Взрыв в океане 1 page

История Второй мировой войны изобилует нераскрытыми тайнами гибели подводных лодок. В каждом из воевавших в той войне государств до сих пор пишутся статьи о пропавших без вести субмаринах, высказываются версии и предположения о причине их гибели, ведутся поиски. Не обошла сия печальная чаша и наше Отчество.

Среди советских погибших подводных лодок, судьба которых неизвестна до конца и по сегодняшний день, наибольший отголосок в свое время вызвало исчезновение в Тихом океане подводного минного заградителя Л‑16, совершавшего в 1942 году трансокеанский переход с Камчатки на Северный флот. К трагедии Л‑16 неоднократно обращались многие участники тех событий и историки, однако, несмотря на это, вопросов в истории с пропавшим «ленинцем» все еще больше, чем ответов. А потому, по‑видимому, давно пришла пора поставить все (или почти все) точки над «i» в данном вопросе.

В 1942 году германский флот развернул ожесточенную борьбу на пути союзных конвоев, поставляющих по ленд‑лизу вооружение, продовольствие и снаряжение. Северному флоту предстояло защищать коммуникации протяженностью в 3000 миль. В строю же здесь находились всего 22 подводные лодки.

Государственному комитету обороны на ходу приходилось исправлять ошибки довоенного планирования – ведь в ущерб западным флотам на Тихоокеанском флоте была сосредоточена 91 подводная лодка. Комитет принял решение о переброске с ТОФ на Северный флот 6 подлодок, из них были Л‑15 и Л‑16 с Петропавловска‑Камчатского.

Сверхдальний переход наших подводных лодок был нешуточным и для мирного времени: предстояло скрытно пересечь Тихий океан, где действовали японские подводные лодки, спуститься к экватору, затем по Панамскому каналу перейти в Атлантику, где в то время вовсю шло знаменитое сражение с немецкими субмаринами Деница, подняться выше Полярного круга и оттуда следовать в Полярный. По ходу маршрута была достигнута договоренность с союзниками о заходе наших кораблей в Датч‑Харбор на Алеутских островах, Сан‑Франциско, Панаму, Гуантанамо на Кубе, Галифакс и Рейкьявик для приема топлива и продовольствия, ремонта кораблей и отдыха команды.

9 сентября 1942 года командир Л‑16 Д.Ф. Гусаров и командир Л‑15 В.И. Комаров были вызваны в штаб, где получили приказ подготовить корабли в течение 10 дней к длительному переходу.

Незадолго до выхода в море старшина 2‑й статьи И.М. Ботаев, командир отделения торпедистов Л‑16, написал родителям письмо: «Обо мне не беспокойтесь, если придется драться с врагом здесь или там, то буду драться до последней капли крови, буду бить врага так, как это требуется каждому советскому гражданину, любящему свою Родину. Живите спокойно, не покладая рук, работайте, хотя вы уже у меня старенькие, на оборону Красной Армии и Флота… Целую вас, дорогие родители, ваш сын Иван Максимович Ботаев…»

К 20 сентября 1942 года лодки были готовы к выходу. Старшим на переходе был назначен командир Л‑16 Гусаров. По окончании мореходного училища, еще до службы на подводных лодках, он накопил опыт плавания на гражданских судах в должности помощника капитана, затем был призван в ВМФ, окончил специальные командирские классы. Именно так пришли в военно‑морской флот многие подводные асы Великой Отечественной: Маринеско, Лунин, Щедрин… По воспоминаниям ветеранов подплава, Гусаров был не только хорошим моряком, но и прекрасным товарищем К примеру, очень тепло отзывался о нем ветеран Тихоокеанского флота Н.Н. Семенов: «Дмитрия нам было особенно жалко, когда узнали о гибели Л‑16. И как человек он был замечательный, и как подводник – талантливый, по служебной лестнице продвигался быстро. А что запомнилось, так это его отзывчивость. Его командирский сейф, набитый пачками денег, всегда был открыт для нас, молодых офицеров – никогда он в помощи не отказывал».

24 сентября лодки вышли на внутренний рейд. Вечером для офицеров был дан прощальный ужин.

