Боевой путь. Боевое крещение советские ВДВ получили осенью 1939 года, когда в составе вновь образованных Западного и Юго‑Западного фронтов приняли участие в походе

Боевое крещение советские ВДВ получили осенью 1939 года, когда в составе вновь образованных Западного и Юго‑Западного фронтов приняли участие в походе на территории Западных Украины и Белоруссии. В ходе этой акции было высажено несколько тактических воздушных десантов, проведенных без существенного противодействия со стороны разваливающейся польской армии. Первым настоящим боевым испытанием стало участие воздушно‑десантных войск в советско‑финской войне. Для участия в боевых действиях в Детское Село (под Ленинградом) были переброшены 214‑я вдбр БОВО и 204‑я вдбр КОВО. Личный состав разместился в казармах 201‑й вдбр ЛВО.

Во время наступления на главную оборонительную полосу «линии Маннергейма» (так называемого «наступления под Сумма») 1 февраля 1940 года в тылу финских войск был высажен парашютный десант 201‑й бригады. Олерация окончилась неудачей: несмотря на 90 тысяч снарядов, выпущенных по вражеским позициям в ходе артподготовки и воздушную поддержку более чем ста боевых самолетов, серьезно потеснить противника не удалось. Упорный бой продолжался до наступления темноты, после чего советские войска отошли на исходные позиции. Десантникам, действующим в тылу, пришлось самим пробиваться на соединение с пехотой, что удалось далеко не всем…

204‑я и 214‑я бригады вошли в состав вновь сформированной 15‑й армии под командованием командарма 2‑го ранга М. П. Ковалева (15 февраля 1940 года). Обеим бригадам было предписано прибыть в Лодейное Поле, где десантники, встав на лыжи, совершили переход через замерзшую реку Свирь. Судьба их сложилась по‑разному. 204‑я (киевская) бригада была в качестве обычной пехоты брошена в бой против укреплений «Линии Маннергейма», где в тяжелейших боях почти полностью погибла. 214‑я бригада вплоть до конца войны находилась во втором эшелоне армии, ее участие в боевых действиях ограничилось небольшой стычкой с финским гарнизоном одного из островков у северного берега Ладоги (13 марта). Встретив сопротивление противника, десантники по приказу командования отошли. В дальнейшем бригада наступала в район Питкярант, где закрепилась. На этих позициях ее подразделения оставались до подписания перемирия.

Во время оккупации Прибалтики в середине июня 1940 года 214‑я вдбр БОВО, спешно погрузившись на ТБ‑3, прибыла в Лиду, а оттуда — в Шяуляй. Вечером того же дня бригада была высажена в Латвии, откуда через неделю по железной дороге переброшена в район Винницы. Вступив в ряды Южного фронта под командованием генерала армии Г. К. Жукова, 214‑я вдбр («киевская» бригада после бойни на Карельском перешейке еще не успела полностью восстановить боеспособность) приняла участие в походе в Бессарабию и Северную Буковину, где самолеты ТБ‑3 вновь провели выброску ряда тактических парашютных десантов.

Таким образом, к началу Великой Отечественной войны Советский Союз располагал пятью практически полностью сформированными воздушно‑десантными корпусами, входившими в состав соединений окружного подчинения пяти военных округов европейской части СССР. Их дислокация и подчиненность были следующими: в Прибалтийском особом военном округе (с 22 июня 1941 года — Северо‑Западный фронт) числился 5‑й вдк в составе 9, 10 и 201‑й воздушно‑десантных бригад; в Белорусском особом военном округе (с 22 июня — Западный фронт) находился 4‑й вдк в составе 7, 8 и 214‑й вдбр;

Киевский особый военный округ (Юго‑Западный фронт) располагал 1‑м вдк, в составе которого числились 1, 204 и 211‑я вдбр; кроме этого, два корпуса находились во «внутренних» округах на территории Украины: 2‑й вдк (2, 3 и 4‑я вдбр) в Харьковском ВО и 3‑й вдк (5, 6 и 212‑я вдбр) в Одесском. Столь высокая концентрация воздушно‑десантных соединений на южном стратегическом направлении наглядно показывает сущность тогдашней наступательной доктрины Советского Союза: после начала войны высадить массированные воздушные десанты на территории Румынии, куда должен был быть направлен главный удар огромных сил Юго‑Западного фронта. Эти невероятные по тем временам массы десантников вскоре должны были пополниться еще пятью корпусами (нумерация с 6‑го по 10‑й), дислоцированными преимущественно во все тех же западных округах: созданное в июне 1941 года Управление воздушно‑десантных войск Наркомата обороны срочно взялось за их комплектование, сроком завершения которого была определена осень того же года. События 22 июня перечеркнули амбициозные планы советского командования — многочисленные и отлично подготовленные соединения ВДВ так и не пришлось применить по назначению.

С началом боевых действий на советско‑германском фронте элитные воздушно— десантные формирования поначалу находились в тылу, но к осени, в связи с резким ухудшением обстановки и острой нехваткой резервов, были направлены на передовую в качестве пехотных соединений. Впоследствии Ставка Верховного

Главнокомандования приняла решение о переформировании понесших большие потери или не полностью сформированных десяти воздушно‑десантных корпусов в более мобильные и хорошо управляемые соединения, пригодные для боевых действий на сухопутном фронте. Летом 1942 года начался процесс расформирования всех вдк. Примерно три четверти их личного состава, управление и части корпусного подчинения направлялись на создание гвардейских стрелковых дивизий (из расчета одна дивизия на один корпус). Из сформированных таким образом в шестидневный срок (!) десяти дивизий девять направили на Сталинградский, а одну — на Северо‑Кавказский фронт. Оставшиеся силы оставались в кадрах ВДВ — на их основе в будущем предполагалось развернуть ряд новых воздушно‑десантных корпусов (третьего, а в некоторых случаях уже четвертого формирования), но фактически они использованы для укомплектования вновь создаваемых гвардейских воздушно‑десантных стрелковых полков.

На этом боевой путь «классических» советских ВДВ практически завершился. За исключением крайне неудачных Вяземской (1942) и Днепровской (1943) операций советские десантники в своем настоящем качестве практически не применялись. Личный состав вновь сформированных осенью 1942‑го восьми воздушно‑десантных корпусов и трех маневренных воздушно‑десантных бригад, как правило, наиболее хорошо подготовленный и отличившийся в бою, в конце года был направлен на укомплектование создававшихся гвардейских воздушно‑десантных стрелковых полков[24], аналогичных по своей организации и численности гвардейским стрелковым полкам. Наименование «гвардейский» было присвоено всем вновь формируемым частям в порядке признания выдающихся заслуг их предшественников в кампаниях 1941 — 1942 годов и в качестве аванса за боевые заслуги в будущем. Гвардейские полки изначально предписывалось использовать в качестве ударных пехотных частей на наиболее ответственных участках фронта с сохранением возможности их использования при проведении воздушно‑десантных операций. Например, три бригады вновь сформированного (уже в четвертый раз — после его преобразования в 38‑ю гвардейскую стрелковую дивизию) 4‑го вдк, находившегося в Тейковских лагерях, были превращены в полки. Кроме того, формировался артиллерийский полк и до десяти отдельных батальонов и рот.

Как и прежде, части и соединения ВДВ укомплектовывались преимущественно добровольцами (по призыву Центрального Комитета ВЛКСМ), в них существовал строжайший отбор, допускавший в ряды десантников только цвет «человеческого материала» армии. Личный состав отлично вооружался, обмундировывался и проходил тщательную боевую подготовку, в том числе парашютную (в ходе войны, когда воздушно‑десантные дивизии направлялись на самые горячие участки и несли огромные потери, от первоначальных принципов их комплектования поневоле пришлось отступить). Командиры готовились на Объединенных курсах усовершенствования командного состава ВДВ в подмосковном Нахабино. Таким образом, сохранялась теоретическая возможность применения воздушно‑десантных частей по их прямому назначению.

