Профессор Данила Филиппыч

Как я тебя люблю, моя Наташенька! Когда я встретил тебя на своем жизненном пути, то неожиданно понял, что ты - моя неотделимая вторая половина и что без твоих небесно-синих очей и золотых волос моя жизнь лишена всякого смысла.

Но тебя растила и воспитывала одна мама, которая на сорок пять лет старше тебя и, соответственно, носительница твердых моральных норм. Ее мысли ты всегда воспринимала как свои, и поэтому ты твердо уверена, что сколько-нибудь близкие отношения с представителями мужского пола возможны только после регистрации брака в соответствующем учреждении. Я согласен и на это, и плевал я на тех, кто сказал, что законный брак давно ушел в прошлое, в мир редко и в неудобное время показываемых советских фильмов. Однако тебе и этого мало, у тебя присутствует еще одно очень стойкое убеждение - свадьба должна произойти только после начала создания успешной карьеры, по крайней мере в размерах кандидатской диссертации. Ты же ведь успешно закончила мединститут, видела достаточное количество больных и умирающих кандидатов и даже докторов наук - намного они отличаются от всех остальных людей? Что они, не болеют или вечно живут? Ладно, твое упорство мне хорошо известно и будем считать, что оно мне нравится. Запасусь терпением и буду ждать...

Так рассуждал я по дороге к дому Наташи. А зачем я к ней иду? Что я буду у нее делать? Правильно, помогать писать доклад под названием “Кровь как переносчик информации”. А потом со стандартным “спасибо” буду выпровожен на улицу, в сторону своей грязной холостяцкой квартиры, в холодную одинокую постель...

Наташка провела меня на кухню, налила чашку чая и принесла толстую папку с листами напечатанных на компьютере страниц.

- Вот смотри, все написала. Я буду читать, а ты говори свое мнение, для меня очень важна оценка слушателя.

- Кровь является средой, соединяющей отдельные органы в целостный организм. Она переносит иммунные клетки, несущие генетическую информацию о возможных чужеродных агентах и обладающие системным действием, а также разнообразные регуляторные молекулы (гормоны, полипептиды). Кроме того в ней растворены газообразные вещества (окись азота, кислород, двуокись углерода), также участвующие в управляющих воздействиях на соответствующие органы - мишени. Наконец, в плазме крови присутствуют субстраты энергетического обмена (глюкоза, жирные кислоты, глицерин и т.д.), которые наряду с собственно энергетическим имеют и определенное регуляторное действие...

- Кто поручил тебе такое писать? - спросил я.

- Данила Филиппович.

- Кто?

- Ну Данила Филиппович Филиппов, директор Института Переливания Крови. Я же туда мэнээсом устроилась, диссертацию писать буду.

- И какая же тема диссертации?

- Пока не знаю. А вообще Данила Филиппович очень интересный человек. Например при встрече он меня спросил: “Так зачем мы переливаем кровь?”, а я говорю: “Чтобы спасать жизнь больным!” Данила Филиппович посмотрел на меня с большим удивлением и сказал: “И это все?”, я пожала плечами. А что еще можно на это сказать?

- Не знаю... - пожал плечами я.

- Вот то-то и оно. А еще он про основателя института спрашивал.

- Про Богданова?

- Да, про него. А ты откуда знаешь?

- Философией увлекался.

- А я ее терпеть не могу, и про Богданова почти ничего не знаю. Сказала я об этом шефу, а он головой покачал и успокоился.

До часу ночи мы с Наташкой правили ее доклад. О переливании крови я знал только, что группы крови людей, между которыми оно происходит, должны идеально совпадать. Если же они не совпадут, то будет беда, у несчастного пациента могут отвалиться почки. Тем не менее я владел некоторыми навыками литературной правки больших текстов и в этой области оказался для Натальи незаменим.

Наконец, когда написанное стало похоже на соловьиную песню, работу посчитали завершенной. Как я и предполагал, Натали выперла меня на улицу даже не подумав о том, как я доберусь до дома. Что поделаешь, в данный момент мою возлюбленную больше всего интересовал доклад.

