Отрочество 2 page

— Отец не хочет, чтобы я училась дальше.

— Но ты успеваешь гораздо лучше нас!

— Родители считают, что с меня достаточно.

Многие состоятельные родители в Алжире забирают дочерей из школы, полагая, что обучение письму и чтению — не самое главное в жизни. «Для благочестивой мусульманки существует три священных места: родительский дом, дом мужа и могила, — любила повторять мать. — А умение писать и читать им ни к чему!»

— Что же ты будешь делать? — со слезами на глазах спросила Набила.

— По воле отца буду сидеть дома в ожидании замужества.

— Замужества! Почему? Ты еще слишком молода для этого!

— Набила, твои родители уже говорили с тобой о свадьбе?

— Ну да. Только сначала я должна получить полное образование.

— И я, — добавила Рашида.

— Почему же это происходит только со мной? Почему я должна вас покидать? Вы лучшее, что есть в моей жизни!

И мы заплакали. Проходившая мимо директриса поинтересовалась причиной наших слез.

— Отец Самии забирает ее из школы. Она будет сидеть дома, — рыдая, ответили подруги.

— Странно. Он показался мне вполне рассудительным человеком. Самия, хочешь, я поговорю с твоим отцом?

Я попросила не говорить ему ничего, потому что это могло только ухудшить мое положение. После обеда я грустно обняла подруг. Казалось, весь мир восстал против меня. Это было несправедливо. Я завидовала подругам и радовалась, что им выпала другая, не такая, как у меня, судьба.

Как всегда, на выходе из школы меня ждал шофер.

Заметив, что у меня красные глаза, он спросил участливо:

— Ты плакала?

— Нет. Что-то в глаз попало… У вас есть дети?

— У меня три дочери. Двадцати, семнадцати и двенадцати лет.

— Двадцати лет? Она замужем?

— Еще нет.

— Еще нет? Почему?

— Она учится. Мы небогаты. Поэтому я хочу, чтобы мои дети могли рассчитывать на собственные силы. Сейчас трудные времена.

Я все бы отдала за то, чтобы мой отец рассуждал, как этот человек. Его дочери могли спокойно жить, а не пребывать ежеминутно в страхе.

— Им очень повезло с отцом.

— И тебе тоже, моя дорогая. Иметь такого отца, как господин Шарифф!

— Да, я знаю, — пробормотала я.

Вернувшись домой, я думала о словах шофера. Он сказал «моя дорогая». Впервые кто-то назвал меня так.

Очень часто я задавала себе одни и те же вопросы: «Чем руководствуется Всевышний, отдавая ребенка тем или иным родителям? Может, это зависит от характера ребенка? Может, он думает, что этот ребенок заслуживает большего счастья, а тот нет?» Я искренне хотела разобраться в происходящем со мной, но, как ни ломала голову, не могла найти ответа.

Глядя на свою сестричку, эту кроху, я спрашивала себя, какое будущее уготовано ей. Родители казались Такими бессердечными по отношению к этому хрупкому созданию! Когда она падала или просто ударялась, мать даже бровью не вела, чтобы успокоить малышку и посмотреть, насколько серьезно та ушиблась. Всегда спешила я. Мы должны были держаться друг друга — две девушки-мусульманки из одной семьи.

На прощание я решила что-нибудь подарить подругам.

Собираясь в последний раз в школу, я выбрала две самые любимые грампластинки, чтобы вручить подругам на память о себе, но на выходе отец остановил меня.

— Куда ты идешь с пластинками? — спросил он, схватив меня за руку.

— В школу, — испуганно выпалила я.

— Значит, в школу. У вас в школе теперь танцуют? — язвительно спросил он.

Я отрицательно помотала головой.

Два раза больно стиснув мне предплечье, он велел возвращаться в комнату и ждать. Я подчинилась и, заливаясь слезами, ожидала, каким будет приговор. Я не понимала, за что меня накажут ив чем моя вина. Пришел отец с длинной палкой, специально предназначенной для наказаний.

