Педагогика на болотах

Проснулся я резко, с мыслью, что безбожно проспал на работу. Потянувшись к тумбочке, чтобы взять мобильник и посмотреть, который час, вспомнил, что ни на какую работу мне сейчас не надо, что отпуск. И тут же на память пришли события вчерашнего дня – война и наш рейд. Я резко сел на кровати, прислушиваясь к происходящему в доме и на участке. Одновременно на глаза мне попался «Калашников», который я ночью положил на полку над кроватью. Повыше, чтобы пытливый и непоседливый отпрыск добраться не смог.

С первого этажа доносились женские голоса, а со двора – детские. Окна, против обыкновения, были плотно закрыты, и разобрать слова не удалось. Встав на кровати‑помосте, я снял оружие и подсумки с магазинами с полки и, спустившись с ложа в комнату, принялся одеваться.

«Перво‑наперво надо сделать в прихожей тамбур… – мысли, после того как я вспомнил картины разрушенной и горящей Твери и россыпи стекол на полу в Зеленограде, были только об одном – радиационной безопасности. – Нет, лучше всё крыльцо полиэтиленом затянуть. И полог из него же двойной… Нет – тройной сделать! Душ под дегазационную камеру переоборудовать, и перенести его прямо ко входу в дом, а то до укрытия приходится почти три десятка метров шагать…»

– Проснулся, лапочка?! – Ирка заглянула в комнату. – Скажи, а можно это, – чмокнув меня в щёку, она бросила недовольный взгляд на автомат, – в комнате не держать? Я боюсь, Илюшка его случайно достанет…

– Нет, нельзя! – Резоны жены я отлично понимал, в отличие от её недавно появившейся нелюбви к оружию, хотя в пору нашего женихания она спокойно ездила со мной в тир, где с удовольствием «бахала» из чего‑нибудь не слишком крупнокалиберного, вроде биатлонной винтовки или «марголина».

– Ну в шкафу в холле его храни, – заканючила Иришка.

– Война на дворе, лапушка! – как можно более жёстко сказал я, застегнул ремень и, подхватив «калаш», направился к выходу из комнаты, давая тем самым понять, что дискуссия прекращена в одностороннем порядке. Обычно любимая на такое поведение сильно обижалась, но тут стерпела и ничего не сказала. Видимо, всё‑таки понимала, что в вопросах войны и выживания у бывшего офицера опыта всяко больше, чем у филолога.

В столовой, кроме жены Витальки, находились ещё четыре женщины, в одной из которых я опознал мадам Огоцкую, жену Фёдора, питерского бизнесмена‑строителя, заведовавшего в настоящий момент возведением укрытий для местных жителей и беженцев. Все, кроме Ярославы, сидели на диванах и говорили, насколько я мог судить, о каких‑то хозяйственных проблемах.

– Вась, кофе с молоком? – окликнула меня хозяйка.

– Ага. А Виталик где?

– В штаб уехал, в Торжок, – как о чём‑то само собой разумеющемся сообщила она. – К одиннадцати быть назад обещал. Если надо, можешь по радио с ним связаться. Станция у нас в комнате стоит.

«Барышни» на время замолчали, но когда я сел за стол, а Ярослава поставила передо мной тарелку с жареными сосисками, хлеб, баночку горчицы и кружку с горячим кофе, одна из них внезапно спросила:

– Василий, как там?

О чем идёт речь, я понял сразу, без дополнительных пояснений:

– Плохо, но не так страшно, как могло бы быть. Но Москву мы только в бинокль видели. Людей, кого нашли, до Солнечногорска довели. Там военные порядок пока поддерживают. А у вас как день прошёл, уважаемые? И, кстати, может, познакомимся, наконец?

– Александра, – первой отреагировала Стоцкая.

– Марина Кораблёва.

– Марина Ушицкая.

«Мэри Ка и Мэри У. Шатенка и рыжая», – быстро приклеил я «ярлычки для унутреннего потребления».

– Галина Пайкова, – представилась, наконец, расспрашивавшая меня дама.

– А меня, как вы уже, наверное, знаете – Василий Заславский. Можно без отчества, – и давая понять, что официальная часть закончена, ухватил со стола вилку и принялся за еду.

– Вась, на, – Ярослава поставила передо мной бокал с рубиново‑красной жидкостью. – Виталька сказал – вам теперь положено.

«Хм, неплохое вино! – отметил я, пригубив. – Наверное, абхазское, – оно теперь самое распространённое из сухих…»

– До дна давай! – строго распорядилась жена друга. – Минимум сто пятьдесят граммов в день положено! Да и ГАИ теперь нет, права отбирать некому.

