Самовыражение и самолюбие как проявления индивидуальности

В 40-х годах психологи стали уделять большое внимание отражательной природе психического, рассматривать чувства и потребности на основе прин­ципа отражения. Однако осталась в тени другая сто­рона проблемы, а именно способность психики не только отражать, но и активно относиться (пережи­вать) к отражаемому, формировать это отношение, выражать свое «я», способность к самовыражению.

Если для раннего детства свойственно формиро­вание высших психических функций, способностей и т.д., то для юношеского периода характерно разви­тие социального мышления, самосознания, инициа­тивы и т. д. Вопрос о самовыражении (особенно у под­ростков и юношей) стоит очень остро, являясь прин­ципиальным не только для проявления своего «я» (что характеризует все возрасты), но и как одно из важных условий адекватного и гармоничного разви­тия личности. В этот период формируются такие важнейшие личностные качества, как направлен­ность, установки, умение правильно ориентироваться (в жизни, в общении и т.д.). Фактором, активно формирующим эти способности человека, является достаточно разнообразное общение (о чем уже гово­рилось выше), когда предъявляемые к развивающей­ся личности общественные требования служат от­правными моментами в формировании жизненной позиции, критериями правильности выбора, когда си­стема социальных «опор» постоянно находит внут­реннее одобрение личности.

Однако далеко не всегда развитие подростка, юно­ши осуществляется бесконфликтно, гармонично. Ча­сто желание «выделиться», показать, что «я лучше других», вызывает у старших раздражение, стрем­ление приостановить такую активность, «поставить на место», «осадить». Подобная практика общения отцов и детей, дедов и детей, к сожалению, является обычной. Такие отношения имеют место не только в семейном общении, но и на производстве (началь­ник — подчиненный).

Мы часто забываем, что дети не изолированы от проблем взрослых, что они слышат и видят больше, чем мы думаем, замечают недостатки и «проколы» взрослых, перенося их негативный опыт в практику своего — сначала детского, а затем все более и более «взрослеющего» — общения, в практику своих отно­шений. Здесь также имеет место соотношение «ро­лей», только не начальник — подчиненный, а лидер или «козел», очкастый или толстый и т.д. За этими внешне безобидными прозвищами скрывается целая драма (или трагедия) распределения социальных ролей.

Особенно остро такое соперничество проявляется у ребят, когда в группе выбор лидера и «козла отпу­щения» является первостепенным, когда решаются вопросы распределения ролей «адъютантов», «мужи­ков» и т.д. В соответствии с полученной, навязанной «ролью» подросток должен и действовать, «выра­жаться», подчиняться и т.д. Так, например, статус «отверженного» обществом человека может получить юноша (подросток), совершивший противоправный поступок, накладывающий на него пожизненное клеймо человека второго сорта. Такие «роли» вынуждают человека к отказу от собственной позиции в жизни, доводят до того, чтобы он «махнул на себя рукой», примирился с навязанной ему общественной функцией (преступника, передовика и т. д.). Некото­рые социальные взаимодействия имеют четкую тен­денцию к занижению собственного «я», его подавле­нию, искажению. При этом личность постепенно утра­чивает критерии адекватного самовыражения, ищет «окольные» пути для самореализации, потому что «прямые» уже «заняты другими» или осуждены.

Адекватная, правильная оценка себя (самооценка) не менее важна для определения личностью своего места в жизни, выбора жизненной позиции, чем активная реализация этой позиции. Отношение к себе помимо самооценки должно включать постоянную потребность в самопознании. Познание самого себя начинается с познания своих способностей, характе­ра, возможностей. Вместе с тем «я», оформляясь в устойчивый образ себя, в представление о своих воз­можностях, должно включать способность к внутрен­нему сомнению, способность к внутреннему диалогу с самим собой. Уверенный в себе человек, не сомне­ваясь в общем направлении своих принципиальных действий, может сомневаться в правильности отдель­ных поступков. Это выглядит не как проявление не­уверенности в себе, а лишь как желание еще раз убедиться в целесообразности выбранного способа действий.

