Формулярный процесс

Возникновение новой судебной процедуры – формулярного процесса – связывается с историческим перерождением исходных видов легисакционного судопроизводства. Ввиду большей гибкости на первый план по общеупотребительности стали постепенно выходить виды, связанные со свободным назначением судьи. Легисакционное судоговорение становилось по преимуществу обрядовой стороной, а собственно установление судебной истины и разрешение споров осуществлялось в иных, не строго предписанных законами условиях. Законодательством 2-1вв. до н.э. было прямо установлено преимущество новых форм судебного разбирательства, основанных на активной роли преторской юстиции.

Смысл формулярного процесса (actiones per formulas) заключался в том, что юридический предмет спора формулировала не сторона, заявлявшая исковое требование, а претор, т.е. незаинтересованное лицо. Истец и ответчик излагали дело перед магистратом в любых выражениях, принимая во внимание, прежде всего, свой действительный интерес и реальные обстоятельства, а не то, что предполагалось по аналогичному случаю требованиями древнего права, как это было ранее. Претор уяснял юридическую сущность спора (т.е. играл одновременно роль и юрисконсульта, и своего рода представителя высшего правового надзора) и излагал эту сущность в специальной записке (formula), адресованной судье. Предписания формулы не были прямо связаны с требованиями закона по поводу дела и только подразумевались в ней, а, по сути, она представляла воплощение собственного правотворчества преторов, на которое они были уполномочены объемом своей власти. Формулы были типичными – например, «Если человек Стих по праву квиритов есть Авла Агерия, то приговори Нумерия Негидия, если нет, оправдай» (Примеры формул, присутствовавшие в римской правовой литературе, использовали типовые имена, производные от agere и negare.). В отличие от древнего права и от формальных предписаний закона судопроизводство по формуле предусматривало альтернативность исхода дела по одному иску, т.е. было и более экономичным, и более гибким. Формула поступала к судье, который вел судопроизводство по-прежнему в свободной манере, как и было на стадии in judicio.

Содержание и построение формулы. Составление формулы – юридического предписания для судьи – было целью первой стадии процесса при формулярном производстве дела по частным искам и основанием судоговорения во второй стадии.Формула начиналась наименованием судьи, которому предстояло рассматривать дело в дальнейшем. То есть властные функции претора здесь проявлялись более значительно, поскольку этим установлением пресекалась возможность свободного выбора судьи в дальнейшем. Затем в ее содержании предполагались некоторые определенные по характеру части:

1) intentio ( в переводе с латыни означает «обвинение», «намерение»; поэтому интенцию называют требовательной частью формулы – изложение исковой претензии в возможно более упрощенном виде, но с обязательным наименованием истца и ответчика, поручителей (если такие были); эта часть формулы должна была также заключать и формулирование собственно характера оспариваемого правомочия, указание на предмет иска и его правовое основание. Это основание может быть как цивильным, т.е. защищаемым Законами 12 таблиц или иными законами Рима, так и бонитарным, преторским, т.е. получившим защиту в преторских эдиктах; 2) condemnatio – поручение судье, где ему предписывались варианты его процессуальных решений в общем виде; 3) demonstratio – краткое перечисление фактов и обстоятельств дела, если предметом спора были претензии по поводу действий, происшедших в разное время, порождавших разные по своей юридической сути правомочия, и т.п.; эта часть формулы была факультативной и предпосылалась intentio. Еще одной, также факультативной частью формулы была 4) adjudicatio- поручение, которая заключала либо первую, либо вторую часть и содержала предписание передать определенную вещь, а за неё уплатить; это было особенно важно, если спор касался и третьих заинтересованных лиц (например, при купле-продаже краденой вещи, при споре о наследстве и т.д.).

Безусловно, обязательной частью формулы была только intentio – обращение к суду. Оно было направлено только на установление юридического его существа, т.е. признания правомочия на основании факта.