25 сентября в 8.25 Л‑16 и Л‑15 покинули гавань. У мыса Шипунский развернулись на северо‑восток. Только вечером командиры и комиссары сообщили своим экипажам о целях и задачах перехода. С первых дней очень большое напряжение испытывала верхняя ходовая вахта, и вот почему. Совсем недавно японские десанты захватили у США острова Киску и Атту, и в районе Алеутских островов активно действовали японские и американские ВМС. Именно поэтому на «ленинцах» в помощь сигнальщикам выделяли еще двух наблюдателей.

29 сентября лодки пересекли 180‑й меридиан, линию перемены дат, и вошли в Западное полушарие. Американский сторожевик встретил наши подлодки у острова Уналакша, и 1 октября в 15.40 они ошвартовались у пирса военно‑морской базы США Датч‑Харбор.

Там «ленинцы» простояли четыре дня. Гусаров и Комаров нанесли визит вежливости командирам местной военно‑морской базы и флотилии подводных лодок. От них узнали, что здесь базируются береговая авиация, легкие силы флота и подводные лодки, в бухту часто заходят караваны советских судов. Моряки побывали в матросских казармах и на подводной лодке S‑31. Все усилия нашего командования, направленные на обеспечение скрытности перехода, пошли насмарку при первой же встрече с американцами. На пирсе у наших лодок постоянно толпились зеваки из матросов, солдат и каких‑то штатских. Американцы даже не скрывали, что им известно о переходе Л‑16, Л‑15 и что вслед за ними идут еще четыре подводные лодки типа «С». И это в то время, когда сами камчатцы о них даже не подозревали! Им совсем стало не по себе, когда они узнали, что американцы могут гарантировать безопасный переход лишь в том случае, если подводные лодки будут идти в надводном положении по заранее согласованному маршруту. Только, мол, это может уберечь наши подводные лодки от ошибочных атак со стороны самолетов США.

5 октября 1942 года в 8.00 вновь прозвучала команда: «Отдать швартовы!» Для экипажа Л‑16 она звучала в последний раз в их жизни. За сутки раньше ушла в море американская S‑31. Поэтому на переходе командиры особое внимание уделяли бдительному несению вахты сигнальщиков. К вечеру сопровождавший фрегат высадил на Л‑16 американского офицера связи и просемафорил: «Добрый путь».

11 октября в 8.30 на лодках произошла очередная смена вахт. Л‑16 шла впереди, освещенная солнцем, погода стояла прекрасная. В 11.00 вахтенным командиром Л‑15 лейтенантом И. Жуйко был отдан приказ запустить второй дизель, чтобы сократить дистанцию между кораблями до установленной в 3 кабельтовых. Внезапно раздался сильный взрыв. Над Л‑16 поднялись клубы дыма Верхняя вахта Л‑15 успела разглядеть высоко поднявшуюся над водой носовую часть Л‑16, которая быстро уходила под воду. В этот момент послышался второй взрыв. Когда дым рассеялся, на месте гибели Л‑16 все увидели расплывшееся большое пятно соляра. Лодка перешла на противолодочный зигзаг. Поднявшийся наверх командир Комаров и все, кто стоял на мостике, рассматривали водную поверхность в надежде обнаружить кого‑нибудь из экипажа Л‑16. Как правило, в подобных случаях в живых остаются те, кто находится на мостике. К сожалению, обнаружить никого не удалось: по‑видимому, слишком близко к боевой рубке взорвалась торпеда. Зато невдалеке сигнальщик Смольников и Жуйко увидели два перископа, двигавшиеся к соляровому пятну. Командир сыграл артиллерийскую тревогу, и через 25 секунд был открыт огонь по перископам из 45‑мм пушки. Первый осколочный снаряд попал между ними. Огонь продолжался 30–40 секунд, пока перископы не скрылись в воде.

Во время обстрела командиру на мостик принесли обрывок радиограммы с Л‑16: «Погибаем от…» Больше радист старшина 2‑й статьи Тимошенко передать ничего не успел – радиоантенна скрылась в воде. Наши подводники, даже погибая, пытались предупредить своих товарищей о грозящей им беде. Еще раз тщательно обследовав место гибели и никого не найдя, Л‑15, увеличив ход, стала удаляться от места гибели своих товарищей…

Участвовавший в этом же переходе командир гвардейской подводной лодки С‑56 Герой Советского Союза Григорий Иванович Щедрин со слов членов экипажа Л‑15 так описал события 11 октября 1942 года:

«На предрассветной вахте лейтенанта Григория Гавриловича Исая разошлись в непосредственной близости с неизвестным судном. Полностью затемненное, без единого огонька на борту, оно исчезло в темноте так же внезапно, как и появилось.