Два квартала я прошагал по глубокому снегу, отражающему оранжевый свет фонарей, переживая состояние “не солоно хлебавшего”. На проспекте поймал машину. Шофер оказался страшно разговорчивым, всю дорогу он рассказывал байку о том, как на машину его приятеля, в которой ехал он с подругой и еще два мужика, упал оборвавшийся во время бури высоковольтный провод. Машина, конечно, заглохла, начала потихоньку тлеть, а деваться из нее некуда - на корпусе десяток киловольт, на землю ступишь, цепь замкнется - и поминай как звали. Тетка, разумеется, запсиховала, открыла дверь и стала на землю выползать. Приятель шофера ее схватил, да поздно - их обоих и грохнуло. Мужик с заднего сиденья тоже к ней прикоснулся, может думал помощь какую оказать, а скорее ничего не думал, просто слишком страшно это, когда прямо перед твоим носом в какие-то доли секунды гибнут люди, живое разом обращается мертвым. Конечно, на войне и не такое бывает, но он там не был. А третий посмекалистей оказался, высадил заднее стекло и подальше от злосчастной машины отпрыгнул. Он эту историю потом и рассказал шоферу, чтобы тот рассказал ее мне.

- Вот так, и не знаешь где тебя смерть караулит. Вроде все хорошо, все прекрасно, а она где-то тут, совсем рядом.

Рассказ шофера изрядно подпортил настроение, к тому же весь вечер я терзался мыслями о Наташе. Вот ведь как, близок локоть - а не укусишь! И далась ей эта кандидатская!

Следующим вечером я позвонил Наталье.

- Ну как твой доклад?

- Не понравился он Филиппычу, - ответила Наташа с такой болью в голосе, будто умерла ее любимая кошка.

- И что ему не понравилось?

- Он что-то непонятное стал говорить, о стихиях каких-то. Вот говорит, ты пишешь про передачу информации на уровне клеток - это твердая, земная стихия. А уровень растворимых молекул - это жидкая, водная стихия. Так? Дальше, газы крови - газообразная, воздушная стихия. А энергетические молекулы и само тепло (о котором ты не сказала ни слова) - огненная, жаркая стихия. Но ведь есть еще одна вещь - эфир, тонкие влияния, а о них ты почему-то ничего не сказала...

- Ну а ты что?

- Ну что?! Я чуть не упала - ученый человек, а такое несет. Помню у нас преподавательница по уходу за больными была, ну еще на первом курсе, она несла то же самое, про Рериха что-то, про Блаватскую, про снежного человека, так она же психбольная! Ее потом в психушку и положили, а тут профессор такое несет!

- А что, профессора по-твоему с ума не сходят? - изобразил удивление я.

- Сходят, конечно, но все равно как-то странно...

- Наташенька, а давай с тобой сегодня встретимся, погуляем. Я так истосковался по золоту твоих волос и бездонной глубине глаз...

- Не сегодня! - отрезала она, - Я занята! У меня много дел. К тому же я устраиваюсь на дежурства в больницу, хочу и практической медициной заняться.

И так всегда.

Через две недели Наталья воспринимала теорию “пяти стихий” уже не как “бред”, а как “экстравагантную научную идею”, за которую, правда, Данилу Филипповича в приличном научном обществе “все равно бы освистали, и правильно сделали”, ибо она все-таки “попахивает лженаукой”.

А мое сердце пронзили остро отточенные стрелы ревности. Филиппыч явно обладал на мою возлюбленную неким действием, способности к которому я лишен начисто. И теперь я вынужден продолжать ожидание неизвестно чего, наблюдая как мою любовь уводит некий профессор. Из-за этого я старался всячески высмеять ученого и доказать бредовость его идей, хотя сам отлично видел в них мощную глубинную истину. Поэтому про “теорию стихий” я сказал, что кровь жидкая - вот тебе и вода, сворачиваясь в сгустки она становится твердой - вот и земля. Если подумать, то можно найти в ней огонь - она красная и теплая, замерзающие в тайге эвенки даже отогреваются при помощи кровушки подстреленных лосей (а если закоченевшие пальцы уже не могут зарядить ружье, то и любимая ездовая собачка подойдет для этой роли). Что же касается эфира, то его можно обнаружить лишь у любителей выпить (спирт - в некотором роде эфир, улетучивается моментально, иногда прямо из горла бутыли).

Натали рассказывала о своей работе в Институте, которая состояла из выполнения непонятных для нее самой манипуляций: отогнать от крови плазму, процедить ее через ряд молекулярных фильтров, получив в конечном итоге простую воду, смешать ее с обычной дистиллированной водой в соотношении 1:10000 и т.д. Упоминала Наташенька о странных упражнениях, которые иногда совершал Филиппыч - вращался через левое плечо подняв вверх правую руку, она считала что это какая-то “восточная гимнастика”. Говорила она и о научных воззрениях своего шефа. Например он считал, что главная значение нитей ДНК в том, что они воспринимают приходящие откуда-то извне волны, а гены, синтез белка и т.п. - дело третьестепенное, мало значимое. Во время таких рассказов я все время старательно усмехался в телефонную трубку. На мои признания в любви следовали предельно короткие, как удары ледяной молнии ответы.

