Глава 11. Одного взгляда в холодные серые глаза отца Мэтью было достаточно, чтобы Мойра поняла: пощады от этого человека не будет

Одного взгляда в холодные серые глаза отца Мэтью было достаточно, чтобы Мойра поняла: пощады от этого человека не будет. Трудно было понять, верит ли он в нелепые обвинения Джинни, но он явно получал удовольствие от возможности продемонстрировать свою власть над людьми. У Мойры сложилось такое ощущение, будто он увидел в ней возможность поднять свой престиж у паствы.

– Вы же не можете верить этим глупостям! – воскликнул Тэвиг. – Свидетель, который обвиняет мою жену, ненадежен, – уже спокойнее заявил он.

– Но ты не можешь снять с нее обвинения в колдовстве, нападая на его жертву, – ответил священник тихим бесцветным голосом, обходя вокруг Мойры.

Длинная сутана мела пол церквушки, усыпанный камышом.

– Единственное, жертвой чего является Джинни, так это жертвой собственного тщеславия. Она использует всех окружающих для мести. Вы, отец, преследуете невиновную, чтобы успокоить разгневанную женщину.

– А с чего бы это Джинни впадать в гнев? – поинтересовался отец Мэтью, мельком взглянув на Тэвига.

– Потому что я не захотел с ней спать, – четко прозвучал ответ.

– И ты обвиняешь нашу Джинни в суетности? По-моему, ты сам сильно страдаешь от этого греха.

Он взял рыжую прядь Мойры и медленно пропустил между пальцами, говоря:

– Рыжие волосы. Отметина дьявола.

– Да это просто еще один предрассудок. У многих людей рыжие волосы, так что из этого?

– А то, что мы все слишком небрежны и невнимательны. Это и позволяет дьяволу играть с нами в опасные игры.

Пока Тэвиг предпринимал отчаянные попытки показать суетность и несерьезность обвинений Джинни, Мойра наблюдала за этой женщиной. Джинни прекрасно разыгрывала оскорбленную невинность, будто слова, которые говорил о ней Тэвиг, были отвратительной клеветой. Однако глаза выдавали ее подлинные чувства – они светились торжеством.

Мойра оглянулась, в ее душе вспыхнула надежда. Обитатели деревни внимательно прислушивались к словам Тэвига. Многим стало неловко, взгляды, направленные на Джинни, отнюдь не светились дружелюбием. Мэри рассказывала, что Джинни переспала почти со всеми мужчинами деревни, и теперь про это вспомнили. Судя по выражению лиц, люди вспоминали и куда большие прегрешения, нечто такое, что сама Джинни, наверное, хотела бы забыть. Только вот никто не спешил опровергать ее обвинения. Даже самым недалеким умам было ясно, что священнику пришла охота изобличить ведьму, показать свою власть и силу. Хотя многие уже слабо верили в ее виновность, страх перед священником заставлял молчать.

– Тихо! – прикрикнул отец Мэтью, в упор глядя на Тэвига. – Ты привел много доводов против правдивости слов Джинни, не уставая клеветать на нее.

– Это не клевета, а истинная правда, – не сдавался Тэвиг.

– И все же ты не смог убедить меня. Я не уверен, что должен поверить тебе, а не Джинни. Разве обвиняемая в колдовстве не твоя жена?

– Да, Мойра – моя жена. Но это не преуменьшает правды того, что я говорю.

– Нет? Да ты скажешь что угодно, лишь бы спасти ее. И это часть ее колдовства. Тебе, Томас, следует быть осторожнее. Связь с ведьмой карается строже, чем само колдовство.

– Мойра не ведьма, – не боясь грозящего ему обвинения, продолжал Тэвиг.

– Заткните ему рот, – скомандовал священник и кивнул, когда мужчины, державшие Тэвига, торопливо подчинились. – А теперь, – он взглянул на Мойру, – как нам поступить с тобой?

– Думаю, вы уже все решили, зачем мучить меня вопросами? – с достоинством ответила Мойра.

– Ты покорна судьбе?