Отказываться от такого настойчивого предложения было как‑то не с руки, к тому же со свободными радикалами бороться нам всё одно необходимо, так что я осушил бокал и вернулся к завтраку. А то чёрт его знает, когда в следующий раз поесть придётся – за весь вчерашний вечер кроме пары шоколадок под коньяк, перепавших в оружейном магазине, я так ничего и не съел.

Женщины вернулись к своим, чисто женским разговорам, а я, управившись с завтраком и выпив кофе, вышел во двор.

Ребятня помладше тусовалась в большой беседке. Кроме Илюшки и Яна я насчитал ещё четверых – трёх девчонок и совсем мелкого карапуза, ползавшего вокруг ребят на четвереньках.

Несмотря на умилительность сцены, мне она совсем не понравилась. Резко развернувшись, я вернулся в предбанник и, отыскав принесенные вчера вечером мои вещи, достал из сумки – «мечты оккупанта» солидный деревянный чемоданчик, примерно полметра длиной и сантиметров тридцать шириной, крайне «армейского» вида. «Теперь бы ещё понять, что и как тут работает? – Щелкнули замки, и подарок старлея Колмогорова открылся. – О, вот и инструкция! Так, „Измеритель мощности дозы“… Суровый аппарат, блин! Если метко бросить – и динозавра пришибить можно… Это что? Внешний блок питания – если что, можно от автомобильного аккумулятора запитать… „Технические данные“… „Питание прибора осуществляется от 3‑х элементов КБ‑1…“ Это что ещё за зверь? Ну‑ка, что‑то вроде пальчиковых, если судить по размеру отсека для них, но длиннее… Бла‑бла‑бла… „обеспечивает непрерывную работу прибора… в течение не менее 55 часов при использовании свежих элементов (срок хранения не более одного месяца)“… Блин! А где они сами? Принципиальная схема… Вот – „Подготовка к работе“! „Установите источники питания“… Они что, издеваются? Спокойнее, не нервничай! В крайнем случае – за аккумом схожу… В коробке пакетики с этим, как его? Силикагелем, вот, лежат – следовательно, прибор на длительном складском хранении был, а батарейки столько не хранят, значит что? Правильно, тащ капитан! Значит, питание должно лежать отдельно!»

Поставив ящик с рентгенометром на банкетку, я принялся копаться в сумке и буквально через пять секунд обнаружил тяжёлый свёрток с батарейками. «Дата изготовления – 5.2008» – гласила надпись на маленьком листочке бумаги. «Чёрт, просроченные!» Россыпь чёрных цилиндриков напомнила мне что‑то из детства. «Точно, когда „квадратные“ батарейки потрошили, там внутри было три таких элемента!»

Заметив на полу детскую машинку, я подобрал её и, торопливо открыв батарейный отсек, вытряхнул на ладонь два «пальчика».

«Чуть ли не на сантиметр длиннее и миллиметров на пять толще! – я приложил батарейку к продукции советской оборонки. – Это нормально – можно проставку сделать. Было бы куда как хуже, если бы военные меньше были».

Пять минут спустя я вышел на крыльцо с включённым прибором. Для начала выставил первый диапазон, показывавший радиацию в рентгенах в час, но стрелка даже не шелохнулась.

«Теперь пойдём ниже», – два щелчка, и прибор теперь показывает дозу в диапазоне от пятидесяти до пятисот миллирентген. Стрелка качнулась и остановилась на отметке «350».

«Твою ж мать!» – хотя ничего неожиданного не произошло, я тем не менее огорчился. Скорее не от того, что радиация, а от крушения подспудной наивной мечты, что вдруг это всё фигня, и ветер радиоактивную гадость мимо пронесёт…

– Сударыня! – окликнул я присматривавшую за «мелочью» женщину. – Давайте ребятишек в дом отведём!

– Папа! Папоська! – Илюшка взлетел с пола беседки, словно подброшенный мощной пружиной, и со всех ног кинулся ко мне. – Папоська, а почему мы на речку не пошли? А ты на работу уехал? А ты все дела сделал? Поиграешь с нами? – Эти и миллион других вопросов обрушились на меня.

– Сына, цыц! – шутливо прикрикнул я на него, прижимая маленького почемучку к себе. – Бери машинки и зови всех‑всех‑всех друзей в дом – будем вместе играть и веселиться!

– А это Саша, Алина и Ирися, – принялся тем временем представлять своих товарищей сын. – Янек… Ну, его ты знаешь, в общем‑то… – сынуля иногда употреблял в речи «взрослые» обороты, и это всегда было уморительно до невозможности. Вот и сейчас он после этой фразы состроил задумчивую рожицу и потеребил нижнюю губу, словно вспоминая, а действительно ли я знаю Яна.