По содержанию intentio могли быть вещными и личными (в первом случае спор шел о вещных правах, во втором – об обязательственных отношениях), строгого права и доброй совести (первые в точности следовали ранее установленным требованиям по этому случаю и ссылались на соответствующие нормы, вторые содержали свободное истолкование, ссылаясь на интересы «оборота», справедливости, порядочности и т.п.), определенными и неопределенными (идет ли речь о конкретной вещи или сделке в известном объеме претензий, либо когда общая сумма претензий истца еще должна была быть выявлена в ходе разбирательства). По типам эти варианты следовали классификации исков и были неразрывны с регулированием форм этих процессуальных средств.

Эксцепция. Формула могла содержать и специальные добавочные элементы. Самым важным из таких была исключающая оговорка, возражение, протест (exceptio). Посредством признанной правомерным процессуальным средством (сформулированным по требованию уже не истца, а ответчика) эксцепции ответчик, признавая требование истца в принципе обоснованным, выражал несогласие с иском либо по мотивам его завышенности, либо по мотиву его несправедливости и т.п. В эксцепции ответчик, как правило, указывал на дополнительные условия, которыми сделка была обставлена при её заключении, ссылался на заблуждение или обман, которые подвинули его на её заключение (хотя в принципе оспорить сделку по формальным основаниям не мог), оговаривал наличие отсрочки при выплате по обязательству и т.п. Эксцепция следовала за интенцией и предшествовала кондемнации, а также была важной частью intentio (или demonstratio).

Эксцепция требовала предоставления доказательств. Эта обязанность лежала на ответчике, и таким образом он брал на себя ту же функцию, что и истец, - бремя доказывания. И интенция, и эксцепция могли основываться на цивильном или преторском праве. В последнем случае преторы сделали эксцепцию надежным инструментом для корретировки цивильного права в духе своих воззрений на добрую совесть и справедливость. Гай так и пишет: эксцепции были созданы для тех случаев, когда кто-нибудь, будучи обязан по цивильному праву, нуждался в защите на основании права преторского, т.е. когда «было бы несправедливо подвергнуть его присуждению в судебном порядке».

Эксцепция могла быть как а) погашающей (уничтожающей) иск, так и б) отсрочивающей его.

Приведем примеры, относящиеся к погашающей эксцепции.

Октавий да будет судьёй. Рассмотри иск А. А. к вольноотпущеннику Н. Н. (о том-то), приняв во внимание возражения ответчика, состоящие в том, что в своих притязаниях А. А. вышел за пределы права, принадлежащего ему как патрону, а также и то, что обещание вольноотпущенника сделать или дать было для него вынужденным…(эксцепция).

А вот пример, демонстрирующий эксцепцию отсрочивающую: «Так как А. А. требует, чтобы Н.Н. возвратил данные ему в займы 100 сестерциев (интенция), на что Н. Н, отвечает тем, что истец за оказанную ему затем услугу клятвенно обещал отсрочить исполнение на год (эксцепция), то ты, Октавий, выясни это, и если А. А. обещал, откажи» (кондемнация).

Проиграв иск по отсрочивающей эксцепции, истец проигрывал его не только в данном случае, но и вообще. Если оказывалось, что сумма иска превышала действительно следуемое, судья был обязан отклонить притязание, и истец проигрывал дело навсегда.

Приведем пример, на который ссылается Цицерон, обличая некомпетентных адвокатов. Об этом он рассказывает в своём сочинении «Об ораторе». Приблизительно в 126г. до н.э. слушалось дело по иску подопечного к бывшему опекуну о растрате имущества, за что последний отвечал в двойном размере. Адвокат истца (подопечного), будущий консул Гипсей, добивался явно завышенной суммы иска, а бывший консул Октавий, адвокат ответчика-опекуна, вместо того чтобы промолчать, оспаривал Гипсея, добиваясь уменьшения искового требования. Ни тот, ни другой адвокат не знали того, что превышение суммы иска неминуемо приводит к отклонению иска, и ответчик вышел бы из дела победителем. «Я говорю о том, - восклицает у Цицерона оратор Красс, - как Гипсей многословно добивался… позволения погубить дело своего клиента, а Гней Октавий… в не менее долгой речи стремился не допустить, чтобы противник проиграл дело».