Той же осенью 1942 года сформированные гвардейские полки стали сводиться в гвардейские воздушно‑десантные дивизии — высшие оперативно‑тактические единицы ВДВ, числившиеся в резерве Ставки ВГК. Их организационная структура и вооружение изначально предполагали основное использование этих соединений на сухопутном фронте в качестве отборной пехоты. Понятие «воздушно‑десантный корпус» более не применялось, в ходе боевых действий на сухопутных фронтах дивизии включались в состав обычных гвардейских стрелковых корпусов с «сухопутными» частями корпусного подчинения. В состав воздушно‑десантных дивизий обычно входили стрелковые и артиллерийские части, подразделения специальных войск. Дивизионная, полковая и батальонная артиллерия имела до 90 стволов, в том числе и 120‑мм дивизионные гаубицы. Каждое соединение получило отдельный истребительно‑противотанковый дивизион (ОИПТД), вооруженный «сорокапятками». Вместо трех минометных дивизионов, числившихся ранее в вдк, были созданы полковые батареи 120‑мм минометов, 76‑мм полковых и 45‑мм противотанковых пушек, а также роты 14,5‑мм противотанковых ружей. При транспортировке орудий использовалась конная тяга. В 1942 году для этого применяли маленьких монгольских лошадок (76‑мм пушки буксировали шесть таких лошадей вместо четырех по расчету), затем они были заменены на 2,5‑тонные грузовые «студебеккеры». Все эти силы подчинялись командующему артиллерией дивизии.

Отдельный дивизионный медико‑санитарный батальон (ОМСБ) включал в себя медицинскую роту и госпитальный взвод. Кроме того, в стрелковых полках числились санитарные роты, снабженные для действий в отрыве от медсанбата. В числе прочих отдельных частей имелись учебный батальон, занимавшийся подготовкой младших, командиров (создан взамен бригадных школ младшего комсостава), и саперный батальон. Для придания особой ударной мощи этим дивизиям нередко придавались и танковые части. Всего было сформировано десять гвардейских вдд (с 1‑й по 10‑ю). Боевой путь этих соединений, уже не имевших ничего общего с силами специальных операций, подробно рассмотрен в моей книге «Воздушно‑десантные войска во второй мировой войне».

* * *

Горькая судьба, постигшая советские ВДВ (как и всю армию) в летних сражениях 41‑го года, заставила командование РККА позаботиться о сохранении уцелевших элитных частей — в августе практически все воздушно‑десантные корпуса и отдельные части, за исключением увязших в обороне Киева на южном направлении, были выведены из состава фронтов и направлены в резерв Ставки ВГК. Новая концепция применения ВДВ предусматривала их использование в боевых действиях на важнейших направлениях в качестве отборной пехоты при сохранении возможности задействования в десантных операциях. Для осуществления общего руководства воздушно‑десантными соединениями в конце августа 1941 года была введена должность командующего ВДВ, в чьих руках сосредоточены функции комплектования, боевой подготовки и вооружения воздушно‑десантных войск, а также вопросы, связанные с непосредственным боевым применением десантных соединений. Первым пост командующего занял генерал‑майор В. А. Глазунов[25]. Этот шаг ознаменовал превращение воздушно‑десантных формирований в самостоятельный род войск, что было официально закреплено приказом Ставки Верховного Главнокомандования в октябре 1941‑го. В. А. Глазунов находился на должности командующего ВДВ до 1943 года, после чего его сменил генерал‑майор А. Г. Капитохин, а в 1944 году командующим стал генерал‑майор (с октября 1944 — генерал‑лейтенант) И. И. Затевахин — бывший командир 212‑й воздушно‑десантной бригады 3‑го корпуса. Последний исполнял обязанности командующего до 1946 года.

После тяжелого поражения, понесенного советскими войсками летом 1941‑го, о широкомасштабных наступательных действиях пришлось надолго забыть. Началась длительная оборонительная война, которая потребовала создания огромных масс пехоты, артиллерии и танков. Узкоспециализированные части, в изобилии существовавшие в РККА перед июнем 1941 года (горнострелковые, горнокавалерийские, мотострелковые НКВД и прочие), к середине войны в массе своей исчезли, переродившись в общевойсковые соединения. Не избегли этой участи и ВДВ — значительная часть воздушно‑десантных частей была перекована в пехоту и направилась в окопы Сталинграда. Но все же советское командование всегда отличало десантников и старалось по возможности беречь ценные кадры ВДВ и применять их по прямому назначению. Небольшие воздушные десанты с тактическими задачами высаживались и в начальный период войны.

4‑й батальон 214‑й вдбр 4‑го вдк под командованием Ильи Полозкова, поступив в распоряжение нового командующего Западным фронтом Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко (вступил в должность после смещения, ареста и расстрела генерала Павлова), летом 1941‑го совершил первый с начала войны воздушный десант. Одна из рот батальона (командир — старший лейтенант Николай Романенко) получила задачу высадиться с Климовичского аэродрома в район сосредоточения немецких танков, остановившихся ввиду отсутствия топлива у поселка Горки в Могилевской области. Десант численностью 64 человека понес тяжелые потери еще перед началом выброски и во время ее проведения: операция проводилась в дневное время с использованием огромных тихоходных ТБ‑3 без какого‑либо истребительного сопровождения. Выброшенная группа парашютистов еще в воздухе была встречена плотным огнем стрелкового оружия. Оставшиеся в живых парашютисты, вооруженные бутылками с зажигательной смесью, сумели вывести из строя несколько танков, после чего, преследуемые противником, начали отход. В расположение советских войск в районе Климовичей вместе с командиром роты вышли лишь немногие. Как вспоминали участники десанта, после прибытия в штаб корпуса, расположенный под Климовичами, никто даже не спросил их о количестве уничтоженных немецких танков…

За организацию этой акции начальник ПДС бригады капитан Максим Коцарь был награжден медалью «За боевые заслуги», Иваненко и его люди были только отмечены в приказе. Затем по приказу Тимошенко 4‑й батальон совершил еще несколько диверсионных парашютных десантов в районы Духовщины и Демидове. 10‑я рота под командованием политрука Диденко и лейтенанта Иванченко была выброшена на железную дорогу у станции Торопа. После выполнения последней операции бойцы батальона отдельными группами вышли из боя, достигли линии фронта и были направлены под Энгельс, где понемногу собирались уцелевшие подразделения 4‑го вдк.

Подобные операции были осуществлены под Киевом, Одессой, на Керченском полуострове и т. д. Одной из наиболее примечательных, хотя и очень небольшой по масштабам, акцией стала выброска штурмовой группы во время тактического морского десанта под Григорьевкой 22 сентября 1941 года. Десант был предпринят с целью нанесения отвлекающего удара по тылам группировки румынских войск, наступавших с северо‑запада на Одессу (одновременно на сухопутном фронте в контрнаступление должны были перейти части Приморской армии, оборонявшие город). В 1 час 30 минут после полуночи вслед за бомбовым ударом в тылу румын (в районе деревень Булдинка и Шуцли) самолетами была высажена парашютная группа численностью 23 человека — все, что смогло наскрести советское командование в то время. Ее задачей было нарушение телефонной связи противника и проведение ряда налетов на небольшие военные объекты. Действия диверсантов увенчались полным успехом — румынские штабы охватила паника, усилившаяся после высадки основного, морского десанта (3‑й полк морской пехоты при поддержке двух крейсеров и двух эсминцев). В результате операции противник был отброшен от Одессы на 5 — 8 километров, потеряв на некоторое время наступательный порыв. Десантные части, в том числе оставшиеся в живых парашютисты, на следующий, день прорвались к боевым порядкам Отдельной Приморской армии.