Палка или ремень — это единственное, что я могла выбирать. Я умоляла его не бить меня, обещая быть послушной и навсегда забыть о музыке. Но все было напрасно.

— Комедиантка! Единственное, что ты умеешь, так это разыгрывать спектакли, — ревел он. — В последний раз спрашиваю: ремень или палка?!

Дрожа от страха, я указала пальцем на ремень его брюк, и он сильно ударил меня с дюжину раз. Казалось, он получает от этого удовольствие. Затем он разбил пластинки и вышел, громко хлопнув дверью. Я услышала, как он крикнул матери:

— Твоя дочь носит в школу пластинки! Вот они, эти современные школы: одни танцы на уме! Ну ладно, ты у меня тоже потанцуешь! Обещаю!

В школу я больше не ходила. Земля для меня перестала вращаться: я лишилась единственной возможности выходить в мир, потеряла подруг. Мне даже не позволили с ними попрощаться. Жизнь для меня остановилась.

Даже написать прощальные письма им я не могла — у меня не было их адресов. Что они подумают обо мне?

Что я бесчувственная эгоистка?

Отрезанная от внешнего мира, я в одиночестве оплакивала свою судьбу. Но вскоре я почувствовала необходимость хоть с кем-то поделиться своим настроением, и как-то после обеда отправилась в кухню к матери с намерением выговориться. Вместо утешения мать, заметив мои красные от слез глаза, стала потешаться надо мной:

— Мадемуазель плачет! G чего бы это? Ах, ну да. Тебе ведь уже не надо рано вставать и идти в эту дурацкую школу. Но ведь ты сама виновата. Зачем ты потащила в школу пластинки? Вытри сопли и прекрати разыгрывать комедию! Когда-то ты еще спасибо скажешь мне и отцу за то, что мы правильно тебя воспитали. Ты еще молодая и глупая. Сама не знаешь, что творишь.

Неужели это и было правильное воспитание?

По хозяйству матери помогали две служанки. Одну из них, девушку лет семнадцати, звали Салима. Она мне сразу понравилась, и мы часто болтали о всяких пустяках.

— Как тебе повезло, Самия! У тебя одной целая комната. А я сплю с семью братьями и сестрами в одной комнате размером с твою, — тараторила Салима во время уборки у меня.

— Ошибаешься. Чего-чего, а везения у меня нет. Да, у меня есть своя комната, но у меня нет главного.

— Что еще может быть главнее того, чтобы есть досыта, жить в прекрасных апартаментах и не работать на других?

— Этр не главное, поверь мне. Что с того, что у меня есть, если я не могу выйти из дома, как ты, не могу работать, как ты, не могу общаться с разными людьми?

— Тебе нельзя выходить?! Ничего себе!

— Нельзя выходить, нельзя одеваться, как хочется, нельзя носить прическу, которая нравится.

— Почему?

— Я должна стать хорошей женой и благочестивой мусульманкой. Ни один мужчина не имеет права смотреть на меня. Я должна беречь себя для мужа.

— Этого требуют твои родители? — удивилась она.

— Да. И по-твоему, это счастье?

— Не хотела бы я оказаться на твоем месте. Мне очень жаль тебя, правда. И ты ни разу ни в кого не влюблялась?

— Тише, не так громко, услышат. Ну, не знаю… может быть… раз.

— Ага, маленькая скромница! И кто же он?

— Он смотрел на меня из окна.

— Как романтично! А как его зовут? Сколько ему лет?

И как вы встречаетесь, если тебе нельзя выходить?

— Забавно, но я не знаю ни его имени, ни возраста.

Мы ни разу не разговаривали. Все, что я знаю, — это то, что он военный, ему около тридцати.

Салима рассмеялась.

— Ты не знаешь его имени, ни разу с ним не разговаривала. Тогда с чего ты взяла, что он в тебя влюблен?

