Вместо заключения

При всей аморфности и многоликости постмодерниза, порожденный им образ научного познания все же можно свести к общему знаменателю. В постмодернисткой трактовке оно предстает не как движение по одной единственной столбовой дороге к единой и неделимой истине, а как одновременное движение в разных направлениях, к разным истинам, ни одна из которых не лучше и не хуже любой другой. Этот образ познания пока мало привычен и для самой науки, и для массового сознания, и, по всей видимости, пройдет еще немало времени, прежде чем он вытеснит господствовавший долгое время “линейный” образ. Однако рано или поздно это произойдет, что не только отразится на методологическом самоанализе конкретных научных дисциплин, но и породит значительные изменения их “рабочей методологии”.

Как это скажется на психологической науке? - вопрос, достойный того, чтобы его обсуждением завершить рассмотрение ее прочих методологических проблем.

Главным воздействием постмодернизма на психологическую науку обещает стать легализация, признание совершенно “нормальным”, способствующим приближению к истине, а не отдалению от нее, того многообразия - соперничающих парадигм, теорий, противоречивых фактов, их не менее противоречивых интерпретаций и т. п., которые психология традиционно воспринимала как один из своих главных пороков, настойчиво стремясь к его преодолению. Это означает признание бихевиоризма, когнитивизма, психоанализа, как, впрочем, и более частных психологических теорий, имеющими равное право на существование, адекватно отображающими соответствующую сторону человеческой психики, задающими плодотворную модель для ее понимания и изучения. Вопрос о том, какая из этих моделей - “единственно правильная”, способная сформировать основу единой теории или парадигмы, которая в конце концов объединит психологию, преодолев ее извечный эклектизм, служит образцом проникновения “наивной психологии”, ждущей от науки линейных и “единственного правильных” решений, в методологический самоанализ научной психологии. Менее ригористично поставленный вопрос о том, какая из этих теорий (парадигм, моделей психологической реальности и т. д.) “лучше”, более адекватно отражая сущность психического, сродни вопросу о том, кто лучше - блондины или брюнеты. А более прагматично поставленный вопрос о том, какую же ориентацию и модель психического избрать психологу для изучения психики и воздействия на нее (ведь нельзя же базироваться на всех моделях сразу), решается примерно также, как мы решаем вопрос о том, какие ботинки купить: исходя из своих вкусов, возможностей, предпочтений своего окружения и др. И здесь уместно еще раз привести цитату П. Фейерабенда, который пишет: “теория, выдвигаемая ученым, зависит не только от фактов, имеющихся в его распоряжении, но и от традиции, представителем которой он является, от математического аппарата, которым случайно владеет, от его вкусов, его эстетических взглядов, от мнения его друзей и других элементов, которые существуют не в фактах, а в мышлении теоретика, и, следовательно, носят субъективный характер” (Фейерабенд, 1986, c. 54).

Подобным образом сделанный выбор - не аномалия и не образец беспринципного поведения в науке, а естественное проявление плюрализма равно приемлемых объяснений и концепций, того акцентируемого Р. Рорти обстоятельства, что всегда существуют разные варианты объяснения любого изучаемого наукой феномена, и то, какое именно объяснение мы выберем, всегда зависит от нас, а не предопределено некими объективным обстоятельствами (Rorty, 1982). Причем по мере развития науки и накопления производимого ею знания возрастает и количество потенциальных объяснений любого феномена, а, стало быть, расширяются и возможности выбора. И к тому же, чем сложнее изучаемые наукой феномены, тем больше количество и шире разнообразие действующих на них факторов, а, значит, тем более абсурдно выглядят линейные, моно-факторные и “единственно правильные” объяснения. Что же касается психологических феноменов, то им по некоей уловной шкале можно присвоить один из самых высоких уровней сложности, что позволяет считать возможность таких “единственно правильных объяснений” одним из самых нелепых мифов психологической науки.

Учитывая, что психологические теории, как правило, представляют собой не просто системы взаимосвязанных утверждений (как принято определять теории в философских словарях и учебниках), но задают способы понимания и изучения психологической реальности, служат “осями”, на которые наслаивается эмпирический опыт и т. п., их можно охарактеризовать как сгустки психологического знания, эпицентры его консолидации. Психологическое знание настолько обширно и многообразно, что вполне естественно существование множества таких эпицентров, его дальнейшее накопление неизбежно будет порождать появление новых эпицентров, и подобный “мульти-эпицентризм” - по всей видимости, единственно возможный способ организации этого знания. И закономерно, что все попытки выстроить психологическое знание в виде пирамиды, “стянув” его многочисленные эпицентры к одной вершине, до сих пор не породили не только жизнеспособной, но и сколь-либо стройной конструкции. Скорее всего, не породят и в дальнейшем - несмотря на любовь значительной части психологов к наиболее простым, иерархически организованным конструкциям.

Однако легализация плюрализма психологических школ и течений, а, значит, и соответствующего способа организации психологического знания, не означает легализации хаоса, а описанный на страницах этой книги “методологический либерализм” радикально отличается от широко известного в философской методологии науки “методологического анархизма”.