– Нет, но я понимаю, что оправдываться бессмысленно. Все вы глухи к правде. Вы даже не проверили, правда ли то, что я якобы сделала с Джинни. Я не стану добавлять вам мрачного веселья, защищая собственную жизнь.

– Моя коза мертва, – объявила Джинни, выступая вперед. – Я не могу показать, как именно она умерла. Но могу привести доказательства того, какие страдания эта женщина причинила мне. Я вся в гнойниках и болячках, – плаксиво протянула она.

Подняв юбку, она продемонстрировала яркую сыпь на ногах и алые пятна, перемежавшиеся с безобразными открытыми и гноящимися болячками.

– Надеюсь, у тебя этого не было, когда ты спала с моим мужем, – брезгливо проговорила Мойра.

– Ты, ты все это наслала! Все это появилось после того, как я попыталась помочь Томасу вырваться из твоих когтей. – Она подскочила к Мойре и, несмотря на сопротивление, задрала той юбку и, указав на крошечную родинку над самым коленом, взвизгнула: – Вот и отметина дьявола! У нее есть и другие. Я видела их в коровнике Роберта, потому что эта дрянь была нагая.

Когда Джинни отпустила юбку, Мойра ударила ее ногой по колену. Джинни взвизгнула от боли и набросилась на обидчицу. Джинни оттащили мужчины, караулившие Мойру. Сейчас Мойра опасалась одного: она молилась, чтобы действия Джинни не побудили толпу искать другие дьявольские отметины на ее теле. У нее и правда имелось еще несколько родинок и родимых пятен. Поскольку священник уже посчитал ее ведьмой, такая забава только опозорит ее, сделает всеобщим посмешищем.

И тут отрезвляюще прозвучали слова Роберта:

– По-моему, тут просто обвинения одной женщины против другой в споре за мужчину. Неужто не ясно?..

– Это верно, – согласился священник, не отрывая осуждающего взгляда от Мойры. – Думаю, нам нужно провести испытание, чтобы узнать, кто из них говорит правду. Суровое испытание поведает нам правду. Испытаний много, есть из чего выбрать.

Он взглянул на Тэвига, изо рта которого, несмотря на кляп, прорывались проклятия. Тот отчаянно боролся с теми, кто пытался спутать его по рукам и ногам.

Мойра окаменела от сковавшего ее страха. Случалось, что человек, подвергнутый испытанию, доказывай свою невиновность только смертью. Испытания всегда были болезненными и рискованными. Скажем, связанного человека бросали в воду и объявляли невиновным только в том случае, если он шел ко дну и тонул. Могли дать в руку кусок раскаленного докрасна железа – невиновным объявлялся тот, чья рука оставалась целой. Считалось, что Господь защитит невинного человека от любой беды. Мойре всегда казалось, что Господь тут вовсе ни при чем. Жестокие люди, придумавшие подобные мучения для своих ближних, просто прикрываются именем Всевышнего.

То, как священник смотрел на нее, не отводя взгляда, повергало Мойру в трепет. Она все же молилась Господу, надеясь на чудо. Но угловатое лицо пастыря с остро очерченным подбородком и поджатыми губами не оставляло надежд на милость.

– У нас нет приспособлений, чтобы сделать все как полагается, – в конце концов произнес он.

– Какая досада, – подчеркнуто спокойно и медленно произнесла Мойра, пытаясь понять, откуда у нее берутся силы говорить.

– Однако полагаю, у нас есть достаточно возможностей, чтобы подготовить успешное испытание, – закончил отец Мэтью.

Слушая, как священник приказывает мужчинам расчистить площадку перед церковью и нагреть камни, Мойра ощутила, как кровь отливает от лица. А руки оледенели от ужаса. Взглянув на мгновение на Тэвига, она поняла, что тот чувствует то же. Мойра точно не знала, что ее собираются заставить сделать, но если, в ход пошли камни или угли, то… Явно ей предстояло сделать нечто ужасное и каким-то чудом остаться после этого невредимой. Мойра знала, что невиновна, но не была уверена, что сможет доказать это своим мучителям.