— Просто знаю и все, — уверенно заявила я. — Он садится у окна в одно и то же время и постоянно смотрит в мою сторону. Это так волнительно.

— Мечтать не вредно. Вот только в жизни все иначе.

Поверь мне, главное — это реальные шаги. Хочешь, я передам ему записку?

— Нет. Это слишком опасно. Если родители узнают, они меня убьют.

— Неужели они такие строгие?

— Поверь. Честь для них превыше всего.

— Ты никого не обесчестишь, если поговоришь с тем парнем, — возразила моя собеседница.

— Тебе кажется, что в этом нет ничего особенного, но мои родители смотрят на мир несколько иначе, Я должна быть покорной.

— Бедняжка! Извини, но я должна продолжить уборку. Захочешь еще поболтать — всегда к твоим услугам.

Договорились?

— Спасибо, Салима. Так хорошо, что ты здесь. Я больше не чувствую себя такой одинокой.

Я выглянула наружу, но, увы, в окне напротив никого не было. Жаль! Видеть его было для меня спасением.

Я воображала страстные разговоры о любви с моим прекрасным принцем. Это был способ ненадолго забыть о жестокости, окружавшей меня. На несколько секунд я поверила, что счастлива.

Постепенно я привязалась к молодой домработнице, но мать не видела ничего хорошего в нашей дружбе.

— Никогда не забывай, что ты дочь господина Шариффа, а дочь господина Шариффа не станет знаться с прислугой. Она может плохо повлиять на тебя. Надо чтобы никто не сбил тебя с пути истинного и не испортил твоей репутации. Ты невинна и должна такой и остаться.

Вот когда выйдешь замуж, тогда и будешь встречаться с подругами, если только муж позволит.

Я продолжала общаться с Салимой, но втайне, лишь в те минуты, когда она убирала мою комнату. Она была единственным человеком в доме, который знал, что лежит у меня на сердце.

Прошло несколько дней, и мать сообщила приятную новость — на каникулах я поеду во Францию, в гости к тетушке по отцу, а остальная часть семьи будет отдыхать на нашей вилле на берегу моря, неподалеку от Барселоны.

— Довольна?

— Конечно, мама. Я так соскучилась по Франции!

Я была совершенно искренней. Детские воспоминания поглотили меня. Какое счастье снова увидеть Амину, мою лучшую подругу! Давно я не испытывала подобного счастья. Впрочем, вскоре это чувство сменилось тревогой.

С чего бы это мои родители, которые не разрешили мне продолжать обучение, отправляют меня туда, где не смогут контролировать? Надо расспросить мать.

— Отец хочет сделать тебе приятное. Разве непонятно? — пояснила она. — А ты должна быть паинькой и делать все, что велит тебе тетка.

— А что она велит?

— Не лезь ко мне с расспросами. Узнаешь на месте.

Что-то странное было в этой затее, но я решила не ломать над этим голову. Не хотелось омрачать радость, которую мне доставляла мысль о предстоящем путешествии на свою родину. Может, таким образом отец хотел загладить передо мной свою вину? Ах, если бы это было правдой!

Мать помогала мне упаковывать вещи.

— Тебе понадобится это милое красное платье.

— Разве ты не говорила мне никогда больше его не носить из-за слишком свободного ворота?

— Да ладно тебе. Только идиоты никогда не ошибаются. Бери. Оно тебе обязательно понадобится. Не забудь туфли к нему.

Утром в день отъезда меня разбудил Камель.

— Повезло тебе. Вместо того чтобы ходить в школу, ты едешь во Францию. Как бы я хотел оказаться на твоем месте!

— Какое там везение! Что-то явно готовится у меня за спиной. Ты слышал, как в последний раз со мной разговаривала мать?

— Нет. Я слышал только, как она выговаривала тебя за общение с Салимой. Но это не мешает мне завидовать тебе. Во Франции здорово.