Кроме этих акций, руководство РККА наметило широкое привлечение строевых воздушно‑десантных частей к выполнению диверсионных заданий. П. А. Судоплатов, длительное время возглавлявший‑деятельность советских диверсантов, а во время войны в звании комиссара госбезопасности 3‑го ранга занимавший должность руководителя Особой (разведывательно‑диверсионной) группы при наркоме внутренних дел СССР (с 1942 года преобразована в 4‑е Управление НКВД — НКГБ), вскользь упоминает в своей книге: «В 1942 году под мое начало было передано отборное подразделение десантников. Им была придана эскадрилья транспортных самолетов и бомбардировщиков дальнего действия. На протяжении всей войны мы поддерживали тесное сотрудничество с командующим авиацией дальнего действия маршалом Головановым…»

Одной из важных составляющих этой деятельности являлась организация на базе многочисленных частей и соединений Красной Армии, попавших в окружение в первые месяцы войны, партизанских отрядов. Переход отрезанных войск на партизанские методы борьбы мог, во‑первых, спасти их от неминуемого уничтожения противником, а во‑вторых, развернуть в местах их расположения широкомасштабную диверсионно‑саботажную деятельность. С этой целью в различные «котлы», находившиеся в тылу немцев, с парашютами выбрасывались отряды диверсантов, усиленные строевыми подразделениями десантников с тяжелым вооружением. Результаты этих намерений описывает тот же Судоплатов: «До августа мы предприняли несколько диверсионных операций по спасению частей Красной Армии, попавших в окружение, однако наши планы не удались: эти части оказались рассеянными и больше не могли быть базой для развертывания партизанской войны». В осенних оборонительных сражениях под Москвой части ВДВ приняли ограниченное участие: их основные силы уже были выведены в резерв. Но свою лепту в оборону столицы десантники все‑таки внесли. После неожиданного прорыва немецких танков и мотопехоты к Юхнову в первых числах октября авангард противника захватил важный мост на реке Угре, заняв плацдарм на ее восточном берегу. Этот успех немцев было необходимо ликвидировать любой ценой, поэтому к Угре был переброшен специальный отряд майора И. Г. Старчака, начальника парашютно‑десантной службы Западного фронта, численностью 400 человек. Отряд был сформирован 4 октября по личной инициативе Старчака из числа бойцов пограничных войск НКВД, которые готовились к действиям по вражеским тылам.

В результате внезапной атаки отряда мост был взорван. После его уничтожения группа Старчака заняла оборону по берегу Угры; вскоре к ней присоединился сводный отряд курсантов подольских военных училищ под командованием капитана Я. С. Россикова и старшего лейтенанта Л. А. Мамчика. Все попытки наступающих немецких частей форсировать реку и прорваться на Медынь и далее к Москве успешно отражались действиями этих отрядов. Г. К. Жуков подвел такой итог действиям десантников: «В результате пятидневных боев немногие остались в живых, но своим героическим самопожертвованием они сорвали план быстрого захвата Малоярославца и помогли нашим войскам выиграть, необходимое время для организации обороны на подступах к Москве. Тем временем в районе Малоярославца, на его укрепленный рубеж, вышли и развернулись артиллерийское и стрелково‑пулеметное училища Подольска».

Кроме дивизий, в основном предназначенных сражаться на сухопутных фронтах, в войну был сформирован ряд более мелких воздушно‑десантных частей (в частности, отдельных бригад и батальонов), которые готовились исключительно для проведения десантно‑диверсионных операций. На первые формирования такого рода легла серьезная боевая нагрузка еще во время битвы за Кавказ, где им пришлось противодействовать многочисленным специальным соединениям немецких вооруженных сил. Комиссар госбезопасности 3‑го ранга Судоплатов, находившийся в это время на Кавказе, свидетельствует: «Сразу после нас в Тбилиси прибыла группа опытных партизанских командиров и десантников, руководимая одним из моих заместителей, полковником Орловым. Они не дали немцам вторгнуться в Кабардино‑Балкарию и нанесли им тяжелые потери перед началом готовящегося наступления».

Многочисленные акции по доставке в тыл противника диверсионных отрядов, сформированных ВДВ и пограничными войсками НКВД, провела сформированная в мае 1943 года 105‑я отдельная эскадрилья ночной дальней разведки, укомплектованная американскими самолетами С 47 (от трех до пяти единиц в разное время). До мая 1944 года «дугласы» совершили 294 полета по доставке людей и грузов на оперативные аэродромы. Войдя затем в состав 2‑й авиационной дивизии особого назначения, эскадрилья в течение лета выбросила в немецком тылу 213 разведчиков и диверсантов и 90 тонн различного снаряжения.

Участвовали парашютисты и в обеспечении высадки неудачного морского десанта в Южную Озерейку (февраль 1943‑го), неожиданно приведшего к образованию известной «малой земли». Дело в том, что десанты на западе Таманского полуострова планировались с целью оказания содействия войскам 47‑й армии (Черноморская группа Северо‑Кавказского фронта) в предполагаемом окружении и разгроме новороссийской группировки немецко‑румынских войск. Основной десант направлялся в Южную Озерейку, отвлекающий — на побережье Цемесской бухты в районе Станички (окрестности Новороссийска). Высадка тесно увязывалась с действиями сухопутных войск и должна была состояться после того, как части 47‑й армии прорвут оборону противника и оседлают важный в тактическом отношении перевал Маркотх. 1 февраля советские войска начали наступление, но оно было отбито немцами и вскоре прекращено. Тем не менее командующий Северо‑Кавказским фронтом приказал начать высадку двух бригад морской пехоты,одной стрелковой бригады и танкового батальона (около 17 000 человек) в Южную Озерейку и отряда особого назначения в Цемесскую бухту. Надлежащую подготовку в очередной раз провести не удалось. Утром 4 февраля 1‑й эшелон десанта из Геленджика подошел к побережью, занятому подразделениями 10‑й румынской пехотной дивизии и прикрытому батареями береговой обороны, причем сильный шторм задержал выход в море кораблей и судов, поставив под угрозу срыва сроки проведения операции. В тылу противника вслед за бомбовым ударом перед рассветом уже были высажены группы парашютистов из состава 31‑го отдельного гвардейского воздушно‑десантного полка общей численностью 57 человек (в населенных пунктах Глебовка и Васильевка) с задачей нарушить линии связи обороняющихся и организовать ряд засад и диверсий. На побережье в это время разворачивался тяжелый бой. Как писал Штеменко, «плохо организованное взаимодействие между кораблями флота и десантом, а главное, то, что огневые средства противника не были подавлены корабельной артиллерией, привело к плачевным результатам». Под сильным артобстрелом на берег к половине четвертого утра смогли высадиться только 1427 человек и 10 танков, с ходу захватившие Южную Озерейку. Суда со вторым эшелоном десанта, подошедшие из Туапсе, были встречены орудийным огнем и вернулись на базу.

Удержаться на побережье эти небольшие силы, конечно, не сумели и, не закрепив за собой базы высадки, стали пробиваться в северном направлении к Глебовке, где действовали парашютисты. Последние в связи с задержкой сроков соединения с морским десантом в это время попали в тяжелое положение: из Васильевки парашютисты были выбиты, а уцелевшие сосредоточились в Глебовке, заняв круговую оборону. Туда‑то и вышли отрезанные от берега и основательно потрепанные подразделения морской пехоты. Объединенными усилиями десантники продержались в тылу противника трое суток, после чего, понеся тяжелые потери и израсходовав боеприпасы, стали пробиваться в восточном направлении к Станичке. Несколько десятков человек из этой группы удалось снять с берега катерами, а около 900 человек вышли к плацдарму в Цемесской бухте[26].

