Карнарфон. Уэльс 4 page

Когда Хэмфри умолк, Роберт понял, что пришел его черед. Его захлестнули мысли и мечты о сокровищах и рыцарских странствиях. Где-то глубоко-глубоко в памяти вновь зазвучал голос его приемного отца в Антриме, рассказывающий о Финне мак Кумале и его воинах. Тогда он с благоговейным трепетом слушал эти легенды, гадая, ожидают ли его самого подобные приключения. Но чем старше он становился, тем яснее понимал, что взросление означает долг, обязанности и участие в политических интригах, а не великие открытия, турниры и славу, и легенды эти постепенно стирались в его памяти. То, о чем сейчас говорили эти молодые люди, представлялось ему нереальным, но их торжественные и серьезные лица свидетельствовали о том, что это правда, и от осознания этого факта по спине у Роберта побежали мурашки, а старые сказки детства вдруг обрели плоть и перед ним открылись блистательные возможности. Он заколебался на мгновение, сознавая, что клятва, которую он сейчас собирался принести, будет столь же священной, как и присяга на верность, и что она навечно свяжет его вассальным обетом перед королем. Слова Хэмфри эхом зазвучали у него в ушах… занять свое место за этим столом, разделив славу правления. Наклонившись, Роберт поднял щит с золотым драконом.

Атмосфера мгновенно разрядилась, и молодые люди заулыбались и закивали головами.

К нему подошел Хэмфри.

— Добро пожаловать, — сказал он и раскрыл Роберту объятия. Роберт заколебался, не желая разрушать торжественное очарование момента, но потом понял, что все-таки должен задать вопрос, не дававший ему покоя.

— Все ли были согласны принять меня? — Он знал достаточно, чтобы не сомневаться в том, что и Эймер де Валанс также входил в орден.

— Остальным скажут обо всем позже. — Похоже, Хэмфри догадался, что он имеет в виду. — Но они все равно не смогут отвергнуть тебя. Сам король дал разрешение.

— Король Эдуард знает обо всем?

— Я разговаривал с сэром Джоном де Варенном, и он лично обращался к королю с прошением принять тебя в наши ряды.

Роберт кивнул, втайне довольный тем, что ему удалось произвести хорошее впечатление на короля, несмотря на очевидную оплошность во время марша.

К ним подошел Ральф Монтермер, держа в руках два кубка с вином, которые он и протянул друзьям.

Роберт взял свой.

— Если корона короля Артура — только одна из реликвий, то каковы же остальные три?

— Еще одной считается Меч милосердия,[45]— пояснил Ральф, прежде чем Хэмфри успел открыть рот, чтобы ответить. — Клинок некогда выковал сам святой Эдуард Исповедник,[46]но его происхождение покрыто мраком и оставалось неизвестным, пока не было найдено пророчество. Король хранит его в Вестминстере.

— А жезл? Трон? Они тоже у него уже есть?

— Еще нет, — отозвался Хэмфри, поднимая свой кубок. — А теперь давай выпьем, брат!

Роберт поднес кубок к губам и сделал большой глоток, ощущая на себе пристальный взгляд Хэмфри.

— Где ты был вчера ночью?

Роберт обернулся, заслышав обращенный к нему вопрос. Его брат Эдвард, сложив руки на коленях, присел на корточки у стены в оружейной комнате, которая выходила во внутренний двор крепости. В воздухе стоял резкий скрежет — это Нес перекатывал кольчугу Роберта в бочке с песком, чтобы удалить ржавчину с металла. Здесь были и другие люди, они чинили кольчуги и точили мечи. По двору гулял порывистый холодный ветер, швыряя им в лицо горсти песка. Перед самым Рождеством этот ветер принес к ним и первый снег, но он быстро растаял. Правда, свинцовые тучи, ползущие низко по небу, вновь грозили пролиться дождем со снегом.

— Вчера ночью? — Роберт отвел глаза. — Я был с Хэмфри.

— В последние дни я тебя почти не вижу. Чем ты занят?

Роберт небрежно отмахнулся от расспросов брата.