Он взял чемодан и спустился вниз, к родителям. Увидев меня, отец велел переодеть штаны, которые слишком обтягивали, подчеркивая форму ног. Я подчинилась, не желая его злить. Попрощалась с братьями, поцеловала сестричку. Матери, казалось, было безразлично происходящее.

— Поступай так, чтобы тобою гордились. Слушайся тетку. Она будет держать меня в курсе. Теперь иди, не заставляй отца ждать.

В первый раз в жизни я уезжала из семьи. Когда я садилась в машину, мне вдруг стало грустно. Как мне хотелось, чтобы мать обняла меня на прощание! Но с самого рождения я не слышала от нее ни одного нежного слова. Только: «Самия, слушай мать. Самия, слушай отца». И теперь вот: «Самия, слушай тетку». А кто когда слушал или слушает меня? Встретившись взглядом с отцом в зеркале заднего вида, я отвела глаза. Он воспользовался этим для очередного предостережения.

— Если ты едешь во Францию одна, не думай, что все тебе будет позволено. Знай: у твоего отца везде есть глаза.

Я сидела молча, словно завороженная. «Что же такого я могу сделать во Франции? Чего они опасаются?» У меня не было ни малейшего представления. Я хотела увидеть подругу детства, пожать ей руку — только и всего.

Хотела побывать в квартале, где я родилась и выросла, потому что считала, что мое детство было гораздо счастливее юношеских лет. Я растерялась. С одной стороны, хотелось освободиться от беспрестанного контроля и давления, с другой — угнетала мысль, что, отослав подальше, от меня просто хотят избавиться.

В аэропорту, где туда-сюда сновали люди разных национальностей, отец проводил меня до места регистрации билетов и велел ни на шаг не отходить от него, пока не объявят мой рейс. Я заметила, как какой-то молодой человек, проходя мимо, взглянул на меня.

— И ты еще смотришь на это ничтожество! — грозно заговорил отец. — Чем дольше ты будешь сторониться мужчин, тем лучше! Поверь мне! Ну как можно быть спокойным? Один Аллах ведает. Я должен постоянно следить за тобой, а потом настанет очередь твоей сестры. Если бы у меня были только сыновья! Я не хочу страдать из-за тебя, слышишь?! А теперь ступай. Посадка уже началась.

И не забывай: у твоего отца везде есть глаза. Ты только подумаешь что-то натворить — я уже все буду знать.

Возле турникета я оглянулась сказать отцу «до свидания», но он был уже далеко. По пути к самолету я старалась не поднимать головы, пряча лицо: мне казалось, что все таращатся на меня и уже сейчас за мной следят всевидящие глаза моего отца.

В самолете соседнее кресло занимал пятидесятилетний мужчина. Он был намного старше меня, а значит, это вряд ли рассердило бы моего отца. В момент взлета я закрыла уши руками, чтобы не слышать гула турбин.

— Впервые летишь на самолете? — приветливо спросил сосед.

— Нет, не впервые, — скромно ответила я.

Что было впервые, так это разговор с незнакомцем, и я до полусмерти боялась, как бы он не решил, что я ненормальная.

— Раньше бывала во Франции?

— Это моя родина, мсье. Я прожила там первые семь лет, а теперь возвращаюсь после восьмилетнего отсутствия.

— Тогда ты должна радоваться. А чем занимаешься в Алжире? Ходишь в школу?

Я поняла, что не смогу сказать правду. По национальности он, скорее всего, был французом и вряд ли понял бы, почему такой девочке, как я, запретили ходить в школу.

— Я с отличием окончила среднюю школу, — ответила я уклончиво.

— Браво. Люблю прилежных детей. А я преподаю в колледже. Твои родители, наверное, гордятся тобой и подарили тебе эту поездку в награду за твои труды, не так ли? На их месте я сделал бы то же самое.