Ближе к концу войны советские военачальники были достаточно научены горьким опытом и крупных воздушно‑десантных операций в Европе не проводили, ограничиваясь высадкой небольших групп, выполнявших специальные задачи. Так, в сентябре 1944‑го экипаж С‑47 2‑го транспортного авиаполка под командованием А. П. Дымова провел уникальную операцию по обнаружению и захвату на территории Болгарии поезда с немецкими дипломатами — сотрудниками посольства и военной миссии, эвакуировавшимися из Софии незадолго до вступления в нее советских войск. «Дуглас» сопровождали четыре бомбардировщика «Бостон» из 499‑го полка. Состав был обнаружен у самой турецкой границы, в районе города Свиленград. Дымов сумел посадить самолет на небольшую площадку возле железной дороги. Десант,состоявший из 25 пограничников войск охраны тыла 3‑го Украинского фронта под командованием подполковника И. 3. Котелкова, занял станцию. На месте выяснилось, что поезд, ранее действительно находившийся здесь, только что выбыл в направлении греческой границы. При допросе болгарских железнодорожников выяснилось, что сотрудники германского посольства ожидали в Свиленграде получения турецких виз в течение недели, не покидая вагонов. Однако турки, 2 августа 1944 года разорвавшие дипломатические отношения с рейхом, под разными предлогами оттягивали выдачу виз. Израсходовав запасы продовольствия и получив известие об их розыске, немцы изменили первоначальные планы и направились к греческой границе.

Группа Котелкова, предварительно потребовав от служащих железной дороги заблокировать состав на ближайшем разъезде, организовала погоню, в результате которой поезд был задержан на станции Раковская. Весь состав посольства во главе с послом Бекерле и военным атташе полковником фон Хюльзеном был интернирован. Вместе с немцами в руки десантников попали некоторые лица из представительства Итальянской социальной республики и два сотрудника шведского посольства. Вскоре задержанных доставили в Добрич, где они были переданы в руки советских войск.

* * *

Беспрецедентное количество тактических воздушных десантов было высажено во время скоротечного советского «блицкрига» в Манчьжурии. Правда, значительная часть войск в этой операции десантировалась посадочным способом, далеко не все солдаты и офицеры высаженных групп относились к ВДВ, а сама высадка производилась в условиях отсутствия организованного сопротивления японских войск.

Как известно, 9 августа 1945 года началось массированное вторжение войск трех советских фронтов: Забайкальского (с северо‑запада) и двух Дальневосточных (с севера и востока) при поддержке монгольских вооруженных сил — на территорию оккупированной японцами части Китая. В течение недели многократно превосходящие противника в количественном и качественном отношении советские войска разгромили противостоящие им части японской Квантунской армии и формирования марионеточных государств Маньчжоу‑Го и Внутренней Монголии, прорвали линию мощных пограничных укрепленных районов и вышли на оперативный простор в глубине манчьжурской территории. 17 — 19 августа японцы, получившие к тому же из Токио приказ императора о капитуляции, начали массовую сдачу в плен.

Однако ситуация осложнялась рядом факторов. Многие японские гарнизоны, в том числе довольно крупные, занимавшие опорные пункты в различных городах и окруженные пустыней, не получили приказа о сдаче. Некоторые командиры отказались выполнять распоряжение штаба Квантунской армии о капитуляции. Кроме того, существовала опасность уничтожения или вывоза архивов, военно‑промышленного оборудования и других материальных ценностей в Японию (на море продолжал господствовать японский флот). Быстрое продвижение в удаленные от линии фронта районы колонн сухопутных войск не представлялось возможным в связи с огромными размерами театра военных действий. Чтобы ускорить процесс сдачи, в короткие сроки принять официальную капитуляцию и пресечь деятельность, противоречащую ее условиям, в ключевые пункты, занятые крупными гарнизонами противника, было намечено осуществить высадку воздушных десантов. Поддержка их действий возлагалась на армейские передвижные передовые отряды, выдвинутые далеко вперед и имевшие в своем составе сильные подразделения танков и бронеавтомобилей. Для официального принятая капитуляции группы десантников возглавляли высокопоставленые офицеры штабов соответствующих объединений Красной Армии. Для предупреждения больших потерь эти силы были направлены в тыл японцам только после формального приказа о прекращении сопротивления, отданного главкомом Квантунской армией генералом Отодзо Ямадой (Otozo Yamada) в 17 часов 17 августа.

Забайкальский фронт (командующий — Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский), действовавший вместе с монгольской армией и проводивший Хингано‑Мукденскую наступательную операцию, обеспечил высадку десантов в следующие районы: 16 августа — в город Тунляо (опорный пункт 2‑й японской пехотной дивизии). В составе десанта и в авангарде моторизованных частей фронта действовали подразделения 1‑й гвардейской воздушно‑десантной дивизии;

19 августа — в расположенный неподалеку Шуан‑ляо (дислоцирована 63‑я пд). В оба этих района в скором времени подошли подвижные части 5‑го гвардейского танкового корпуса 6‑й гвардейской танковой армии;

19 августа десант вылетел в Чанчунь, где располагался штаб Квантунской армии. Перед его вылетом, на рассвете, на самолете С‑47 в сопровождении четырех офицеров и шести солдат охраны туда же направился особоуполномоченный штаба Забайкальского фронта полковник И. Т. Артеменко, которому предстояло принять капитуляцию гарнизона (148‑я пехотная дивизия) и всех других японских войск, находящихся в окрестностях города. Воздушный эскорт составляло звено истребителей.

Группа Артеменко неожиданно появилась над Чанчуньским центральным аэродромом, где базировалось около 300 самолетов противника. «Дуглас» вместе с истребителями сделал несколько кругов, после чего пошел на посадку. Советские самолеты заняли взлетную полосу и некоторое время держали аэродром под прицелом своего оружия. Убедившись, что обстановка не является угрожающей, Артеменко передал условленный сигнал на вылет в Чанчунь основного десанта, а сам направился в штаб командующего Квантунской армией генерала Ямады.

В разгар переговоров с последним (Артеменко появился в штабе во время совещания) над городом появились транспортные самолеты и бомбардировщики сопровождения. Генерал первым снял саблю и передал ее советскому представителю, признавая себя военнопленным. То же самое сделали и другие японские генералы, находившиеся в кабинете. К 11 часам дня на городском аэродроме высадились главные силы десанта из состава 30‑й гвардейской механизированной бригады под командованием гвардии майора П. Н. Авраменко. Десантники сняли сложившую оружие японскую аэродромную охрану, заняли круговую оборону и приступили к разоружению частей Квантунской армии и манчьжурских войск. За это время генерал Ямада и премьер‑министр Манчьжоу‑Го подписали акт о полной капитуляции. Вечером над штабом армии был спущен японский флаг и поднят советский. Подразделения десанта заняли банк, почту, радиостанцию, телеграф и железнодорожный узел. Войска противника выводились из города (правда, дом, где находился Артеменко и его штаб, во избежание терактов находился под охраной специально выделенного особого самурайского взвода; часовым у входа, по древней японской традиции, встал маленький внук Ямады). Утром 20 августа в город вошли авангарды 6‑й гвардейской танковой армии.

Вечером того же дня десант (225 человек вместе с особоуполномоченным — начальником политотдела штаба Забайкальского фронта генерал‑майором А. Д. Притулой) высажен в столицу государства Манчьжоу‑Го Мукден (Шэньян). На аэродроме десантников вышли встречать начальник японского гарнизона (130‑я пехотная бригада) и представитель манчьжурского императора. При осмотре аэродромных помещений был неожиданно обнаружен и сам император Пу И, который вместе со свитой и советниками готовился к отлету в Японию. Последний был немедленно интернирован, причем десантники после занятия города во избежание каких‑либо неожиданностей поместили его в тюрьму под усиленной охраной — потребовалось личное вмешательство маршала Василевского, чтобы император был переведен в более комфортабельую резиденцию. Впоследствии Пу И на транспортном самолете С‑47 был вывезен в Советский Союз.