— Упражняюсь.

Это не было откровенной ложью. За те десять дней, что прошли после прибытия королевской армии в Конви, делать было решительно нечего, и оставалось только ждать, пока разведывательные отряды, рассылаемые в разные стороны, добудут хоть какие-нибудь сведения о местоположении противника. Пока что, за исключением нападения в лесу, повстанцы не подавали признаков жизни, и рыцарям попадались лишь редкие крестьяне, работающие в поле. Вокруг царила почти сверхъестественная тишина и покой. Вот почему постоянные упражнения не давали людям сойти с ума от скуки. Но они были не единственной причиной отсутствия Роберта.

Эдвард поднялся на ноги, и лицо его посуровело. Скрип бочки с песком не заглушил его слов, произнесенных негромко, но отчетливо:

— Я видел твой новый щит, братишка.

Роберт испытал некоторое облегчение, поняв, что Эдвард узнал не самый главный его секрет. Однако к облегчению примешивалось и чувство вины. Хэмфри сумел убедить его в том, что пророчества должны оставаться внутренним делом ордена, но добавил, что Роберт вправе именовать себя Рыцарем Дракона и открыто носить полученный щит как на войне, так и на турнирах. Тем не менее, Роберт постарался особо не афишировать свое посвящение. Ему не хотелось рассказывать Эдварду о случившемся. В глубине души он подозревал, что брат не одобрит клятву, которую он дал перед лицом молодых английских рыцарей. И потому постарался скрыть вину под маской гнева.

— Ты рылся в моих вещах? Кто дал тебе на это право?

— Я был в твоей комнате и случайно увидел его.

— Он лежал под кроватью, завернутый в мешковину. — Заметив, что Нес с недоумением поглядывает на них, Роберт отошел в сторонку, жестом пригласив брата последовать за собой. Когда они оказались достаточно далеко, чтобы оруженосец не мог их услышать, он повернулся к брату. — Не лезь в мои дела, которые тебя не касаются.

Эдвард сердито поджал губы.

— Я — один из твоих людей. Разве в твои обязанности не входит просветить меня насчет твоих планов в этой кампании?

— Как один из моих людей, ты обязан повиноваться мне, не задавая глупых вопросов, — отрезал Роберт, — как и любой другой оруженосец. — Он отвел глаза, не в силах вынести обиду на лице брата. — Я хочу сказать…

— Мне совершенно ясно, что ты хотел сказать, — перебил его Эдвард. — Я что, отныне недостоин твоего внимания? Или ниже тебя по положению? Может быть, это оттого, что я — не рыцарь, как твои новые сотоварищи?

Роберт вздохнул. Он понимал, что рано или поздно, но выяснение отношений должно было состояться.

Впервые он заметил перемены, произошедшие с братом, после своего посвящения в рыцари. Путешествуя по Англии, они стали ближе друг к другу, чему немало способствовала чужая земля и обычаи, и отчуждение, которое он испытывал со стороны Эдварда, похоже, уменьшилось. Но за лето, проведенное в Лондоне, когда его дружба с Хэмфри окрепла, исчезнувшая было холодность вновь стала очевидной. Роберт даже спрашивал себя, а не она ли была причиной того, что Эдвард стал поистине неуправляемым: он прекословил рыцарям, словно полагал себя ровней им, позволял себе пренебрежительно отзываться о некоторых баронах, задирался с первыми встречными, будь то за праздничным столом или на турнире. Впрочем, в чем бы ни заключалась причина, Роберт обнаружил, что поведение брата раздражает его все сильнее и ему все меньше хочется делать то, чего так добивался от него Эдвард.

— Почему ты не посвятишь меня в рыцари?

Вот оно — тот самый вопрос, которого Роберт ждал и боялся.

— Я уже говорил тебе, что мы поговорим на эту тему, когда вернемся домой.

— Это было еще до войны. Мы уехали из Шотландии восемнадцать месяцев тому, и никто не знает, сколько еще продлится эта кампания. — Эдвард встал перед Робертом, заставляя его взглянуть себе в глаза. — Братишка, в следующем году мне исполнится девятнадцать.