Вести беседу мне было трудно: я избегала тем личного характера и все время переводила разговор в другое русло либо сама задавала вопросы о нем самом. Он сказал, что работает преподавателем в Алжире уже пять лет и очень любит эту страну. Четыре раза в год он ездит во Францию навестить супругу.

Полет длился два часа. Время в компании интересного собеседника пролетело быстро.

— Уважаемые господа, пристегните ремни, — объявила стюардесса. — Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Орли-Южный.

Самолет шел на снижение, и я прильнула к иллюминатору: как приятно снова увидеть проплывающие внизу знакомые картины, так не похожие на алжирские.

Мой приятный спутник на прощание пожелал удачной учебы и больших профессиональных успехов в будущем. Если бы он только знал, что я испытывала в тот момент! Но я никогда бы не доверилась незнакомцу.

Поблагодарив его за приятную компанию, я пожелала счастливого свидания с супругой.

Выражения на лицах попадавшихся навстречу людей заметно отличались от тех, что я видела в алжирском аэропорту, — они излучали спокойствие. Жизнь во Франции казалась размеренной и умиротворенной.

В зале ожидания меня ждали тетушка и ее муж.

— Дорогой, — сказала она супругу, — посмотри, она действительно стала красивой девушкой! — Потом она повернулась ко мне: — Мать будет гордиться тобой, потому что из тебя выйдет очень красивая невеста!

— Но я не собираюсь замуж! — воскликнула я.

Тетушка рассмеялась, словно я сказала невесть какую глупость.

— Все девушки когда-нибудь выходят замуж, дорогая.

А что им еще делать?

— Они могут трудиться, зарабатывать себе на жизнь и ни от кого не зависеть, — убежденно ответила я.

— Но только не дочь господина Шариффа, моя дорогая. И где ты всего этого набралась?

Забрав багаж, мы поехали в дом к дяде. Я с восторгом рассматривала попадавшиеся на нашем пути громадные здания и сгорала от нетерпения поскорее сообщить Амине о своем приезде. Мне так хотелось ее увидеть.

— Как дела у твоих родителей?

— Спасибо, тетя, хорошо.

— Твоя мама рассказывала, что ты выросла, но я и представить не могла насколько. Это сколько тебе уже?

— Скоро пятнадцать.

— Мы обязательно отпразднуем твой день рождения, — пообещала она слащавым голосом. — Будешь умной и послушной, будешь относиться к нам с почтением, тогда мы купим тебе очень хороший подарок.

Будешь относиться к нам с почтением — что означают эти слова? Разве я не относилась с почтением к своим родителям? От тетушкиных речей у меня комок подступил к горлу. В голове один за другим стали возникать вопросы. Затевалась какая-то интрига! Но я гнала дурные мысли, чтобы насладиться своим пребыванием во Франции.

Когда мы приехали, я познакомилась с двумя двоюродными братьями, которых никогда не видела раньше.

Они жили в Алжире, пока мы были во Франции, и переехали сюда, когда мы покинули страну.

— Заходи, моя дорогая, чувствуй себя как дома.

— Спасибо, тетя.

— Вот твоя комната, — сказала она, показывая комнату, которую уступил мне один из ее сыновей. — Распаковывай вещи и присоединяйся к нам в кухне.

— Можно я позвоню Амине?

— Амина — это дочь мусорщика?

— Да, это она.

— Лучше поешь сначала. Ты наверняка проголодалась.

— Ну пожалуйста, тетя, — взмолилась я. — Позволь мне позвонить. Я восемь лет ждала этого!

— Ну ладно. Только быстро и сразу приходи обедать.

Я по памяти набрала номер Амины. Сердце выпрыгивало из груди, когда я повторяла про себя: «Только бы она была дома!» И вдруг я услышала голос моей подруги.

— Амина?

— Да, я.

— Это Самия, — сказала я дрожащим голосом, не в силах совладать с эмоциями.

