего они вместе ещё раз рванули дверцу… Последняя с хрустом оторвалась и отлетела на пару метров от горящей машины…

Она вытащила Гену из салона, собачка раньше вылетела вместе с лобовым стеклом.

Потом к ним подбежали люди… Когда машина уже была полностью объята пламенем…

Первая «скорая» увезла Гену. Вторая занялась Катей. Врачи перебинтовали порезанные ладони, обработали раны от осколков стекла на лице, вкололи обезболивающее и успокоительное. Обрадовали диагнозом – всего лишь сотрясение мозга. Соответственно – госпитализация. Прежде чем отправиться в больницу, она вышла из кареты «скорой» и подобрала плащ, срезанный с Гены первой бригадой врачей. Ощупала карманы, нашла мобильник… Надо сообщить его родне или друзьям. Нажала список контактов.

Там был всего один контакт.

Она.

* * *

Выписали Катю на следующий день. Накануне в больницу примчались родители, Машка. Катя попросила узнать, в какой он клинике и каковы перспективы. Она подсмотрела его фамилию на кредитке, когда он расплачивался в ресторане. Машка, имевшая связи во властных структурах, просьбу выполнила без проблем. Гена лежал здесь же, в реанимации, в соседнем корпусе. Перспективы нормальные. Перелом правой ноги, вывих левой, ушиб мозга и целый список мелких повреждений. Но жить будет – и, возможно, долго. Но вот машина восстановлению не подлежит, что для иного практичного человека пострашнее, чем собственный диагноз.

Катя немного успокоилась, но до утра так и не сомкнула глаз. В палате лежали ещё три женщины, одна из которых преклонных лет. Часа в четыре Катя поднялась, чтобы сходить к нему, но на улице был минус, а верхнюю одежду у неё забрали в приёмном покое.

Принесённую утром кашу она проигнорировала – есть совершенно не хотелось. Только пить, но пить не дали. Сходила в справочное бюро, узнать, что с Геной.

– Посторонним справок не даём, – обрадовала строгая сестра. – Вы кто ему?

– Я не посторонняя… Мы вместе ехали в той машине… В Кронштадт.

– Ему сделали операцию, состояние стабильно тяжёлое, он в реанимации. К нему нельзя.

Вечером её выгнали из больницы, настоятельно порекомендовав наблюдаться в поликлинике.

Катя ничего не знала о нём. Ни адреса, ни кто его родственники или друзья. И в мобильнике только её номер. Но так не бывает! Не шпион же он?! Верная Машка опять‑таки через властные структуры попыталась пробить адрес по фамилии. Пробила. Вдвоём они съездили к нему домой. Обычная многоэтажка свежей постройки. Да, он же купил квартиру в кредит. С соседями сойтись не успел, те о нём ничего не рассказали. Попробовала проверить по социальным сетям. Никаких следов.

Она приезжала в больницу каждый день, но в реанимацию её по‑прежнему не пускали. Между делом уточнила на вахте, не прорывался ли кто ещё? Оказалось, нет. Странно. Неужели у взрослого человека, не бомжа какого‑нибудь, нет ни одного знакомого в огромном городе? Очень странно.

А вдруг он мент под прикрытием? Недавно такой сериал показывали. И тоже у мента приключился роман. Но знающая жизнь Машка успокоила – менты под прикрытием, только когда женам изменяют. Или фирмы крышуют.

Через неделю Гену перевели в двухместную палату, и ей наконец разрешили свидание.

Он лежал на специальной кровати с противовесами. Правая нога в гипсе. Недельная щетина, бледность и худоба. Никаких передач на тумбочке. Только стакан с водой, пузырьки с лекарствами и пластиковая чайная ложечка.

Он улыбнулся, увидев её. Спросил, как дела. Она улыбнулась в ответ, села рядом на табурет, поставила на тумбочку собачку.

– Со мной всё хорошо. Как ты?

– Отлично… Жив. При определённых обстоятельствах это можно назвать чудом.

Они немного поговорили, вспомнив обстоятельства аварии. Гена признался, что виноват сам, – отвлёкся.

– Врач сказал, ты оторвала руками дверцу машины, чтобы вытащить меня? Это так?

– Я не помню, – тихо ответила Катя, – да какая разница? Главное, ты жив.

– Обалдеть…

– Кто‑то знает, что ты здесь? Родня, сослуживцы?

– Нет, я никому не звонил, не хотел беспокоить… У мамы проблемы с сердцем, зачем расстраивать? А заказчики вспоминают обо мне только в деловых целях. Да и мобильник там остался… на дороге. А на память я номеров не помню.

Катя достала из сумочки его мобильник, положила на тумбочку. Не стала сообщать, что заглядывала в него. Решила посмотреть реакцию.

– Ой… Спасибо… Ты… Звонила кому‑нибудь с него?

– Нет.

Ей показалось, что он выдохнул с облегчением.

– Я тут тебе принесла… Покушать.

Катя принялась выкладывать фрукты, сваренный бульон в банке, сок – всё, что разрешил врач, с которым она проконсультировалась.

– Спасибо…

– Тебе помочь? – Она достала из пакета столовую ложку.

– Не надо… Руки‑то целы.

Она подложила ему под голову подушку, и он поел бульона. Её ладони всё ещё украшали бинты, Гена осторожно взял её правую руку и аккуратно погладил. Она не сопротивлялась.

– Жаль, не посмотрели собор, – произнёс он с какой‑то обречённостью.

– Можно съездить на маршрутке.

– Да… Можно.

Кате не хотелось уходить, но бдительная сестра напомнила, что на первых порах время свидания ограничено.

– К тебе кто‑нибудь

Date: 2015-10-21; view: 287; Нарушение авторских прав