Глава 8. «Город Гаммельн, где же ты?»

«Город Гаммельн, где же ты?»

С проклятыми шпингалетами я провозился почти тридцать минут. Они закисли так, что я только мысленно матерился, кляня себя за непредусмотрительность – ведь лежит же в машине баллончик с «вэдэшкой»! Ну да впредь наука будет, что с собой брать! Пару раз в коридоре слышались шаги, и тогда я замирал и старался не дышать.

Андрюха маялся в кустах метрах в десяти от здания – хотя что тут поделаешь? Обстоятельства, мать их!

В конце концов запоры поддались, и окно, скрипнув заржавленными петлями, открылось. Морпех материализовался передо мной, словно привидение – только что никого не было, и вот он уже перелезает через подоконник.

– Какие дела, командир? – чуть слышно спросил Борматенко.

– Тихо вроде, – отвечаю, придвинувшись к нему вплотную.

– Работаем вчистую или здоровье бережём?

– А это – как получится, но миндальничать не будем. Ибо не хер!

– Замётано, адмирал!

– С чего так пафосно?

– Так ведь генералы в бой посылают, а адмиралы в него ведут!

Я больше почувствовал, чем увидел, что Андрей широко ухмыляется. Вместо ответа ткнул разговорчивого морпеха кулаком в плечо.

…Только я начал вытаскивать железку, запиравшую двери в обеденный зал, как снаружи донёсся протяжный скрип, потом отчётливый и очень злой голос сказал:

– Спишь, козлина?! Тебе бошку отпилят, млять! А ты так и будешь ухо плющить! – Вслед за тирадой послышался звук оплеухи.

– Сова, извини! Бля, не надо! – испуганно заголосил кто‑то юношеским ломающимся баском.

– Я тебе, чмошник, лучше сам бошку отрежу!

– Прости, Сова! Прости!

«Разборки начались – это хорошо! А вот бдительный цербер – это плохо! А ну как обход решит устроить? – Перебор вариантов в голове шёл по нарастающей. – А нам не всё ли равно? В самом крайнем случае дадим сквозь дверь из двух стволов – и понеслась душа по кочкам! Они, чувствуется, бойцы ещё те. Судя по рассказу Трубача, его на понт бандитский взяли – смертью заложников пугая…»

– Денис, отстань от щенка! – «О, какие вальяжно‑барские нотки!» – оценил я голос нового действующего лица. – Всё равно пока некого на пост поставить. Иди, Маврёнок, сторожи. Но учти – ещё один косяк – сам попрошу Сову тебя наказать. Наружу иди! Нам поговорить надо!

«А вот и главный, похоже. Серёга его не видел, но, по рассказу Терёшина, похоже, это он… Голова, кажется?»

Я тронул Камчатку за плечо, потом приложил свою ладонь к его уху – слушаем, мол. Ориентироваться в темноте несложно – надо только тренироваться. А в той школе мордобития, которой я отдал вот уже скоро двадцать лет, даже специальный раздел есть – «драка вслепую». Потому и определить, где у стоящего рядом человека какая часть тела находится, – плёвое дело, тем более что рост и габариты Андрюхи мне известны.

– Геннадич, по ходу нам валить срочняком отсюда надо, – голос того, кто застраивал разгильдяя‑часового, потерял часть злости.

– С чего это, Денис? – На кафельном полу захрустело стекло, видимо, в темноте один из говоривших наступил. – Вроде нормально устроились? Или я чего‑то не понимаю?

– Геннадьич, я сейчас в Думаново смотался. Понюхать, чо да как… У этих вояк там вроде штаба. Походил, жалом поводил. Короче, резкие они больно, и нам палиться перед ними пока ни в одно место не упёрлось.

– Резкие? А мне днём так не показалось…

– Не, я выяснил. Тот, что к нам приезжал, он вроде попки‑дежурного, а начальники у них пожёстче будут. Капитан какой‑то, я так и не понял точно, то ли спец какой, а некоторые говорили, что вроде пограничник. Короче, он вчера, когда вся эта муйня только‑только завертелась, прям на шоссе четверых косорезов наглухо привалил.

– Говори нормально, Денис. Знаешь ведь, не люблю этого!