Когда священник приказал двум прихожанам снять с нее обувь и чулки, у нее вырвался тихий испуганный возглас, несмотря на все старания оставаться невозмутимой. Теперь она поняла, зачем готовили дорожку из горячих углей и камней. Ей предстояло пройти по ним в доказательство своей невиновности. Когда она завершит мучительный проход и ноги ее будут сильно обожжены, он сможет с чистой совестью приговорить ее к смерти.

Когда двое мужчин принялись выталкивать ее из церкви, Мойра поняла, что устала притворяться сильной. Она боролась и осыпала своих мучителей всеми известными ей ругательствами. Священник шел сзади и выговаривал ей бесцветно ханжеским голосом за ругательства и недостаток веры. Мойре так хотелось освободиться и ударить его, но она тут же попросила у Господа прощение за то, что можно было воспринять как богохульство. К краткой молитве о прощения она прибавила пожелание, чтобы Господь внимательнее взглянул на некого священника, который, кажется, ведет себя не особенно по-христиански.

Оказавшись перед дорожкой из углей, Мойра утратила остатки смелости. Она оглянулась на толпу, собравшуюся перед церковью. Тэвиг сползал на руки державших его – один из них ударил его по голове дубинкой, чтобы прекратить борьбу. Роберт и Мэри пытались образумить друзей и соседей. Выражение лиц людей из толпы свидетельствовало об их неуверенности, но явных протестов не было. Джинни упивалась каждым мгновением происходящего.

– А теперь, ведьма, пройди все это, – сказал священник, указывая на горячие камни.

– Но почему вы предлагаете мне пройти испытание в доказательство невиновности, хотя уже решили, что я виновна? – Мойра помотала головой, надеясь, что ее уверенный тон заворожил присутствующих и те не заметят ее смертельной бледности и дрожи в коленях. – Вы уже приговорили меня, – сказала она, обращаясь к священнику. – А это испытание – лишь способ сделать мне больно, помучить меня.

– Иди. Если доберешься до другой стороны и ноги твои уцелеют, значит, Господь оправдает тебя.

– Когда Господь оправдает меня, надеюсь, он внимательно посмотрит на тех, кто действует, прикрываясь его именем, – проговорила она одним духом и освободилась от рук, державших ее.

Тэвиг, пришедший в себя, вскрикнул, когда она сделала первый шаг по тлеющей тропе. Руки ее были все еще связаны, и Мойра понимала, что рискует упасть, если двигаться слишком быстро. Она подозревала, что, если побежит, священник объявит испытание непройденным и заставит пройти его снова. Она заставила себя сосредоточиться на раскаленной докрасна тропе.

Мойра предполагала, что почувствует невероятный жар и жжение, будет страдать от него, но не испытала никакой боли. Она решила, что разум каким-то образом отказывается признавать, какие страдания испытывает тело.

Ступив в холодную грязь на конце тропы, она взглянула на свои ноги и удивилась, не увидев никакого дыма. На мгновение она подумала, уж не почудилось ли ей все происходящее. Взглянув на камни и угли, она убедилась, что они на самом деле раскалены. Красный отблеск, поддерживаемый огнем во впадинах под камнями, отбрасывал пугающий отсвет.

Она неловко села, когда священник торопливо направился взглянуть на ее ступни. Мойра взглянула на них вместе с ним и чуть было не вскрикнула от удивления. Ноги все еще ощущали неприятное тепло, но никаких признаков ран не было. Отец Мэтью грубо стер грязь с ее ног и взглянул снова. Кто-то торопливо развязал ей руки. Мгновение спустя Тэвиг оказался рядом с женой, заключая ее в объятия. Мэри и Роберт присели рядом, с изумлением разглядывая ее ноги. Мойра поняла, что выдержала испытание священника, этого мучителя с холодным взглядом палача.

– Ее невиновность доказана, – сказал Тэвиг, глядя на отца Мэтью.

– Она двигалась слишком быстро, – попытался возразить священник и нервно оглянулся, когда по толпе пронесся недовольный ропот.

– Испытание состоялось, – объявил Джорди. Затем он гневно взглянул на Джинни. – Роберт был прав. Нас использовали, чтобы удовлетворить уязвленное тщеславие блудницы.

