Глава 25. Сэм, замерев от страха, смотрела, как он к ней приближается

Сэм, замерев от страха, смотрела, как он к ней приближается. Африканец назвал его «капитаном». Сказал «за пакетом пришла она». Сэм чувствовала невыносимую боль и ужас.

Минуту назад она еще могла сомневаться и надеяться, упрямо отказываясь верить, что Ник Джеймс каким‑то непостижимым образом связан с той таверной в Йорке, с Колтоном Фостером, проклятым пакетом и со всеми его горькими, злыми обвинениями в адрес капитана Брогана.

Все, что сказал Фостер, оказалось правдой. Человек, которого она полюбила, не был ни морским офицером, ни капитаном торгового флота. Как не был он и мирным плантатором из колоний.

Это был действительно капитан Николас Броган.

Нет, Господи, только не это! Он подошел, к кровати, и она зажмурила глаза. Почувствовав прикосновение холодного лезвия ножа, она подумала, что лучше бы уж он просто перерезал ей горло.

Но он всего лишь перерезал завязки, удерживавшие кляп во рту.

Вытолкнув языком изо рта кляп, Саманта закашлялась, ловя ртом воздух. Когда же она, собравшись с силами, открыла глаза, все части головоломки встали на свои места. Сомнений больше не осталось, все вдруг стало предельно ясно. Там, в таверне, когда африканец схватил ее, она не понимала, кто он такой и что происходит.

Теперь же она знает, что Он — один из людей Николаса Брогана, человек из его команды. Такой же, как и он, пират.

Ник хотел взять ее за руку, но она отшатнулась, и он, помедлив, очевидно, передумал. И не перерезал стягивающую руки веревку.

Круто повернувшись на каблуках, он отошел от нее, взъерошив волосы.

— Ник, — прошептала она, — скажи, что это неправда! Николас Броган погиб много лет назад, ты не можешь быть…

— Замолчи, — проговорил он хриплым голосом. — Больше нет смысла притворяться.

Его слова, как ножом, полоснули ей по сердцу. Глаза наполнились слезами.

— Нет, — прошептала она, — этого не может быть.

Господи, как ей хотелось, чтобы он солгал! Она бы поверила. Она поверила бы чему угодно. Только не этому.

Их взгляды встретились. Выражение его лица было непроницаемым. Она, вся дрожа, с трудом проговорила:

— Я… думала, что ты… плантатор. Или…

— Какой‑нибудь героический офицер королевского флота? — с горечью проговорил он. — Извини, что разочаровал тебя, ангелочек. — Он подошел к окну.

— Но ведь Николас Броган — жестокий убийца! Говорили, что он убивал не раздумывая, без всякой цели. Что он был готов потопить любой корабль, лишь бы удовлетворить свою жажду наживы.

Весь напрягшись, он смотрел в окно на последнюю алую полоску заката.

— Наверное, бесполезно напоминать, что не все слухи соответствуют действительности или что адмиралтейство умышленно распространяло леденящие кровь истории о моих «подвигах», — сказал он напряженным тоном. — Адмиралтейство меня не слишком жаловало не без оснований…

— Ты хочешь сказать, что все слухи о тебе были ложью?

Последовала продолжительная пауза.

— Нет, не все.

У нее мороз пробежал по коже. Обида и гнев слились в ее следующем вопросе:

— Сколько же людей вы погубили, капитан?

— Ты думаешь, я их считал?

— Хотя бы приблизительно. Сотню? Две сотни? Он ухватился за край бархатной шторы и с силой смял ткань в кулаке. Сэм не могла не заметить, что он дрожит. Однако он заговорил без раздражения и так тихо, что она едва смогла расслышать слова:

— Теперь это не имеет значения, не так ли?

— Имеет. Как ты мог… как я могла… — Она покачала головой, не в силах продолжать. Сейчас ей хотелось одного — уткнуться лицом в подушку и выплакать всю боль, от которой разрывалось сердце.

Она доверилась ему, поведала все свои тайны, рассказала о прошлом, отдала ему свое сердце, тело и душу. Она его полюбила. Полюбила человека, который убивал и калечил людей, не испытывая угрызений совести.