С. М. Штеменко, принимавший участие в планировании этих операций, так описывает последовавшие за десантом события: "Положение в Мукдене было очень сложным. Население города составляло 1 700 000 человек, из них 70 000 японцев (не считая отходившие сюда войска) и около полутора тысяч русских белоэмигрантов. В городе функционировали немецкое консульство и даже «фюрер» немецко‑фашистских организаций. На ходу были 180 различных промышленных предприятий, в том числе авиаремонтный и танкоремонтный заводы…

Управиться в таком городе 225 десантникам было просто невмоготу. На следующий день к ним прибыло подкрепление. Но даже и тогда советский гарнизон в Мукдене насчитывал всего тысячу человек, а разоружать ему пришлось 50 000 японских солдат. Инцидентов при этом не произошло, но забот было по горло". Размещенные в городе основные силы японской 130‑й пехотной бригады и манчьжурской гвардии капитулировали и были разоружены с помощью подоспевшего передового отряда 5‑го гв. тк. С 20 августа в Мукдене стала действовать советская «десантная» военная комендатура во главе с генерал‑майором А. И. Ковтун‑Станкевичем. В тот же день над центром города появился американский самолет и сбросил листовки с обращением союзного командующего в Китае к генералам японской армии. В листовках сообщалось, что «… американское военное командование, стремясь установить связь с солдатами и офицерами союзных войск, оказавшимися в японском плену, намеревается высадить на Мукденский аэродром своих прдставителей. Притом оговаривалось, что никаких иных целей эти представители не преследуют, и предлагалось в случае согласия выложить белое полотнище. Наши солдаты полотнище выложили. Американский самолет приземлился. Каково же было удивление прибывших, когда их встретили советские военнослужащие».

После завершения разгрома и пленения основных сил Квантунской армии в материковой части Китая воздушные десанты 21‑22 августа высадились на территорию принадлежащего с 1905 года Японии Гуаньдунского полуострова: соответственно в Дайрене (Даляне, или Дальнем) и Люйшуне (бывший Порт‑Артур), где подавили последние очаги сопротивления врага. Выходом к морскому побережью у Люйшуня передовых частей 6‑й гв. ТА завершились боевые действия Забайкальского фронта в стратегической Манчьжурской операции. Высадку воздушных десантов обеспечивали части ВТА 12‑й воздушной армии.

1‑й Дальневосточный фронт, под командованием Маршала Советского Союза К. А. Мерецкова осуществлявший так называемую Харбине‑Гиринскую операцию, в свою очередь (с использованием транспортных самолетов 9‑й воздушной армии), направил группы десантников в следующие объекты:

18 августа — в важный административный центр Манчьжоу‑Го Харбин (вторая волна десанта высажена 20 августа), при поддержке кораблей и катеров Сунгарийской речной флотилии. Первая группа десантников чисенностью 120 человек под командованием подполковника Забелина поднялась в воздух с аэродрома Хороль в 17 часов. В задачу десанта входили захват Харбинского аэродрома и некоторых других военных объектов, обеспечение сохранности мостов на Сунгари и их удержание до подхода главных сил. С первым эшелоном десанта вылетел заместитель начальника штаба 1‑го Дальневосточного фронта генерал‑майор Г. А. Шелахов, назначенный особоуполномоченным Военного совета фронта. В обязанности генерала входило предъявление японскому командованию в Харбине ультиматума о капитуляции. Кроме того, ему было предписано выяснить судьбу членов советского консульства в городе, интернированных в начале войны. Ситуация осложнялась тем, что к Харбину отходили понесшие поражение в приграничных боях главные силы 1‑го фронта Квантунской армии.

В 19 часов десант, большую часть которого составляли пограничники из особых частей по охране тыла фронта, высадился на Харбинском аэродроме и неожиданно обнаружил находящегося там начальника штаба Квантунской армии генерал‑лейтенанта X. Хата (Hata). Во время кратких переговоров Шелахов передал ему ультиматум, после чего японцы запросили три часа на подготовку необходимых материалов. В 23 часа десантники взяли под охрану (скорее символическую) все намеченные военные объекты, в том числе мосты и здание консульства, куда прибыл сам Шелахов. Там же находился советский консул Г. И. Павлычев. К 23 часам в этот импровизированный штаб прибыл командующий 4‑й японской армией генерал‑лейтенант У. Микио (Mikio), доставивший приказ о капитуляции всех японских войск в Манчьжурии, именные списки генералов и сведения о численном составе Харбинского гарнизона.

19 августа в 7 часов утра Хата с группой сопровождающих генералов и офицеров на советском самолете С‑47 были отправлены на КП командующего 1‑м ДФ К. А. Мерецкова (вместе с японским консулом в Харбине Миякавой — Miyakawa), где оформили окончательные условия капитуляции Квантунской Армии. Туда же прибыл главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал А. М. Василевский. Согласно достигнутой договоренности, сдача в плен и разоружение всех наличных частей японской армии и флота должны были закончиться не позднее 12 часов 20 августа. Это послужило сигналом для целой волны десантов во все ключевые пункты Манчьжурии и севера Кореи:

20 августа — в Гирин (дислоцировалась 138‑я пехотная дивизия) при поддержке подвижных соединений 10‑го механизированного корпуса;

23 августа — на линию укреплений южнее Дунь‑хуа (заняты 79‑й и 127‑й пехотными дивизиями 3‑й японской армии) и в близко расположенный город Тумынь (входил в Кенхынский укрепленный район). Вскоре к этим пунктам вышли авангарды 25‑й Советской Армии.

После захвата этих объектов боевые действия были перенесены на территорию Кореи, где 22 августа был высажен морской десант (в порту Вонсан). Для его поддержки с парашютами и посадочным способом отряды войск 1‑го Дальневосточного фронта 24 августа десантировались в районы:

— Хамхына (Канко), где размещались основные силы 59‑й и 137‑й японских пехотных дивизий. В дальнейшем высаженные войска соединились с подошедшими мобильными группами 25‑й армии и начали продвижение к Вонсану и далее на юг; — столицы Кореи Пхеньяна (дислоцирован штаб 34‑й японской армии). В дальнейшем во взаимодействии с 25‑й армией десант наступал в направлении Сеула. Все посадочные десанты, высаженные в сентябре, проводились группами Ли‑2 и С‑47 (от двух до десяти машин каждая). В 9‑й воздушной армии этим занимался сводный отряд из семи С‑47. Кроме этого, транспортники обеспечивали пополнение запасов горючего и боеприпасов в подвижных танковых и моторизованных отрядах, совершавших стремительные глубинные рейды для поддержки десантников. Темпы продвижения этих групп были столь высоки, что их снабжение могла проводить только авиация (Ли‑2 мог брать на борт до 10 бочек солярки, С‑47 — 12 бочек). Во время боев по овладению территорией Южного Сахалина с целью оказания содействия войскам 56‑го стрелкового корпуса 16‑й Советской Армии (командующий — генерал‑лейтенант Л. Г. Черемисов), ведущим бои против 88‑й усиленной пехотной дивизии, составлявшей гарнизон японской части острова, 255‑я смешанная авиационная дивизия ВВС 2‑го Дальневосточного фронта высадила два тактических парашютных десанта. Исход сражения был практически предрешен заранее: советские войска обладали значительным превосходством (в танках — абсолютным), кроме того, имели полное господство на море и в воздухе. Но японцы по традиции сражались яростно, поэтому через две недели после начала операции, 24 августа, на южной оконечности острова выбросили до батальона парашютистов из состава 113‑й стрелковой бригады. Первая группа высадилась у селения Отиай, в тылу последнего Сакаэхамского оборонительного рубежа противника (к нему как раз подошли наши танки и пехота 56‑го ск). Совместными действиями десантников и наземных войск японские позиции были быстро прорваны, открыв дорогу к административному центру Южного Сахалина — Тойохаре (ныне Южно‑Сахалинск).

