Глава 21. Это заведение явно не относилось к числу самых привлекательных мест Йорка

«Черный ангел».

Это заведение явно не относилось к числу самых привлекательных мест Йорка.

Остановившись в нескольких ярдах от таверны, Николас наблюдал за входом. Он испытывал возбуждение, которое всегда бывало предвестником победы.

Он все‑таки добрался, несмотря на все, казалось бы, непреодолимые препятствия: тюрьму, физические мучения, которые ему пришлось вынести. Он достиг цели и даже имеет в запасе целых три дня.

Успокоив коня, Николас поднял воротник, надвинул пониже на глаза треуголку. В этот поздний час улицы были безлюдны, даже припозднившиеся гуляки разошлись по домам, но осторожность не помешает.

Таверна находилась в середине целого ряда дешевых пивнушек и публичных домов. Два тусклых масляных фонаря по обе стороны входной двери освещали деревянную вывеску, подвешенную на металлических крюках.

«Черный ангел». Название таверны было написано крупными буквами над изображением неизвестного зверски ухмыляющегося существа с крыльями и с трезубцем в руке.

Николас не мог удержаться от гримасы: шантажировавший его человек, несомненно, знал о клейме, и не просто знал, а видел его. Место встречи был выбрано не случайно.

Сердце Николаса бешено заколотилось от гнева. Ему не понравилось, что у его неизвестного врага на руках все карты. Ему вообще не нравилось, что он оказался здесь. Он не просил, чтобы его втягивали в эту игру. Кем бы ни был вымогатель, он скоро поймет, что всякая азартная игра связана с риском и он допустил роковую ошибку в тот день, когда отправил письмо в Южную Каролину.

Спешившись, Николас, не торопясь, повел коня к коновязи. Сейчас он был внешне похож скорее на члена палаты представителей, чем на беспощадного пирата.

Выехав из Каннок‑Чейз, он остановился в ближайшем городке, где обменял неповоротливую лошадь на самого быстрого скакуна, какого смог отыскать, наскоро съел горячий ужин и купил себе новую одежду. Кроме пальто и треуголки, на нем были надеты жилет и бриджи из темно‑синей парчи, кружевная сорочка и затейливый галстук, который его душил, а также сюртук с манжетами.

Привязав коня, он сделал вид, что ослабляет подпругу, а сам в это время внимательно огляделся вокруг. Он не заметил ничего подозрительного. Никто не слонялся возле входа, никто не выглядывал из ближайших окон. Дозорных тоже не было видно.

Правда, вымогатель не ожидает его приезда сегодня. Этот мерзавец заявится сюда только через три дня, ожидая найти пакет с деньгами, а не Николаса Брогана собственной персоной.

Мрачно усмехнувшись, Николас открыл сумку, достал из коробки манильскую сигару и с наслаждением закурил. В этом удовольствии он был долгое время вынужден себе отказывать. Затянувшись, он выпустил дымок в холодный ночной воздух. Несколько дней подряд без конца лил дождь, и погода после этого заметно изменилась: долгое влажное лето сменилось первыми осенними холодами.

Укладывая коробку с сигарами назад в сумку, он нащупал белую хлопчатую рубаху, засунутую на самое дно… рубаху, украденную из цыганского фургончика. Она все еще хранила едва уловимый запах Саманты. Николас помедлил, потом вытащил смятую рубаху, уговаривая себя, что ее надо сейчас же выбросить, как и все остальное, что он принес с собой из Каннок‑Чейз.

Но почему‑то он не мог этого сделать. За последние два дня у него была масса возможностей отделаться от этой рубахи, но он продолжал возить ее с собой.

Николас нахмурился, понимая, что ни время, ни расстояние не помогут ему избавиться от Саманты. Он не мог выбросить ее из головы, не мог привыкнуть к странному ощущению отсутствия на щиколотке разъемного кольца. Каждый шаг напоминал ему о ней.

Когда полил дождь, он поймал себя на том, что беспокоится о ней: ведь на ней была только тонкая блузка и юбка. Интересно, купила ли она себе плащ или накидку потеплее? А может быть, она где‑нибудь остановилась, чтобы переждать непогоду? Не угрожает ли ей опасность? Тепло ли ей? Все ли с ней в порядке?

Резким движением Николас закрыл сумку, напомнив себе, что до встречи с ним Саманта в течение шести лет справлялась с жизнью самостоятельно. Она не нуждается в его защите. Глубоко затянувшись ароматным дымом, он не почувствовал его вкуса. Интересно, что подумала Саманта, обнаружив в своем кармане рубин? Хотелось бы ему видеть выражение ее лица в тот момент. Он вдруг поймал себя на том, что смотрит на лупу, глупо улыбаясь. Тряхнув головой, он попытался прийти в себя и, стиснув зубы, крепко прикусил копчик сигары.