— Я тебя ненавижу, — прошипела она сквозь зубы, не в силах сдержать охватившие ее обиду и гиен. — Ненавижу тебя за все, что ты сделал!

Он дернулся всем телом от этих слов. Пальцы вцепились в ткань шторы. Потом, взяв себя в руки, он медленно повернулся к ней. В глазах его не было огня, не было тепла. Ни света, ни жизни. Холодный, равнодушный, бессердечный взгляд. Он смотрел на нее так, как смотрел тогда, когда она увидела его впервые.

Не было больше Ника Джеймса, нежного любовника, который покорил ее сердце. Он исчез бесследно, как будто его никогда и не бывало, как будто он ей приснился. Растаял, как романтическая мечта, ожившая на какое‑то мгновение в сознании глупой, наивной, неопытной девушки.

Нет. Нет, она не желает этому верить. Она вздернула подбородок, отказываясь отвести глаза под его холодным взглядом.

— Твой друг Ману сказал мне, что ты уехал в Мерсисайд и что поэтому тебя не оказалось в Йоркской таверне. — Она судорожно глотнула воздух. — Ты пытался снасти меня? — Он не ответил. — Ты рисковал своей жизнью, чтобы снасти меня?

— Я уже тебе говорил как‑то раз, что не в моих привычках спасать дамочек, попавших в беду.

— В таком случае что ты делал в Мерсисайде?

— Я был там, соблюдая воровской кодекс чести, — сказал он в ответ. — Я подумал, что должен по крайней мере предупредить тебя об опасности. Но это была ошибка. Видишь, к чему это привело? Если бы я в тот момент находился в этой вонючей таверне, дело можно было бы считать законченным. Но нет, я, как последний дурак, передоверил свою работу другому человеку. — Стиснув зубы, он шагнул к ней. — Вы, мисс Делафилд, с того самого момента, как мы с вами встретились, приносите мне одни лишь неприятности и боль.

— Наше знакомство и мне не принесло особой радости, — ответила она, стараясь не показать, что ее обидел его холодный тон, — А почему…

— Здесь я задаю вопросы. И начну с того, что спрошу: где была ты? Насколько я знаю, ты должна была находиться в Мерсисайде. Как, черт побери, оказалась ты в этой таверне в Йорке? Как ты связана с шантажистом?

— Никак не связана. Мне ничего не известно ни о каком шантаже.

— В таком случае, как получилось, что за пакетом явилась ты?

— Это долгая история, капитан Броган.

— У меня есть время, мисс Делафилд. — Он уселся на край кровати, но так и не развязал ей руки.

Он ей не доверяет, И никогда не доверял. Она взглянула на него и заговорила — резко, торопливо, подхлестываемая обидой и болью.

— Приехав в Мерсисайд, я обнаружила, что в моей квартире был обыск. Там оказался мой дядюшка. Он… он сказал, что намерен увезти меня в Лондон и спрятать где‑то под замком, где он сможет… — Она не могла продолжать.

На его щеке дернулся мускул, но во всем остальном он сохранил спокойствие. Голос у него был попрежнему жесткий и холодный.

— Переходи к рассказу о вымогателе.

Вызывающе грубым поведением он словно сыпал ей соль на свежую рану. Она с усилием глотнула воздух.

— Сейчас дойду и до этого. Вымогатель сказал, что он шел следом за дядюшкой…

— Как его зовут?

— Фостер. Колтон Фостер. Он обвиняет тебя в том, что ты сделал его калекой. Он сказал, что вы с ним старые знакомые.

Николас помолчал, наморщив лоб в раздумье.

— Я что‑то не припоминаю никого, похожего на него. И имени такого я не слышал, — сказал он.

Сэм видела, что он ей не верит.

— Я говорю правду! Он сказал, что последовал за дядюшкой в Мерсисайд, потому что хотел найти и допросить меня. Он подозревал, что ты попытаешься нарушить условия какого‑то делового соглашения, которое вы с ним заключили. Потом между ним и дядюшкой завязалась ссора, и он убил дядюшку. А потом… потом он рассказал мне, кто ты такой на самом деле.

Николас мужественно выслушал ее, не отводя от нее взгляда.

