Из князей в грязи (и обратно)

21. 06. 2011

«Аристократ в революции обаятелен», – сказал Петруша Верховенский. И он, конечно, прав. Красиво, когда баловень рождения встает на сторону униженных и обездоленных. Происходило такое не столь уж редко. Перечень революционеров‑аристократов от маркиза Лафайета до принца Нородома Сианука довольно длинен. Военный путч 14 декабря 1825 года (который в случае победы несомненно привел бы к жесткой диктатуре) так мощно романтизирован потомками главным образом из‑за нашего умиления перед титулами и гербами.

^{Опустившийся аристократ (В. Качалов в роли Барона)}

^{Парижский уголовник начала века}

Гораздо более редкое явление – аристократ в уголовном мире. Не в отдаленно‑историческом диапазоне, конечно (большинство графов и князей являются потомками удачливых средневековых разбойников), а в новейшей истории. Насколько удается сохранить обаяние аристократу, когда он становится рыцарем кастета и фомки, вот в чем вопрос.

Барон из пьесы «На дне» ни капельки не обаятелен, но он не уголовник, а просто слабый человек, неудачник. И вообще литературный персонаж.

Я вам приведу случай не из литературы, а из реальной жизни – на мой взгляд он отлично раскрывает природу истинного аристократизма.

Аристократизм часто путают с интеллигентностью, хотя качества эти во многом противоположны. Настоящий аристократизм – не учтивость и безупречные манеры, а повышенная выживаемость, умение не пропасть в любой ситуации, приспособиться к ней и вопреки всему снова вскарабкаться наверх. Это как бойцовские качества у бультерьера, закрепленные генетикой. Там где интеллигент сгинет (причем одним из первых), аристократ выживет. Но моя история – из разряда не трагедий, а скорей плутовских романов.

Гаэтан Лербон барон де Люссац был отпрыском одной из самых знатных и почтенных южнофранцузских фамилий. После смерти отца (тот и вовсе был маркиз) семейство разорилось, мальчик отбился от рук, очень рано попал в дурную компанию и уже в девятилетнем возрасте начал бродяжничать – одним словом, наш барон, подобно горьковскому, оказался на самом дне общества.

В 13 лет он – юнга на торговом корабле, потом мальчишка‑официант в лондонском кафе, где водит дружбу с сутенерами, мошенниками и ворами. Оказавшись в Париже, трудный подросток угодил из одной грязи в другую и быстро попал в тюрьму.

Оттуда, из самого подвала социальной пирамиды, он начинает медленно и настырно карабкаться по черной лестнице обратно, в бельэтаж.

Гаэтан «Барон» (уже не титул, а кликуха) вращается в самых мутных кругах парижского криминалитета. В ту пору, после Первой мировой, «конкретные пацаны» активно осваивали Монмартр с его ночными кабаками, борделями и букмейкерскими конторами. Приятные манеры, острый ум в сочетании с умением постоять за себя (однажды во время карточной ссоры Люссац пристрелил обидчика), а в особенности крепкие связи со средиземноморской мафией помогли «Барону» сделать быструю карьеру в классово чуждой среде. В двадцатые годы он уже владеет двумя ресторанами на пляс Пигаль, причем один из них, «Гран‑дюк» являлся, как сказали бы теперь, эксклюзивным клубом для солидных господ, куда наведывались и видные политики.

О дальновидности де Люссаца свидетельствует то, что он рано завел доверительные отношения с секретной полицией – не в качестве стукача (это как раз было бы недальновидно и даже опасно), а в качестве «эксперта по безопасности». Во время пребывания в Париже важных иностранцев, в том числе августейших особ, «Барон», то есть уже опять просто барон, следил, чтобы с гостями, когда они посещают сомнительные заведения, не произошло никаких неприятностей.

^{Солидное заведение на пляс Пигаль}

Во время шумного скандала из‑за смерти афериста Ставиского в 1934 году (дело знаменитое, не буду пересказывать) наш аристократ, до этого широко известный в узких кругах, вдруг стал знаменитостью. Его арестовали вместе с еще двумя боссами марсельского преступного мира.

Однако де Люссац просидел в тюрьме недолго и как‑то отбоярился. Французский климат, правда, стал для него жарковат. Тут‑то и пригодились титул, происхождение и дальновидность. Еще в 1928 году барон оказал некие деликатные услуги правящему дому Монако и незадолго до начала второй мировой переселился в Монте‑Карло, где создал процветающую и совершенно легальную империю игровых автоматов. Умер он богачом, почтенным членом общества, и ныне де Люссацы считаются одним из первых семейств Лазурного Берега.

Хэппи‑энд.

Из комментариев к посту:

Date: 2015-09-24; view: 406; Нарушение авторских прав