Наверное, отдавать ей драгоценный камень было глупо. Ему, несомненно, еще придется пожалеть о своей щедрости, но теперь нет смысла сокрушаться об этом, как и обо всем прочем, что было связано с его бывшей спутницей. Он за Саманту больше не отвечает… она больше не его…

Но она ему и не предназначалась, безжалостно напомнил Николас себе. Она была лишь короткой передышкой для мучающегося в аду грешника, прикосновением к раю, воспоминание о котором будет преследовать его до конца жизни. Все, что ему осталось, — это воспоминания, которые не будут давать спать по ночам. Да еще смятая рубаха.

Он повернулся к таверне, стараясь прогнать из головы все мысли о Саманте Делафилд. До Михайлова дня осталось всего трое суток. В такой решающий момент он не может позволить себе отвлекаться.

Николас быстро зашагал по направлению к «Черному ангелу». Новые блестящие сапоги почти бесшумно ступали по мокрым каменным плитам тротуара. Подойдя к входу, он распахнул дверь и решительно шагнул внутрь.

Его сразу же окутало облако сизого табачного дыма, смешанного с кислым запахом пива, вина и едкого мужского пота. Помещение скудно освещалось свечами в металлическом канделябре. Грубо струганные столы и скамьи были беспорядочно расставлены по всей комнате. Кое‑где за столами сидели пьяные завсегдатаи заведения да какие‑то мужчины вполголоса обсуждали свои дела.

Николас заметил, что здесь не было веселых компаний, зашедших пропустить стаканчик‑другой, посплетничать, не слышно было непристойных шуток и застольных песен. В глубине комнаты он разглядел еще один выход. Что же, весьма подходящее место для тайных встреч и всяких гнусных делишек.

Место вымогатель выбрал со знанием дела, отметил про себя Николас, и это заставило его с уважением и с еще большей настороженностью отнестись к своему неизвестному недругу.

Он приблизился к длинной стойке бара, тянувшейся справа по всей длине комнаты, и подозвал зевавшего во весь рот хозяина таверны.

Но не успел он заказать пива и задать парочку вопросов, как на его плечо опустилась сзади рука и чей‑то голос произнес: — Ну, наконец‑то!

Сидя спиной к стене, положив треуголку на скамью рядом с собой и поставив ноги на противоположную скамью, Николас, покачивая головой, смотрел на своего рулевого.

— Черт тебя побери, я меньше всего ожидал встретить тебя здесь.

Ману поднял в приветствии кружку пива. Широкая ухмылка на его физиономии не выражала ни малейшего раскаяния.

— Я тоже рад вас видеть, капитан.

— Ты так и не научился выполнять приказы, — упрекнул его Николас, отхлебывая из кружки. — Давным‑давно напрашиваешься, чтобы тебя как следует пропесочили за это.

Ману согласно кивнул с самым серьезным видом.

— Да, не помешало бы проучить меня как следует.

— Теперь, наверное, поздновато, а?

— Вы правы, капитан. — Улыбка африканца стала еще шире. — Вы, как всегда, правы.

Николас замолчал, уставившись на кружку и поглаживая большим пальцем зазубрину на ее краю. Нет никакого смысла отсылать Ману обратно, раз уж он здесь. И по правде говоря, он был рад его компании: приятно видеть рядом преданного помощника. Преданного друга, поправил он себя. Эта мысль пришла ему в голову внезапно. Он нахмурился, очень удивившись этому слову. Ведь ни одного человека он не одаривал ни своим доверием, ни тем более дружбой.

Вместе с Ману им пришлось пережить немало бурь, и он всегда был рядом, всегда оказывался под рукой, когда был нужен. Даже в те времена, когда Николас Броган утверждал, что не нуждается ни в ком.

Он перевел взгляд на Ману, подумав, что тот как нельзя более подходит под определение «друг» и нет у него человека, который бы больше, чем Ману, заслуживал, чтобы его называли другом.

Ману прощал ему крутой характер, все его недостатки и пороки. Морщины на нахмуренном лбу разгладились, и Николас широко улыбнулся Ману.

— Ну, давно ли ты здесь поджидаешь меня?

— Два дня я наблюдал за этим местом.

Оба, не сговариваясь, перешли на тихий, заговорщический полушепот.