— Все равно, ты еще слишком молод, чтобы стать рыцарем. Имей терпение. — Роберт обнял Эдварда за плечи. — Дай мне закончить то, ради чего мы прибыли сюда, и затем, обещаю, я сделаю тебя рыцарем.

Эдвард помедлил, на лице его отражалась внутренняя борьба. Но потом он неохотно кивнул в знак согласия.

Роберт разомкнул объятия, когда на башне ратуши зазвонил колокол, призывая горожан к обедне. Звуки эти пробудили в нем странное чувство, эдакое щекотание в животе, схожее с тем, которое он испытывал, замирая на коне и готовясь пойти в атаку на цель.

— Мне нужно идти, — сказал он брату и окликнул своего оруженосца. — Нес, когда закончишь, посмотри, как там Хантер.

— Слушаюсь, сэр.

— Счастливой тренировки, — исполненным язвительного сарказма голосом крикнул ему вслед Эдвард.

Роберт, не оглядываясь, зашагал по шумному наружному двору замка, направляясь к каменной лестнице, ведущей на стену. К тому времени, как он поднялся наверх, колокол умолк, но эхо его звона еще катилось над водами реки. Роберт ускорил шаг, направляясь к северо-восточной башне, а в голове у него зазвучал внутренний голос, осуждающий его за двойные стандарты. Всего несколько мгновений тому он корил брата за безрассудное поведение, а сейчас сам походит на беззаботного ребенка, который, раскачавшись как следует, прыгает с нижней ветки дерева, не глядя под ноги и не ведая, куда летит. Роберт заставил внутренний голос замолчать, возбуждение теснило ему грудь, и он уже перешел ту грань, на которой его могло остановить благоразумие.

Проходя мимо башни, громада которой нависала над главными воротами, Роберт увидел отряд численностью в несколько сотен человек, направляющийся к замку. Большинство ехали верхом, и их флаги пестро и ярко выделялись в предгрозовых лучах солнца. В последние две недели в цитадель начали понемногу возвращаться подразделения, посланные на юг снять осаду с замков, окруженных мятежниками. Пока это был самый большой встреченный им отряд. Интересно, удалось ли им добыть сведения о местоположении противника, мельком подумал Роберт. Пожалуй, он испытал бы огромное облегчение, если бы покинул замкнутое пространство переполненного замка. Но при этом непременно скучал бы кое о чем. Точнее, кое о ком.

Роберт подошел к башне, бойницы которой смотрели на широкую дельту реки. От скал, на которые выходили желоба отхожих мест, поднималась резкая вонь. Над сверкающими валунами на берегу за съедобные крошки дрались чайки. Открыв дверь башни, Роберт вступил в темноту лестницы, которая спиралью поднималась наверх вдоль стены. На нижнем этаже он осторожно вошел в круглую комнату, единственным источником света в которой служили узкие бойницы для лучников, прорубленные в стенах. Он замер на мгновение в полумраке, вглядываясь в отпечатки ног на пыльном полу, ведущие к сложенным штабелем мешкам с зерном. Мешков оставалось намного меньше, чем было в начале недели, когда он впервые обнаружил это место. Пол вокруг усеивало рассыпанное зерно, на котором отчетливо отпечатались следы ног. Снаружи доносились пронзительные крики чаек. Но он все равно уловил свое имя, произнесенное робким шепотом.

Роберт шагнул вперед и протиснулся в щель между пухлыми мешками, ставшую еще уже после того, как ею стали пользоваться. Прижавшись к грубой мешковине, он полез внутрь. Зерно подавалось под его нажимом, как мускулы под кожей. Запах плесени напомнил ему время сбора урожая в Каррике. И вот преграда из мешков осталась за спиной, и перед ним открылось окно с двумя каменными нишами друг напротив друга. С обеих сторон сиденья примыкали к узкой вертикальной бойнице. Между ними, в одиноком луче света, падающем сквозь бойницу, стояла Елена де Бошам, и волосы ее, собранные в высокую прическу на затылке, окружал светящийся ореол.