Виталькин сын, услышав, что говорят о нём, встрепенулся:

– Дядя Вася, а в какую игру мы будем играть? Железную дорогу сделаем?

– Конечно! И вокзал построим!

Малышня зашебуршилась, и все принялись собирать игрушки, а Илюшка, сграбастав пластмассовый экскаватор, со всех ног полетел к дому, оглашая окрестности радостными криками:

– Мамоська! Мама! Папа с нами играть будет!

Пропустив мимо нестройную толпу ребятишек, я придержал «классную даму» за руку.

– Без радиационного контроля на улицу и носу не казать! – говорил я шёпотом, и, оттого, наверное, на её лице нарисовался нешуточный испуг:

– Что? Что такое вы говорите?

– Тише, тише! – предупредил я. – Пока ничего страшного, но от прогулок на свежем воздухе придётся отказаться… Временно…

…Судя по некоторым недовольным лицам, встретившим меня в доме, многие из мамаш восприняли возвращение шумных отпрысков без особой радости. Особенно кривила губы «Мэри Ка». Похоже, что эта молодая женщина воспринимает ребёнка как обременительный довесок к удачному замужеству. Доводилось мне встречать таких «барышень». О том, что замуж она вышла по любви к деньгам, мне сказали солидных размеров «камушки», посверкивающие в изящных серьгах и на пальцах обеих рук. Да и одета Марина явно не с вещевого рынка…

Развивать тему в присутствии детей я не стал, а просто протянул своей жене дозиметр, выразительно постучав по стеклу, прикрывавшему шкалу.

Больше никаких объяснений не потребовалось, Ира просто кивнула в ответ – мол, всё девочкам объясню.

Возясь с малышами, я всё время прикидывал, что нужно сделать в доме, чтобы их обезопасить.

«На форточки можно короба приспособить со сменными фильтрами. Только тогда вытяжные вентиляторы ставить придётся. И привод для них придумывать. Тамбур при входе уже сегодня сделать надо. Можно ещё крытую галерею к бане и к колодцу построить. Из плёнки полиэтиленовой. Осталось только найти материалы, рабочую силу и время, потому что втроём мы такой объём точно не потянем, а беженцы сейчас сами без крыши над головой в чистом поле бедуют. Да и не дело это – народ к нам набивать, не гостиница…»

– … я не нанималась! – донеслось до меня сквозь весёлый детский гвалт. Женский, скорее даже девичий голос был очень недовольным, а капризно‑истеричные нотки были слышны невооружённым, так сказать, ухом.

Возмущались на втором этаже, что меня несколько удивило, так как никто за последние пятнадцать минут в дом не входил.

– Ир, – окликнул я жену, – кто это там скандалит?

– А, это ребята из леса вернулись. Станислав Сергеевич их за дровами в лес водил.

«Чёрт, как же я это пропустил‑то? Хотя малышня так галдит, что услышать можно только трактор или танк…»

– А кто такой этот Станислав Сергеич?

– Это мой муж, – откликнулась Галина. – Пайков Станислав Сергеевич. Он, если вас не считать, единственный мужчина здесь.

– Понятно. Так они в дом через бильярдную зашли, что ли?

– Да, – судя по всему, вопрос задан был не самым мягким тоном, и Иришка, отвечая, поморщилась.

– Непорядок! Теперь вход только через основную дверь.

– Я сказала, но, кажется, будет лучше, если ты их сам застроишь! – Ирка как‑то очень ловко употребила слово из моего лексикона, хотя до того в подобном я её не замечал.

Чего хочет женщина – того хочет бог! – так, кажется говорил кто‑то из древних.

– Илюш, – я поднял сидевшего у меня на коленях сына и пересадил его на диван, – я на пару минут отойду, ладно?

– Конесно, папоська, – с умилительной серьёзностью ответил он, продолжая сосредоточенно доламывать пластмассовый экскаватор. – Ты потом починись? – Ковш, наконец‑то, с громким хрустом отделился от стрелы, и Илюшка протянул его мне с невинным выражением на лице: мол, я тут совершенно ни при чём, оно само отвалилось!

– Безусловно, починю, – взъерошив соломенные волосёнки на буйной головушке нашего непоседы, я отправился на второй этаж наводить порядок в гарнизоне.

Пойдя через гостевую спальню, я вошёл в бильярдную, откуда, собственно, и доносились звуки нешуточной перепалки.

Оба дивана были разложены, на них валялись собранные со всего дома одеяла, и даже под бильярдным столом я заметил два расстеленных спальника.