Вахтенный сигнальщик Рыбин сердито проворчал:

– После Алеутских островов первую посудину встретили, и та, как “Летучий Голландец”, поспешила скрыться. Какой корабль? Чьей национальности? И доложить нечего…

– Похоже, океан оживать начал! Наверное, Калифорния близко, товарищ лейтенант?

– До Сан‑Франциско еще около девятисот миль, товарищ Рыбин. Будем наблюдать внимательнее и не отвлекаться.

– Есть!

Восходом солнца залюбовались все, кто был на мостике. Спокойный пурпур на воде и небе обещал ясную маловетреную погоду. После подъема флага не появилось ни единого облачка. Воздух прозрачный, чистый, видимость полная. Гладь океана морщит мелкая зыбь с редкими белыми барашками на изгибах.

Лодки перестроились в кильватерную колонну с дистанцией в три кабельтова. Ход малый, готовность к срочному погружению немедленная. Впереди шла Л‑16.

Яркое солнце и блики на воде мешали сигнальщикам наблюдать в носовых секторах. Пришлось надеть темные защитные очки.

И вот в 11 часов 15 минут (22 часа 15 минут по московскому времени) с мостика Л‑15 увидели, как позади ограждения рубки флагманского корабля на десятки метров кверху взметнулся столб пламени, воды и черного дыма, скрывший лодку. Через секунду докатился раскатистый взрыв.

Когда дым над Л‑16 рассеялся, она с громадным дифферентом на корму погружалась в пучину океана. Едва форштевень скрылся под водой, как последовали еще два взрыва, более глухих, чем первый. Теперь лодка, по‑видимому, камнем падала на дно, унося с собою мертвых и тех, кто еще оставался живыми в отсеках.

Наблюдавшие эту картину с мостика Л‑15 стояли как пораженные громом. С волнением смотрели они на место гибели товарищей, с которыми многие годы были связаны узами самой тесной флотской дружбы. Смотрели и молчали.

Первым пришел в себя командир.

– Самый полный ход! Артиллерийская тревога!

У форштевня и за кормой дыбились буруны. Лодка набирала скорость. Из люка выскакивали моряки артрасчетов с касками на голове и с противогазами через плечо, занимая места у пушек. Вместе с ними поднялся радист и протянул телеграфный бланк Комарову.

Обрывок радиограммы был коротким: “Погибаем от…” Больше радиотелеграфист Л‑16 ничего не успел передать: антенна лодки к тому времени уже скрылась под водой.

– Справа, дистанция пять кабельтовых – перископ! Отставить – вижу два перископа! – взволнованным голосом докладывал рулевой‑сигнальщик Смольников.

– По перископам огонь!

Наводчик кормовой пушки привел на крест нитей хорошо видный в прицел бурунчик по правому борту лодки.

– Цель поймана!

В то же мгновение рявкнул резкий, болью отдавшийся в ушах орудийный выстрел. За ним без всякой паузы второй! Третий!.. Пятый!

Два высоко поднятых перископа чертили воду, оставляя заметный след на ее поверхности. Подводный пират любовался результатами своей бандитской работы, полагая, что находится в полной безопасности. Но первый же рядом разорвавшийся снаряд разубедил врага в этом. И ему пришлось срочно уйти на глубину.

– Цель потеряна!

Стрельба прекратилась. Перископы больше не показывались. Лодка прошла над местом гибели Л‑16. Два следа от прошедших торпед вспороли поверхность океана. Один из них оборвался там, где плавали соляр и масло. Следы шли со стороны солнца. На воде никого не было. Штурман отметил координаты места гибели: широта 45°41′ северная, долгота 138°56′ западная, под килем 4888 метров.

В 820 милях западнее Сан‑Франциско, далеко от родной земли, сложили свои головы верные сыны советской Родины. Перед мысленными взорами подводников стояли их погибшие друзья: живые, веселые, сильные и смелые юноши, такие, какими они были всего несколько минут назад.

Осиротевшая, оставшаяся в одиночестве Л‑15 зигзагом уходила от рокового места.

– Отбой тревоги! Артрасчетам разрешается перекурить!