Психологические теории при всем их разнообразии все же не представляют собой неупорядоченное множество, а поддаются “кластеризации”, объединению в группы, основания которого, в свою очередь, могут быть выстроены в континуум. Первичным основанием “кластеризации” психологических теорий может служить их предметная отнесенность, т. е. то, какую именно область психических процессов или феноменов они делают предметом объяснения. Существуют, например, теории мотивации, теории обмена и т. д. А в качестве наиболее общего основания их “кластеризации” могут выступать лежащие в их основе общеметодологические принципы и представления о природе психического (“психика - это поведение”, “психика - это гештальт” и т. п.) На данном уровне различают три основных “кластера” психологических теорий: а) бихевиористические, б) психоаналитические, в) когнитивистские, причем эта систематизация, разработанная применительно к общепсихологическим теориям, распространяется и на теории, созданные в частных разделах психологической науки, например, в социальной психологии (см.: Андреева, Богомолова, Петровская, 1978; Андреева, 2000). Каждый из этих наиболее глобальных “кластеров” тоже характеризуется не только системой общеметологических установок, но и акцентированностью на определенной области психологической реальности, сфокусированной в их центральной категории. Как отмечает М. Г. Ярошевский, такой центральной категорией для бихеворизма служит поведение, для психоанализа - мотив, для когнитивизма, выросшего из гештальтпсихологии, - образ (Ярошевский, 1974). Т. е. бихевористские теории сфокусированы на поведенческой сфере психического, психоаналитические - на мотивацонно-эмоциональной, когнитивистские - на когнитивной. И эта “кластеризация” вычерчивает общую карту психологической науки, где основные “сгустки” знания формируются вокруг трех основных проявлений психического. Любой психологический феномен имеет три стороны - когнитивную, эмоциональную и поведенческую,[101] каждая из которых фокусируется в зеркале соответствующих теорий.[102]

На карте психологической науки легко разглядеть и еще один способ прочерчивания границ, соответствующий уровню изучения и объяснения психического. Именно данный вид ее разграничения порождает “параллелизмы” - психофизиологический (и сопряженный с ним психофизический), психосоциальный и др., а детерминация психических явлений изучается на полюсе либо нейрогуморальных, либо феноменологических – осуществляющих в феноменальном поле субъекта, либо социальных процессов. Это разграничение исследовательских подходов к изучению психического, в отличие от “кластеризация” психологических теорий, выражает не структурное триединство психического, а триединство его детерминации,[103] обусловленность психических явлений психофизиологическими, феноменологическими и социальными процессами.

Т. е. при всей кажущейся беспорядочности происходящего в психологии, в ней имеется и упорядоченность, причем упорядоченность “естественная”, обусловленная строением психических процессов и детерминации воздействующих на них факторов. Соответствующие границы между подходам к их изучению и “кластерами” психологических теорий принято воспринимать как недостаток психологической науки, препятствующий ее интеграции, выработке единой парадигмы и т. п., в то время как они имеют и свою “естественную” сторону, сопряженную с онтологией психического. А аналогичные настроения, например, в физике, выглядели бы как желание объединить все уровни этой науки и все физические теории, скажем, теорию Ньютона и теорию Эйнштейна, невзирая на то, что они относятся к совершенно разным аспектам физической реальности.

Вместе с тем онтология психологической реальности и характер ее детерминации имеют две, отчасти взаимно противоречивых, стороны, заставляющие вспомнить ленинскую формулу “размежеваться, чтобы объединиться” и отраженные основными принципами системного подхода.

С одной стороны, психическое многокомпонентно и полидетерминировано, поэтому нет и не может быть какого-либо “единственно правильного” способа его понимания, описания, изучения и объяснения. Любой из них - “правильный” в том смысле, что верно отражает, вполне адекватно, т. е. одним из возможных способов, объясняет какую-либо сторону человеческой психики и ее проявлений, выводит на первый план действительно важную область ее детерминации. С другой стороны, любой из них неполон, поскольку охватывает лишь какой-либо один аспект психики и ее детерминации, оставляя без должного внимания остальные, причем любой “экуменический” подход, нацеленный на интеграцию знания о психике, тоже неполон, поскольку нельзя объять необъятное, и от взамообогащения с другими подходами он только выигрывает, какими бы эклектичными не казались результаты взаимодействия. На уровне основополагающих методологических установок из этого следует, что, с одной стороны, теоретико-методологическое разнообразие психологической науки неизбежно и онтологически оправдано, не является симптомом ее кризиса и не подлежит преодолению путем форсированной (и традиционно безуспешной) интеграции. С другой стороны, границы между исследовательскими подходами должны быть не средствам их взаимной изоляции или местом их конфронтации, а областью взаимодействия, психологической науке следует стремиться к той самой системности, которая была вынесена на знамена отечественной психологии в 80-е годы прошлого века. Здесь уместна аналогия с современной Европой, где наличие государственных границ и признание государствами друг друга не воспрепятствовали созданию единого европейского пространства.