Мне так много нужно было ей рассказать: о том, как трудно жить в Алжире, как мне не хватало ее поддержки все эти годы, пока мы были в разлуке. Но рядом находилась тетушка, которая слышала каждое мое слово и могла все передать моей матери! Поэтому я попросила Амину перезвонить мне через час, после того как поем.

— Расскажи, что происходит в Алжире, — попросила тетушка. — Как твои школьные успехи?

— Блестяще. Вот только я не смогла закончить учебу…

— Не расстраивайся, — перебила она. — Главное — ты умеешь писать и читать. Сегодня вечером нам нужно обсудить одно очень важное дело.

«Вот как! Значит, я была права насчет интриги! Отправляя меня во Францию, мой отец преследовал некую скрытую цель».

— О каком деле?

— Вечером узнаешь. Но ты не беспокойся. Речь идет исключительно о твоем благополучии.

Амина позвонила через час, как и было условлено.

Тетушка, как только поняла, что звонит дочь мусорщика, недовольно буркнула: -

— Не говори долго. Ты ведь знаешь отношение к ней твоей матери. Ей не понравится, что ты общаешься с этой девчонкой.

Я проигнорировала ее замечание, ведь я так соскучилась по своей подруге. К сожалению, я не могла поведать ей всего, потому что тетушка все равно была поблизости и слышала разговор. Перед тем как повесить трубку, я пригласила ее в гости, поскольку и здесь меня лишили права выходить из дому одной.

На мой вопрос, каким образом Амина может плохо на меня повлиять, тетушка заявила, что, по ее мнению, моя подруга опозорила своих родителей, заведя дружбу с парнем-французом. Я же была поражена ее храбростью! Она по-прежнему делала все, что сама считала нужным. Но я, разумеется, не стала говорить об этом тетушке. Вечером она пришла ко мне в комнату.

— Спишь?

— Нет, тетя.

— Вот и хорошо, потому что я хочу с тобой поговорить. Это очень важно!

Я поняла, что вплотную приблизилась к тому, чтобы узнать истинную причину моего приезда во Францию.

— Слушаю, тетя.

— Мне кажется, правильно было бы, если бы ты услышала все от твоей матери. Ты уже выросла и стала красивой девушкой. Я и твои родители решили, что настало время подыскать тебе хорошего мужа, который сделает тебя счастливой. И вот после долгих поисков мы нашли тебе замечательного молодого человека.

— Замечательный он или нет, а замуж я не пойду! — заключила я. — Мне не нужен молодой человек, чтобы стать счастливой. Мне еще нет пятнадцати, и я вполне счастлива со своими родителями.

— Знаешь ли ты, что в пятнадцать лет твоя мать уже родила твоего старшего брата?

— Это было другое время, другая эпоха. Теперь не выходят замуж в пятнадцать лет.

Я не смогла сдержать слез и расплакалась.

— Твои родители очень огорчатся, узнав о твоих речах.

Ты должна руководствоваться не только эмоциями, но и рассудком. Выбора все равно нет. Ты должна подготовить себя ко встрече с будущим мужем, чтобы выказать почтение родителям, подарившим тебе жизнь и окружившим заботой.

Она говорила, говорила: что я должна и чего не должна делать, когда молодой человек придет знакомиться со мной. Казалось, она волнуется больше, чем будущая невеста. В какой-то момент она поняла, что я ее не слышу и она разговаривает сама с собой.

— Ну ладно, спи. Утро вечера мудренее.

В ту ночь я так и не смогла уснуть. Мысли путались.

Я была зла на родителей. Так поступить со мной! Разве я их не слушалась? Все эти годы я старалась быть послушной и незаметной, чтобы не сердить их, Гнев постепенно рассеялся, и на смену ему пришло чувство безысходности.

Почему они решили избавиться от меня именно так? Я хотела, чтобы кто-то объяснил мне все это, утешил. Мне так нужна была моя подруга, хотелось выговориться, попросить совета. Но я осталась наедине со своей бедой.