Над мостиком поплыл зеленоватый дымок с крепким махорочным запахом. Курили молча. Разговор не клеился. Слишком неожиданно было горе, чтобы начинать им делиться…

Радиограмма о гибели Л‑16 несколько раз передавалась в эфир, но ни Владивосток, ни Петропавловск не подтверждали получения и не давали квитанции. Пришлось адресоваться к американцам, а это не очень улыбалось. Шифра для связи с ними не было, донесения посылались фактически открытым текстом, по так называемому “коду кью”, их мог прочесть любой. Сан‑Франциско на вызовы тоже не отвечал. По‑видимому, в Датч‑Харборе для передачи ошибочно дали не ту волну, на которой несли приемную радиовахту.

Командир приказал прекратить передачу радиограммы. «Дела все равно теперь не поправить, – рассуждал он, – а становиться объектом радиопеленгования для всех желающих – удовольствие маленькое».

Капитан‑лейтенант собрал личный состав и объявил обстоятельства гибели флагманской подводной лодки. В наступившей тишине, повинуясь единому чувству, все, как один, сняли головные уборы. У многих на глазах блестели слезы.

– Мы все равно дойдем до севера, и, пока будем идти, самым главным нашим оружием должна быть бдительность. Распространяться не буду. Вы и сами все понимаете, – заключил Комаров.

– Но скажите, товарищ командир, кто мог пойти на такую подлость? – спросил старшина Сироткин.

– Не знаю, товарищ Сироткин. Удар был коварный, и те, кто его нанес, постараются замести следы. Но шила в мешке не утаить. Об этом рано или поздно все равно станет известно. А пока будем считать, что в океане бродит враг, и подставлять ему свой борт нельзя. Этого не забывайте!

– Не забудем!

Несколько суток плавания прошло спокойно, если не считать двух пролетевших самолетов. Вечером 15 октября в назначенной точке встретились и обменялись опознавательными с американским эскадренным миноносцем и дальше продолжали путь в его сопровождении.

Утром следующего дня прошли под знаменитым мостом “Золотые Ворота”, соединяющим берега пролива при входе в залив Сан‑Франциско. Строительство этого моста закончилось пять лет назад. Длиной около 1300 метров, он не имеет промежуточных опор и возвышается над водой без малого на 80 метров.

Ошвартовались у военного судостроительного завода на Мэри Айленд, в городе Валего, недалеко от Сан‑Франциско. Лодку встретили офицеры – представители командования флота США и адмирала Фриеделло – командира соединения подводных лодок. Всех их интересовала судьба Л‑16.

На борт поднялся генеральный консул СССР в Сан‑Франциско Яков Миронович Ломакин. Комаров подробно доложил ему о несчастье и просил донести об этом в Москву.

Ломакин немедленно поставил в известность о случившемся советского посла в Вашингтоне товарища Литвинова, а Максим Максимович – Москву. Через несколько часов скорбная весть достигла Родины, О месте и обстоятельствах гибели “‘ленинца” было информировано и американское командование…

Простые люди Америки устроили экипажу Л‑15 восторженную встречу. Подводников наперебой приглашали в гости на квартиры, в клубы на вечера. За девять суток стоянки на лодке побывали многие сотни рабочих, инженеров, служащих. При этом почти каждый посетитель хоть чем‑нибудь выражал свое восхищение Страной Советов, моряков чествовали как посланцев этой страны, героически борющейся с фашизмом.

Душевно встретили команду и в военном гарнизоне. На официальных приемах и в частных разговорах американские офицеры не раз задавали один и тот же вопрос:

– Чья лодка потопила Л‑16?

Советские подводники и сами ломали над этим голову. “Откуда же нам знать, – обычно отвечали они, – по перископам не определить. Надеемся, что не американская!”

На официальный запрос советского правительства военно‑морское министерство США сообщило, что к моменту выхода подводных лодок из Датч‑Харбора в районе острова Кодиак и у западного побережья Канады отмечались японские подводные лодки, действующие на коммуникациях Калифорния – Аляска – Алеутские острова. В районе торпедирования Л‑16 4 и 5 октября были потоплены два американских транспорта. А 9 октября там же разведкой была обнаружена одна японская лодка

По сведениям того же министерства, токийская широковещательная радиостанция 27 декабря 1942 года на японском, а на следующий день на английском языках передала два сообщения.