«Ого, какая фифа! Жаргон не любит…» – подивился я щепетильности вожака бандитов.

– Какие‑то ребятишки из наглых решили заправку подмять, и капитан этот всех прямо там и положил. Из автомата. Потом за ним аж два вертолёта прилетели, и он куда‑то убрался.

– Внушает, нечего сказать… – раздался презрительный смешок. – Больше ничего не узнал?

– Сложно было. У них там порядок, все по норкам сидят. Ко мне и так один мужик прицепился, я уж думал, что волыну доставать придётся.

«Прав Виталик – контрразведку нам налаживать надо…» – я сделал ещё одну зарубку на память.

– Хорошо. Я тебя понял. Пойдём кофейку попьём и решим, как отсюда выбираться будем. Жаль, конечно, что так получилось. И без навара остались.

– Геннадьич, я ж говорил, что не туда мы сунулись. Надо было сразу, как щеглов набрали, на компьютерщиков идти. Там и жрачка есть, и фигни всякой навалом.

– А охрана? – Снова заскрипело стекло под подошвами – стало быть, они действительно кофе пить пошли.

– А что охрана? Пустили бы вперёд молодых и пока охраннички с ними бы вошкались, мы бы их всех положили. Сам же говорил – нахлебники нам не нужны.

– Ну… Тогда шатию‑братию выводим с собой и через пару дней уже поконкретнее сработаем. Пошли, чего встал?

– Слышь, Геннадьич, осмотрю я эту халупу получше. Что‑то на душе неспокойно. А с такими сторожами…

– Ладно, смотри, я подожду тут.

Хруст стекла возобновился.

«Так, куда ты пойдёшь первым делом, друг мой ситный? – Я постарался представить расположение помещений столовой. – Ага, пошёл в левое крыло. Наверное, окна проверит и боковой выход на веранду».

– Шеф, подстраховать не хочешь?

– Да что тебе рэмбы всякие мерещатся?

– Рэмбы не рэмбы, а от знающих людей я про наших спецов такие истории слышал – ночью в сейфе спать будешь, чтоб голову не потерять.

– Ладно, прикрою, коли ты такой боязливый.

«Так, шаг, ещё один… – я жадно вслушивался, прикидывая, где находятся противники. Дело вступало в активную фазу. – Так, Денис этот стоит сейчас прямо напротив заблокированной двери… Плохо, что я не знаю, чем он вооружен. Хотя… Если он упоминал, что к нам на разведку с волыной ходил, – у него пистолет… Ещё шорох… Характерный щелчок „калашовского“ предохранителя… Ну да, у них же „Сайга“ есть! Он рядом… Точно! Окошко раздачи! Видел его, когда спускался. Оно рядом, за небольшим выступом стены…»

– Я готов!

«Точно, у окошка!»

– Ой! Геннадьич, ты что, охерел?! – в щелястой двери мелькнули полоски яркого света. «Он что, фонарь включил?»

– Андрюха, стреляй! – крикнув, я метнулся к окошку, не забыв, впрочем, приоткрыть рот – «Калашников» в закрытом помещении по ушам бьёт – будьте‑нате! Даже «пятёрка»…

Андрюха не сплоховал – загремели короткие, отсекаемые умелой рукой очереди, зазвенели, прыгая по кафельному полу, гильзы. С той сторону прошиваемой пулями двери раздался короткий, полный боли вопль – попал морпех! Попал!

Рванул на себя дверцу, успев помолиться, чтобы она не была заперта. Хотя какой там – я даже перестарался, оторвав её от верхней петли. Фонарик в левую. Включить. В ярко‑белом (как‑никак восемьдесят люмен) луче заметил съежившуюся на полу фигуру человека, панически зажимающего уши. Рядом, на поблёскивающем осколками стекла полу, – «Сайга».

– Не двигаться, сука!

«Хотя чего я ору? Он меня сейчас не услышит!» – Рыбкой проскользнув в окошко, кувырком подкатываюсь к главарю бандитов и ударом обеих ног отбрасываю его подальше от оружия. Нечленораздельно мяукнув, Геннадьич отлетает на пару метров.

Распахивается дверь, ведущая на улицу, и в проёме появляется тёмный силуэт, вскидывающий руки в характерном жесте персонажа полицейских боевиков.