— Пакет уже прибыл? — спросил Николас, закуривая очередную сигару.

— Да. Пакет у бармена. Он говорит, что пока никто за ним не приходил. Кроме меня.

Николас бросил взгляд на толстого мужчину, дремлющего за стойкой в противоположном конце помещения.

— Рад видеть, что мы доверили такую ценную вещь человеку надежному к бдительному.

Мацу фыркнул.

— Да уж. Поэтому я и решил, что лучше мне находиться здесь все время, когда таверна открыта. Правда, я рискую спиться, потому что, хотя это заведение — настоящая грязная дыра, пиво здесь отменное.

Николас рассмеялся и снова отхлебнул из кружки.

— Чтобы споить такого старого пьянчугу, как ты, двух дней не хватит. А теперь скажи мне, почему ты не в Южной Каролине?

— Сначала я хотел сделать небольшой крюк. Высадив вас на берег, я решил заехать в Лондон, чтобы побеседовать с одной известной вам леди.

— С Клэрис? — Николас удивленно поднял бровь. — Так, значит, ты по‑прежнему думаешь, что она в этом замешана?

— Признаюсь, я так думал. Обиженная женщина и все такое… — Ману покачал головой. — Но она сказала, что за последние шесть лет ни разу о вас не вспомнила, и я ей верю. Мне не сразу удалось отыскать ее: она больше не живет в Ист‑Энде. У нее теперь дом на Кавендиш‑Сквер. За него заплатил какой‑то богач с корявой физиономией, который души в ней не чает. Она не нуждается в деньгах.

— Значит, она наконец поймала себе жирного налима, а? — Николас задумчиво выпустил к закопченному потолку облачко ароматного дыма. — Я всегда знал, что Клэрис, как кошка, приземлится на все четыре лапы.

Он не почувствовал ни малейшего укола ревности. Клэрис была для него приятным развлечением в те времена, когда единственной его целью в жизни была месть. Он никогда не смог бы дать ей то, чего она хотела: деньги, надежность, преданность. Они с Клэрис проводили столько же времени в ссорах, сколько в объятиях друг друга. И после двух лет совместной жизни…

Неожиданная мысль потрясла его: даже после двух лет, проведенных вместе, он с легкостью покинул Клэрис. Так же легко он расставался и с любой другой женщиной. Пока не появилась Саманта.

За неделю с небольшим Саманте удалось стать частью его существа, не менее важной, чем кровь в его жилах или сердце в груди.

— Клэрис вращается теперь в очень обеспеченных кругах, — продолжал Ману. — Нельзя сказать, что мое появление ее обрадовало: ее джентльмен ничего не знает о ее прошлом.

— Особенно о близкой дружбе с такими малопочтенными тинами, как мы с тобой, — добавил Николас, пытаясь вернуться мыслями к теме разговора.

— И она не хочет, чтобы он узнал об этом, — сказал Ману, осушая кружку до конца. — Она не замешана в этом деле, капитан. Клянется, что ни слова никому не говорила о том, что вы остались живы после пожара на корабле.

— Но ведь больше никто не знал об этом, — пробормотал Николас. — Никто, кроме нас троих.

— Возможно, мы ошибались. Должно быть, об этом все‑таки знал кто‑нибудь еще.

— И этот человек ничего не предпринимал целых шесть лет? — Николас окинул взглядом мужчин, сидевших за столами. — В этом нет смысла.

— Вот именно, — согласился Ману. — Поэтому я решил сделать еще один крюк после того, как покинул Лондон. Подумал, что до Йорка не так уж далеко. К тому же наше суденышко без ремонта не может покинуть порт.

Николас нахмурился:

— Неужели опять проблемы с бизань‑мачтой?

— Нет. Бизань в порядке. Проблема с заплатой, которую мы поставили несколько лет назад, залатав пробоину ниже ватерлинии. Там образовалась течь.

Николас выругался.

— Повреждение не такое уж серьезное, капитан. Просто у меня не было денег на ремонт. Пришлось поставить судно в сухом доке в лондонском порту.

— Сколько нам надо?

— Примерно пятьдесят, самое большее — семьдесят пять фунтов.

Потрясающе, подумал Николас, нащупав кошелек. Как видно, он возвращается из Англии таким же нищим, каким приехал сюда.

Но это все‑таки лучше, чем вообще не уехать из Англии. Он хотел, было немедленно отослать Ману прямиком в Лондон с деньгами.

— Ману, имей в виду, что как только я закончу это дело, мне придется в срочном порядке покинуть эту страну. Видишь ли, по пути сюда у меня возникли кое‑какие проблемы с законом.