Различными могли быть и condemnatia. Определенное поручение заключалось в точном следовании судьи указанию претора о размере выплаты, которую следовало присудить, либо, напротив, в которой следовало отказать по обстоятельствам дела. Неопределенным поручение считалось тогда, когда, по-общему указанию претора, судье еще предстояло установить точный размер предмета обязательственного спора либо оценить имущество, но сам факт наличия этой суммы в споре полагался установленным. Наконец, поручение могло быть примерным (cum taxania), когда претор устанавливал судье высший (или низший) предел взыскания, которое ему следовало наложить по разбору всех обстоятельств спора.

Другим добавочным элементом была praescriptio – предписание. Обычно она располагалась перед intentio и была как бы отрицательным условием, ограничивающим предмет спора при выяснении некоторых предварительных обстоятельств; если эти обстоятельства выяснялись в пользу ответчика, судоговорение прекращалось вообще, если в пользу истца, то действовали те части формулы, которыми исковому требованию придавалось строго ограниченное значение.

Наличие строго определенных составных частей формулы как выражения существа дала, различные оговорки, допускавшиеся в формулу по строго подзаконным основаниям, обязательность ряда уточнений свидетельствует, что формальные начала были достаточно весомыми и в ходе формулярного процесса.

Общий ход формулярного процесса. Как и легисакционный процесс, формулярное судопроизводство считалось сохраняющим нормальный порядок частного суда (ordo judiciorum privatorum). Сохранялось и типичное для предыдущего процесса деление на две стадии- in jure, judicio.

Основным органом юстиции при формулярном процессе был претор, в провинциальных общинах – мунициях – магистраты (по двое). Истец и ответчик являлись лично к претору или к магистратам. Вместо насильственного привода в обыкновение был введен штраф на неявившегося. Процесс на всех его стадиях истец и ответчик вели лично, но уже допускались представители. По признанию иска истец получал дополнительный признаваемый иск об исполнении постановленного решения. Если intentio была неопределенной, то назначался ещё особый судья для выяснения количественной стороны претензии либо установления денежной суммы, лежачей в основе иска. Если этих особых условий не было, то следовала формулировка заявления в стадии in jure; могли быть предложены встречные вопросы ответчика и т.п. После присяги сторон эта стадия завершалась.

Вторая стадия процесса – in judicious – находилась в руках профессиональных судей (как правило, коллегии судей). Рассмотрение дела должно было произойти не позднее 18 месяцев после составления формулы. Стороны выступали перед судьёй второй стадии процесса в абсолютно равноправном положении, пользовались равной свободой в освещении обстоятельств дела, равным правом отрицать и доказывать. Судья считался как бы творцом нового правоотношения между сторонами, следуя первоначальному предписанию формулы, закреплял её предписания конкретным судебным постановлением, выступая в роли судьи - арбитра (judices arbitri): Jus facet unter pares. Исполнение судебного решения стало представлять специальную дополнительную стадию в общем ходе судопроизводства. Для добровольного исполнения судебного постановления сторонам давалось 30 дней. Принудительное исполнение судебного решения происходило в виде специально регламентированных процедур – executio.

Переход к формулярному процессу при рассмотрении исков частного права объективно вывел претора на первый план судопроизводства и связанного с ним правотворчества. Именно за ним было при этом порядке решающее слово в понимании, толковании, применении норм закона и права. В известном смысле только с формулярным процессом было связано развитие такого источника римского права, какjus honorarium, или jus praetorium. При легисакционном процессе, при строго подзаконном понимании существа исковых требований и возможных истребуемых взысканий претор, по сути, не мог изменить или остановить процесс, и от него только зависело санкционировать свою власть судоговорение. В этом отношении, первоначальную роль претора была отчасти пассивной: он мог корректировать процедуру судоговорения только с помощью точных предписаний закона, и где закон молчал, там был бессилен и претор.

При формулярном процессе претор занял уже центральное место. Он мог вообще отказаться составить формулу по тем или иным общеправовым обстоятельствам, а тем самым сделать цивильное право практически ничтожным, мог, напротив, дать иск по основаниям, прямо не предусмотренным законом или правовой традицией, прибегая к соображениям справедливости, целесообразности, необходимости соблюдать интересы народа и государства и т. п. («Претор помогает людям, которые ошиблись или были обмануты».) Претор мог, наконец, прибегнуть к специфическим средствам чисто преторской защиты права, опираясь не столько на судебно-правовую, сколько на административную сторону своей публичной власти. Эта новая роль претора имела свои как положительные, так и отрицательные стороны в отношении правовой обоснованности судебного процесса в целом.