Дома, в Лохмабене, девушки были милы и покорны, но удовлетворения не приносили. Встречаться с ними — то же самое, что тыкать копьем в столб с мишенью, стоя на месте, будучи не в состоянии насладиться скоростью движения. Ева, которую он целовал в тот вечер, когда его семья лишилась надежд на трон, была другой, и воспоминания о ней еще долго не давали ему спокойно спать по ночам. Но последующие события вытеснили память о ней. Елена, шестнадцатилетняя дочь английского графа, была обещана другому и оттого представляла собой еще более опасную цель, но это обстоятельство лишь распаляло желание Роберта. Она тянулась к нему. Что еще ему оставалось, как не поддаться ее чарам?

На Елене было темно-синее платье, туго стянутое на талии плетеным пояском и ниспадающее широкими воздушными складками. В темном платье ее стройная фигурка выглядела почти по-мальчишески, но Роберт уже знал, что выпуклости под этим платьем были мягкими и упругими, уж никак не мужскими. Она улыбнулась, но не сказала ни слова. Они встречались совсем не для того, чтобы поговорить. Роберта это вполне устраивало. Здесь, в пахнущей плесенью берлоге, за штабелем мешков с зерном, у него была только одна цель. Цель, достигнуть которой ему никак не удавалось, но к которой он каждый день стремился все более настойчиво.

Они одновременно шагнули друг к другу, и Роберт взял ее лицо в ладони, ощущая страстное покалывание в кончиках пальцев от прикосновения к ее бархатной коже. Губы их встретились. Он вдохнул уже знакомый запах оливкового масла, которым, по ее словам, так пахло мыло, привезенное ее семье из Испании. Губы девушки были теплыми, ее дыхание обжигало, когда они слились в поцелуе. Девичьи руки робко обняли за шею, пальчики неуверенно зарылись в темные кудри, а его руки, погладив ее по плечам, скользнули ниже, по спине. Когда он ощутил ладонями пышную мягкость, удивительную в столь стройной фигуре, Елена негромко ахнула и отстранилась. Роберт напрягся, испытывая жгучее разочарование, грозящее выплеснуться наружу и заставить его забыть о правилах приличия. Опять то же самое. Они достигли точки, за которой начиналась борьба. Они постоят так еще немного, он уберет руки с ее ягодиц, она вновь прильнет к нему, страсть заиграет в обоих приливной волной, его руки опять скользнут чуточку ниже, и девушка немедленно отстранится. И все начнется сначала.

Роберт как раз достиг нужной точки, уверенно прижимая ее к себе обеими руками, когда дверь в помещение открылась. Звуки чужих голосов и громкие шаги заставили их испуганно отпрянуть друг от друга. Уловив смазанное движение сквозь щель в штабеле мешков, Роберт потянул ее за собой, в тень. Девушка смотрела ему через плечо широко раскрытыми глазами, щеки ее пылали. Сердце гулко колотилось у Роберта в груди, и ему даже показалось, что он слышит стук ее сердечка, эхом отдающегося в жилке на виске. Из-за мешков, тем временем, доносились голоса двух мужчин.

— Вашим людям должно вполне хватить здесь места, сэр. А вы сами можете занять комнату наверху. Боюсь, что мы оказались несколько не готовы. Король не ожидал вас так скоро. Остальные мешки мы уберем немедленно.

— Уж постарайтесь. Мои люди валятся с ног от усталости.

Роберт нахмурился — этот скрипучий голос с резким акцентом показался ему хорошо знакомым. И тут он узнал его — это был граф Пемброк, Уильям де Валанс.

— Разумеется, сэр.

Шаги удалились. Хлопнула, закрываясь, дверь. Роберт выждал еще несколько мгновений, вслушиваясь в затихающие голоса, а затем повернулся к Елене:

— Мы уйдем по отдельности. Я пойду первым, чтобы убедиться, что путь свободен.

Когда он уже собирался покинуть их убежище, Елена схватила его за руку.

— Где же мы увидимся снова, сэр Роберт? — прошептала она.