Мойра немного отодвинулась от Тэвига, когда гнев толпы обратился на Джинни. Джинни громко протестовала, кричала, что невиновна, снова и снова повторяла обвинения, когда ее окружили жители деревни. Священник не замедлил присоединиться к порицавшим блудницу. У Мойры появилось ощущение, что жизнь Джинни в опасности.

– Томас, – обратилась она, когда тот помогал ей подняться, – по-моему, они хотят убить ее.

– Тут мы ничего не можем поделать.

– Да, – согласился с ним Роберт, добавив, что им стоит поскорее покинуть это место.

Все четверо направились к дому Роберта. Отчаянные крики Джинни заставили Мойру замедлить шаг, но Тэвиг поторопил ее. Вернувшись в дом Роберта, Мэри заставила ее сесть, а потом вымыла ей ноги. Роберт помогал Тэвигу собирать вещи.

– Мы должны были помочь ей, – прошептала Мойра, в последний раз взглянув на ноги перед тем, как надеть башмаки и чулки, которые Роберт предусмотрительно забрал из церкви.

– В толпе были даже родственники этой женщины, – сказал Роберт. – Но они бежали, едва гнев людей перекинулся на Джинни. Гнев толпы ужасен, но мы вчетвером не сможем остановить ее. Остается позаботиться о собственной безопасности.

– Джинни сделала все, чтобы тебя убили, – напомнила Мэри, пытаясь заглушить всякое сожаление о ее участи.

– Я знаю, – кивнула Мойра, уже думая о другом. – Никак не могу понять другого, как я смогла пройти по всей этой раскаленной тропе и пострадать не больше, чем от жара, выпавшего из очага.

– С удовольствием ответил бы, что тебя оправдал сам Господь, но… – протянул Тэвиг.

– Но не можешь. – Она улыбнулась, вставая, и взяла свой мешок. – Не мучайся сомнениями, дорогой. Мне и впрямь не верится, что у Господа найдется время охранять мои ноги.

– Нет, наверное, нет. Мне приходит в голову только одно: тебя спасли мозоли, которых ты так стыдилась. Дорогая, у тебя жесткие ступни. Да, а еще, прости, я заметил, что ноги твои покрылись приличным слоем грязи, который не отмылся даже после купания.

Она поморщилась.

– И еще я была в ужасе. И от этого вся в поту – с головы до ног. Они стали холодными и мокрыми. Думаю, еще хорошо, что у меня не хватило времени как следует отмыть их с дороги. В начале испытания мне казалось, что ум просто отказывается принимать боль от ожогов и ран, но когда я взглянула на ноги, то никаких ран не оказалось. Грязь и мозоли подействовали как сапоги, а может быть, и лучше. А теперь нам надо идти. – Мойра встала.

Они поблагодарили Роберта и Мэри, направляясь к выходу. На улице Мойра услышала шум толпы и стала оглядываться на церковь, но Тэвиг тянул Мойру по дороге так настойчиво и быстро, что она едва успевала внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не упасть.

Его волнение стало передаваться и Мойре. Ее подгонял страх, когда она, спотыкаясь, шла за ним. И только ступив на лесную тропу, начавшуюся за самым северным полем деревни, Мойра начала успокаиваться. Но, услышав, как мужской голос выкрикивает имя Тэвига, то есть Томаса, она остановилась. Тэвиг, прикрыв ее своим телом, выхватил меч и повернулся к незнакомцу. Когда темная фигура вышла на лунный свет, Мойра снова начала успокаиваться. Это был всего один человек – с узлом в руках и козой на веревке. Вполне мирный незнакомец, поняла она. К тому же Тэвиг его знал, он вежливо кивнул пожилому человеку и сказал:

– Боюсь, Йен, твоя дочь ввязалась в плохое дело, из которого ей не выбраться.

– Ты прав. Она мертва. Когда я торопился к тебе, я видел, как она висит на дереве посреди площади.

– Мне очень жаль, поверь. Но я был бессилен ей помочь.