Оценка обстоятельств дел с точки зрения справедливости была ранее всего отказом от строгого формализма старого права, оторванного от меняющихся обстоятельств жизни. Одним из путей преодоления такого формализма стала практика отказа или отложения иска по причинам чисто процессуального свойства denegatio. По отпадении препятствующих обстоятельств (достижения истцом требуемой возрастной или семейной самостоятельности, возбуждения дела надлежащим субъектом) иск мог быть повторен или возбужден заново, тогда как ранее легисационный процесс изначально погашал и материальное требование по обстоятельствам чисто процессуальным. В основании судебного требования претор мог положить фактическое положение дел, а не их переосмысление с точки зрения права(formula in factum conceptae); будучи изложенным, в формуле, это фактическое положение дел становилось для судьи правовыми границами рассмотрения спора. Наконец, формула могла быть составлена с т. н. фиктивным элементом, который вводился в изложение существа дела и правовую оценку спора. Это было наиболее важное изобретение преторской юстиции, которое позволяло предельно распрстранительно толковать нормы права и закона, не отказываясь от них формально, а тем самым и придавать совершенно новым по содержанию правоотношению и спорам вполне законное значение.

Презумпции и фикции преторского права. В своем правотворчестве претор стал широко использовать принципиально новые категории толкования права-презумпции и фикции. Наряду с собственно юридической нормой эти категории создавали новую юридическую культуру, реализовавшуюся в рамках формулярного процесса.

Презумпции представляли правовые предположения, характеризующие на основании предварительно выясненных фактов другие, не строго доказанные, а только предполагаемые. Презумпция играла рационализирующую роль в процессе, поскольку освобождена от необходимости предварительно доказать все, даже мельчайшие взаимосвязи фактов и правоотношений. Вместе с тем презумпция не была неоспоримой; в большинстве случаев допускалось, что в ходе процесса презумпции могут быть доказательно опровергнуты, но это опровержение представляет специальную задачу для заинтересованной стороны. Так, например, презюмировалось, что все имущество жены (в сомнительных или вообще не основанных на юридических доказательствах случаях) приобретено ею за счет супруга; эта презумпция вытекала из общих принципов римского брачно-семейного права. Но заинтересованная сторона имела право доказать обратное - в отношении конкретных имуществ и конкретных прав.

Фикции представляли постулирование несуществующего как бы существующим при помощи приемов аналогического истолкования права. В отличие от презумпций фикции всегда были неопровержимы. Тем самым они создавали в преторской юстиции новые правовые последствия. Фикции не были идеальным орудием правотворчества, они были скорее вынужденным приемом в силу невозможности отказаться от формализма старых законов и вообще от привязанности процессуальных средств к точным и завершенным нормам неразвитого права. Создание фикций было подчинено принципу справедливости в праве, поэтому с их помощью – при соблюдении прочих законных условий – оформлялось неформальное наследование, неформальное закрепление вещных прав. Фикции использовались в нескольких наиболее типических случаях. Во-первых, для защиты признанных справедливыми требований со стороны сословно или граждански неполноправных лиц (например, иностранцев), которые путем фиктивного допущения приравнивались к полноправным римским гражданам и тем самым могли полноценно заявить о своих имущественных претензиях. Во-вторых, для защиты требований, вытекавших из совершенно новых ситуаций, не предусмотренных прежними формальными легисакционными процедурами – в этом случае торжественные формулы, которыми давалось право на иск, видоизменялись применительно к новым обстоятельствам. В- третьих, для защиты требований, вообще признаваемых только на основании преторского права и не находивших себе ранее исков в рамках традиционных правовых норм. Судье оставалось только установить соответствие обстоятельств дела и предъявленных требований предписаниям преторской формулы, заключавшей такую фикцию, и вынести решение.

Date: 2015-09-24; view: 1595; Нарушение авторских прав