«А вот хрен тебе!» – лежа на спине, даю короткую очередь, и соня‑караульный складывается в поясе и валится на пол.

– Камчатка, чисто!

– Вижу, командир! – отзывается Андрей.

Снаружи донеслось несколько выстрелов, потом длинная очередь… Ещё одна… Два выстрела из пистолета… И ещё одна очередь… «Всё – смена магазина», – отметил я краем сознания.

– Бес! Бееес! Товарищ капитан!

«Надо ответить, а то ребята с перепугу и по неопытности могут глупостей наделать…»

– Здесь я! Всё в норме! – насколько можно громко крикнул я, остановившись над телом парня, застреленного в проходе. «Что тут у нас? „Макаров“? – Я выщелкнул магазин. – Тьфу ты! Травматик! – верхний патрон чернел округлостью резиновой пули. – Да уж, налицо иллюстрация к пословице о ноже в перестрелке…»

– Командир, один «двухсотый», а второй, судя по запаху, обделался!

– Ага, сейчас посмотрю, а ты дверь покарауль.

– Фонарь возьму?

– Бери! Законный трофей!

* * *

Назвать пробуждение Германа Геннадьевича приятным мог только законченный извращенец‑мазохист! Первым фактором, если не считать головной боли и ломоты во всём теле, стал запах свежих испражнений. Причём некоторые признаки подсказали Голованову, что с ним случилась позабытая со времён раннего детства неприятность… Он попытался сесть и проверить, так ли это, но попытка не удалась – руки были притянуты жёсткой верёвкой к какой‑то непонятной железке, рассмотреть которую в царившем в помещении полумраке не получилось. Вспомнить, что с ним приключилось, не удалось. Последнее, что отпечаталось в памяти, – крик Дениса, когда он решил помочь Савельеву осмотреть помещение и включил большой переносной фонарь, потом раздался адский грохот, что‑то ударило его в спину… И всё!

Саднило лицо и кисти рук, голова гудела, как чугунок, и ещё противно зудело в паху. «Да что же это такое? Неужели вояки действительно на нас напали и за пару минут уделали всех?»

В армии Голованов никогда не служил, отделавшись военной кафедрой, а потому многочисленные рассказы о крутых берсерках, которых до сих пор выращивают в отдалённых местностях на радость доморощенной военщине, считал если и не байками, то некоторым преувеличением. Внезапное нападение на него в закрытом и охраняемом помещении не вписывалось в его картину мира. Сыграло свою роль и то, что довольно значительную часть информации о том, что ему предстоит сделать после наступления «Конца света», Голованов получал из голливудских фильмов и книг авторов модных боевиков. Следя за тем, как на экране затурканный клерк с лёгкостью расправляется с толпой вооружённых громил, Герман всегда отождествлял себя с таким героем. А вот сейчас отчего‑то припомнился разговор с одним бывшим воякой, заведовавшим охраной в банке, где Голованов был членом наблюдательного совета. Лет пятнадцать прошло с тех пор, а вот поди ж ты, вспомнил… На банкете, посвященном какой‑то знаменательной дате, полковник‑отставник, до того момента почитавшийся Головановым за «тупого сапога», оказался его соседом по столу. Где‑то между «третьей» и «шешнадцатой» завязался разговор, и вояка в какой‑то момент сказал: «Вы, гражданские, всё время забываете, что перед тем, как научить нас командовать, нас учат подчиняться. И ещё нас учат быть готовым ко всему – тяготам, лишениям, смерти. Не всех учат хорошо, и не все хорошо учатся, но это темы не меняет!» Но понять, к чему подсознание извлекло из своих недр именно этот эпизод, Герман не успел – сперва он обострившимся в темноте слухом засёк быстрые шаги, потом оглушительно лязгнул замок – и дверь в комнату открылась. По глазам Голованова ударил яркий луч фонарика, и он попытался отвернуться, насколько позволяли связанные руки.

– Трубач, можно забирать – клиент уже ножками сучит и башкой вертит! – Звонкий молодой голос отразился от голых бетонных стен, вызвав у пленника приступ головокружения.