Для подлинной реализации системного подхода психологии необходимо побороть “идолов”, аналогичных описанных Ф. Бэконом и органично вписывающихся в их семейство. Один из них - порожденный позитивизмом “идол” единственно правильного изучения и объяснения психологической реальности, препятствующий решению первой задачи - взаимопризнанию психологических школ и направлений как равно адекватных способов изучения психики. Другой - “идол” связанности обыденной феноменологией, мешающий их взаимодействию. Эта феноменология вынуждает нас вдеть Солнце вращающимся вокруг Земли, не дает нам представить бесконечность Вселенной или переход пространства во время, и одна из главных предпосылок развития науки состоит в преодолении обыденной феноменологии (что, естественно, не исключает опоры научного познания на обыденный опыт и здравый смысл). Обыденная феноменология препятствует также многомерному мышлению, восприятию происходящих событий как полидетерминированных - в системе “параллельной каузальности”, приучая нас к тому, что Б. Ф. Ломов называл “линейным детерминизмом” (Ломов, 1984). Этот детерминизм состоит не в том, что мы стремимся связать происходящие события с какой-либо одной причиной (данным свойством наше мышление тоже обладает, что продемонстрировано, например, в исследованиях каузальной атрибуции), а в том, что, рассматривая несколько причин этих событий, мы стремимся локализовать их в одной плоскости и выстроить в одну линию.

Это свойство обыденного мышления в полной мере проявляет себя и в науке, в т. ч. и в психологии - в тенденции к “спрямлению” каузальности, в “стремлении представить причины и следствия в виде одномерной цепочки” (Ломов, 1984, с. 98). Психологи стремятся представить психические явления как влияющие на физиологические или наоборот, не один десяток лет задаются вопросом о том, мы управляем нейронами или нейроны управляют нами, в результате чего в психологии возникают такие аберрации научного мышления, как психофизиологическая проблема, “великое противопоставление психических и физических процессов” (Рубинштейн, 1946, с. 17) и т. п. Увидеть психическое в свете множественной детерминации, как проявление одновременно и социальных, и феноменологических, и психофизиологических процессов,[104] психологам сложно в виду связанности их профессионального мышления обыденной феноменологией, что порождает одну из неявных, но при том и одну из главных методологических установок психологической науки - установку на линейный, одномерный детерминизм, порождающую ее главные, и до сих пор не разрешенные “головоломки”.

Таким образом, можно выделить пять ключевых пунктов той системы идей (и настроений), которая обозначена в этой книге как “методологический либерализм”.

Во-первых, не существует единственно возможного, единственно правильного и т. п. источника эмпирического опыта для научной психологии. Его источниками могут быть и результаты лабораторных исследований, представленные в количественной форме (традиционная позитивистская модель получения данных), и качественные, и полевые исследования, и психологическая практика, и интроспекция, и обыденный опыт, и его рефлексивная обработка профессиональным психологами, и др. Чем больше разнообразие таких источников, тем богаче опыт психологии, а сведение этих источников к какому-либо одному, например, к лабораторному эксперименту, предполагающему контроль над психологическими переменными (точнее, иллюзию контроля, ибо подлинный контроль над ними невозможен), означает не “очищение”, а обеднение этого опыта.

Во-вторых, нет и в принципе не может быть “единственно правильной” психологической теории и единственно верного объяснения психологической реальности. Каждая из этих теорий и соответствующих моделей объяснения - “правильная” в том смысле, что верно отражает и вполне адекватно, т. е. одним из возможных способов, объясняет какую-либо сторону человеческой психики. Вместе с тем каждая их них неполна, “ни одна из них не описывает психологическую реальность достаточно полно и системно” (Ломов, 1984, с. 58), отражая лишь одну из сторон этой реальности, и нуждается в дополнении другими теориями. Психика может быть описана и как поведение, и как деятельность, и как трансформация образов, и как взаимодействие сознания и бессознательного, и другими способами. Каждый из таких способов не лучше и не хуже других, и каждый из них не отменяет другие способы описания, а предполагает дополнение ими.

В-третьих, многоплановость, психических явлений имеет неизбежным следствием их поликаузальность, а, стало быть, как возможность и равную “легитимность”, так и заведомую неполноту их описания в рамках какой-либо одной системы детерминации - феноменологической, нейрогуморальный, социальной или какой-либо еще. Трудно не согласиться с тем, что “попытки рассматривать психологические качества в отрыве от физической, биологической и социальной систем, которым принадлежит человек, искать их основания в них самих неизбежно заводят в тупик” (Ломов, 1984, с. 87), - равно как и локализовывать их основания исключительно в рамках какой-либо одной из этих систем.

В-четвертых, психология, как, возможно, и большинство других социогуманитарных дисциплин, - не допаригмальная (напомним, что такой позиции придерживался сам автор этого чрезвычайно популярного термина - Т. Кун), а, по всей вероятности, мультипарадигмальная наука, в которой, по крайней мере, в обозримом будущем, будут сосуществовать разные парадигмы. В этих условиях методологически неадекватны установки как на создание некоей единой парадигмы, которая плавно объединит или “подомнет под себя” другие парадигмы, так и на их взаимную изоляцию или соперничество, противоборство[105] друг с другом. Неизбежность сосуществования разных парадигм делает необходимым условием развития психологической науки их диалог и конструктивное взаимодействие на фоне признания ими друг друга в качестве равно адекватных моделей изучения психики.

В-пятых, тенденция к нарастанию энтропийности психологического знания, воспринимаемая в качестве вероятного последствия подобной “легитимизации разнообразия”, может быть уравновешена модифицированной версией системного подхода к изучению психики, собственным “системоообразующим” фактором которого служит ориентация на изучение (и объяснение) психических явлений в единстве а) их когнитивной, эмоциональной и поведенческой сторон, б) феноменологической, социальной и психофизиологической детерминации.