— Я что-нибудь придумаю. — Роберт склонился к ней, чтобы поцеловать, на этот раз нежно и бережно. Он принялся протискиваться в щель между штабелями мешков, и Елена последовала за ним. У двери он прислушался, прижавшись плечом к косяку. Ничего не услышав, он приоткрыл ее. Лестница была пуста. Обернувшись к Елене, чтобы одарить ее на прощание обнадеживающей улыбкой, он вышел наружу, оставив дверь открытой настежь. Роберт стал подниматься наверх, благодаря Бога за мешки, которые послужили им укрытием, как вдруг до его слуха донеслись шаги двух человек, спускающихся вниз. Он хотел было вернуться, но времени уже не оставалось и он должен был предоставить Елене возможность спокойно уйти. Если она услышит голоса, то непременно побежит вниз, вместо того чтобы подняться наверх.

Показались сапоги первого мужчины, серые от пыли. Поверх них хлопали полы голубой накидки с белыми полосами, заляпанные грязью и украшенные мелкими красными птичками. На мгновение, завидев герб, Роберт решил, что это сам Пемброк, но потом, когда из-за поворота появилось жесткое, угловатое лицо, он сообразил, что это его сын.

Завидев Брюса, Эймер де Валанс замер на месте. Подбородок его покрывала темная щетина, а на скуле красовалась рваная рана, недавно заштопанная лекарем. За ним шел оруженосец с мешком, переброшенным через плечо, и грудой перепачканной кровью одежды в руках. На накидке Эймера тоже виднелась кровь, пятна ее скрывали красных птичек.

— Мне сказали, что это наши покои, — резко бросил Эймер, глядя на своего оруженосца.

— Правильно, сэр, — ответил тот, неуверенно глядя на Роберта.

Несколькими ступенями выше в стене находилась ниша с прорубленной в ней бойницей, выходившей на реку. Роберт поднялся и отступил в нее.

— Ступайте, — сказал он, не сводя взгляда с рыцаря.

Эймер помедлил еще мгновение, а потом стал спускаться, оставляя за собой кисловатый запах крови. Оруженосец поспешил следом. Роберт же, не оглядываясь, продолжил путь наверх и не остановился, пока не вышел на парапет, где ледяной ветер холодом обжег его разгоряченное лицо.

Вернувшись к себе в комнату, Роберт вымыл руки в тазу, стоявшем у окна. Он наклонился, чтобы умыться, а потом, опершись руками о деревянный подоконник, принялся бездумно смотреть на зубчатую крепостную стену.

Уже почти совсем стемнело, и низкие тучи цеплялись за башенки замка. Комната, в которой из мебели лежал только набитый соломой тюфяк, была погружена во мрак, если не считать круга света от единственной свечи. С нижнего этажа до Роберта доносились голоса брата и его людей — они собирались ужинать. В щели между досками пола снизу пробивался свет очага. Эдвард рассказывал какую-то историю, и временами его голос заглушали взрывы смеха. Как правило, Роберт присоединялся к ним, но сегодня у него не было настроения для веселья.

Раздался стук в дверь. Распахнув ее, Роберт обнаружил на пороге Хэмфри, лицо которого озарял тусклый свет свечи. Он не улыбался.

— Что случилось? — спросил Роберт, глядя на мрачное лицо Друга. Он решил, что лазутчики наконец-то доставили сведения о неприятеле.

— Возьми свой меч.

Казалось, его слова подтверждают подозрения Роберта, но было в суровой строгости Хэмфри нечто такое, что заставило его усомниться в справедливости своих предположений.

— Лазутчики выследили неприятеля? — поинтересовался он, застегивая пояс, на котором висел меч в ножнах. — Или нас атакуют?

Когда Роберт потянулся за дублетом, Хэмфри жестом остановил его.

— Он тебе не понадобится, — невыразительным голосом заметил рыцарь, — возьми только меч. — С этими словами он шагнул в коридор, явно ожидая, что Роберт последует за ним.

Немного помедлив, Роберт вышел из комнаты вслед за другом.

— Что случилось, Хэмфри?