Вскоре Наташе задали подготовить новый доклад на тему: “Когда возможно переливание крови”. Она опять пригласила меня к себе, однако в ее голосе стали появляться новые для нее холодные нотки.

- Ты приходи, если конечно хочешь. Я уже все написала, ты выслушай.

Разумеется, в тот же вечер я был на кухне Натальи. Она опять читала скучнейшие тексты и спрашивала моего мнения. Я что-то отвечал, кивал головой на что она продолжала бубнить дальше. Периодически Наташа отрывалась от текста и замечала, что шеф наверняка не одобрит ее произведение, и будет говорить что-то свое, и вообще ему надо знать ее представления только для того, чтобы их опровергнуть.

В этот день я крепко не выспался, и монотонные повторения одного и того же быстро повергли в состояние, промежуточное между сном и бодрствованием. И на этой зыбкой черте мое сознание пронзила мысль, состоящая из одного единственного слова: “Слушатель!” Ну да, конечно я нужен ей только в качестве постоянного слушателя, вечно присутствующего возле нее, но никак не влияющего на ее жизнь, что-то вроде евнуха при китайском императоре.

- Я тебе нужен только как слушатель?! Чтобы быть рядом, слушать, но никогда, не при каких обстоятельствах не пересекать той невидимой черты, которой ты себя окружаешь?! - мутным потоком вырвалось из меня давнишнее раздражение.

- Да! - откровенно заявила Наталья, - Но по-моему ты сам уже давно на это согласился.

Такого поворота я, откровенно говоря, не ожидал. Что делать? Наброситься на нее, задрать юбку, стащить с нее кружевные трусики и совершить все дальнейшее? К несчастью (а может и к счастью) тут же мой мозг принялся за сложную аналитическую работу и затруднился дать прогноз последствий такого действия. Хорошо это будет или плохо? Меня ждет визг, крик и грандиозный скандал или внезапное пробуждение гигантской, всеобъемлющей ответной любви, которая долго дремала в ожидании этого хода? Бифуркация... Действие необратимое, последствия непредсказуемые. Отпущенная историей секунда прошла, и не оставалось ничего другого, кроме как грязно выругаться и уйти, громко хлопнув дверью.

По дороге в моем кармане появилась бутылка водки и пара соленых огурцов. Дома расположившись у зеркала я прихлебывал из горла водку и громко читал стихи Есенина:

“Счастье, - говорит он мне, -

Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души

За несчастных всегда известны”.

- Эх, неловкая душа! - говорил я себе, чокаясь в очередной раз с зеркалом. Ясно, что надо делать все как-то иначе, как-то по-другому...

С тех пор прошло два года. Наталью я почти забыл, познакомился с другой девушкой и уже готовился к свадьбе, до которой оставалось меньше месяца. Надо было занять денег, сделать грандиозные закупки, произвести ремонт в квартире. В тот день я начал промазывать в потолке щели, проходящие между бетонными плитами. В момент, когда я слез со стремянки за очередной порцией шпаклевки в дверь раздался звонок.

На пороге стояла Наташка. Фигура у нее была вроде бы та же, но лицо... Такие лица бывают, пожалуй, только у монахинь. Я пригласил ее на кухню, по дороге оценивая всю непривлекательность своего внешнего вида (грязная, заляпанная известью рубашка, такие же штаны, в волосах - белила).

Когда мы уселись за стол, на котором стояли две чашки чая и пачка дешевого печенья, Наташенька уставилась на меня в упор и промолвила:

- Плохо...

- Что плохо?

- Плохо, что ты ушел от меня, так и не узнав до конца всей истории.

- Какой истории?