У Сэм пересохло в горле.

— Но я ему не поверила, — пробормотала она, дивясь собственной глупости. — Я пыталась убедить его, что он обознался.

Николас сохранял на лице непроницаемое выражение.

— Ты пока еще не объяснила…

— Дай мне закончить, — оборвала она его. — Он забрал все мои деньги и взял даже… — На глазах ее вдруг выступили слезы, — Он взял рубин, который ты мне подарил. — Она поморгала глазами, отчаянно пытаясь удержать слезы.

Выругавшись вполголоса, Николас неожиданно вскочил на ноги и подошел окну. Стоило ему отойти от нее, как ей тут же стало холодно и одиноко и захотелось даже, чтобы они снова были скованы цепью, тогда он не сможет так легко и просто встать и уйти от нее.

— Почему? — спросила она, стараясь говорить спокойно. — Почему ты отдал мне драгоценный камень?

Он небрежно передернул плечами.

— Расплатился за оказанные услуги. Я всегда оставляю что‑нибудь на память женщине, с которой был близок.

Невыносимая боль волной захлестнула ее. Она изо всех сил сжала кулаки, так что ногти впились в ладони.

Он ее никогда не любил!

— Итак, он обобрал меня до нитки — продолжала она, спеша закончить рассказ и поскорее убраться отсюда, — и приказал поехать с ним и взять для него пакет, потому что подозревал, что может попасться в ловушку.

— Ты должна была просто исполнить роль курьера? Значит, он тебе доверял?

— Нет. Конечно, не доверял. Он сам находился в таверне. Он сидел там, держа меня на мушке пистолета.

Николас круто повернулся к ней.

— Он находился там, а ты ничего не сказала Ману?

— Я и не подозревала, что африканец имеет к тебе какое‑то отношение. Он был просто незнакомцем, который почему‑то напал на меня, и я совсем не собиралась докладывать ему, кто я такая. Когда он меня схватил, Фостер направился к нам, но тут Ману выволок меня из таверны и стукнул по голове… Я очнулась только в экипаже по дороге в Лондон.

Николас разразился целой обоймой особенно выразительных ругательств.

— Как он выглядел, этот Фостер? Если не считать отсутствия одной руки?

— Он примерно моего возраста, может быть, немного моложе. У него русые волосы и голубые глаза. Вообще внешность ничем не примечательная.

— Иными словами, это мог быть кто угодно.

— Одна из многих безымянных, безликих жертв, которым ты причинил зло, когда был пиратом.

Он взглянул на нее.

— Не сказал ли он еще чего‑нибудь, что могло бы помочь догадаться, кто он такой?

Она помолчала, припоминая.

— Он упоминал, кажется, что ты лишил его блестящей карьеры морского офицера.

— Ну, это не сужает круг подозреваемых. — Тяжело опустившись в кресло, Николас закрыл лицо руками. — Черт побери, а я‑то надеялся, что эта проклятая история закончена! Ишь, размечтался! Да как я мог надеяться, что уеду из Лондона и все это останется навсегда позади? Нет, не следовало мне расслабляться.

У него был такой измученный, такой усталый вид, что Саманте вдруг захотелось погладить его по голове, разогнать морщинки возле глаз и в уголках губ.

Она его любит, даже зная, кто он такой, зная, что она безразлична ему.

— Ты развяжешь мне руки? — спросила она, стараясь побороть нежное чувство, заставлявшее ее сердце учащенно биться. — Я рассказала тебе все, что знаю. Больше я тебе не нужна. Отпусти меня.

Он поднял голову и взглянул на нее.

— Объясни мне одну вещь, — устало попросил он. — Если ты подозревала, кто я такой на самом деле, то почему ты вообще согласилась пойти в таверну? Почему не обратилась к местным властям и не попыталась сама получить десять тысяч фунтов вознаграждения за мою голову?

Потому что, дуралей ты этакий, я тебя люблю. Она едва удержалась, чтобы не сказать это вслух.

— Воровской кодекс чести не позволил, — сказала она в ответ.

Он холодно взглянул на нее.

— Понятно.

— Так ты не развяжешь?