Вторая группа была выброшена непосредственно у Тойохары. В ее задачу входило содействие основным силам 113‑й стрелковой бригады и сводного батальона морской пехоты Тихоокеанского флота, перешедших морем из порта Советская Гавань и высадившихся поочередно в Маока (20 августа), Хонто (24 августа) и Отомари (залив Анива, 25 августа). Тойохара была отрезана от моря, эвакуировать остатки своих сил на Хоккайдо японцы не сумели. При поддержке десантных сил и кораблей Тихоокеанского флота основная ударная группа советских войск утром 25 августа ликвидировала последние очаги сопротивления императорской армии и вошла в Тойохару, пленив в общей сложности более 18 000 солдат и офицеров противника. Послесловие

Личный состав ВДВ всю войну отличался высочайшей степенью боевой выучки и храбростью. Об этом ясно говорит тот факт, что действующие против десантников немецкие части почти никогда не пытались захватить «языков» из их числа (в 1‑й гвардейской дивизии, например, первый случай такого рода отмечен только в начале 1945 года, во время оборонительных действий по берегам реки Грон в Чехословакии. Причем тогда в плен попала сама немецкая разведгруппа). Итак, к концу второй мировой войны, как и перед ее началом, Советский Союз располагал наиболее мощной в мире группировкой воздушно‑десантных войск — девятью дивизиями. Все соединения получили наименование гвардейских и приобрели огромный боевой опыт в сражениях Великой Отечественной (196 солдат и офицеров ВДВ получили звание Героя Советского Союза). Признавал их мощь и противник: германская разведка сообщала, что парашютные части Красной Армии «представляют собой лучший образец советской пехоты».

Комментируя эти слова, можно добавить, что к середине Великой Отечественной гвардейские воздушно‑десантные дивизии прошли ту же эволюцию, что и сейчас, в 90‑е годы: превратились в обыкновенную хорошую пехоту, которую и учили, за редким исключением, уже как пехоту, и использовали вместо стрелковых частей. О широкомасштабных десантных операциях после Вязьмы забыли надолго. Во время войны десантники, превращенные в ударные отряды, несли огромные потери: не только в ротах, но и в батальонах после боев часто оставалось по 15 — 20 активных штыков с одним офицером. С ВДВ произошло то же, что и с военно‑морским флотом СССР — практически лишенные возможности с 1942 года действовать по прямому назначению, они истратили драгоценные высокопрофессиональные кадры в мясорубке сухопутных фронтов. В. Н. Пигунов, в прошлом офицер‑минометчик 13‑го полка 1‑й гвардейской вдд, в своих мемуарах написал: "…, в

1943 году на Северо‑Западном фронте в тяжелейших условиях лесисто‑болотистой местности все 10 воздушно‑десантных дивизий действовали как стрелковые соединения. Но ведь предназначались они для парашютных десантов по тылам врага. С большими трудностями были подготовлены десятки тысяч парашютистов‑десантников. А обучать бойца крылатой пехоты — это не одно и то же, что подготовить рядового стрелка.

Верховное Главнокомандование, несомненно, знало, что для парашютного десанта в тыл врага даже одной воздушно‑десантной дивизии у нас не было транспортной авиации. Там, наверху, также знали, что парашютисты‑десантники пойдут на самопожертвование, но любую задачу выполнят.

Не зря же всем этим дивизиям без каких‑либо боевых заслуг авансом присваивалось гвардейское звание".

Английский историк Э. Молло так охарактеризовал действия советских ВДВ в 1941 — 1945 годах: «В течение второй мировой войны был предпринят ряд амбициозных воздушно‑десантных операций, которые были подробно спланированы и частично выполнены, но под влиянием различных трудностей, включая нехватку достаточного количества транспортной авиации, плохую погоду и отсутствие воздушной поддержки, все они не стали особенно успешными». К этим словам можно добавить, что обе крупные высадки парашютных десантов (под Вязьмой и у Канева на Днепре) готовились скоропалительно, с расчетом на русский авось и проводились крайне неорганизованно, в результате чего отборные формирования ВДВ попадали в мясорубку и нередко уничтожались по частям.

С 1946 года началась активная работа по превращению имевшихся пресловутых «стрелковых» соединений ВДВ в подлинно воздушно‑десантные со своими особыми тактикой действий, характером боевой подготовки и традициями. Все имеющиеся соединения прошли очередное переформирование, избавившись от пережитков общевойсковой организации. Работа эта в основном завершилась к началу 70‑х, когда значительно сокращенные силы «крылатой пехоты» стали элитой Советской Армии, наиболее надежными и боеспособными ее частями.

Средства десантирования

Местом изобретения ранцевого парашюта свободного действия считается Россия, а его создателем — Глеб Евгеньевич Котельников (1872 — 1944). В 1894 году Котельников закончил Киевское военное училище, после чего серьезно заинтересовался модной тогда аэронавтикой. Плодом его научных изысканий в области повышения уровня безопасности полетов стало создание первого в мире авиационного парашюта свободного действия РК‑1 (Русский; Котельникова; модель 1), на который он вскоре получил патент. Изобретенный им парашют с большим цилиндрическим жестким ранцем, весьма неудобным в обращении, успешно применялся в воздухоплавательных частях российской императорской армии во время первой мировой войны, в частности, на четырехмоторных «воздушных кораблях» «Илья Муромец». Уже после революции Котельников создал усовершенствованный вариант — РК‑2 (с полумягким ранцем), РК‑3 и некоторые другие образцы, в том числе и грузовые. После этих работ в Советской России наступил продолжительный застой в работах по созданию новых типов парашютов, что объяснялось тогдашним низким техническим уровнем производственных линий, полным отсутствием запасов парашютного шелка и т. д. В связи с этим в 20‑е — начале 30‑х годов все потребности военной и гражданской авиации, воздушно‑десантных частей и аэроклубов удовлетворялись исключительно поставками из‑за границы, что было чрезвычайно дорого. Только к середине 30‑х было на широкую ногу развернуто серийное производство отечественного перкаля, позволившее наладить массовый выпуск парашютов по иностранным лицензиям.

Основным десантным парашютом в начале войны был ГТД‑6, представлявший собой лицензионный американский «Irvin», первоначально предназначавшийся для экипажей самолетов (первые подразделения советских десантников прыгали еще с парашютами американского производства, пока налаживался выпуск отечественных). Парашют был достаточно надежен, но несколько сложен в обращении. Программа подготовки десантников мало отличалась от нынешней и на первом этапе включала обучение действиям при развороте в воздухе, раскрытии запасного парашюта, а также тренировочные прыжки с трехметровой вышки. Едва ли не самым серьезным отличием тогдашних городков десантников от современных было отсутствие лопингов. Тренировочные прыжки выполнялись с самолетов П‑5, У‑2, подъемных привязных аэростатов — «колбас» и планеров А‑7, буксируемых теми же У‑2. Впоследствии все шире использовались самолеты ПС‑84 и Ли‑2 (С‑47). Зачетное количество прыжков равнялось трем, но во время войны допустимым считалось выполнение хотя бы одного (да и такого уровня часто не удавалось достичь). Привязные аэростаты (модификация обычных наблюдательных) применялись в особенности для отработки навыков ночных прыжков. В Советском Союзе использовались даже стратостаты (по конструкции подобные известному СССР‑1, на котором воздухоплаватели Г. А. Прокофьев, К. Д. Годунов и Э. К. Бирнбаум 30 сентября 1933 года поднялись на рекордную высоту около 19 километров) — спортсмены‑парашютисты выполняли с них затяжные высотные прыжки с кислородными масками. Значительная подъемная сила этих аппаратов позволяла использовать их и для подъема в воздух планеров[27].