В первом говорилось: “Наша подводная лодка, оперирующая у западного побережья США, добилась исключительных успехов, уничтожив подводную лодку противника. Потопив два транспорта по десять тысяч тонн, подводная лодка на рассвете 12 октября обнаружила две большие подводные лодки противника, следовавшие, по‑видимому, в Сан‑Франциско. С дистанции нескольких метров наша подводная лодка выпустила одну торпеду, вслед за тем был услышан взрыв, а через перископ можно было видеть, как одна подводная лодка противника тонула, а другая уходила от нас”

Во второй передаче, указывалось: “Мы получили сообщения о наличии подводных лодок противника. Немедленно погрузились и вскоре обнаружили две большие подводные лодки. Наш командир с небольшой дистанции выпустил торпеду, и через перископ было видно, как одна из подводных лодок после сильного взрыва затонула, а другая, немедленно отвернув, открыла безуспешный артиллерийский огонь”.

Затем наши лодки прибыли на Северный флот. Начались напряженные боевые будни с новыми потерями и громкими победами. До конца войны никто ничего нового об обстоятельствах гибели Л‑16 сказать не мог, да и не до того было».

Вскоре после окончания Второй мировой войны в Японии вышла книга «Потопленные» капитана 3‑го ранга Хасимото Мотицуры, одного из немногих оставшихся в живых командиров подводных лодок, принимавших непосредственное участие в боевых действиях на море. В книге автор повествует о деятельности японского подводного флота в кампаниях 1941–1945 годов.

Хасимото, между прочим, описывает, как в ответ на воздушную бомбардировку Токио в 1942 году к Американскому континенту были посланы японские подводные лодки, имевшие на вооружении самолеты. Им было приказано поджечь лесные массивы штата Орегон, используя авиационные бомбы сильного зажигательного действия.

Выполняя эту задачу, подводная лодка И‑25 под командованием капитана 3‑го ранга Тагами направилась из Йокосука к мысу Бланко на западном побережье Америки. В течение сентября лодочный пилот мичман Фудзита дважды поднимал в воздух свой самолет и сбросил на лес четыре зажигательные бомбы. Возникли сильные пожары, приведшие к большим материальным потерям и человеческим жертвам.

В начале октября штормовая погода исключила всякую возможность взлета и посадки самолета на воду. Полеты были прекращены, и лодка вышла на морские конвои в северной части побережья. Атаковав несколько встречных американских судов и потопив два танкера, И‑25 сама подверглась атаке противолодочного самолета, повредившего ей антенну и выведшего из строя радиосвязь.

Но лодка осталась в районе выполнять боевую задачу. «К северу от Сиэтла, – говорится в книге, – она обнаружила две американские подводные лодки, следовавшие курсом на юго‑восток. У И‑25 оставалась всего лишь одна торпеда. Сблизившись на дистанцию 450 метров, командир лодки выстрелил по цели. Торпеда попала в одну из американских лодок. Последовал сильный взрыв, и американская лодка затонула».

Но кого на самом деле потопили японцы? Может быть, потопили они вовсе не американскую, а советскую подводную лодку – нашу Л‑16? Правда, в книге ничего не говорится о кормовых флагах, поднятых на флагштоках «ленинцев».

Ничего не упоминается в книге также и об артиллерийском огне, открытом Л‑15 по атаковавшей лодке. Впрочем, мемуары – жанр особый, и весьма часто авторы пишут в них не то, что было на самом деле, а то, что им хочется написать. Разумеется, что и у командира японской субмарины не было никакого резона писать об атаке подводной лодки СССР, государства, с которым Япония находилась на тот момент в состоянии мира.

Заслуживает внимания и приведенное Хасимото заявление токийского радио: «Мы получили сообщение о наличии подводных лодок противника…»

Действительно, организация встречи и проводов, стоянок в портах и отработка документации в штабах американским командованием отнюдь не способствовала сохранению в тайне перехода наших подводных лодок.

Вызывает недоумение и то, что командиры «ленинцев» не были информированы об обнаружении японских подводных лодок 4 и 5 октября в районе, через который им предстояло пройти. И совсем уж непонятно, почему их не поставили в известность о лодке, вышедшей 9 октября непосредственно на курс следования советских кораблей. Ведь, надо полагать, американский офицер связи лейтенант Михайлов был послан на Л‑16 специально для этой цели.

Одно коротенькое предупреждение о необходимости обойти опасный район могло бы предотвратить катастрофу, но такого предупреждения так и не последовало.