— Нет, моя леди, — медленно произнес он, откинувшись на спинку кресла. — Не развяжу.

Она замерла, сбитая с толку.

— Ты не можешь меня здесь держать.

— Но и уйти я не могу тебе позволить. Кто знает, надолго ли воровской кодекс чести удержит тебя от соблазна получить десять тысяч фунтов?

— Неужели ты действительно считаешь меня такой дурочкой, что думаешь, будто я обращусь к властям? Ведь это мое изображение красуется во всех газетах.

— Нет, я не считаю тебя такой дурочкой, но я не доверяю воровскому кодексу чести. Никогда не доверял.

— Ты не доверяешь мне. Ты не…

«Не любишь меня». Она не смогла закончить эту фразу.

— Нет, я тебе не доверяю, — решительно сказал он, поднимаясь с кресла. — Каждый раз, когда я доверял кому‑нибудь, эта ошибка мне дорого обходилась. Горький опыт научил меня не повторять ошибок.

— Мне кажется, что ты вообще ничему не научился, мерзавец!

Не обратив внимания на ее слова, он прошел к двери, так и оставив ее со связанными руками. И с разбитым сердцем.

— Господи, зачем я только встретилась с тобой, Николас Броган! Я не хочу тебя больше видеть! — крикнула она ему вслед.

Он задержался возле двери и оглянулся. Саманта не верила своим глазам, но на лице его была написана обида.

— Я желал бы того же самого, мисс Делафилд. — И он с грохотом захлопнул за собой дверь.

Проснувшись, Саманта огляделась. Сквозь окна струился лунный свет. Она не знала, сколько времени проспала и что заставило ее проснуться. Приподнявшись, она поморщилась от боли в шее.

Раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите, — неуверенно сказала она, надеясь, что кто бы это ни был, он не заметит, что у нее от слез охрип голос.

Вместо Ману или его капитана в комнату заглянула женщина.

— Мисс Делафилд! — шепотом окликнула она, приоткрыв дверь. — Вы не спите?

— Не сплю. Входите, пожалуйста.

— Я принесла вам поесть. — К ней подошла женщина в элегантном пурпурном халате, с серебряным подносом в одной руке и масляной лампой в другой.

— Этой парочке пиратов, конечно, невдомек, но я подумала, что вы, наверное, проголодались.

— Благодарю, мадам, — вежливо сказала Сэм, хотя у нее не было аппетита.

— Меня зовут Клэрис, и я считаю, что вот это, — она указала на веревку, — совершенно лишнее. — Поставив лампу и поднос на столик возле кровати, женщина развязала Саманте руки. Вы и без этого никуда не убежите, учитывая, что Ману стережет вашу дверь, а окна расположены примерно на высоте тридцати футов.

Освобожденная от веревок, Сэм благодарно улыбнулась.

— Он на вас разозлится за это.

— Это будет не в первый раз. — Клэрис взяла фарфоровую чашку и, наполнив ее горячим ароматным чаем, протянула Саманте.

— А, кроме того, как бы он ни злился, женщине на самом деле нечего бояться Сэра Николаса. — Она предложила Саманте кусочек жареного цыпленка.

Сэм приняла из ее рук еду и чай, решив, что будет разумнее не спорить.

— Вы сказали «Сэр Николас»?

— Так его называли в прежние времена. За его галантное обращение с пленными, особенно с женщинами. Несмотря на все слухи, которые о нем распространяли, он никогда не причинял зла пленным, захваченным во время налетов. И членам своего экипажа не позволял трогать их.

Удивленная Сэм широко раскрыла глаза, — Но я думала… Судя по рассказам, Николас Броган убивал людей без зазрения совести, его интересовали только деньги.

Клэрис рассмеялась.

— Это все небылицы, придуманные людьми, которые его совсем не знали. Я еще никогда в жизни не встречала человека, которого бы так же мало интересовали деньги. Когда я его знала, единственной целью в жизни Брогана была месть.

Сэм опустила глаза, задумчиво глядя на свое отражение в темной поверхности чая и вспоминая слова Ника, то есть Николаса, сказанные ей раньше: «Не все слухи соответствуют действительности».

— Месть кому, Клэрис? — спросила она. — И за что?