- Данила Филиппович обнаружил, что в крови находится нечто, в чем содержится сущность человека. Правда он предполагает, что кроме сущности человека там есть и что-то еще... уже запредельное, посланное свыше. Он выделил эту субстанцию и заметил, что при ее переливании другому человеку в нем появляется нечто от человека-донора, они становятся как бы братьями и сестрами, при чем в самом лучшем смысле этого слова. Этим вопросом он заинтересовался еще будучи студентом, когда жил в коммуналке. Там две соседки страшно ненавидели друг друга, подкладывали в суповые кастрюли мыло и гвозди, вбивали в замочные скважины спички, даже дрались и почти ежедневно звали участкового. Однажды у одной из них после очередного скандала резко подпрыгнуло давление, и он как почти врач стал ее лечить. Назначив нужные таблетки, он также взял из ее вены немного крови. Потом из этой крови по своей методике Данила Филипыч приготовил эту самую субстанцию. Через пару дней соседки полаялись, и у второй произошел сердечный приступ. Ее опять же лечил мой шеф и помимо прочего ввел ей субстанцию из крови соседки-врага. Через несколько дней во всей округе не было более близких подруг, чем эти его соседки. И тогда у Данилы Филипповича возникла идея.

- Какая идея?

- Он решил породнить весь наш народ, превратить всех в братьев и сестер. Тогда мы будем чувствовать себя как единое целое, а, значит, изменится и вся наша жизнь.

- Как же она изменится?

- Люди станут жить большими общинами-семьями в ладу друг с другом, а продолжением единства людей между собой будет единство с природой. Такая жизнь, разумеется, потребует изменения всего создаваемого человеком - произведений искусства, машин, жилищ и тому подобного. Все делить люди будут только по справедливости, ведь нельзя же делать плохо своей собственной части. Все беды, которыми нафаршировано современный мир исчезнут вместе с самим этим миром. Но не это главное.

- А что же тогда главное?

- Единство людей друг с другом неизбежно продолжится и вверх, и приведет к самому высшему - к возвращению Богоединства.

Я замолчал. Мало ли существует сейчас сект, обещающих приход к Спасению различными путями. Конечно, это более необычно, чем саентология, свидетели ЙХВХ и учения Муна вместе взятые, но чего только не встретишь в этом мире. Я не очень большой специалист в области религий, но знаю, что наряду с ведущими к Господу учениями существуют и другие, тянущие в тьму кромешную. А может сейчас я просто Фома неверующий?

- Вот, возьми вот это, - и Наташа протянула мне наполненный прозрачной жидкостью шприц.

- На иглу посадить хочешь! - неудачно сострил я.

- Ничего смешного здесь нет, - коротко отреагировала Наташа, - Если ты введешь содержимое этого шприца в себя (неважно, в какое место), то породнишься со мной, с Данилой Филипповичем и еще с тысячей пока тебе не знакомых людей. Породнишься навсегда, сделаешь своими братьями и сестрами, и сам станешь для всех братом.

- А если нет?

- То так и останешься таким, как был.

Она закрыла дверь и ушла. А я долго вертел в руках и рассматривал на свет шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Присоединяться или нет? Вверх или вниз ведет сия дорога?

Живите

- Здравствуйте, дорогая Жанна Николаевна! - приветствовал Михаил Романович учительницу своего сына, - Давненько Вы у нас не были!

- Илюша! - крикнула его жена, Наталья Сергеевна, своему сыну, - Посмотри, кто к нам пришел!

Радостный Илья выскочил в прихожую и тут же бросился в объятия Жанны.

- Проходите за стол! - пригласил Михаил Романович.

Семья собралась в большой комнате за щедро накрытым столом. Сегодня Илюше Застенному исполняется пятнадцать лет, и на пышном торте красовались пятнадцать свечей. Жанна Николаевна достала подарок - еще один торт, но испеченный в виде буквы “ж” со свечами в центре и по его оконечностям.

Выпили - за Илюшу, за его успехи, за его будущее, за родителей. Как водится, вспомнили день пятнадцатилетней давности, роддом, ранние годы сыночка. Однако вспоминалось все это вскользь и чувствовалось, что не в этом суть. Вскоре все немного захмелели, и Илюша в разговоре с Жанной Николаевной перешел на “ты”, а учительницу стал называть ласково, “Жанночка”.

- Жанночка, а помнишь, как мы с тобой познакомились?

- Ха-ха-ха! Помню! Конечно помню! Приняла я класс - дети как дети. Возле меня, как водится, две аккуратненькие девочки вились, подарки на каждый праздник дарили, а мальчишки поначалу все на одно лицо были - на переменах носятся как угорелые, дерутся, только успевай разнимать да замечания в дневники писать. И вот стали вы букварь изучать, только прошли букву “ж”, где всякие жучки нарисованы и перешли на “з”, с зайчиком в центре. Вдруг смотрю - а ты страницу с “ж” не перевернул, все ту же букву рассматриваешь. Я тогда спросила: “Все учатся, а ты что балуешься, от товарищей отстаешь”?