Способность к внутреннему оппонированию свя­зана с диалогичностью сознания человека, определе­ние которой было дано М. М. Бахтиным ⁷. Неразви­тый образ самого себя, неспособность к рефлексии, к адекватным оценкам не только своих отдельных действий и проявлений, но и своей личности в целом приводят человека в состояние «внутреннего тупика», когда ему «нечего сказать самому себе», когда он знает самого себя хуже, чем тех людей, с которыми непосредственно общается. Отсутствие самопознания, самооценки приводит к тому, что человек подчиняет­ся власти своих первых порывов, непроверенных мне­ний или, напротив, фиксированных (раз и навсегда) установок, не умеет дифференцировать себя от дру­гих, не знает свои слабости, достоинства и т.д.

Такая «псевдоскромность» нередко располагает к человеку, рождает у окружающих желание «ис­пользовать» его в своих целях (если уж он сам не хочет и не умеет «использовать» себя). При отсутст­вии образа своего «я» человеку навязывается любой другой образ, любая социальная функция, которые он присваивает за неимением своих. Напротив, внут­ренняя зрелость позволяет человеку не только адек­ватно видеть себя со стороны, не только создавать свой верный социальный образ, но и реально осуще­ствлять многообразные социальные роли, оставаясь самим собой.

Но занимаемые человеком социальные позиции (роли) в обществе отнюдь не всегда свидетельствуют об аналогичной внутренней позиции. Социальная роль в таком случае включает функцию «затемне­ния» истинных намерений, желаний. Человек не вы­ражает свою сущность, а скрывает ее.

Потребность в самовыражении как причина актив­ности может быть очень различной: у одних она про­является в крайних формах (например, в самолюбии), у других — в неявных. Чем слабее выражена у че­ловека способность оппонировать своему внутреннему «я», чем меньше он оценивает самого себя, тем более значимым для него оказывается момент внешней выразительности (привлекательности). Адекватность самовыражения человека непосредственно воплоща­ется в его чувстве собственного достоинства, об от­сутствии которого в русском человеке с горечью писал Ф. Шаляпин.

Самовыражение (как и активность) имеет разные степени зрелости, разные этапы сформированности. Так, на более ранних этапах (когда образ внутрен­него «я» еще очень далек от своего построения) само­выражение, как правило, проявляется в формах «де­монстраций» (своего «я», «выступлений», «выпадов» и т.д.). Зрелой формой самовыражения становится тот этап, на котором проявление себя превращается в действительную потребность адекватного и сущ­ностного выражения своего «я». Человек начинает вырабатывать свою манеру поведения, ищет свой стиль речи и, главное, стремится выразить себя в жизни, в поступках, в делах. Поэтому образ, осозна­ние своего «я», в известном смысле предшествует во времени своего возникновения самовыражению

(т.е. потребность в самовыражении является потреб­ностью в выражении своего действительного, а не мнимого «я»). Пока образ внутреннею «я» не сфор­мирован, самовыражение находится на стадии чисто внешнего, показного «выражения» самого себя (когда показывать и демонстрировать еще нечего). Однако если для молодежи это является нормальным, то в дальнейшем такое «самовыражение» становится при­знаком «великовозрастного инфантилизма».

Поэтому, говоря об адекватности осуществления социальных ролей (в профессии, в общении, в об­щественной работе и т.д.) внутреннему «я-образу», нужно, прежде всего, учитывать сформированность этого образа у самой личности, ее желание совершен­ствовать его (вести диалог с самим собой). Неадекват­ность внешних ролей внутренним чаще всего являет­ся следствием несформированности «я-образа», не­способности оценить себя, выбрать тот способ само­выражения, который приносил бы удовлетворение человеку.