— Он мстил главным образом морякам королевского флота. А за что, я не знаю. Он никогда не рассказывал о своем прошлом. Ни мне, ни кому‑нибудь другому. Знаю лишь… — она помедлила и вздохнула, — что он, в конце концов, отомстил. Это чуть не стоило ему жизни, но он добился своего. И сразу же после этого исчез. Уехал из Англии и бросил пиратство. Он никогда не был тем жадным убийцей, каким его постаралось изобразить адмиралтейство.

Сэм отхлебнула глоток чаю. Рука ее дрожала, горячая жидкость обожгла горло. То, что рассказала Клэрис, противоречило всему, что она слышала о бесчеловечном капитане Брогане.

Сэм больше не знала, чему ей верить, но обрывки того, что ей было известно о Нике, Николасе, начали выстраиваться в ясную картину: клеймо на груди, шрамы, оставленные плетью, страшное детство на борту плавучей тюрьмы.

Перед ее глазами возник образ, который еще раньше перевернул ее сердце — образ маленького мальчика с ясными зелеными глазами, одинокого, напуганного, осиротевшего, как в свое время осиротела и она сама.

Саманта очень многого не знала о Николасе. Наверное, о нем никто не знал всего. Для него умение хранить свои тайны означало возможность выжить, и ему было трудно отказаться от привычки быть всегда настороже.

А сегодня, когда он хотел приподнять завесу над своим прошлым, как она повела себя? Оборвала его злыми, резкими словами.

— Мисс Делафилд?

Словно очнувшись, Сэм вздрогнула и подняла голову.

— Извините, — сказала она и, взглянув на цыплячью ножку, которую все еще держала в руке, положила ее на поднос. — Зовите меня Самантой. Или просто Сэм.

— Саманта… — начала Клэрис, внимательно вглядываясь в ее лицо. — Я ведь пришла сюда совсем не для того, чтобы обсуждать омерзительное прошлое Брогана. — Я хотела… — Она взглянула на нетронутую цыплячью ножку и нахмурилась. — Аппетит отсутствует, — сказала она, загибая пальцы, словно подсчитывала убытки. — Сидит, уставившись в пустоту, задумавшись в середине разговора. И этот мечтательный взгляд. О, черт побери, наверное, я уже опоздала!

— Опоздали? — словно эхо, повторила Саманта, в замешательстве глядя на нее.

Клэрис, скорчив печальную гримаску, указала пальцем с наманикюренным ноготком на веревку, которую бросила на столик возле кровати.

— Не думаю, что потребуется это или сторож у двери, чтобы вы не сбежали. Вы сами не захотите его покинуть.

Сэм крепко сжала в руке хрупкую фарфоровую чашку.

— Это… — она торопливо глотнула горячей жидкости, — это…

— Это правда. И не пытайтесь отрицать это, милочка, — вздохнув, сказала Клэрис. — Вы не первая хорошенькая девушка, ставшая жертвой обаяния Сэра Николаса. Я ведь пришла сюда, чтобы предупредить вас об этом. — Она печально покачала головой. — Саманта, этот человек даже не знает, как произносятся слова «я тебе доверяю», не говоря уже о такой фразе, как «я тебя люблю».

Если вы надеетесь, что он научится их произносить, то приготовьтесь прожить с этой надеждой всю оставшуюся жизнь.

У Сэм вспыхнули щеки. Почему эта женщина, словно в открытой книге, прочитала ее чувства, в то время как сама она не могла в них разобраться? И вдруг она подумала, что Клэрис, наверное, исходит из собственного опыта. Глупо, что она не поняла этого раньше!

— Вы с ним…

— Скажем просто, что очень много лет назад я была одной из этих хорошеньких девушек, которые стали жертвами обаяния Сэра Николаса. — Клэрис скорчила гримаску. — Одной из очень многих.

— Многих, — шепотом повторила Сэм, вспомнив, как Фостер говорил ей о многочисленных любовницах Николаса Брогана.

— Я ни о чем не жалею, — продолжала Клэрис, передернув плечами. — Я усвоила урок. Именно это я и хотела сказать вам, Саманта. Любовь — это дивная мечта. Она годится только разве для волшебных сказок, которые рассказывают детям. Но мы, взрослые, крайне редко встречаем ее в реальной жизни. Однако понять это можно, только повзрослев.