ЛИТЕРАТУРА

1. Аксаков К. С. Еще несколько слов о русском воззрении // Русская идея. М., 1992, с. 112-117.

2. Аллахвердов В. М. Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания. СПб., 2003.

3. Аллахвердов В. М. Сознание как парадокс. С.-Пб., 2000.

4. Аллахвердян А. Г., Мошкова Г. Ю., Юревич А. В., Ярошевский М. Г. Психология науки. Учебное пособие для вузов. М., 1998.

5. Андреева Г. М. Психология социального познания. М., 1997.

6. Андреева Г. М. Психология социального познания. М., 2000.

7. Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. Современная социальная психология на Западе. Теоретические ориентации. М., 1978.

8. Аргументы и факты. 1997 г., N 30.

9. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

10.Беккер Г., Босков А. Современная социологическая теория. М., 1961.

11.Белинский В. Г. Россия до Петра Великого // Русская идея. М., 1992, с. 73-90.

12.Белкин П. Г., Емельянов Е. Н., Иванов М. А. Социальная психология научного коллектива. М., 1987.

13.Богоявленская Д. Б. Принцип детерминизма в психологии // Проблема субъекта в психологической науке. М., 2000, с. 53-63.

14.Брушлинский А. В. Деятельность, действие и психическое как процесс // Вопросы психологии, 1984, № 5, с 17—29.

15.Брушлинский А. В. Субъект, мышление, учение, воображение. Москва-Воронеж, 1996.

16.Брушлинский А. В., Поликарпов В. А. Мышление и общение. Минск, 1990.

17.Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество // Вехи. Интеллигенция в России. М., 1991, с. 43-84.

18.Быков Г. В. Проблема восприятия научного новшества и теория химии // Научное открытие и его восприятие. М., 1971, с. 247-251.

19.Бэкон Ф. Соч. в 2 т. Т. 1, М., 1977.

20.Василюк Ф. Е. К проблеме единства общепсихологической теории // Вопросы философии, 1986, № 10, с. 76—86.

21.Василюк Ф. Е. Методологический анализ в психологии. М., 2003.

22.Василюк Ф. Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии, 1996, N 6, с. 25-40.

23.Василюк Ф. Е. Психология переживания. М., 1984.

24.Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

25.Веккер Л. М. Психика и реальность: Единая теория психических процессов. М., 1998.

26.Вернадский В. И. Избранные труды по истории науки. М., 1966.

27.Вригдт фон Г. Х. Логико-филоософские исследования. Избранные труды. М.: Прогресс, 1986.

28.Выготский Л. С. Собрание сочинений в 6-и т. Т. 1. М., 1982.

29.Гадамер Х. Г. Истина и метод. М., 1988.

30.Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (XYII-XYIII вв.) М., 1987.

31.Герцен А. И. Prolegomena // Русская идея. М., 1992, с. 118-128.

32.Гилберт Дж., Малкей М. Открывая ящик Пандоры: социологический анализ высказываний ученых. М., 1987.

33.Гусев С. С., Тульчинский Г. Л. Проблема понимания в философии. М., 1985.

34.Гуссерль Э. Логические исследования: Пролегомены к чистой логике. Т. 1. С-Пб., 1909.

35.Декарт Р. Избр. произв. М., 1950.

36.Джибладзе Н. Н. Социальные структуры и ценностные ориентации в науке // Ценностные аспекты развития науки. М., 1990, с. 197-211.

37.Дубровский Д. И. К проблеме изменения стратегических установок естествознания // Идеалы и нормы научного исследования. Минск, 1981, с. 280-295.

38.Дышлевый П. С. Идеалы и нормы объяснения и описания как методологические предпосылки физического знания // Идеалы и нормы научного исследования. Минск, 1981, с. 241 —259.

39.Замошкин Ю. А. Личность в современной Америке. М., 1979.

40.Зинченко В. П. Трубка Мамардашвили и посох Мандельштама. М., 1998.

41.Значение идей А. Н. Леонтьева для развития марксистской социальной психологии. М., 1983.

42.Зотов А. Ф. Структура научного мышления. М., 1973.

43.Ильин А. И. О русской идее // Русская идея. М., 1992, с. 436-443.

44.Кант И. Сочинения в 6 т. Т. 5. М., 1966.

45.Кареев Н. И. О духе русской науки // Русская идея. М., 1992, с. 171-186.

46.Карцев В. П. О возможностях интенсификации научного труда // Научная организация труда в НИИ и КБ. М., 1978, с. 26-49.

47.Карцев В. П. Социальная психология науки и проблемы историко-научных исследований. М., 1984.

48.Касьянова К. А. О русском национальном характере. М., 1994.

49.Кефели И. Ф. Наука до и после ИТР // Проблемы деятельности ученого и научных коллективов, СПб., 1997, Вып. XI, с. 19-24.

50.Коваль Т. Б. Православная этика труда // Мир России. Т. 2. М., 1994.

51.Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985.

52.Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки Нового Времени. М., 1989.

53.Кругляков Э. П. Что же с нами происходит. Новосибирск, 1998.

54.Кузнецова Н. И. Наука в ее истории. М., 1982.

55.Кун Т. Структура научных революций. М., 1975.