– Тебе не о чем жалеть. Она пыталась убить твою жену чужими руками. Да, я буду горевать. Она была моей плотью и кровью, но большая часть ее короткой жизни приближала такой конец.

– Как ты узнал, где меня найти?

– Я шел в дом Роберта, чтобы встретиться с тобой там, но увидел, что вы собираетесь бежать. Я был уверен, что вы не пойдете по дороге, по которой пришли, поэтому поторопился сюда. Я не мог позволить тебе исчезнуть, не встретившись с тобой.

– По какой причине?

– Чтобы отдать это.

Йен поднял узел и протянул Тэвигу.

Мойре не надо было даже видеть выражение лица Тэвига, чтобы подтвердить свою догадку. Она точно знала, что там, в узле. И сказала себе, что ее это не касается. Но когда Тэвиг развернул пеленки, она придвинулась, чтобы рассмотреть ребенка получше. Хотя все освещал лишь неверный свет луны, но, взглянув в лицо младенцу, Мойра подавила возглас. Ребенок походил на Тэвига. Джинни родила ребенка от Тэвига.

– Этого не может быть… – начал Тэвиг не очень уверенно от пережитого потрясения.

– Может! Так оно и есть. Это твой сын. И я отдаю его тебе.

– Йен, я не хочу никого винить. И не хочу плохо говорить о мертвой, но Джинни…

– Была шлюхой. Я знаю, – подтвердил старик.

– Так откуда у тебя такая уверенность, что этот ребенок – мой?

– Глаза, – прошептала Мойра.

– Да, – согласился Йен. – Твоя жена права. У мальчика твои черные глаза. Когда Джинни рожала его, я ждал, чтобы увидеть цвет его глаз. Но у всех новорожденных они одинаковые. Потом ждал еще. Я надеялся, что по цвету они совпадут с глазами кого-то из парней деревни, так что я смогу выдать ее замуж. Здесь нет мужчины с таким цветом глаз. Этот ребенок – твой сын, твоя плоть.

Тэвиг смотрел не отрываясь на ребенка, который уставился на него. Он готов был отрицать любое родство, но не мог. Даже не будь у ребенка его глаз, инстинкт подсказал бы Тэвигу – этот ребенок его. Он бросил взгляд на Мойру, сжав кулаки, когда та отказалась взглянуть в его сторону. Хотя то, что он держит на руках сына, и наполняло его необыкновенным ощущением собственности и еще каких-то противоречивых, новых для него эмоций, он проклинал судьбу за то, что ребенок появился именно сейчас.

– Йен, я путешествую пешком, и впереди у меня по меньшей мере неделя пути. Я не могу взять ребенка. Он ведь и твоя плоть.

– Я знаю, и мне будет очень не хватать малыша. Это хороший ребенок, тихий и сильный. Я не могу оставить его. У меня у самого восемь детей и жена, а еще я должен кормить семью моей овдовевшей сестры. Я беден, и ты это знаешь. Подумай, моя Джинни была его матерью. Если он останется здесь, ему придется дорого заплатить за это, когда он вырастет.

– Сколько ему?

– Восемь месяцев, почти девять.

– Как его зовут?

– Боюсь, никак. У Джинни была навязчивая идея, будто ты женишься на ней, как только узнаешь, что она родила тебе сына. Вот она и оставляла за тобой право выбора имени. Я говорил ей, что ты, может, и возьмешь ребенка, но никогда не женишься на ней. – Йен пожал плечами. – Она не обращала на мои слова внимания. Мне бы хотелось время от времени получать известия, как поживает малыш.

– Тебе будут рассказывать. Клянусь.

Йен подвел козу к Мойре и сунул веревку ей в руку.

– Ребенок прекрасно себя чувствует на козьем молоке. Он пьет его со дня рождения. Джинни была не из тех, кто кормит детей сама. – Он вручил ей мешок. – Здесь все, что ему потребуется. Миссис, простите, что взваливаю на вас эти хлопоты, но я не могу позаботиться о ребенке. Клянусь, он хороший малый и не доставит много хлопот. Умоляю, не вините его в том, что у него такая мать.