– Ну и вонища! – откликнулся, очевидно, этот самый Трубач, причём голос его показался Герману Геннадьевичу смутно знакомым. – Такого к командиру везти нельзя! Эй, гроза Твери и окрестностей! – Жёсткий мысок армейского ботинка чувствительно ткнулся Голованову в бок. – Вставай! Но учти, будешь вести себя неправильно – трындюлей отсыплю от всей моей широкой интеллигентской души! Усёк?

– Д‑да, – с трудом выдавил Герман, даже и не помышлявший о том, чтобы оказать хотя бы малейшее сопротивление.

– Зер гуд! Мыться пошли, засранец! – Через напускную весёлость в какой‑то момент прорвалась такая нешуточная злость, что по спине пленника пробежал холодок.

Верёвку тем временем разрезали, и всё тот же голос приказал:

– Встать, руки за спину!

Морщась от боли во всём теле, Голованов попытался выполнить команду, но тут его скрутил внезапный приступ тошноты, и его вырвало.

– Вот ведь свинья! – прокомментировал его действия первый охранник. – Как по бабам и детям стрелять – так орёл горный, а как отвечать – так того и гляди кони двинет! Хорошо хоть не на нас проблевался, уродец плюшевый! Серёг, а где его мыть будем?

– К реке отведи, здешнему водопроводу песец ещё год назад на постой пришёл…

– Что значит «отведи»? Разве мы…

– Для этого жирно будет, а у меня ещё дела есть.

– Тьфу ты! Дела у него! У меня тоже дела, может, есть! Что с ним возиться?

– Разговорчики, доброволец! – На этот раз в голосе говорившего не было и тени шутки. – Чтобы через пятнадцать минут эта шваль была уже у капитана! А ты, – Герман Геннадьевич понял, что обращаются уже к нему, – вставай! Симулировать потом будешь!

Кряхтя и покачиваясь, он таки выпрямился и, заложив руки за спину, стал ждать. Его провели по короткому коридорчику и вывели на улицу. «А, так я ещё в лагере. И держали меня в подвале одного из корпусов…» – определил Голованов, когда глаза привыкли к дневному свету.

– Понял меня, тёзка? Пятнадцать минут! Капитан и так злой…

– А чего злой‑то? Вроде нормально всё получилось.

– Домой не попал. Ты бы как себя чувствовал, если бы вместо отдыха у жены под боком тебе пришлось во всяких притырков стрелять, а, Серый?

– Да уж… Ты, Трубач, не переживай – всё сделаю в лучшем виде!

И тут Голованов узнал паренька – это он вначале привозил продукты беженцам, а потом пытался защитить их от грабежа, но отступился, когда Денис застрелил ту бабу.

«Денис… Денис…» – попытавшись вспомнить, куда же делся его помощник, бывший преподаватель, бывший банкир и бывший главарь банды сделал мысленное усилие. Внезапно перед глазами встали события прошедшей ночи: предупреждение Савельева о том, что противник им не по зубам, автоматные пули, рвущие его тело пару минут спустя, фонтанчики чёрной в луче фонаря крови, когда Денис уже заваливался навзничь, а автомат всё грохотал и грохотал, надёжно переводя свою жертву в состояние «мертвее некуда». И слова про капитана, походя расстрелявшего мародёров, Герман тоже вспомнил!

Внезапный толчок в спину чуть не свалил его на землю:

– Хрен ли встал? Давай, шевели ходулями! Да не туда! Налево! В бассейне умоешься, буду я с тобой тут ещё сто метров до реки топать!

У лагерного бассейна, представлявшего собой бетонный «лягушатник», заполненный дождевой водой едва ли до уровня колена, конвоир скомандовал:

– А теперь быстро туда прыгай! И не вздумай дурью маяться! Моментом резинкой схлопочешь! – И для убедительности достал из кармана «макарыч».

«Так у него нет настоящего оружия! – вспыхнула в голове у пленника радостная мысль. Вспыхнула и тут же погасла, сменившись другой, куда более пессимистичной: – И что? Куда я денусь? Шарахнет в упор из своего пугача в голову – и поминай как звали… Да и болит всё у меня… И возраст, опять же…» – смешно, что про возраст Голованов вспомнил, пожалуй, первый раз за последний год. Ну что такое пятьдесят три для «практически здорового», как говорят врачи, мужика, всю жизнь хорошо питавшегося, лечившегося у квалифицированных врачей и никогда в жизни не перетруждавшего себя?