Естественно, источником активности становится только гармоничное соотношение выбранной соци­альной роли (статуса) своей внутренней позиции, своему «я», которое осуществляется на основе адек­ватной самооценки (самопознания способностей, воз­можностей). Принципиальным для такой социаль­но-психологической гармонии является соотнесение человеком своих возможностей, целей, задач с харак­тером жизни, с данным жизненным этапом (его спе­цификой, нетипичностью для жизни в целом). Тот способ, которым человек реализует себя как личность в деятельности, в общении, в решении жизненных за­дач, и есть самовыражение. Трудности самовыраже­ния начинаются с таких простых явлений, как за­стенчивость, неловкость в общении или, напротив, нарочитая грубость, являющаяся лишь внешней фор­мой, которая прикрывает неуверенность. Но эти проб­лемы и трудности касаются только самовыражения в общении, тогда как они существуют (или могут возникать) и в деятельности, и по отношению к жизни в целом. Человек не знает, как ему поступить, за что взяться, чем себя занять, как бы все время скользя по поверхности жизни. Его действия лишены логики и для окружающих, и для него самого. Когда он сталкивается с отпором, осуждением своих действий, которые не продуманы, не выношены, не выражают его подлинного «я», он внутренне теряется, переста­ет воспринимать и понимать окружающее, отгора­живается от мира.

Что же происходит в тех случаях, когда внешние или случайно найденные роли не соответствуют внут­реннему «я»? Проблема «человека не на своем месте» всегда стояла очень остро. Ведь он может оказаться не на своем месте (как правило, в профес­сиональном отношении) в силу различных случайно­стей, но последствия всегда закономерно ведут к сни­жению активности или раздвоению личности. Выда­вая себя не за того, кем он является на самом деле, человек предает свое «я», свою личность, возможно­сти открыто, прямо, непосредственно выразить себя, заявить о себе.

Самовыражение, связанное с образом своего «я», с самопознанием своих способностей, с соотнесением их со своими потребностями и т.д., отличается от самореализации в жизни, когда познание окончено и нужно строить всю совокупность своих внешних взаимодействий с миром (не только в ценностно-смысловом, но и в контрольно-действенном отноше­нии). Возможность полного, гармоничного совпаде­ния самовыражения и самореализации целиком за­висит как от сформированности «образа я» (с точки зрения целостности), так и от личностной готовно­сти организовать, обеспечить, создать и т.д. всю совокупность внешних условий самореализации. Эти два условия являются необходимой предпосыл­кой для того, чтобы самовыражение и самореали­зация адекватно (для личности) совмещались во всех аспектах (временном, ценностном, действенном и т. д.).

Потребность в самовыражении, возникая уже в детском возрасте (претерпевает изменения в подрост­ковом, а затем в юношеском и т.д.), нуждается не только в специальном рассмотрении, но и во внима­нии к ней окружающих (особенно на первых, ранних стадиях ее формирования). Являясь конкретной фор­мой активности, самовыражение (потребность в нем) может также переходить во внутренний, скрытый план в случае своей нереализованности (а вначале — в ответ на неприятие ее со стороны окружающих). Однако если вовремя нереализованная активность (в ее общем виде) способна к своему «возрождению» на новых этапах (в новом качестве), то подавленное, неосуществленное (и в соответствующей форме) само­выражение «уходит» во внутренний план необрати­мо. Превращаясь в тот или иной комплекс, нереали­зованное «я» претерпевает качественные изменения уже на самых ранних стадиях своего формирования. Это может быть и феномен «больного» самолюбия, и комплекс неполноценности (в сфере личной жизни), и неадекватность самооценки (пониженный уровень притязаний), и другие последствия.

Процесс формирования своего «я» (с точки зрения его целостности, разносторонности) пробуждает высо­кую потребность в самовыражении, в «апробации» своих жизненных сил и возможностей. Вначале эта потребность имеет неярко выраженные формы, неяс­ную цель (на уровне «непонятных, волнующих жела­ний» и т.д.), приобретая (вместе с жизненным опытом) черты все большей определенности. Форми­рование внутреннего «я» идет «параллельно» посто­янному внешнему испытанию себя («на прочность», «на выносливость», «на силу» и т.д.). Получая свое­образный «отклик», подтверждение адекватности своего способа действия, общения, человек становится более уверенным в себе. Однако самая большая слож­ность заключается в том, что не все эти «подтвер­ждения» одобрительны, позитивны.