- Да, а я тогда возьми и скажи: “Да что-то буква больно интересная, оторваться не могу!”

- Я тогда еще пролистнула тебе страницу, а ты ее нахально обратно перевернул. Ну, думаю, нахал! А потом - каждый урок - все учатся, дальше продвигаются, а ты все одну и ту же букву долбаешь, дыру в ней уже в прямом смысле протер! Дома труды всяких там педагогических умов листала, все тебя понять пыталась - а у них ни слова! Так в своем образовании разочаровалась, что и не передать. Пыталась со старшими товарищами поговорить, а у них только одно: “Воспитывать, воспитывать и воспитывать!!! Замечания и двойки - в дневник, родителей - в школу!”, прямо как на автомате, а слушают меня половиной уха, даже понять ничего не хотят. Я тогда от педагогики к психологии перешла и даже к психиатрии - все равно ничего! Похоже, первый в мировой практике случай!

Ученик и учительница очень долго смеялись, вспоминая тот далекий год. В это время в разговор вступил папа:

- Тогда еще меня в школу вызвали. “Ваш сын упорно учиться не хочет, застрял на букве “ж” - а дальше - не шагу”. Я не поверил, стал его расспрашивать, наконец экзамен ему устроил - он целых две страницы сложного текста (книжку взял наугад, кажется это был Платонов) как соловей прочитал, без запинки. “Что, издевается он над Вами, что ли?” - думаю, но у него так ничего и не выпытал.

- А помнишь, как ты у меня страницу с буквой “ж” вырвала?

- Как же не помнить?! Довел ты тогда меня до белого каления. Я первый год после института работаю, опыта никакого, а о случаях, подобных твоему ни в учебниках не написано ни старшие товарищи не рассказывали. Просто в тупик поставил! Совсем не учишься, на уроках совершенно меня не слушаешь, в тетрадь не записываешь - а все знаешь! По вниманию, по прилежанию - худший ученик, оболтус какой-то, а по знаниям - настоящий отличник. Ни в пример тебя не поставишь ни в позор! Все педагогические учебники в пору в большом костре сжигать, аутодафе им устроить! А у меня внутри все кипит, не могла я тогда так, ведь правила, инструкции существуют. Вот и прорвало, выплеснула свое недоумение.

- А я тогда в раздевалке к Попову в портфель залез, да букварики и поменял! - озорным тоном продолжил Илюшка.

- Так я чуть в обморок не упала! Помню, как вырвала эту страницу, а тут она - снова у тебя. Магия какая-то! Хотя теперь я уже не сомневаюсь, что ты и магией бы смог...

- Да что ты, Жанночка, мои способности так преувеличиваешь! К тому же если бы я и владел магией, для таких вещиц все равно ее не использовал, грешно это.

- Но ты меня тогда все равно довел. Помню, на переменке одноклассникам рассказываешь: “В букве “ж” несомненно есть какая-то тайна, ведь в ней есть центр и расходящиеся лучи, которые будто бы опутывают мир. По этим лучам можно придти в центр, а что там - кто его знает? Кто на это даст ответ? Буква, подобно стальному запору на дверях, где две железяки идут косо, а одна - прямо, запечатывает, закрывает от нас эту тайну, но вместе с тем говорит о ее наличии. Те, кто боятся этой тайны, стремятся убежать от нее и на Букву всякие нехорошие слова придумывают вроде “жлоб” или “жопа”, чтобы опошлить ее, унизить, вогнать в ничто. Но мудрые люди создали такое слово как “жизнь””. Даже я испугалась, если до сих пор запомнила, а уж как ребятишки испугались! Никто даже не нашелся что сказать, а до конца недели в классе стояла гробовая тишина, даже на переменах никто не бегал и не дрался. Я все волновалась, что придется весь класс целиком в психбольницу вести!

- Именно поэтому у меня до сих пор нет друзей. Меня всегда остерегались, как остерегались бы своего сверстника с мускулами Геракла. Драться со мной и то никто не хотел. Теперь понимаю, что для них был не то что умным, а просто как с Венеры свалившимся. Зря, конечно, я это все тогда затеял, но поговорить-то с кем-то надо было! Родителям вечно некогда, к тебе сперва надо было в доверие войти...