Повинуясь злобному конвоиру, Герман Геннадьевич перелез через бетонный бортик и хотел уже заняться приведением себя в порядок, но застыл. По проулку между корпусами мимо бассейна шла группа «беженок». Большая, человек десять.

«Раздеваться и застирывать испохабленное бельё вот так, словно на подиуме?! И перед кем? Перед теми, кого я ещё вчера подпустил бы к себе только из великой милости! – Внезапный приступ стыдливости заставил уже снявшего брюки Голованова присесть в надежде, что парапет скроет его от докучливых взглядов. – Вроде не заметили!»

– Эй, солдатик! Сторожишь кого или заблудился? – Нотки игривости звучали в звонком голосе так отчётливо, что Германа перекосило от злости: «Вот сучка! Другого времени не нашла примащиваться под этого малолетку!» – А то я другие места знаю, которые поохранять нужно! – продолжала девушка.

– Я не могу, на посту!

– Вот, девчонки, посмотрите! Не зря говорят, что мужик сейчас вообще какой‑то странный пошел – на себя положишь – скатывается, под себя положишь – задыхается! – Взрыв женского смеха последовал за этой тирадой.

– Олька! Прекрати! – Этот голос был значительно старше. – Не видишь, что ли, – парень на службе! Вчера ты что‑то совсем не такая разговорчивая была!

– А вчерашние мне не понравились! – так же задорно отвечала невидимая Герману Оля.

«Посидела бы без жрачки с недельку, коза – приползла бы на брюхе и просила, чтоб во все дырки отодрали! – Вода в „лягушатнике“ ни чистотой, ни комфортной температурой не отличалась, и Голованов уже ощутил, что по‑настоящему ненавидит эту незнакомую ему Олю. – Вертихвостка грёбаная! Нашла себе вариант, понимаешь! Пэтэушника с автоматом!»

– Что сторожишь‑то? – не унималась девчонка. – Неужто воду в бадьях этих? Так там лягушек больше, чем воды!

Больше этого гомона Герман Геннадьевич выносить не мог.

– Пошла вон, мокрощёлка! – взревел он, вскочив.

– Ой! – На лицах подошедших к его укрытию женщин он увидел испуг и успел подумать, что даже в таком виде способен внушать страх.

Но спустя секунду беженки засмеялись.

– Ой, не могу! Водяной! – крикнула одна.

– Ага, повелитель и поработитель! – заливаясь, вторила ей другая.

– Черномор хренов!

Герман почувствовал, что его щёки залила жаркая волна. Причём он не мог понять чего – стыда или гнева?

Внезапно его блуждающий взгляд наткнулся на ещё одно лицо, и Голованов пожалел, что вообще вылез из‑за бетонного бортика. Во взгляде хрупкой миловидной блондинки лет тридцати было столько ненависти, что, казалось, от жара этого чувства вода в бассейне скоро закипит.

Бывший глава шайки непроизвольно отшатнулся, и это сослужило ему плохую службу. Женщина быстро шагнула вперёд, подобрала с земли небольшой обломок кирпича и, по‑бабьи занеся руку над плечом, бросила его.

Герман хотел отстраниться или даже спрятаться назад в бассейн, но не смог шевельнуть ни рукой и ногой. Медленно (так показалось ему) вращаясь в полёте, обломок ударил его в скулу. Раздался противный хруст, Голованов ощутил во рту металлический привкус крови, деревья перед ним качнулись… Потом перед глазами плеснула вода, и пришло забытьё.

* * *

Серёжка Банщиков в отряд к Бесу попал, в сущности, случайно. Возвращался автостопом из Питера в Москву и, когда началась вся эта заваруха, застрял в пробке у Медного. А вот с попутчиком ему повезло – Николай Сергеевич, так звали степенного водителя большегруза, подобравшего путешественника на Московском шоссе, оказался мужчиной общительным и хватким. Уже через полчаса после того, как они встряли в затор, Сергеич перезнакомился со всеми «соседями» и, отогнав свой старенький «Мак» на обочину, устроил мини‑пикник. И, когда военные сбросили с вертушки своё воззвание, призывавшее людей выходить к Миронежью и Думаново, Сергеич оказался одним из первых, кто прочитал его.