Творчески реализующий себя человек сплошь и рядом наталкивается на неприятие, непонимание или даже осуждение. Самым главным в таком случае является выработка представления о своем собствен­ном способе действия и жизни и убежденность в не­обходимости его реализации при всех обстоятель­ствах. Между тем одни люди при этом склонны считать, что их не поняли, другие — что они сами не правы. В этих выводах огромную роль играют жиз­ненные чувства личности, ее своеобразные интерпре­таторы жизненных проявлений. Эти интерпретации не только трагичны или оптимистичны, как выше отмечалось: они выражают внутреннее несогласие человека (скажем, с неприятием его окружающими) или протест, здоровую амбицию доказать свою правоту, упорство. В других случаях люди эмоциональ­но соглашаются с оценками своих действий, своего способа жизни, но тем самым уступают внутренне, отказываясь от своей индивидуальности, от своего права на особенность жизни. Поэтому разрыв в этой цепи приводит к задержке развития, застойным явле­ниям, «закомплексованности» и т.д.

Однако забота об адекватном самовыражении ре­бенка не должна превращаться со стороны взрослых в систему разнообразных запретов, сводящих все про­явления ребенка к своему минимуму, она должна находить гибкие формы ненавязчивого руководства этим процессом. Нельзя не учитывать, что поведение детей (особенно подростков) принимает крайние фор­мы только как реакция на всевозможные запреты, на «вяжущую руки» опеку, как желание «сделать по-своему», «всем вопреки» (а впоследствии — «всем назло»). Считая таких детей эгоистами, себялюбцами, родители не хотят понять, что сами настраивают их против себя, лишают их самого необходимого для правильного развития — возможности своевременно и адекватно самовыразиться, самоутвердиться. Та­ким образом, формируемое отношение «я» личности к миру — это целостный способ ее самовыражения в жизни, с присущими ей (и только ей) особенно­стями этого самовыражения и объективации, само­реализации.

Д. Н. Узнадзе предложил интересную типологию способов самовыражения ⁸. Он заметил, что один че­ловек выражает все, что на самом деле испытывает, причем выражает бурно, экспансивно, как бы «вы­плескивает» всего себя. Другой для своего внешнего выражения должен приложить волевое усилие (например, заставить себя позвонить кому-то по теле­фону), т.е. как бы преодолеть невидимую преграду, чтобы перейти из внутреннего мира во внешний (в то время как для первого типа личности никакой преграды не существует). Третий тип (названный им парадоксальным) ведет себя противоположным об­разом в одинаковых ситуациях и сходным — в раз­ных. Четвертый тип остается все время только во внутреннем мире, внешне только «приспосабливаясь» к ситуации, «учитывая» ее.

К. Леонгард описывает так называемую акцентуацию характера как определенные поведенческие и психологические «странности». Так, педантичность у женщины в домашнем быту, выражающая ее соб­ственное отношение к дому, может переходить в по­стоянные перепроверки (закрыты ли газовые краны, заперта ли дверь, выключен ли свет и т. д.), в не­обоснованные опасения и подозрения (себя и окру­жающих). Не имея внешне объективных причин для таких волнений, она начинает искать их, придумы­вать, постепенно убеждая себя в «реальности» суще­ствования той или иной «опасности».

К. Леонгард рассматривает случаи, когда одна из черт характера (наиболее ярко выраженная) начинает преобладать над остальными, приводя к неадекватным решениям жизненных ситуаций, их неверному восприятию и истолкованию.