При выполнении прыжка парашюты укладывались на принудительное раскрытие (для этого в каждом взводе готовился штатный укладчик парашютов, совместно с начальником ГТДС осуществлявший практические занятия по их изучению). Второй прыжок выполнялся уже с личным оружием и вещевым мешком. Кроме чисто парашютной подготовки личный состав обучался проведению марш‑бросков, ориентированию на местности, движению по азимуту и т. д. Огромное внимание придавалось проведению диверсионных актов, изучению оружия (с начала войны — и трофейного, в том числе артиллерийских орудий).

Оба парашютных ранца окрашивались в цвет хаки. Лямки подвесной системы, изготовленные из нескольких слоев часто простеганной льняной материи, — светло‑серые.

В конце 1942 года ПД‑6 стали заменять на упрощенную модель — ПД‑41‑1. Новый парашют не обеспечивал возможности сложного маневрирования в воздухе, но значительно упрощалась его укладка, а устройство купола (без центрального отверстия) обеспечивало разворот парашютиста по ветру без его вмешательства. Был учтен и опыт эксплуатации ПД‑6 — новый образец раскрывался только принудительно (вытяжное кольцо имелось на запасном — ПЗ).

В течение десятилетия до начала второй мировой войны советская военно— транспортная авиация достигла небывалого расцвета. В середине тридцатых годов военная мысль в СССР выработала новую наступательную стратегию, базирующуюся на понятии «глубокой операции». Это повлекло за собой детальную разработку проведения крупномасштабных воздушно‑десантных операций, которые предусматривали переброску по воздуху огромных по тем временам масс пехоты, значительного количества военного материала и бронетехники, включая танки и самоходные артиллерийские орудия.

Первыми военно‑транспортными самолетами ВВС РККА стали тяжелые двухмоторные цельнометаллические бомбардировщики ТБ‑1 конструкции А. Н. Туполева. Эти машины, выпущенные в 1929 — 1932 годах в количестве 218 единиц, довольно быстро устарели (в особенности их скорость и потолок) и были нереданы на вооружение военно‑транспортной авиации.

Поскольку объем фюзеляжа ТБ‑1 не позволял относительно комфортабельно разместить в нем достаточное количество парашютистов, а выполнение прыжка было весьма затруднено, подразделение десантников располагалось в так называемой «гробнице» (или «лимузине» — кому как больше нравилось) конструкции П. И. Гроховского. Сооружение представляло собой фанерную люльку на 12 мест, подвешивавшуюся между стойками шасси бомбардировщика. С использованием этого приспособления совершали прыжки бойцы первых регулярных частей ВДВ.

Двухмоторные ТБ‑1, имевшие массивное шасси с очень высокими стойками, оборудовались для перевозки тяжеловесных грузов путем установки под фюзеляжем съемного контейнера обтекаемой формы. В него можно было уложить до 1200 кг различных грузов (вооружения, боеприпасов и т.д.). После посадки экипаж самолета мог сбросить контейнер на землю и снова взлететь.

Основным транспортным самолетом предвоенных советских воздушно‑десантных войск по праву считается четырехмоторный тяжелый бомбардировщик ТБ‑3 (АНТ‑6), созданный в 1930 году. ТБ‑3 выпускались в нескольких вариантах, в том числе и специальном военно‑транспортном, приспособленном для перевозки тридцати парашютистов или пехотинцев с полной экипировкой либо 3500 килограммов военных грузов. 16 человек из этого числа, согнувшись, размещались в крыльях самолета. Значительный объем грузовой кабины позволял перевозить в ней станковые пулеметы, минометы, ящики с боеприпасами, топливные баки и легкие орудия (например, 45‑мм противотанковые пушки). Более крупные по размерам артсистемы прицеплялись к нижней поверхности фюзеляжа самолета в особой каплевидной капсуле с отверстием для ствола и двумя небольшими колесами. Перед войной проводились опыты по беспосадочному десантированию этого устройства (с использованием экспериментальных грузовых парашютов или без них). В середине 30‑х годов под фюзеляж ТБ‑3 стали подвешивать 1,7‑тонные танкетки Т‑27, легкие плавающие танки и бронеавтомобили, десантируемые посадочным способом. При транспортировке парашютного десанта самолет брал на борт 18 (образец 1935 года 30 — 35) десантников с полным вооружением. Каждой авиационной бригаде ОСНАЗ, а затем воздушно‑десантной бригаде по штату придавался полк ТБ‑3 и эскадрилья бипланов П‑5 (Р‑5) и У‑2. С помощью этих маленьких двухместных машин отрабатывались тренировочные прыжки.

Дальняя бомбардировочная авиация (ДВА), формирование которой началось с принятием на вооружение ТБ‑3, с самого начала своего существования начала применяться и как военно‑транспортная. С участием ТБ‑3 проводился ряд крупных учений и маневров с выброской значительных парашютных десантов. Перед войной средства транспортировки личного состава и техники ВДВ организационно входили в части Авиации особого назначения (АОН), впоследствии ее сменила Авиация дальнего действия (АДД), включавшая в себя тяжелые бомбардировщики и военно‑транспортные самолеты (в том числе и Ли‑2). Кроме того, значительным количеством транспортных машин располагали вспомогательные части Гражданского воздушного флота (ГВФ), с начала Великой Отечественной действовавшие в интересах РККА. В ГВФ были сформированы отдельные полки, работавшие на фронтах, и даже транспортные авиационные дивизии (как, например, 1‑я трад ГВФ, впоследствии 10‑я гвардейская, базировавшаяся во Внукове под Москвой). К июню 1941 года как бомбардировщик ТБ‑3 безнадежно устарел, поэтому основной работой, выполняемой им, стали транспортные и транспортно‑десантные операции. Эти машины принимали участие в снабжении блокированного Ленинграда и советских частей, окруженных под Москвой. В период контрнаступления зимой 1941/1942 годов они широко привлекались к высадке воздушных десантов и последующему снабжению высаженных частей продовольствием и боеприпасами. Последнее упоминание о ТБ‑3 относится к октябрю 1944 года — в это время в авиации ВДВ еще числилось 22 самолета этого типа.

Гонка за увеличением размеров предвоенных советских бомбардировщиков и создаваемых на их основе военно‑транспортных самолетов привела к появлению в 1933 году семимоторного монстра К‑7 конструкции Константина Алексеевича Калинина. По проекту он мог брать на борт до 19 тонн бомб, а в десантном варианте — до 100 парашютистов. Десант, вооружение, двигатели, топливные и масляные баки размещались в крыле самолета с очень толстым профилем. От заднего лонжерона шли две трехгранные хвостовые балки, на которых крепился стабилизатор с двухкилевым вертикальным оперением. Шесть звездообразных двигателей М‑34Ф устанавливались в носке крыла, а седьмой — в его задней части, между хвостовыми балками.

Под крылом находились две тележки шасси (колеса большого диаметра закрывались гондолами) с пустотелыми опорами и восемью мощными подкосами. На левой гондоле находилась входная дверь, внутри была установлена лестница, ведущая внутрь машины. Впереди крыла, по оси самолета, оборудовалась кабина экипажа, где размещались два летчика, штурман, радист, бортмеханик и стрелок. Другие шесть стрелков (оборонительное вооружение включало в себя четыре пушки и восемь 12,7‑мм пулеметов) располагались за крылом, на хвостовых балках и в гондолах шасси. Размеры К‑7 были такими большими, что на свой пост в конце хвостовой балки стрелок передвигался из крыла на особой электротележке, разъезжавшей по рельсам. 11 августа 1933 года самолет выполнил первый полет под Харьковом. Обнаружившаяся сильная вибрация оперения заставила провести срочные работы по доводке машины, но во время одного из полетов, 21 ноября, опытный образец упал с высоты 100 метров и загорелся (погибло 15 человек из 20, находящихся на борту). По этой и другим причинам работы над К‑7 были прекращены (и слава богу — появление летом 1941‑го над немецкими позициями подобного чудовища, как водится, без истребительного прикрытия, разом привело бы к гибели всех находящихся в его чреве).