— Я уже думал об этом.

Отсутствие любопытства в его голосе удивило Николаса.

— Ты не хочешь спросить меня, почему я задержался?

— Я это знаю, капитан. Последнюю неделю вся Англия только об этом и говорит. Николас похолодел.

— О чем, черт возьми, говорит Англия? Ману встал из‑за стола, направился к стойке бара и, захватив кипу газет, возвратился на место.

— Об этом писали во всех газетах. — Он придвинул газеты к Николасу. — Описание бежавшего преступника — мужчины показалось мне знакомым. Особенно в той части, где говорится, как он… гм‑м„ позаботился об охранниках.

— Пропади все пропадом, — простонал Николас, читая броские заголовки.

ДЕРЗКИЙ ПОБЕГ СРЕДИ БЕЛА ДНЯ В СТАФФОРДШИРЕ. УБИТЫ ПОЛИЦЕЙСКИЕ; ДВОЕ ПРЕСТУПНИКОВ РАЗЫСКИВАЮТСЯ. СУДЬЯ‑МАГИСТРАТ ХИББЕРТ ОБЕЩАЕТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ.

Меньше всего сейчас ему была нужна огласка. Это может повредить ему — и Саманте тоже.

— Не так все плохо, капитан, — сказал Ману, фыркнув. — Никто не сможет догадаться, кто вы такой на самом деле. Даже я не был уверен. Они принимают вас за какого‑то грабителя по имени Джаспер Норуэлл. Их интересует он, а не вы. — Ману развернул одну из газет и ткнул пальцем в текст. — К тому же во всех статьях пишут главным образом про нее.

Николас впился глазами в статью, на которую указал Ману, и на какое‑то время все окружающее перестало для него существовать.

В газете был помещен набросанный пером портрет Саманты, где была мастерски выписана каждая черта ее обворожительного лица.

Он схватил газетный лист, сжав его так сильно, что смял бумагу.

— Какого дьявола…

— В северной Англии этот портрет развешен на каждой стене. До вас им нет никакого дела. Вся шумиха поднялась из‑за нее.

Николас не слушал. Он читал. Ему словно протаранили грудь и вышибли дух.

О нем тоже раза два упоминалось, но в центре внимания находилась Саманта. В каждой статье содержались ее подробные описания. Все сведения сообщил молодой полицейский по имени Такер.

Николас скрипнул зубами, перед глазами вдруг поплыл красный туман. Надо было прикончить этого Такера тогда же.

Дядя Саманты, известный лондонский судья‑магистрат Прескотт Хибберт, утверждал, что он очень беспокоится за свою «потерявшую рассудок» племянницу. Он выехал в Стаффордшир, чтобы лично участвовать в поисках. Это он пообещал весьма значительное вознаграждение за любую информацию о ее местонахождении. Он просил связаться с ним каждого, кто видел ее где‑нибудь в округе за последние несколько месяцев.

Читая жалостливые просьбы Хибберта, Николас почувствовал во рту горький привкус желчи. Все это ложь. Крокодиловы слезы. Ведь именно из‑за Хибберта с ней случилась беда. А если этому негодяю удастся схватить ее, он, несомненно, сделает с ней что‑нибудь похуже.

— Так что я не думаю, что у вас есть причины для беспокойства, — торжествующим тоном заключил Ману. — О вас вообще почти не упоминают. Им нужна она. Ну не смешно ли это, а? Ведь они считают вас просто каким‑то вором!

— Да, можно помереть со смеху. — Николас отложил газету. Саманте угрожает значительно большая опасность, чем ему, — такой поворот событий не располагал к веселью.

Его охватило незнакомое чувство, которое было сильнее, чем тревога или беспокойство, — леденящий душу страх.

Останавливалась ли Саманта где‑нибудь по пути в Мерсисайд? Видела ли она газеты?

— Капитан?

Озадаченный его поведением, Ману что‑то говорил, но Николас его не слушал. Сердце у него колотилось, ладони взмокли. Проклятие! Что ему делать? Как предупредить ее? Съездить в Мерсисайд и вернуться обратно до появления здесь вымогателя он не успеет.

Он должен остаться здесь и убить того, кто явится за пакетом. За этим он и приехал в Англию, рискуя своей жизнью. Не может он сейчас бросить все.

Тогда что, черт возьми, ему делать?

Саманта там одна и направляется прямиком в расставленную ловушку.

Date: 2015-09-22; view: 267; Нарушение авторских прав