– Нет, сэр. Я никогда этого не сделаю. Ни один ребенок не должен платить за прегрешения своей матери. – Она взглянула на Тэвига. – Или отца. О нем позаботятся самым лучшим образом.

– Знаю, вы приложите все усилия. Берегите себя. Да пребудет с тобой Господь, малыш, – проговорил Йен, поцеловал ребенка в щеку и исчез в лесу.

– Мойра, – тихо произнес Тэвиг, когда Йен ушел.

Она поморщилась, заставляя себя смотреть на Тэвига, не поддаваясь чувствам. Видя его с ребенком на руках, ребенком Джинни, она с трудом сохраняла самообладание. Ей требовалось некоторое время, чтобы оправиться от шока.

– Я думала, ты считаешь, что нам очень важно уйти от этого места как можно дальше. Значит, ты передумал?

– Нет, это все еще важно. Жители деревни поняли, что их обманули ложными обвинениями и обратили свой гнев на того, кто их обманул. Но не исключено, что они разозлятся, убив свою женщину, и теперь захотят на нас, на чужаках, выместить зло.

– Тогда нам лучше поторопиться. – Мойра взяла мешки, перехватила веревку поудобнее и двинулась в путь, ведя за собой козу.

Сделав несколько шагов, она остановилась, тяжело вздохнула и повернулась к нему. Не говоря ни слова, соорудила из одеяла перевязь, надела ее на себя и положила внутрь ребенка. Удобно устроив малыша у груди, она передала мешки Тэвигу, взяла поводок козы и зашагала по тропе. К ее облегчению, Тэвиг не предпринял попыток заговорить с ней. Она опасалась того, что может наговорить, пока не остыли эмоции. И не прошло ощущение тупика в их отношениях.

Она никогда не считала, что Тэвиг столь же неопытен и невинен, как она. Незаконный ребенок не мог стать для нее чем-то неожиданным. Но знать, что Тэвиг спал с другими женщинами, оказалось гораздо легче, чем видеть столь явное доказательство этого. А более весомого аргумента, чем агукающий ребенок, прижатый к ее груди, не могло быть. Надо было убедить себя в том, что зачатие ребенка не обязательно признак искренней привязанности. С учетом количества незаконных детей в стране она немного удивилась, почему сама до сих пор придерживается наивного романтического идеала.

Вопреки логике в ней кипели ревность и боль. Хотя она изо всех сил старалась прогнать эти чувства. Младенцу было девять месяцев, да еще девять – в утробе матери. Ей даже неизвестно, кем был сэр Тэвиг Макалпин восемнадцать месяцев назад, и он ничего не знал о ней. Было бы верхом глупости считать зачатие ребенка своим личным унижением. Для нее важно одно: сегодня у нее нет причин для жалоб, ревности или обиды.

Таща упрямую козу вверх по крутой тропе, она продолжала ругать себя за глупую ревность. Она приложит все усилия, чтобы мальчик никогда не почувствовал себя униженным и оскорбленным. Она решила, что и Тэвиг этого не заслуживает, но все равно старалась не смотреть на него. Когда они расположатся на ночлег, будет много времени для разговоров. Поскольку Мойра не могла уединиться, чтобы разобраться с переживаниями, она просто притворялась, будто Тэвига нет.

Тэвиг выругался сквозь зубы, а потом еще раз, когда не смог заглянуть Мойре в глаза. Она вела себя так, будто его не существует. Хотя он и понимал ее чувства, было очень неприятно, что его не замечают. Хотелось знать, о чем она думает. И сейчас же! Если он не узнает, что творится в ее сердце, он не сможет ее утешить.

Он очень опасался, что появление незаконного сына воздвигло между ними стену, которую он, возможно, никогда не разрушит. Тэвиг посчитал, что такие проделки судьбы очень жестоки. Мойра становится призом, который трудно завоевать. А пока что он сосредоточенно подыскивал подходящее место для отдыха на остаток ночи. Если становиться внезапно, это застигнет ее врасплох и заставит говорить с ним.

Date: 2015-09-22; view: 313; Нарушение авторских прав