— Понятно, — сказала Саманта, которой ничего попятно не было.

— Гораздо лучше быть реалистом. — Клэрис поднялась, перенесла лампу на каминную доску и зажгла от нее другую лампу, стоявшую рядом. — Вот, например, я. У меня теперь есть чудесный дом, много богатых друзей, мужчина, который обо мне заботится…

— Какая чудесная жизнь, — из вежливости одобрила Саманта.

— Действительно чудесная, — согласилась Клэрис — И мой друг — джентльмен, очень добр ко мне. Он мил и заботлив. Он оплачивает дом, дарит мне подарки…

— Но никогда не говорит о любви? Разве он не любит вас, этот ваш благодетель?

— Я его не спрашиваю. Для этого я слишком стара, милочка. И слишком умна.

Но и слова, и смех Клэрис звучали не вполне убедительно. Саманта подумала, что, наверное, ни одна женщина никогда не расстается с мечтой о любви. Она подозревала, что сама Клэрис не следует тому совету, который пыталась дать ей.

— А вы его любите? — тихо спросила Саманта.

Клэрис ответила не сразу. Она задумчиво провела пальцем по статуэтке танцовщицы, стоявшей на каминной доске.

— Он… он принадлежит к высшей знати Англии, Саманта. А и родилась в таких грязных трущобах Ист‑Энда, что тебе и представить это трудно.

— Но это не имело бы значения, если бы…

— Мы принадлежим к разным мирам, — продолжала Клэрис. — И хотя я делаю вид, что его мир — это мой мир, я понимаю, что в действительности этого никогда не произойдет. — Она снова подошла к кровати, улыбаясь, пожалуй, чересчур лучезарно. — Я с этим смирилась.

Сэм вдруг захлестнула волна сочувствия к женщине, которую она едва знала.

— Я довольна тем, что имею, — сказала Клэрис, обводя широким жестом роскошно обставленную комнату. — На такое я и надеяться не могла. Так что я устроилась совсем неплохо.

— Конечно, — согласилась Саманта без особого энтузиазма, — совсем неплохо.

С чисто материальной стороны так оно и было, но без любви все богатства в мире потеряли бы свою ценность, подумала Саманта.

— Однако я пришла сюда не для того, чтобы говорить о себе, — тихо напомнила Клэрис. — Я пришла, чтобы помочь вам. — Она присела на край кровати и почти сестринским жестом накрыла руку Саманты своей рукой. — Выслушай совет человека старше и мудрее тебя, милочка. Забудь обо всем этом как можно скорее, но извлеки урок. Найди себе человека, который будет обращаться с тобой, как ты того заслуживаешь. Какого‑нибудь порядочного и надежного человека.

Сэм мелкими глоточками пила чай, не ощущая его вкуса.

— Торговца, например, или стряпчего, или аптекаря, — продолжала Клэрис. — Он не зажжет в душе огонь, но разве в этом дело? Бродяга, авантюрист, тот воспламенит тебя, будь уверена, и сожжет дотла. И не успеет остыть зола, как он бросит тебя. Даже не попрощавшись. — Она легонько сжала руку Сэм. — Ради собственного блага, милочка, воспользуйся этим советом. Держись подальше от моряков, солдат, актеров, музыкантов и беглых преступников всех мастей и помни правило номер один: никогда не влюбляйся в бродягу.

— Я постараюсь это запомнить.

— Вот и хорошо. — Клэрис переставила на стол тарелки с едой и взяла освободившийся поднос. — Попробуй немного поесть, Саманта. Он не стоит того, чтобы из‑за него терять аппетит. — Захватив лампу, она направилась к двери, но, взявшись за дверную ручку, остановилась.

— И еще одно, Саманта.

— Да?

— Даже когда ты найдешь себе порядочного стряпчего, береги свое сердце, — прошептала она, открывая дверь. — Запри его покрепче, как сейф, и никогда ни одному мужчине не отдавай ключ.

Date: 2015-09-22; view: 272; Нарушение авторских прав