– Вот что, парень, – заявил он Банщикову, отведя того в сторонку, – чеши в этот ихний штаб и разузнай всё хорошенько. Ну и места нам получше застолби! Витёк, ты к воякам? – замахал Николай кому‑то. – Парня моего прихватишь? Племяш троюродный! Да?! Ну чего стоишь? Топай вон к тому серому «КамАЗу», – подтолкнул он Сергея в спину.

К Серёжкиному удивлению, в «штабе», оказавшемся обычным деревенским домом, его встретил не суровый дядька в военной форме, а его сверстник, выглядевший так, словно он только что вышел с какой‑нибудь тусовки «фриков». Дреды, пирсинг и прикид «в тему» – сам Банщиков одет был гораздо скромнее. Не соответствовали образу только автомат на столе, брезентовые подсумки с магазинами, висевшие на спинке стула, и армейская рация на подоконнике.

– Сержант Баталов! – представился парень, оторвавшись от поглощения бутерброда с тушёнкой. – Сергей. Погоди, сейчас пожру и оформлю тебя.

Банщиков слегка протормозил с ответом, поскольку пытался понять, откуда здесь знают, как его зовут, но, в конце концов, въехал, что вооружённый до зубов «фрик» – его тёзка.

– Чем живёшь? – тщательно прожевав откушенное, спросил «неформал».

– Админю, – нехотя ответил новенький, переминаясь в углу у двери.

– Железо знаешь?

– Да.

– «Да» в каком смысле? С паяльником дружишь? – Ополченец закончил свою не слишком обильную трапезу и перешёл к чаю.

– Дружу, – с некоторым вызовом ответил учившийся на третьем курсе МИРЭА на факультете электроники Банщиков.

– Молоток! Беру тебя в свою команду!

* * *

Узнав, какую «веселуху» он пропустил, Серёжка немного расстроился, но когда Трубач сказал, что их пятёрка перебирается на временную базу в детские лагеря, воспрял духом. Воображение рисовало ему возможные героические подвиги, которые он мог совершить, если бы приехал вечером в «Ромашку» вместе с Баталовым. «Вот командир у нас – ничего особенного. Ни мускулов, ни роста. Вчера, когда мы с нагнетателями возились, вошёл, так я даже внимания на него не обратил – дядька как дядька. А Трубач взял и сдулся, только ему стволом погрозили. Не, я, конечно, пока автомат плохо разбираю, но в нашей пейнтбольной команде одним из лучших был. Манёвр, огнём подавить, и вот она – победа! А Серёга, скорее всего, просто в коленках слаб оказался…»

Приказ сторожить захваченного главаря бандитов он воспринял с энтузиазмом, так как замаялся всё утро лазать на верхотуре, восстанавливая электропроводку в корпусах, а потом монтируя им же самим придуманные вентиляторы из автомобильных кондиционеров в наскоро сколоченные короба. Однако посидев с полчаса около двери импровизированной камеры и отдохнув, Банщиков заскучал. «Эх, ну что за непруха? Либо вламываешь, как лошадь, либо сидишь на одном месте, словно пенёк или инвалид какой! – Мысли перескочили на более приятный предмет. – А девчонки тут есть – просто зашибись! Но ведь лучше к таким подкатывать не в образе электромонтёра, а по‑нормальному – с оружием. Серёжка говорил – скоро ещё стволы должны привезти… Интересно, мне выдадут?» Помаявшись ещё четверть часа, он достал из кармана модный смартфон, намереваясь развлечься, но уже на седьмом уровне игрушки пришёл Трубач и вломил ему нехилых трендюлей с формулировкой «за разгильдяйство на посту». Правда, после грозный командир вручил Банщикову кобуру с потёртым травматическим «макаровым», и обиды были тут же забыты.