56.Леви-Строс П. Структурная антропология. М., 1980.

57.Лекторский В. А. Субъект, объект, познание. М., 1980.

58.Лекторский В. А. Эпистемология классическая неклассическая. М., 2001.

59.Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.

60.Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984.

61.Лук А. Н. Психология творчества. М., 1978.

62.Лурье С. В. Историческая этнология. М., 1997.

63.Мазилов В. А. Научная психология: тернистый путь к интеграции // Труды Ярославского методологического семинара. Методология психологии. Ярославль, 2003, с. 205-237.

64.Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М., 1990.

65.Маркова Л. А. Историки и социологи науки о социальной природе научного познания // Современная Западная социология науки: Критический анализ. М., 1988, с. 194-211.

66.Мейерсон Ф. Тождественность и действительность: Опыт теории естествознания как введения в метафизику. С-Пб., 1912.

67.Мид М. Культура и мир детства. М., 1988.

68.Милюков П. Н. Интеллигенция и историческая традиция // Вехи. Интеллигенция в России. М., 1991, с. 294-381.

69.Молодцова Е. Н. Традиционные знания и современная наука о человеке. М., 1996.

70.Мошкова Г. Ю., Юревич А. В. Психобиография - новое направление в изучении науки // Вопросы истории естествознания и техники, 1989, N 3, с. 67-75.

71.Начала христианской психологии. М., 1995.

72.Никитин Е. Н. Объяснение - функция науки. М., 1970.

73.Огурцов А. П. Этнометодология и этнографическое изучение науки // Современная Западная социология науки. М., 1988, с. 211-226.

74.Петровский А. В. Личность. Деятельность. Коллектив. М., 1982.

75.Петровский А. В., Ярошевский М. Г. Основы теоретической психологии. М., 1998.

76.Пиаже Ж. Роль действия в формировании мышления // Вопросы психологии, 1965, N 6, с. 3-17.

77.Планк М. Единство физической картины мира. М., 1966.

78.Плюснин Ю.М. Цеховая психология ученого или о верности однажды выбранной специальности // Науковедение, 2003, N 1, с. 101-110.

79.Погребысская Е. И. Оптика Ньютона. М., 1981.

80.Пойа Д. Математика и правдоподобные рассуждения. М., 1975.

81.Полани М. Личностное знание. М., 1985.

82.Поппер К. Избранные работы. М., 1983.

83.Порус В. Н. Искусство и понимание: сотворение смысла // Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного знания. М., 1990, с. 256-277.

84.Психология XXI века: пророчества и перспективы // Вопросы психологии, 2000, N 31, с. 3-35.

85.Рабинович В. А. Алхимический миф и химеры собора Парижской богоматери (к проблеме сопоставления) // Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного знания. М., 1990, с. 97-116.

86.Родный Н. И. Биография и логика // Человек науки. М., 1964.

87.Родный Н. И. Некоторые вопросы научной революции // Проблемы истории и методологии научного познания. М., 1974, с. 35-57.

88.Российское сознание: психология, феноменология, культура. Самара, 1994.

89.Россия и Германия: опыт философского диалога. М., 1993.

90.Рубинштейн С. Л. Наука и действительность // Сергей Леонидович Рубинштейн: Очерки. Воспоминания. Материалы. М., 1989.

91.Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946.

92.Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959.

93.Рузавин Г. И. Герменевтика и проблемы понимания и объяснения в научном познании // Структура и развитие научного знания: Системный подход и методология науки. М., 1982, с. 42-45.

94.Савицкий П. Н. Два мира // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М., 1993.

95.Салмон Г. Наука как власть и наука как коммуникация (противоборство двух традиций) // Философские исследования, 1993, N 3, с. 60-67.

96.Сикевич З. В. Национальное самосознание русских. М., 1996.

97.Современная западная социология науки. М., 1988.

98.Соколова Е. Е. Тринадцать диалогов о психологии. М., 1994.

99.Соловьев В. В. Соч. в 2 т. Т. 2. М., 1988.

100.Солсо Р. Когнитивная психология. М., 1996.

101.Степин В. С. Научное познание и ценности техногенной цивилизации // Вопросы философии, 1989, N 10, с. 3-18.

102.Степин В. С. От классической к постнеклассической науке (изменение оснований и ценностных ориентаций) // Ценностные аспекты развития науки. М., 1990, с. 152-166.

103.Степин В. С. От классической к постнеклассической науке (изменение оснований и ценностных ориентаций) Ценностные аспекты развития науки. М., 1990, с. 152-166.

104.Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000.

105.Степин В. С., Кузнецова Л. Ф. Идеалы объяснения и проблема взаимодействия наук // Идеалы и нормы научного объяснения. Минск, 1981, с. 260—279.

106.Струве П. Б. Интеллигенция и революция // Вехи. Интеллигенция в России. М., 1991, с. 136-152.

107.Тригг Г. Физика XX века: Ключевые эксперименты. М., 1978.

108.Тулмин С. Человеческое понимание. М., 1984.

109.Тхостов А. Ш. Психология телесности. М., 2002.

110.Федотов Г. П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре. М., 1990, с. 403-443.

111.Федотова В. Г. Истина и правда повседневности // Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного знания. М., 1990, с. 175-209.

112.Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.