В числе других конструкций предвоенного периода любопытно отметить попытку использовать в качестве десантно‑транспортного самолета четырехмоторный дальний бомбардировщик ТБ‑7. В начале 1939 года на государственные испытания была предъявлена опытная машина под индексом «42», оборудованная десантно‑грузовой кабиной. Последняя (длиной в 5,6 м и шириной 1,27 м) крепилась к лонжеронам фюзеляжа на место демонтированных створок бомболюка. Внутри кабины размещались 12 десантников с парашютами и личным оружием. Летные испытания проводили летчики Дацко, Стадник и парашютист‑инструктор В. Г. Романюк. В отчете по результатам испытаний отмечено, что «выброска парашютистов одиночно или группами безопасна». Образец «42» рекомендовали к принятию на вооружение, но по невыясненным причинам эти намерения не были реализованы, а работа над проектом приостановлена.

20 марта 1941 года (в соответствии с постановлением правительства) на государственные испытания предъявили транспортно‑десантный вариант ТБ‑7 (Пе‑8) с двигателями АМ‑35А. В его хвостовой части были сделаны две двери размером 1150x750 мм для десанта и грузов, усилены лонжероны центроплана, каркас планера и обшивка. В бомбоотсеке установили узлы крепления подвесной грузовой платформы для перевозки грузов массой до четырех тонн. Машину оборудовали откидными сиденьями для 32 десантников, а сверху прорезали люк для выхода на крыло. Кроме того, вместо установленных на серийных бомбардировщиках ТБ‑7/Пе‑8 высотных компрессоров АЦН‑2 по бортам кабины установили сиденья для еще 8 парашютистов. Был проведен ряд дополнительных доработок винтомоторной группы: самолеты были оборудованы системой заполнения топливных баков выхлопными газами моторов и антиобледенителями на воздушные винты. Нижняя люковая стрелковая установка (7,62‑мм пулемет ШКАС) была снята. Несмотря на значительный объем переделок, была сохранена возможность подвески в бомбоотсек наиболее тяжелой отечественной авиабомбы ФАБ‑2000 (2 тонны). В связи с этим на ТБ‑7 сохранены бомбовые прицелы и электросбрасыватель.

Вооружение самолета включало в себя носовую турель со спаренными пулеметами ШКАС, кормовую с 20‑мм пушкой ШВАК и две шассийные (установлены в кормовой части внутренних моторных гондол для обстрела нижней полусферы) с 12,7‑мм пулеметами УБ. Испытания этого варианта ТБ‑7 прошли со 2 марта по 5 июня 1941 года. На вооружение самолет принят так и не был.

Практически все транспортно‑десантные самолеты ВВС РККА, переделанные из бомбардировщиков, обладали одним существенным недостатком: затрудненным выходом десанта из машины. Для совершения прыжка парашютисту было необходимо вначале выбраться на крыло самолета или фюзеляж самолета. Это производилось после приближения к району выброски, о чем штурман ТБ‑3 извещал поднятым белым флажком. По цепочке быстро передавалась команда «Приготовиться!», после чего десантники начинали выбираться наружу для прыжка. Проще всего было занять правую плоскость — туда вел люк из грузовой кабины. На левое крыло было необходимо вылезать через кабину командира экипажа (при этом последний рисковал получить увесистый удар прикладом винтовки или каблуком сапога). Самым же сложным был выход через пулеметные фюзеляжные турели — десантники осторожно выбирались наверх через узкие лазы, после чего садилиеь верхом на обшивку фюзеляжа. Для турельного десантирования назначали только самых сильных и ловких бойцов. Кроме того, по два человека становилось у раскрытых бомболюков, а у посадочной дверки экипажа — десантники, находившиеся в рубке радиста и грузовом отсеке. Каждый парашютист надевал на кисть правой руки страховочную резинку, неофициально именовавшуюся «соской», после чего, ухватившись за скобы, борясь с сильными порывами ветра и потоками воздуха от двигателей, ожидал команды выпускающего. Последний находился в носовой турели, высунувшись из нее по пояс (чтобы быть на виду у всех), и держал поднятый вверх флажок. При выходе в точку десантирования штурман самолета взмахивал своим флажком, выпускающий повторял этот жест и немедленно начиналась выброска со всех точек. Последними машину покидали выпускающий и командир взвода — сверху они наблюдали за своими людьми. Такая методика десантирования объяснялась тем, что весь десант внутри тесного и набитого разным оборудованием фюзеляжа даже такого крупного, как ТБ‑3, бомбардировщика не удавалось сконцентрировать в одном месте, чтобы обеспечить возможность оставления самолета через удобную грузовую дверь (которой, впрочем, и не было), — личный состав по нескольку человек размещался в различных отсеках ТБ. Выброска грузов с использованием бомболюков сильно ограничивала их габариты и общее количество. Поэтому военное руководство СССР настоятельно потребовало создать на замену бомбардировщикам машину с достаточно большими грузовой кабиной и люком в борту, через который можно быстро осуществлять десантирование людей и контейнеров с грузами. Долго искать не пришлось — с 1940 года гражданскими авиалиниями эксплуатировался пассажирский самолет ПС‑84. Эта машина представляла собой не что иное, как лицензионный вариант знаменитого американского транспортного Douglas DC‑3 («дакота»). Во второй половине 30‑х годов Советский Союз купил у фирмы «Дуглас» около 20 DC‑3, представлявших собой дальнейшее развитие довольно удачного транспортника DC‑2 (эти машины тоже были приобретены СССР). Использовались они как Гражданским воздушным флотом (ГВФ), так и авиацией Красной Армии, приняв участие в перевозке войск и грузов во время боев на Халхин‑Голе и в «зимней войне» на Карельском перешейке. Одновременно с закупкой самолетов СССР в 1938 году приобрел лицензию на производство модификации DC‑3‑196, которое в следующем году, было развернуто на авиационном заводе № 84 в подмосковных Химках. Лицензионный вариант получил обозначение ПС‑84 (пассажирский самолет, 84‑й завод), с началом войны выпуск несколько измененных машин был перенесен в Ташкент, где они переименованы в Ли‑2 (в честь инженера Б. П. Лисунова, первоначально руководившего наладкой их производства). Новое обозначение официально принято 17 сентября 1942 года. Всего до 1945 года выпущено около 3000 Ли‑2.

Ли‑2 изначально предполагалось использовать в качестве дальнего ночного бомбардировщика. С.этой целью он оборудовался узлами подвески авиабомб, бомбовыми прицелами и электросбрасывателями. Устанавливалось и оборонительное вооружен ние: верхняя турель УТК‑1 с крупнокалиберным пулеметом УБТ и пулемет ШКАС, установленный в носовой части самолета. Имелись и машины с дополнительной парой ШКАСов в задних окнах грузовой кабины.

Несмотря на планы командования ВВС, в основном Ли‑2 применялись в качестве военно‑транспортных самолетов. Причем одной из их главных функций стало снабжение за линией фронта партизанских отрядов. При наличии подходящих площадок люди и грузы доставлялись в немецкий тыл посадочным способом, при их отсутствии все это сбрасывалось на парашютах. Вариант Ли‑2, приспособленный для выброски воздушных десантов, назван Ли‑2Д. Колесное шасси могло в случае необходимости заменяться на лыжное.

Наравне с Ли‑2 после вступления СССР в антигитлеровскую коалицию и развертывания программы ленд‑лиза в советской военно‑транспортной авиации стали использоваться их американские прародители, получившие военное обозначение С‑47. Первые шесть машин этого типа прибыли с Аляски по «Алсибу» (воздушной трассе Фэрбенкс — Красноярск) в октябре 1942 года. В результате различных проволочек Советский Союз получил до марта 1943‑го только 30 С‑47, но впоследствии масштабы их поставок постоянно увеличивались. Всего ВВС РККА получили 704 «Дугласа» (только С‑47 модификаций А и В; вопреки первоначальн