…Смотреть за стирающим обгаженные подштанники взрослым дядькой, почти стариком, было неприятно, тем более что на горизонте появились объекты, заслуживающие гораздо более пристального внимания. На одну из девчонок, идущих сейчас от реки с пластиковыми бутылями, Серёжка обратил внимание ещё несколько часов назад, когда делал электричество в четвёртом корпусе. Высокая, почти как он сам, с соломенно‑жёлтыми волосами, контрастировавшими с хорошо загоревшей кожей, смешливая Оленька Банщикову понравилась. И сейчас, заметив её, он напустил на себя суровый вид и притворился, что внимательно оглядывает окрестности, выискивая подкрадывающихся врагов.

Когда Оля сама окликнула его, он сделал вид, что очень занят, прицепляя на ремень кобуру с пистолетом, которую сам же и снял, как только заметил предмет своего вожделения. Но ответить на заигрывания не успел, практически тут же пленник взвился в бассейне, изрыгая ругательства! Да так внезапно, что Серёга с перепугу уронил пистолет. А вот девушки не растерялись, а наоборот – принялись потешаться над ещё вчера грозным и пугающим бандитом. Банщиков присел, в голове вертелась только одна мысль: «Надо побыстрее вернуть оружие! Не дай бог Трубач на шум придёт и увидит, что я тут пистолетами разбрасываюсь! Не видать мне тогда автомата!»

– Нинка, не надо! – Заполошный крик отвлёк его, когда он уже подобрал кобуру и был занят тем, что, отогнув жёсткую клипсу, цеплял её на ремень. Краем глаза он увидел, как в воздухе что‑то мелькнуло, и тут же в бассейне раздался звук, как будто туда с приличной высоты сбросили мешок картошки.

«Что за фигня? Он что, там нырять решил? – но фигура одной из женщин, которую её подруги обступили со всех сторон, хватая за руки и что‑то гомоня, объяснила происходящее. – Камнем захерачила!»

На память Сергей никогда не жаловался и сориентировался быстро. «Этот козёл вчера женщину застрелил! Наверное, это подруга или родственница! Стоп! А этот‑то где? Она бошку ему не проломила, случайно? Трубач мне так напинает, если с ним что случится!»

Словно заправский паркурист Банщиков сиганул с места, взлетев на высокий бортик, окружавший бассейн. «Вот он – плавает!» – облегчённо выдохнул Серёга, увидев своего подопечного. «А что это у него глаза закрыты? И кровь!» – в стоялой воде бывшей пионерской купальни расплывалось розоватое облачко.

– А ну назад! – На всякий случай прикрикнув на и так не помышлявших о каких‑либо активных действиях женщин, незадачливый часовой полез в воду. «Первым делом надо голову поднять, чтоб не захлебнулся!» – услужливая память выудила из своих глубин эту абсолютно бесполезную в обычной Серёжкиной жизни информацию. Схватил «подопечного» за коротко остриженные волосы, потащил к краю бассейна. А вот вытащить наружу не смог – сил на стокилограммовую тушу не хватило.

– Что встали?! Помогите! Утонет же человек!

Тетки очнулись и бросились на помощь, причём одной из первых к Серёжке подбежала Оля. Совместными усилиями выволокли утопленника на бортик, но не удержали – от чьего‑то неосторожного движения тело соскользнуло с мокрой плитки и грохнулось с полутораметровой высоты на засыпанную прошлогодней хвоей землю!

Хрипло закашлявшись, пострадавший изверг из себя фонтан воды и застонал.

– Зря возились! Забыли, что ли, – оно не тонет?! – Банщиков не заметил, как к «спасателям» подошла женщина, бросившая кирпич. – А вот Галине Андреевне так не повезло… Так что иди, мальчик, сторожи дальше своего голозадого упыря… Пошли, девчонки, и так на улице больше положенного находимся… – по лицу этой красивой, ухоженной дамы, словно сошедшей со страниц «Бога» или «Гламура», текли слёзы.

«Но ведь это же несправедливо! Почему так? Нормальные люди страдают, а вот таких тварей даже кирпичом не пришибёшь и в стоялом болоте не утопишь! Не может быть, чтобы командир с ним не разобрался по‑правильному! А если так вдруг случится – найду эту паскуду и сам его…» – Серёжка стоял и смотрел вслед беженкам, пока те не скрылись за углом обшарпанного, выкрашенного много лет назад в синий цвет корпуса, потом вздохнул и, повернувшись к бандиту, зло сказал:

– Встать!