При этом одна черта (доминирующая), достигая определенной степени, определенного предела, начи­нает сказываться на продуктивности (деятельности, активности) человека. «Постоянная неуверенность, постоянный последующий контроль могут достигнуть такой степени, при которой всякая работа продви­гается вперед черепашьим шагом. Предупредитель­ное взвешивание превращается в бесплодные раз­думья...» Демонстративный тип личности проявляет­ся в том, что люди «рисуют себя не такими, какими являются на самом деле, а такими, какими хотелось бы казаться» ⁹. Они используют всякую возможность представить себя с наилучшей стороны. «Поскольку у таких людей явно выражена склонность избегать трудностей, они часто меняют не только место рабо­ты, но и профессию... тем больше насчитывается на работе срывов, внезапных отказов от работы, которая якобы слишком тяжела...» ¹⁰

Проявление своего «я», адекватное или неадекват­ное самовыражение сопровождаются особым чувст­вом самолюбия. Оно является таким же своеобраз­ным «камертоном» своего внутреннего «я» в плане соответствия (или несоответствия) внешнему миру, как совесть является «камертоном» и регулятором соответствия (или несоответствия) поступков челове­ка его убеждениям, ценностям, целям и т.д. Психо­логический эквивалент самолюбия начинается с утверждения ребенка: «Я сам» (которое уже содержит в единстве и активацию, и самостоятельность). Оно проявляется в тезисах взрослой личности: «Я знаю, что делаю», «Я имею право делать так, как считаю нужным». Социально-психологически это чувство «я» выступает как тип соотнесения себя с другими: «Я сам» (синоним «Я один»), «Я лучше других», «Я не хуже других», «Я всем докажу», «Я нужен другим» и т.д.

Тот или иной тип самолюбия выражает не только способ активизации личности, но и ее жизненную позицию, ее программу, идеал. В анкете, предложен­ной подросткам, были получены такие ответы: «Я покажу себя», «Я докажу, на что способен», «Хочу проверить себя на самом трудном», «Я хочу доказать себе», «Хочу быть нужным другим», «Хочу быть интересным». Таковы формулы, выражающие самолюбивую позицию подростков. Здесь нетрудно увидеть и ту жизненную линию, которой они могут придерживаться, и ее движущую силу, характерную для каждой личности. Тот, кто хочет «себя пока­зать» или что-то кому-то «доказать», исходно ориен­тирован на сравнение с другими, на успех. Тот, кто хочет проверить себя на самом трудном, закладывает в свою программу критерий трудности, а не крите­рий успеха и удач, он не ориентируется на сравне­ние с другими, на то, чтобы быть на виду, и т.д. Тот, кто хочет быть нужным, ориентируется на полез­ность другим людям, на общее дело и не выбирает в качестве критерия личные достижения.

Анализ биографических материалов и опроса по­казал, что подростки с ярко выраженным желанием «показать себя», «всем доказать» преимущественно выбирают престижные или модные профессии. Те, кто нацелен на проверку себя в трудностях, преимуще­ственно выбирают редкие профессии, связанные с риском, романтикой, трудными условиями, а неко­торые — научную работу. Выбор профессии подрост­ками, желающими быть нужными, полезными, пре­имущественно приходится на специальности врача, педагога; хотя этот выбор и не так однозначен, но эти подростки редко выбирают престижные про­фессии. Таким образом, самолюбие выступает как некоторое интегральное личностное образование, ко­торое одновременно выражает движущую силу «я», его активную сторону, но не замкнутую «в себе» и «для себя», как утверждается в идеалистических теориях личности, а как способ соотнесения личности с социальным миром, другими людьми.

Если Рубинштейн раскрыл личность как триедин­ство — того, что человек хочет, что он может и что есть,— то мы добавляем к этому еще один пара­метр — что человек должен. Это — отношение к необходимости, к требованиям общества, окружаю­щих. Как показало исследование, самолюбие пред­ставляет собой некоторое сложное соединение ини­циативы, желания и одновременно долга, необходи­мости, обязанности, ответственности. Если исходно активность, индивидуальность личности включены в систему необходимости, то ее самолюбие становится синонимом полезности обществу, другим людям, си­нонимом общественной необходимости своей лично­сти и основанными на этом достоинстве и ответ­ственности.