Казалось, на этом и можно было бы поставить точку. Однако факты, относящиеся к потоплению Л‑16, наводят и на другие мысли. Дело в том, что в японской версии не все совпадает с наблюдениями команды Л‑15. Например, датой уничтожения «американской подводной лодки» токийское радио считает 12, а не 11 октября (в «Потопленных» назван вообще только месяц – октябрь). Время атаки указано тоже иное – «с рассветом», тогда как фактически торпедирование произошло почти в полдень. И‑25, по Хасимото, выпустила всего одну торпеду, а с Л‑15 наблюдатели видели два торпедных следа и несколько взрывов.

Командир Л‑15 Комаров обращает в своем отчете внимание на то, что командование военно‑морской базы Сан‑Франциско и многие офицеры проявляли повышенный интерес к обстоятельствам гибели нашей лодки. Некоторые из них недвусмысленно намекали на то, что потопить Л‑16 могла по ошибке и их лодка, так как силуэт советских «ленинцев» очень похож на силуэт японских субмарин типа «И». И это соответствует действительности. В дальнейшем во время стоянки Л‑15 в Гуантанамо на острове Куба прикомандированный для связи американский офицер прямо сказал, что Л‑16 потоплена американской лодкой из‑за путаницы с оповещением о переходе советских кораблей.

Возможно, что это неофициальное заявление американского офицера ближе всего к истине. Возможно, что халатность, преступная беспечность руководителей американского ВМФ и привели к гибели нашей подводной лодки. О злом умысле говорить здесь, думается, смысла нет. Но трагедия Перл‑Харбора весьма красноречиво говорит о состоянии службы в американском ВМФ в тот период.

Герой Советского Союза вице‑адмирал Г.И. Щедрин пишет. «В Тихом океане, на глубине около пяти километров в точке с координатами 45°41′ северной широты и 138° 56 г западной долготы на потопленном корабле покоятся вечным сном молодые советские патриоты. В трудное для Родины время они шли ее защищать. Помните о них!

Мы, тихоокеанцы, ни на минуту не забывали погибших на боевом посту товарищей. Особенно часто вспоминали о беспримерном переходе из Владивостока в Полярное, а также о схватках с врагами на коммуникациях у берегов противника. Экипаж Л‑16 как бы незримо оставался с нами в строю. Он жил в сердцах друзей и сражался вместе с нами.

О погибших не только скорбели. Теперь не было необходимости убеждать сигнальщиков внимательно наблюдать за морем и воздухом, а мотористов исправно нести вахту у дизелей. Люди и без того понимали, как много зависит от них.

Трагедия в океане многому научила наших подводников… Все пять лодок, преодолев в пути штормы и преграды, собрались в Полярный. Прибыли они сюда разными маршрутами и в разные сроки, но с единым стремлением – скорее в бой. Командование пошло навстречу настойчивым пожеланиям подводников и с первых дней пребывания на Северном флоте включило их в активную боевую деятельность.

Уходя к вражеским берегам, бывшие тихоокеанцы в память друзей писали на некоторых из погруженных в аппараты и приготовленных к выстрелу торпедах: “За Л‑16!”, “За экипаж Гусарова!” Именно такие надписи были на торпедах подводной лодки Л‑15 в боевом походе, когда она одержала свою первую победу. Было это

15 августа 1943 года. “Ленинец” форсировал под водою минное заграждение противника и поставил на его прибрежных коммуникациях несколько минных банок. Минеры под командованием старшего лейтенанта Жуйко отлично справились с заданием. Они были уверены, что фашистам обязательно придется оплакивать своих будущих утопленников».

Теперь попробуем более детально разобраться со всеми обстоятельствами происшедшей трагедии. Для начала обратимся к официальной хронике событий того времени.

Историк подводного флота СССР В.И. Дмитриев в своей книге «Атакуют подводники» писал о событиях, связанных с Л‑16, так: «Утром 25 сентября 1942 года из Петропавловска‑Камчатского вышли подводные минные заградители Л‑15 (командир капитан‑лейтенант В.И. Комаров) и Л‑16 (командир капитан‑лейтенант