Тот не ответил, молча поднявшись по ступенькам к двери, которая вывела их на крепостную стену.

Роберт поежился, ощутив дуновение пронзительного холодного ветра. На нем были лишь черные облегающие штаны и белая льняная рубашка с открытым воротом. Морозная сырость оседала на его лице. Когда Хэмфри зашагал к северо-восточным башням, Роберт стал осматриваться по сторонам, ища признаки нападения, но в замке было тихо и во дворе горели факелы, освещая мерно расхаживающих стражников. Внизу, за стенами замка, улочки Конви были погружены в темноту. Выждав еще несколько мгновений и видя, что Хэмфри не намерен останавливаться, Роберт решил, что с него довольно.

Хэмфри обернулся к нему, поняв, что Роберт остановился.

— Идем.

— Только после того, как ты объяснишь мне, куда мы направляемся. У тебя с собой даже нет меча.

Окаменевшее лицо Хэмфри исказилось от гнева. Он буквально подскочил к Роберту и взглянул ему прямо в глаза.

— Зачем ты сделал это? Ведь я же предупреждал тебя!

— Сделал что? — пожелал узнать Роберт, гнев которого уступил место растерянности.

— Елена.

Роберт умолк, и прозвучавшее имя упало в мертвую тишину между ними.

— Как ты узнал? — нетвердым голосом спросил он.

— Эймер, — язвительно откликнулся Хэмфри. — Он видел, как она выходила из башни.

— Она рассказала ему обо всем? — не веря своим ушам, пробормотал Роберт. Если Елена попадется, то ее ждут почти такие же неприятности, как и его самого.

— Эймер догадался кое о чем, когда увидел вас обоих. Он заставил ее подтвердить свои подозрения.

— Заставил? — резко бросил Роберт.

— Он пригрозил, что пойдет к ее отцу, если она не скажет ему всей правды. Что за безумную игру ты затеял, Роберт? Или это у вас с братом семейное? Может, подобное поведение считается в порядке вещей в твоей Шотландии?

Роберт молча уставился на него. За все время знакомства с Хэмфри он ни разу не слышал, чтобы тот позволил себе уничижительно отозваться о его родине, в отличие от остальных. И, несмотря на охватившую его растерянность, ощутил острый укол разочарования и обиды.

Хэмфри, похоже, сообразил, что зашел слишком далеко, потому как голос его утратил гневные нотки.

— Неужели ты не подумал о том, что вас могут увидеть?

— Эймер рассказал обо всем ее отцу? — Теперь, когда первый шок прошел, холодная реальность совиными глазами взглянула на Роберта в упор. Граф Уорик имел прямой доступ к королю, который всегда прислушивался к нему. Он легко мог сделать положение Роберта при дворе, которое только-только начало улучшаться после его вступления в орден, невыносимым. Впрочем, эти тревожные мысли не стали для него откровением; он задумался об этом еще после первого пылкого свидания с Еленой. Но потом, став полноправным членом ордена Рыцарей Дракона, убедил себя в собственной неуязвимости и в том, что его тайну никто не узнает. Выходит, поэты и священники говорили правду: женщина способна погубить мужчину надежнее остро отточенного клинка. Роберт вспомнил библейскую Еву с ее яблоком и подумал об отце, женившемся на матери без дозволения короля — страсть едва не стоила ему всех его земель.

— Нет, — негромко откликнулся Хэмфри. — Он рассказал обо всем ее брату.

Чувствуя тяжесть меча на поясе, Роберт понял, куда ведет его Хэмфри.

— Я ничего не мог поделать, — продолжал Хэмфри, глядя на его изменившееся лицо. — Я пытался, но остальные… — Он глубоко вздохнул. — Ги состоит в нашем ордене вот уже четыре года, а его отец был членом братства рыцарей Круглого Стола. Он потребовал справедливости, чтобы не погубить доброе имя сестры. Было решено, что такое право будет ему предоставлено.

Роберт ощутил стеснение в груди, но положил ладонь на рукоять меча и решительно направился вслед за Хэмфри. Да, он виноват в том, что случилось. Но платить за ошибку своей жизнью он не собирался. Если это будет зависеть от него, конечно.