Кто этот молодой человек? И как вообще он может жениться на девушке, которую никогда не видел? Несколько позже у нас с тетушкой состоялся странный разговор, который я помню до сих пор.

— Тетя, можно у тебя кое-что спросить?

— Конечно, невеста.

— Мне не нравится, что ты меня так называешь.

— И то верно — ты еще не невеста, но за этим дело не станет.

— Что будет, если я откажу этому человеку?

— Отказывать не в твоих интересах, моя дорогая. Буду с тобой откровенна: у тебя нет выбора. Твои родители знают этого человека, он представляет интересы твоего отца здесь, во Франции. Он тоже алжирец, как и ты. Абдель Адиб — честный парень. Отец доверяет ему целиком и полностью.

— Вот и пусть поступает с ним по своему усмотрению, — возмутилась я. — Это не повод заставлять меня выходить за него замуж!

Я возражала, но понимала, что все напрасно. Чем больше я думала об этом, тем безвыходнее казалась мне эта ситуация-Утром стало еще беспокойнее. Видимо, не всегда утро мудренее вечера.

— Подъем! — скомандовала тетушка. — Надевай красивое красное платье и туфли, которые подобрала к нему твоя мать, и спускайся ко мне.

«Красивое красное платье! Значит, мать купила его специально для этого случая!» Моему возмущению не было предела. Все были в курсе, кроме меня. Впервые увидев платье, я не могла дождаться случая надеть. его, теперь же оно казалось мне ужасным — оно стало символом заговора против меня. Я чувствовала себя куклой, на которую надевают яркие тряпки, чтобы поскорее сбыть на рынке.

Увидев меня, тетушка воскликнула:

— Вы только посмотрите на эту красавицу! Жених будет просто очарован. И уж конечно заплатит более высокую цену. О какой цене вы говорите?

— Он должен подарить тебе дорогое украшение. Ведь жениться на дочери господина Шариффа — это очень большая привилегия. Может, и мне кое-что перепадет в благодарность за труды.

В этом водовороте событий я, главное заинтересованное лицо, была лишена права голоса. Мне позволялось слушать и выполнять, что велят. Единственное, что мне оставалось, — молить Господа, чтобы я не понравилась этому мужчине и он отказался от женитьбы.

Когда в дверь позвонили, меня охватила паника. Я должна была ждать в кухне часа, когда нужно будет подавать кофе.

— Не забудь поздороваться, — напомнила тетушка.

От страха меня бросило в холодный пот, и я поняла, что не смогу надлежащим образом вынести поднос с чашками. Я позвала тетушку, но та выслушала меня рассеянно и без сочувствия.

— Знаю я эти твои комедии. Твоя мать меня предупреждала. Немного холодной воды на лицо, и все пойдет хорошо. Это все от волнения.

Она придирчиво осмотрела меня со всех сторон. Наверное, я была слишком бледна, потому что она вынула тюбик с губной помадой. Я опешила.

— Что ты делаешь? Мать убила бы меня, если бы узнала, что я пользуюсь помадой!

Тетушка улыбнулась и стала подкрашивать мне губы.

— Об этом не переживай. Мать просила, чтобы ты была красавицей и твой будущий муж принял тебя с первого раза. Приготовься, скоро твой выход. Сделай так, чтобы твои родители гордились тобой. Я иду в гостиную, а ты жди, скоро позову тебя.

Спустя несколько минут я услышала ее голос.

— Самия, детка! Предложи нашему гостю кофе.

Ноги стали ватными, казалось, я вот-вот упаду в обморок. «Господи, помоги», — молила я. И как ни странно, мысль о том, что обо всем, что я сейчас делаю, узнает мать, придала мне уверенности. Зайдя-в гостиную, я поставила поднос на стол и, не поднимая глаз, поздоровалась с присутствующими. Единственное, что я смогла рассмотреть, — это начищенные до блеска туфли.