Д.Ф. Гусаров). 29 сентября, двигаясь на восток, лодки пересекли демаркационную линию времени, и подводникам пришлось два дня подряд датировать все записи одним и тем же числом После короткой остановки в Датч‑Харборе – главной военно‑морской базе американского флота на Алеутских островах – подводные минные заградители хмурым утром 5 октября взяли курс на Сан‑Франциско. 11 октября Тихий океан заштилел. Подводные лодки, шедшие под дизелями, мерно покачивала мертвая зыбь. Яркое солнце, вынырнувшее из‑за горизонта, не успело еще подняться высоко и, отражаясь в зеркальной глади океана, слепило глаза. До Сан‑Франциско оставалось 820 миль, когда вдруг грохнули два сильных взрыва. Над головной подводной лодкой Л‑16 взметнулся столб воды. С дифферентом около 45 градусов на корму она стала быстро погружаться и через 25–30 секунд исчезла с поверхности океана. Все, кто находился на мостике Л‑15, поняли, что Л‑16 погибла от торпед. Неизвестная подводная лодка атаковала со стороны солнца. Сигнальщики Л‑15 обнаружили два перископа, артиллеристы успели выпустить по ним пять снарядов из 45‑миллиметрового орудия. Перископы скрылись под водой.

Тяжело было видеть гибель товарищей и не иметь возможности помочь им. Моряки не скрывали застилавших глаза слез. На коротком митинге экипаж Л‑15 заявил о своей решимости повысить бдительность и еще ревностнее выполнять служебные обязанности. Подводники усилили наблюдение за воздухом и водной поверхностью.

16 октября подводная лодка подошла к входу в Сан‑Франциско. Океан снова заштилел, но поднялся густой туман и снизил видимость до 4 кабельтовых. Пришлось застопорить ход. Судя по непрерывно раздававшимся туманным сигналам, вокруг было немало судов. В 7 часов 46 минут подводную лодку едва не протаранил большой транспорт. Сигнальщики вовремя заметили опасность, и командир успел дать электродвигателями самый полный ход вперед. Транспорт прошел всего в 10 метрах за кормой подводной лодки».

А вот еще одна версия событий, связанных с Л‑16. Ее автор – командир бригады подводных лодок Северного флота, в состав которой должна была войти Л‑16 по прибытии на Северный флот, Герой Советского Союза контр‑адмирал Иван Александрович Колышкин: «…Сутками раньше (5 октября) “ленинцы” покинули гавань Датч‑Харбора. Их путь лежал на Сан‑Франциско. С тревожным чувством выходили в море наши подводники. Уж очень много разговоров в американской базе велось и о времени их выхода и о пути следования. В военное время такие сведения обычно держатся в тайне, а тут тайной и не пахло.

Несколько дней в океане бушевал шторм. Но лодки шли в надводном положении, точно выдерживая курс и строй кильватера. Головной следовала Л‑16. Наконец, 11 октября ветер утих, волна успокоилась.

С утра на мостике Л‑15 находились командир лодки, вахтенный командир лейтенант Жуйко и сигнальщик Смольников. Второй этап перехода близился к концу: до Сан‑Франциско оставалось совсем немного миль. И вдруг в 11 часов 15 минут все присутствовавшие на мостике услышали один за другим три громких взрыва. Одновременно Л‑16 окуталась черным дымом. В тот же момент радист принял с Л‑16 радиограмму, переданную открытым текстом: “Погибаем от…” На этом связь оборвалась.

Дым над подорванной лодкой рассеялся, и было видно, как она в течение нескольких секунд скрылась под водой. Тут же Смольников обнаружил неподалеку перископ неизвестной подводной лодки. По перископу открыли артиллерийский огонь, и он скрылся под водой.

Чья была эта лодка, нанесшая нам жестокий и подлый удар? Немцев здесь быть не могло. В этих водах плавали лишь подводные корабли американцев, да еще могли оказаться тут японцы, ведущие боевые действия против США. Стало быть, удар могла нанести либо лодка союзной Америки, либо лодка нейтральной по отношению к нам Японии.

Возможно, это была непреднамеренная ошибка. То ли американцы приняли нашу лодку за японскую, то ли японцы – за американскую. Но и в том и в другом случае ошибку нельзя отнести к разряду чистых случайностей. Ответственность за обеспечение перехода наших лодок лежала на военно‑морских силах США. Беспечность и болтливость американцев, с одной стороны, нечеткость системы оповещения и недостаточные меры по обеспечению безопасности перехода – с другой, создавали благоприятные предпосылки для подобной ошибки (а может быть, и не ошибки). Л‑15 одна вошла в Сан‑францисскую гавань.

Date: 2015-09-22; view: 389; Нарушение авторских прав