Хэмфри провел его через угловую башню в сады, раскинувшиеся на террасе между внутренней и внешней стенами замка, что возвышался на скалистом обрыве над берегом реки. Пройдя мимо четырех стражников, один из которых незаметно кивнул Хэмфри, друзья вышли через ворота на каменную дамбу, которая, петляя меж скал, сбегала вниз, к деревянной пристани. На мгновение Роберт решил, что Хэмфри хочет, чтобы они сели в лодку, но, когда они обогнули выступ скалы, он увидел на пристани группу людей, освещенную факелом. Стоящий в центре человек яростно вращал в воздухе своим мечом. Роберт оглянулся, сообразив, что эта часть пристани благополучно скрыта от посторонних глаз, и ее можно увидеть лишь из надвратной башни, где остались четверо стражников, да с галереи наверху. Хотя дуэли негоже было устраивать вот так, в отсутствие судей и арбитра.

Ветер гнал белые барашки по поверхности воды. Роберт подышал на руки, пытаясь согреть замерзшие пальцы. У Ги было время, чтобы размяться, но его собственные мышцы все еще оставались напряженными и затекшими. Хэмфри первым сошел на пристань, и каблуки его сапог гулко застучали по деревянному настилу, вспугнув окружающую тишину, которую доселе нарушал лишь ленивый плеск волн о скалы. В конце пристани на волнах покачивалась пустая лодка, и борт ее терся о причальные сваи. Мужчины повернулись, чтобы взглянуть на пришедших. Ги перестал размахивать мечом и замер; волосы его, рыжие, как и у сестры, отливали медью в свете факелов, освещавших пристань. Взгляд рыцаря уже туманила ярость, которую он намеревался выплеснуть в поединке. Здесь были Томас и Генри, вместе с Ральфом и остальными. Взгляд Роберта остановился на Эймере де Валансе. Бешенство захлестнуло его при виде угловатого и грубого лица рыцаря. На нем отражалось нетерпение, словно Эймер ждал и не мог дождаться кровопролития.

Хэмфри шагнул вперед, закрывая ему обзор.

— Сэр Ги, вы готовы?

Ги коротко кивнул, не сводя взгляда с Роберта. Он был одет в черную сорочку навыпуск, из-под которой виднелись шерстяные панталоны и сапоги для верховой езды из мягкой кожи со шнурками, перекрещивающимися на лодыжках. Пояс, украшенный серебряными насечками, дважды охватывал его талию, а на руках у него были кожаные перчатки.

Хэмфри перевел взгляд с одного мужчины на другого.

— Сражаетесь до первой крови. — Он говорил громко, чтобы его могли слышать все остальные. — После чего победитель определит условия сдачи побежденного. — Стянув с рук перчатки, он протянул их Роберту. — Возьми, — сказал он, понизив голос. — Они тебе пригодятся.

Вперед выступил рыцарь из свиты короля, Роберт Клиффорд, держа в руках два небольших круглых щита. Роберт, тем временем, натягивал перчатки, еще хранящие тепло рук Хэмфри, хорошо разношенные и мягкие. Он принял один из щитов, который протянул ему Клиффорд, взявшись за рукоятку в центре диска, передняя часть которого была выпуклой, наподобие чаши. Последний раз Роберт держал в руках круглый щит в те далекие уже дни, когда упражнялся под присмотром Йотра. По сравнению с большим и продолговатым, сужающимся книзу щитом для верховой езды этот казался невероятно маленьким и оставлял большую часть тела незащищенной. Он вспомнил, как орал на него Йотр, когда он лежал на спине на песчаном пляже, раскинув руки, а щит валялся в стороне, и Йотр рычал, что любая из его сестер управилась бы с круглой деревяшкой лучше него. Сколько же раз этот драчливый и скандальный учитель пробивал его защиту? Роберт отогнал от себя ненужные мысли, пристально наблюдая за Ги. В воздухе висела морось, отчего их одежда уже потемнела от влаги. Капли воды шипели и вспенивались, попадая в пламя факела.