113.Филатов В. П. Научное познание и мир человека. М., 1989.

114.Филатов В. П. Об идее альтернативной науки // Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного знания. М., 1990, с. 152-174.

115.Фон Вригт Г. X. Логико-философские исследования. М., 1986.

116.Франс А. Собр. соч. Т. 5. М., 1937.

117.Фромм Э. Иметь или быть. М., 1990.

118.Хензел Ч. Парапсихология. М., 1974.

119.Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования. М., 1980.

120.Хомяков А. С. О старом и новом // Русская идея. М., 1992, с. 52-63.

121.Черняк В. С. Нормы научности и ценности культуры // Ценностные аспекты развития науки. М., 1990, с. 182-196.

122.Чуприкова Н. И. Мозг, психика, сознание // Мир психологи, 1999, N 1, с. 97.

123.Шихирев П. Н. Современная социальная психология. М., 1999.

124.Шпет Г. Г. Сочинения. М., 1989.

125.Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М., 2002.

126.Эткинд А. М. Психология практическая и академическая: расхождение когнитивных структур внутри профессионального сознания // Вопросы психологии, 1987, № 6, с. 20—30.

127.Эйнштейн А. Собр. научн. трудов. Т. 4. М., 1967.

128.Юдин Б. Г. История советской науки как процесс вторичной институционализации // Философские исследования, 1993, N 3, с. 83-106.

129.Юдин Б. Г. Методологическая и социокультурная определенность научного знания // Идеалы и нормы научного исследования. Минск, 1981, с. 120-158.

130.Юдин Э. Г. Системный подход и принцип деятельности. М., 1978.

131.Юревич А. В. "Онтологический круг" и структура психологического знания // Психологический журнал,1992, N 1, с. 6-14.

132.Юревич А. В. Критический анализ американских социально-психологических концепций «справедливого обмена» // Вопросы психологии, 1981, N 5, с. 158-166.

133.Юревич А. В. Методологический либерализм в психологии // Вопросы психологии, 2001, N 5.

134.Юревич А. В. Психологические основания науки Нового Времени // Вопросы истории естествознания и техники, 1998, N 2, с. 3-19.

135.Юревич А. В. Психологические особенности российской науки // Вопросы философии, 1999, N 4, с. 11-23.

136.Юревич А. В. Психология и методология // Психологический журнал, 2000, N 5, с. 35-47.

137.Юревич А. В. Системный кризис психологии // Вопросы психологии, 1999, N 2, с. 3-11.

138.Юревич А. В. Социальная психология науки. СПб., 2001.

139.Юревич А. В. Структура психологических теорий // Психологический журнал, 2003, N 1, с. 5-13.

140.Юревич А. В., Цапенко И. П. Нужны ли России ученые? М.: УРСС, 2001.

141.Ядов В. А. Возможности совмещения теоретических парадигм в психологии // Социологический журнал, 2003, N 3, с. 5-19.

142.Ярошевский М. Г. История психологии. М., 1974.

143.Ярошевский М. Г. История психологии. М., 1985.

144.Ярошевский М. Г. Наука о поведении: русский путь. М., 1996.

145.Ярошевский М. Г. Оппонентный круг и научное открытие // Вопросы философии, 1983, N 10, с. 49-61.

146.Agnew N. M., Pyke S. W. The science game. N. J., 1969.

147.Albert R. S., Runco M. A. The achievement of eminence: A model based on a longitudinal study of expertionally gifted boys and their families // Conceptions of giftedness. Cambridge, 1986, p. 332-357.

148.Attribution: Рerceiving the causes of behavior. Morristown, 1972.

149.Barber B. Science and the social order. N. Y., 1952.

150.Barber B. The sociology of science // International encyclopedia of the social science, V. 14. N. Y., 1979.

151.Barnes B. Interests and the grouth of knowledge. L., 1977.

152.Baumrind D. Research using intentional deception: Ethical issues revisited // American psychologist, 1985, V. 40, N 2, p. 165-179.

153.Bem D. Self-perception theory // Advances in experimental social psychology. N. Y., V. 2, 1965, p. 112-165.

154.Berdyaev N. The Russian idea. Boston, 1962.

155.Bjork D. The compromised scientist: William James in the development of American psychology. N.Y., 1983.

156.Braine M. D. S. On the relation between the natural logic of reasoning and standart logic // Psychological review, 1975, V. 85, N 1, p. 1-21.

157.Broglie L. de. La phisique nouvelle et les quants. P., 1936.

158.Cartright D. Contemporary social psychology in historical perspective // Social psychological quarterly, 1979, V. 42, p. 82-93.

159.Christianson. G. E. In the presence of the Creator: Isaak Newton and his times. N. Y., 1984.

160.Cohen L. The probable and the provable. Oxford, 1977.

161.Crombie A. C. What is the history of science // History of European ideas. 1986. Vol. 7, N 1, pp. 21-31.

162.De Castro Aguirre C. Esteriotipos de nacionalidad en un grupo lationoamericano // Revista de psicilogia general aplicada, 1967, vol. 34, p. 391-401.

163.De May M. The cognitive paradigm. Chicago, 1992.

164.DeCharms R., Shea D. J. Beyond attribution theory: The human conception of motivation and causality // Social psychology in transition. New York, 1976, p. 253-269.