Если активность «я» развивается путем противо­поставления себя другим, общественной необходи­мости, то движущей силой становится гипертрофи­рованное самолюбие — эгоизм, себялюбие, честолю­бие. Этому сопутствуют волюнтаризм, непризнание дисциплины, правил, обязательных для всех, своего долга и ответственности перед обществом.

Если человек не может активизировать свои внут­ренние возможности соотносительно со своим инди­видуальным «материалом» (способностями и т.д.), не находит адекватного внешним задачам способа ак­тивности, то развивается больное самолюбие. Послед­нее проявляется в двух крайностях: в занижении роли «я», неуверенности в себе, или, наоборот, в за­вышении роли «я», притязании на высокую оценку и признании своей исключительности. Однако в обоих случаях больное самолюбие требует постоянного под­тверждения своей социальной значимости. Но, как бы часто ни давалась общественная оценка, это все равно не способствует реалистичности самооценки. И другой парадокс: даже если самооценка завышена, человек с больным самолюбием всегда зависим от оценки окружающих.

Есть люди с неразвитым самолюбием. Однако вну­три этого типа возможны вариации. Одна из них связана с преобладанием чувства долга, исполни­тельности, добросовестности над инициативой. Дру­гая группа людей с неразвитым самолюбием харак­теризуется низкой активностью, постоянной неуве­ренностью в себе, склонностью к самообвинению и т.д. Если чувство долга гармонично сочетается с самолюбием, то возникает постоянная требователь­ность к себе, оптимизация активности, ответствен­ность. Если долг остается внешним регулятором, а самолюбие — истинным двигателем активности, то возникает противоречие, способ решения которого позволяет понять (кроме направленности личности) ее нравственно-психологическую устойчивость-не­устойчивость, самостоятельность-несамостоятель­ность и т.д.

Там, где активность личности идет вразрез с требо­ваниями к ней и долгом, активность не только полу­чает индивидуалистическую направленность, но и предполагает особый способ удовлетворения. Поэтому среди личностей с индивидуалистической направ­ленностью можно выделить разные типы по способу приведения в действие активности. Например, суще­ствует тип личности с развитым самолюбием, кото­рое требует и яркого выражения, и связанного с рис­ком способа удовлетворения. Не находя удовлетво­рения в общепринятой системе ценностей и в обыч­ных способах самовыражения, личность такого типа проявляет авантюрные инициативы, склонность к риску, притягательность которых для нее связана именно с тем, что человек переживает остроту нару­шения грани общепринятого, пренебрегает общест­венными правилами и бравирует этим. Другой тип личности с индивидуалистической направленностью удовлетворяется не только тем, что действует в су­губо личных интересах (это раскрывается в харак­теристике направленности), но и тем, что игнорирует общественные интересы. Иными словами, при инди­видуалистической направленности происходит не только замыкание «на себя», обособление «в себе», но и отрицательное отношение к общепринятым нор­мам социальной жизни.

Существует тип личности с индивидуалистической направленностью, который строит свою активность в системе общественной жизни, но учитывает лишь формальную сторону необходимости и долга. Психо­логически он «подкрепляется» тем, что использует возможности, предоставленные обществом, в своих целях. В отличие от авантюрного типа активность таких людей носит обыденно-потребительский харак­тер. Если у авантюрного типа активность поддержи­вается гипертрофированным чувством «я», умножа­ется на индивидуальность (А. Р. Ратинов и другие отмечают своеобразную «гордость» преступника, со­знание своего «мастерства»), то у второго активность укрепляется сознанием типичности своих действий («все копят», «все покупают» и т.д.).

Типы активности различаются по следующим основаниям: устойчивость-неустойчивость, уверен­ность-неуверенность, преобладание инициативы или ответственности, сочетание инициативы и ответствен­ности, высокая-низкая активность.