Я так поспешно вернулась в кухню, словно за мной кто- то гнался. Опустив голову на колени, я заплакала от бессилия и злости одновременно. Я не видела гостя, но вполне могла представить, как он оценил меня с головы до ног, прикидывая, стоит ли покупать предложенный товар.

Мне так хотелось поговорить с Аминой, но телефонный аппарат находился в гостиной, а туда мне ход заказан. Я сидела одна и ждала. В гостиной разговаривали и смеялись, а мне казалось, что весь мир развлекался за мой счет.

— Как это он сказал «да», — возмущалась я, когда гость ушел. — Я не знаю даже, как он выглядит! Я ни разу не взглянула на него!

— Сама виновата. У тебя была возможность на него посмотреть. Теперь поздно. Но в любом случае, он сказал «да» и пообещал прийти с подарком. Он так счастлив, что ты будешь его невестой!

— Думаю, что он женится на мне по расчету, ведь я — дочь его шефа. Если я не права, то почему он согласился жениться на девушке, которую видел впервые в жизни?

— Какой смысл гадать, Самия? Нужно поставить в известность твою мать. Надеюсь, я смогу ей сказать, что и ты согласна?

Неужели я могла не согласиться? Не дожидаясь моего ответа, тетушка позвонила матери и подробно рассказала о визите, делая особый акцент на согласии претендента.

Жестом она показала, что все-таки ждет, что я скажу.

— Скажи ей, что я согласна, — сдалась я и побрела в комнату оплакивать свою судьбу.

Эта свадьба означала, что семье безразлично, буду ли я счастлива: они попросту отказались от меня. Отныне я не могу рассчитывать ни на кого и ни на что. Жизнь была закончена. Но неужели я не имела права на свою собственную судьбу и на счастье?

— Хочет ли невеста узнать, что ей передала мать? — беззаботно поинтересовалась тетушка, закончив разговор с матерью.

Для меня быть невестой означало то же самое, что быть покойницей.

— Вы убьете меня сегодня! — заорала я в приступе истерики.

— Тихо! Беду накличешь! Убить? С чего бы это? Сама сказала, что принимаешь предложение этого человека. Сама не знаешь, чего хочешь, красавица. Бедная твоя мать: иметь дочь с таким характером! Нет, ты не заслужила услышать то, что она сообщила.

Осознав, что вышла за рамки допустимых приличий, я извинилась и попросила разрешения позвонить подруге.

— Знаю, почему ты просишь извинения, — язвительно заметила тетушка. — Хочешь меня подкупить, чтобы я позволила тебе поговорить с приятельницей, с этой потаскушкой! Я не разрешаю тебе этого. И твоя мать тем более. Будет лучше, если ты ее забудешь.

— Ну пожалуйста, позволь мне увидеться с ней хотя бы разочек, — взмолилась я. — Это моя подруга детства.

Я не допущу, чтобы она на меня хоть как-то влияла, обещаю.:

— Дай слово, что больше не будет никаких проблем с замужеством?

— Даю, тетя.

Амина откликнулась на приглашение в тот же вечер.

В памяти я сохранила ее образ — образ человека, который утешал меня и играл роль старшей сестры. Теперь она превратилась в красивую и элегантную девушку. Мы бросились друг другу в объятия, и я вцепилась в нее, как утопающий в спасательный круг. Так я поступала не раз в те далекие годы, когда нам было по шесть. Тетя предложила нам пройти в гостиную.

Подруга сразу заметила мое настроение.

— Рассказывай, что случилось?

— Они хотят выдать меня замуж, — прошептала я сквозь слезы.

— Ничего себе! Тебе ведь только пятнадцать лет. А кто этот человек, который хочет жениться на юной девушке?

— Он работает на моего отца. Приходил сегодня днем.

Date: 2015-09-22; view: 276; Нарушение авторских прав