165. Dicks H. Observations on contemporаry Russian behaviour, L., 1952.

166.Dual-process theories in social psychology. N. Y., 1999.

167.Eiduson B. T. Scientists, their psychological world. New York, 1962.

168.Equity theory // Advances in experimental social psychology. N. Y., 1978, v. 9.

169.Festinger L. A theory of cognitive dissonance. Stanford, 1957.

170.Franklin C. W. Theoretical perspectives in social psychology. Boston, 1982.

171.Gaston J. Originality and competition in science. Chicago, 1973.

172.Gavin W. J., Blakeley T. J. Russia and America: A philosophical comparison. Boston, 1976.

173.Gentner D., Jeziorsky M. Historical shifts in the use of analogy in science // Psycholgy of science. Contributions to metascience. Cambridge, 1989, p. 296-325.

174.Gerlach W. Otto Hahn: 1879-1968. Ein Forscherleben usserer Zeit. Stutgart, 1984.

175.Geroch R. General relativity from A to B. Chicago, 1978.

176.Gieryn T. F., Figert A. E. Scientists protect their cognitive authority: The status degradation ceremony of sir Cyril Burt // The knowledge society. Dordrecht, 1986, pp. 67-86.

177.Gilbert G. N. The transformation of research findings into scientific knowledge // Social studies of science, 1976, V. 6, p. 281-306.

178.Gobar A. Philosophy as Higher Enlightenment. N. Y., 1994.

179.Gombrich E. H. Art and illusion. New York, 1960.

180.Gorer G., Rickman G. The people of great Russia, L., 1949.

181.Gruber H. E. Networks of enterprise in creative scientific work // Psychology of science: Contributions to metascience. Cambridge, 1989, p. 246-274.

182.Hagstrom W. O. The scientific community. Cardonale, 1965.

183.Harman P. M. The scientific revolution. London, 1983.

184.Harre R. An introduction to the logic of science. L., 1960.

185.Heelan P. A. Towards a hermeneutics of natural science // The journal of British Society for phenomenology, 1972, V. 3, p. 252-285.

186.Heider F. The psychology of interpersonal relations. N. Y., 1958.

187.Hempel C. G. Aspects of scientific explanation and other essays in philosophy of science. N. Y., 1965.

188.Holton G. The thematic component in scientific thought. Cambridge, 1978.

189.Homans G. C. Human group. N. E., 1961.

190.Huxley L. Life and letters of Thomas Henry Huxley. London, 1902.

191.James W. The principles of psychology. Dover, 1890.

192.Jason G. L. Science and common sence // Journal of critical analysis, 1985, V. 8, N 4, p. 117-123.

193.Kelley H. H. Causal schemata and the attribution pricess // Attribution: Рerceiving the causes of behaviour. Morristown, 1972, p. 151-174.

194.Kelley H. H. The process of causal attribution // American psychologist, 1973, V. 28, N 2, p. 107-128.

195.Kellog R., Baron R. S. Attribution theory, insomnia, and the reverse placebo effect: A reversal of Storms and Nisbett's findings // Journal of personality and social psychology, 1975, V. 32, N 2, p. 231-236.

196.Kern L. H., Mirels H. L., Hingshaw V. G. Scientists' understanding of propositional logic: An experimental investigation // Social studies of science, 1983, V. 13, p. 131-146.

197.Koestler A. The act of creation. N. Y., 1964.

198.Kohn A. False prophets: Fraud and error in science and medicine. Oxford, 1986.

199.Kubie L. Some unsolved problems of scientific career // Identity and anxiety, 1960, p. 241-268.

200.Lakatos I. Falsification and the methodology of scientific research programmes // Criticism and the growth of knowledge, 1970.

201.Latour B., Yolgur S. Laboratory life: The social construction of scientific facts. N. Y., 1979.

202.Laudan L. Progress and its problems. Toward a theory of scientific growth. Berkley, 1977.

203.Lendrem D. What are scientists made of // New scientist, 1985, V. 108, N 1479, p. 57-58.

204.Lloyd G. E. R. Early greek science: Thales to Aristotle. N. Y., 1970.

205.Ludlum R. The Rhineman exchange. New York, 1974.

206.Mahoney M. J. Scientists as subjects: The psychological imperative. Cambridge, 1976.

207.Mahoney M. J. Scientists as subjects: The psychological imperative. Cambridge, 1976.

208.Mahoney M. J., Monbreum B. G. Psychology of the scientist: An analysis of problem-solving bias // Cognitive therapy and research, 1977, V. 1, p. 229-238.

209.Manuel F. E. A portrait of Isaak Newton. Harvard, 1968.

210.Martin R. P., Curtis M. Consultants' perceptions of causality for success and failure of consultation // Professional psychology, 1981, V. 12, N 6, p. 670-676.

211.Maslow A. The psychology of science: A Reconnaisance. N. Y., 1966.

212.McClelland D. The psychodynamics of creative physical scientists // Contemporary approaches to creative thinking. N. Y., 1962, p. 141-174.

213.McGinn R. E. Science, technology and society. New Jersey, 1991.

214.McGuire W. J. The Yin and Yang of progress in social psychology: Seven Koen // Social psychology in transition. N.Y., 1976, p. 33—49.

215.Merton R. K. Behavior patterns of scientists // American scientist, 1969, V. 57, p. 1-23.