«Прямо дортуар какой‑то получился! – пришло на ум книжное слово. – Вот только обитатели, похоже, не в очень хороших отношениях…»

Все шестеро присутствующих разделились на две неравные группы: в одной были три паренька‑подростка и одна девчушка того же возраста, другую составляли две девушки постарше, на вид лет семнадцать или около того. Обе чистенькие и опрятные, с крашеными волосами, уложенными в модные причёски.

– Танька, – наступая на «старших», один из мальчишек, невысокий крепыш с покатыми плечами, бурно размахивал руками, пытаясь, очевидно, подобрать слова. – Ты! Как ты можешь! – выпалил он в конце концов.

«Емко, однако, насяльника!» – усмехнулся я этому шедевру красноречия.

– Так, молодёжь, что за шум?

– А вы кто? – немедленно откликнулась одна из «оппозиции».

– Хозяин здешних мест. – Первым делом я захлопнул дверь на улицу, которую эти спорщики так и оставили открытой. – Ещё раз такое увижу, – я с лязгом задвинул металлическую решётку, поставленную в своё время от воров, – жить будете под кустом. Если уж вы так без лишних рентгенов скучаете.

– Каких рентгенов? – переспросил один из ребят, вихрастый тощий парнишка, одетый в рибоковский спортивный костюм и рыжую кожаную куртку.

– Простых, радиоактивных. Вход отныне только через главную дверь. С дезактивацией! Теперь рассказывайте, что у вас тут приключилось. Только по очереди! – Я поднял руку, прерывая готовый обрушиться на меня хор возмущённых голосов.

Быстро сориентировавшись, крепыш тоже поднял руку, спрашивая разрешения заговорить.

– Вас же Виталием зовут, так?

– Нет, Василием.

– А, понятно… А меня – Антоном, – судя по уверенному тону, паренёк был местным заводилой.

– Очень приятно познакомиться, Антон. Излагай! – Присев в кресло, я показал ему на соседнее.

Приглашение парень не принял, а может, и не заметил:

– Мы за дровами ходили с утра с Владимиром Ивановичем, но он сейчас в город уехал, а нас попросил ещё пару ходок сделать. А Танька, сеструха моя, воду мутить начала, мол, мы не нанимались тут горбатиться! – Антон обернулся и обвиняюще ткнул пальцем в одну из «оппозиционерок».

– Ну а ты чего завёлся? Всё ж элементарно решается! Обедать сестра твоя с подружкой не будут, ужинать – тоже. Поскольку ни я, ни Виталий Андреич их кормить не нанимались… Куда же проще‑то? Одеяло с их дивана сюда принеси – я найду, куда пристроить.

Судя по ошарашенным лицам ребят, они ожидали чего‑то совсем другого.

«Ага, решили, что я вас сейчас как маленьких уговаривать буду. Нет уж! Если с вами цацкаться, так работать некогда будет. Демократия и свободное волеизъявление личности кончились вчера в девять часов утра – сразу после первого „грибка“!»

– Что рты пораскрывали? Дровишки мы заготавливали никак не из расчёта на два десятка незваных гостей. И за едой для вас я ездить совершенно не обязан. Там за окошком, если вы не знали, уже триста пятьдесят миллирентген, и проще не пускать эту гадость сюда, чем гоняться за ней по всему дому. Поэтому рекомендую вам, мои дорогие, ещё раз всё взвесить в вашем неокрепшем сознании…

– Но как вы можете?! Не имеете права! – «виновницы торжества» наконец поймали свои челюсти и хором бросились в словесную контратаку.

– Я‑то? – Бодаться по всем правилам, как и объяснять прописные истины малолетним дурёхам, желания не было ни малейшего, но с чего‑то же надо начинать? – Я как раз имею. В силу возраста, звания и занимаемой должности… Не говоря уже о жизненном опыте. Выберите любой пункт, и я разверну его вам во всей красе. Но, честно говоря, нет на это времени. А пока хотя бы по одному параметру меня не перегоните, слушайтесь или выметайтесь на все четыре стороны. Или хотя бы послушайте своих более умных товарищей! – встав, я похлопал Антона по плечу. – Вот его, к примеру! Разговор закончен!

«Не я их уговаривать должен, а друзья и ровесники. Главное – показал, кто тут всё решает и что оппоненты их стоят как раз на правильной стороне… А дальше – по народной пословице: „Стерпится – слюбится“. Ну, или сгинут ни за грош, невзирая на опеку родителей и условия, о которых на сегодняшний день миллионы наших соотечественников только мечтать могут».

На вершине холма, видимой из окна, появились две машины – вслед за «проходимцем» Вована ехал «УАЗ»‑«Хантер». Притормозив перед длинным спуском, гости посигналили и покатились вниз к усадьбе.