Личность с функционально-потребительской ак­тивностью, в силу того, что формальное выполнение долга для нее служит своеобразной ширмой, моти­вирована тем, что скрывает свои истинные побужде­ния. Напротив, личность с индивидуалистической (эгоистической) направленностью и «больным» само­любием навязчиво-болезненно противопоставляет себя другим, подчеркивает границу своих взаимо­отношений с ними. Активность таких людей, как правило, круто замешана на самолюбии: неприятие общественного долга, притязания на исключитель­ность связаны с тем, что личность возлагает ответ­ственность за неудачи на других. Она требует предо­ставления ей исключительных возможностей при минимальных обязанностях. Такой человек в прин­ципе не отрицает необходимости правил и порядка, но для себя требует исключения. Напротив, личность с преобладающим чувством долга и сознанием обще­ственной ответственности находит удовлетворение в выполнении этого долга и равнодушна к постоянно­му акцентированию ее заслуг, похвалам.

Таким образом, самолюбие как индикатор, крите­рий взаимодействий с миром играет важную роль в развитии ценностно-нравственной сферы личности, без которой невозможно чувство удовлетворенности, полноты жизни. Поэтому при определении различ­ных типов самовыражения должно приниматься в расчет самолюбие как постоянный его спутник, как один из действенных источников повышения (пони­жения) мотивации, приобретения (утраты) смысла жизни. Подводя итоги, заметим, что главным усло­вием самовыражения является установление адекват­ности, определяемой в большинстве случаев самой личностью, между внутренним миром (его запроса­ми, ориентациями, ценностями) и внешним способом выражения внутреннего мира. Это может проявлять­ся как в выборе социальной роли, так и в любой об­щественно полезной деятельности, в других занятиях.

Интересны исследования чехословацкого психо­лога О. Микшика, выявляющего способы поведения человека в критических ситуациях (поскольку имен­но в них испытывается на «прочность» способ вы­ражения себя в жизни) ¹¹. Это различные ситуации риска, возникающие у летчиков, альпинистов, в ко­торых один тип личности не выдерживает нагрузки, «распадается» уже на физиологическом уровне (по­гружается в сон во время полета, теряет координа­цию, перестает видеть, слышать, реагировать), другой тип «ломается» на психическом уровне (теряет силу воли, способность думать, принимать решения и т.д.), третий — на социально-психологическом уровне (со­храняет физиологическую и психическую мобилизо­ванность, но жертвует жизнью своего товарища ради собственного спасения, выпрыгивая из горящего са­молета, оставляет товарища, обрезая веревку в связке двух альпинистов). Поведение человека в таких кри­тических ситуациях становится показателем подлин­ной (или мнимой) нравственности человека, его ре­альным испытанием, жизненной проверкой (того, что он есть в действительности, а не напоказ).

Поэтому даже такой тип, который с трудом осу­ществляет переход от мечтаний к реальности в обыч­ной жизни, подчас способен проявить мужество, бы­строту, сообразительность в критических случаях, тогда как «предприимчивый тип» может проявить полную беспомощность перед лицом ответственности и т.д.

Разнообразие психических типов людей (сама идея этого разнообразия) не является чем-то обид­ным, указывающим на недостатки одних и досто­инства других. У всех в равной мере есть и то, и другое. Значение проблемы типологии сегодня состоит в том, чтобы понять, что у другого могут быть такие же важные проблемы, как и у меня, или, наоборот, свои, и не менее важные, чем у меня, проблемы, которые он должен и будет решать независимо от того, нравится мне это или нет, допускаю я это или нет.

Особенно остро проблема социально-психологиче­ских различий встает при определении активности личности (ее форм, способов реализации) ¹². Соци­альное поощрение, стимулирование людей социально активных, предприимчивых, деятельных должны стать повседневной практикой жизни общества.

Date: 2015-09-25; view: 409; Нарушение авторских прав