Роберт обнажил свой широкий меч. Длину клинка уравновешивало бронзовое навершие[47]в виде шара, позеленевшее от долгого использования, а полоски кожи, которыми была обтянута костяная рукоятка, потерлись и потрескались. Это оружие вручил ему дед, посвящая в рыцари, и оно прошло со старым лордом все схватки на Святой Земле. Клинок был выкован из дамасской стали, крепче которой не было во всем мире, как заявил ему дед, и освящен кровью сарацин. Меч Ги выглядел новее и длиннее, а грушевидное навершие, компенсирующее длину, выглядело крупнее. Рукоять его меча была обмотана красно-желтым галуном, цветами герба Бошамов. Меч уютно устроился в его правой руке, а щит прикрывал левую. Роберт несколько раз взмахнул собственным мечом, направляя лезвие большим пальцем и разрабатывая запястье. Он сделал пару глубоких выпадов, пробуя доски под ногами и разминая затекшие мышцы бедер. Затем выпрямился и застыл, не сводя взгляда с Ги.

Прозвучал голос Хэмфри:

— Можете начинать дуэль.

Ги не стал медлить и прыгнул вперед, описав мечом широкую дугу и целясь Роберту в шею. Роберт быстро подставил лезвие под удар, отбивая его, и клинки столкнулись, высекая искры. Он шагнул вперед, вынуждая Ги отступить на прежнее место. Рыцарь попятился, но тут же перешел в контратаку, не давая Роберту времени опомниться. Клинки вновь столкнулись с громким лязгом, когда Ги нанес удар в бок.

Так прошло еще несколько минут, Ги атаковал, яростный и быстрый, Роберт уверенно защищался. Факелы освещали лица наблюдателей. Эймер злорадно скалил зубы, наблюдая за стремительными выпадами Ги. Но ни Роберт, ни Ги ничего не замечали вокруг себя, сосредоточив все внимание друг на друге, нанося удары и парируя их. Капли дождя стекали по их лицам. Хэмфри сказал, что дуэль продлится до первой крови, но если хотя бы один из жестоких ударов Ги достигнет цели, то одной кровью дело не обойдется.

Роберт откинул назад промокшую челку, с которой в глаза ему стекали капли дождя, и понял, что доски пристани под ногами становятся скользкими и ненадежными. Ги сделал выпад прямой рукой, целясь в грудь. Роберт с громким треском отбил удар круглым щитом. Одновременно он ощутил жаркий прилив крови, в котором дотла сгорело раскаяние и намерение придерживаться правил, озвученных Хэмфри. Такое с ним уже случалось ранее, во время тренировок: в груди вспыхивало яростное пламя, и он чувствовал только одно желание — победить. Сейчас на карту была поставлена его гордость, репутация и, быть может, сама жизнь. Ги пребывал в бешенстве, оно придавало ему сил, но гнев — плохой советчик и спутник. Он заставляет мужчину спешить и ошибаться. В схватке, подобной этой, воину нельзя долго полагаться на свою ярость. Она утомляет, поскольку на каждый замах и удар уходит больше энергии и сил, чем требуется. Если Роберт сумеет сохранить холодную голову, то обратит оружие Ги против него самого. Он может победить.

Отразив опасный выпад, он сам перешел в атаку, заставив Ги де Бошама отступить на несколько шагов. Рыжеволосый рыцарь оскалил зубы и зарычал, отбивая его выпад. Губы Роберта разошлись в злобной улыбке, которая еще сильнее распалила его противника, и тот принялся выкрикивать бессвязные ругательства. Мечи их вновь скрестились с громким лязгом, высекая крошечные искры, ярко-красные и горячие от силы, вложенной в удар. Откуда-то издалека до Роберта донесся крик Хэмфри, напоминающий им о необходимости соблюдать правила, но он не обратил на него внимания. Возбуждение и решимость толкали его вперед, заставляя желать победы более всего на свете, даже если для этого ему придется убить противника.

Date: 2015-09-22; view: 367; Нарушение авторских прав