- А я тогда подумала: “Точно с ума сошел, срочно к психиатру надо отвести, а то быть беде”. Но как-то раз пошла я на пасху в церковь, бабушка просила куличи освятить, а там как раз эта буква нарисована, и тут как молния пронзила мое сознание: “В этом что-то есть!”

- Но потом-то ты разобралась, что там за буква была? - спросил Илья.

- Да, это была Хризма, из инициалов Спасителя: I и Х.

Празднующие прикончили закуску, и перешли к горячему - свинине с картошкой.

- Кто бы мог подумать, что у моего сына так судьба сложится! Все в роду вроде бы нормальные были, - пробормотала мать, тоскливо глядя в окно.

- А в нем что ненормального? Не наркоман, не гомосексуалист, не алкоголик! - заступился отец.

- Да у вас прекрасный сын, - вступилась учительница, - Помню, как он мне в любви признался. “Жанна Николаевна, я Вас люблю”. Я тогда чуть не упала, вызвала его после уроков и спрашиваю: “То есть как, любишь?” А он мне знаете, что в ответ?

- Помню, помню! – перебивая, вклинился в разговор Илюша, и процитировал сам себя - “У нас имена начинаются на одну и ту же букву. Только Ваше имя с земной буквы “ж”, а мое - с небесной. Поэтому мы должны быть вместе, это свяжет Небеса и Землю воедино”. А ты мне ответила: “Как так на одну букву? Ты что, Женя или Жора? У тебя же имя на букву “и”! Что ты мне лапшу на уши вешаешь!”

- Мне тогда плохо стала, впервые в жизни корвалол пила. У самой, конечно, не было, пришлось к завучу бежать, она тетка старая, у нее полная сумка медикаментов, на все случаи жизни. А ты посмотрел в потолок и как ни в чем не бывало пошел домой!

- Но на другой день принес тебе книгу “Руны” и ты при мне прочитала про руну “Илх”.

- Было такое, - согласилась учительница, - Опять меня в стыд вогнал, ведь как неприятно, если ученики знают больше меня! И вообще, такие книги в третьем классе читать! Тут уже все представление о порядке разлетается в мелкие щепки. Я тогда чуть не заплакала. Но ты мне потом такую “козу” устроил! Третий класс, переход в четвертый, контрольные работы - а ты в них ничего не пишешь! Ничего кроме буквы “ж”.

- Тогда еще глупые одноклассники острили, что я тебе так жопу показываю. Для них Буква так и осталась ассоциированной с задницей и ни с чем больше. Наверное, и за прошедшие годы мало что изменилось в их сознании...

- А я чуть не плача после уроков тебя вызывала и все допытывалась: “Зачем?” А ты: “Не хочу, Жанна Николаевна, учиться дальше, хочу вместе с Вами обратно, в первый класс!” Ну что тут поделать? Пришлось пообещать, что мы так и останемся вместе.

- И остались! - воскликнул Илюша, и бросился к Жанне целоваться.

Родители никак не отреагировали - уже привыкли. Они знали, что многое осталось и “за кадром” беседы. “За кадром” остались жуткие ссоры с сыном, когда тот неделями не приходил домой, две попытки его суицида, когда он один раз пытался прыгнуть с крыши, а другой - повесится на крюке люстры. Потом им пришлось смириться и принять как неизбежность его будущий брак с учительницей, которая на четырнадцать лет старше его.

Не сладко пришлось и Жанне. Коллеги по педагогическому коллективу подвергли ее тотальной травле, рассказывали про нее похабные анекдоты и называли “педофилкой”, с “искренним негодованием” прорабатывали ее на всевозможных собраниях. Директриса за один год умудрилась сделать ей пять выговоров и лишить всех возможных премий, хотя ее класс далеко превосходил все параллельные. Также и мелкие пакости делали - то на ее стол неприличную фотографию поставят, то журнал с похабным рассказом.

Когда Жанна решила организовать факультатив “Тайные смыслы букв” ей предложили уволиться “по собственному желанию” угрожая в противном случае уволить ее за “моральное растление учеников”. Пришлось переходить в другую школу, потом - в третью, но шлейф слухов тянулся за ней повсюду. В конце концов она нашла себе место в школе для умственноотсталых, где и работает по сей день. Те знания, которые она получила от общения с Ильей, так и остались никому не нужными...

- Скорей бы прошел этот год! Скорей бы нам навсегда остаться вместе! - с горечью промолвил Илюша.

- Я вас благословляю! - сказал отец.