216.Merton R. K. Social theory and social structure. Toronto, 1957.

217.Merton R. K. The Matthew Effect in science // Science, 1968, V. 159, p. 56-63.

218.Merton R. K. The sociology of science: Theoretical and empirical investigation. Chicago, 1973.

219.Miller A. G. Actor and observer perceptions of the learning of a task // Journal of exerimental social psychology, 1975, V. 11, V 2, p. 95-111.

220.Miller A. G. Imagery, metaphor, and physical reality // Psycholgy of science. Contributions to metascience. Cambridge, 1989, p. 326-341.

221.Mirskaya E. Z. Russian academic science today: It's societal standing and the situation within the scientific community // Social studies of science, 1995, V. 1995, p. 705-725.

222.Mitroff I. I. The subjective side of science. A psychological inquiry into the psychology of the Appolo Moon scientists. Amsterdam, 1974.

223.New directions of attribution research. N. Y., 1978, v. 2.

224.Nietzsche F. The birth of tragedy. N. Y., 1967.

225.Nisbett R., Ross L. Human inference: Strategies and shortcomings. New Jersey, 1980.

226.Perry H. S. Psychiatrist of America. Massachusets, 1982.

227.Pinch T. Towards an analysis of scientific observation: The externality and evidential significance of observational reports in physics // Social studies of science, 1985, V. 15, N 1, p. 3-36.

228.Plank M. Scientific autobiography and the papers. N. Y., 1949.

229.Polak F. L. The image of the future. Amstardam, 1973.

230.Price D. J. S. Science since Babylon. New Haven, 1978.

231.Richards G. Of what is history of psycholgy a history // British journal for the history of science, 1987, V. 20, N 65, p. 201-211.

232.Roe A. The making of a scientist. N. Y., 1953.

233.Rorty R. Method, social science and social hope // Consequences of pragmatism. Minneapolis, 1982, pp. 191-210.

234.Ross B. S. Psychological thought within the context of the scientific revolution 1665-1700. N. Y., 1971.

235.Rotter J. B. A new scale for the measurement of interpersonal trust // Journal of personality, 1967, V. 35, p. 651-655.

236.Sagan K. The Dragons of Eden. N. Y. 1977.

237.Shaw M. E., Costanzo P. R. Theories of social psychology. N. Y., 1970.

238.Shayegan D. The challenges of today and cultural identity // East Asian cultural studies, 1977, V. 16.

239.The nature of creativity. Cambridge, 1988.

240.The social psychology of knowledge. Cambridge, 1988.

241.Thibaut J., Kelley H. H. The social psychology of groups. N. Y., 1959.

242.Thomas W. Mill. Oxford, 1985.

243.Thorngate W. Possible limits on a science of social behavior // Social psychology in transition. N. Y., 1976, p. 121-139.

244.Tolman E. C. Principles of purposive behaviour // Psychology: A study of science. New York, 1959, V. 2.

245.Torrance E. P. Giftedness in solving future problems // Journal of creative behaviour, 1978, V. 12, N 2, p. 75-86.

246.Tversky A. Features of similarity // Psychological review, 1977, V. 84, p. 327-352.

247.Tweney R. D. A framework for the cognitive psychology of science // Psychology of science. Contributions to metascience. Cambridge, 1989, p. 342-366.

248.Van der Vleist R. Social psychological theory and empirical studies of practical problems// Confronting social issues: Applications of social psychology. L., 1982, V. l., p. 7—22.

249.Watson D. L. Scientists are human. London. 1938.

250.Watson J. D. The double helix. N. Y., 1969.

251.Weimer W. B. Psychology and the conceptual foundations of science. Hillsdale, 1976.

252.Whitehead A. N. Science and modern world. N. Y., 1931.

253.Wyer R. S., Srull T. K. Understanding social knoeledge: If only the data could speak themselves. Morristown, 1988.

254.Yearley S. The cognitive dictates of method and policy: Interpretational structures in the representation of scientific work // Human studies, 1988, V. 11, N 2/3, p. 341-359.

255.Zilsel E. The sociological roots of science // Americal journal of sociology, 1942, V. 47.

256.Ziman J. M. Public knowledge. An essay concerning the social dimension of science. Cambridge, 1968.

257.Zuckerman M. Attribution of success and failure revisited, or: The motivational bias is alive and well in attributional theory // Journal of personality, 1976, V. 42, N 2, p. 245-287.

[1] “Психология созрела для революции, если уже не находится в ее разгаре”, - высказывание, очень характерное для прежних времен (Цит по: Ломов, 1984, с. 4).

[2] Симптоматично, что соответствующие типы в том или ином обозначении присутствуют в большинстве систематизаций психологических типов ученых (См.: Аллахвердян и др., 1998).

[3] Примеры такого самоанализа представлены в работах: (Карицкий; Василюк, 2003; и др.)

[4] Это высказывание иногда трактуется неверно - в том смысле, что якобы Ньютон вообще не выдвигал гипотезы. В действительности, как продемонстрировал А. Койре, Ньютон имел в виду не то, что он избегает гипотез, а то, что он их не измышляет - т. е. выводит непосредственно из опыта (Койре, 1985).

[5] Как отмечал известный лингвист Р. Уорф, один и тот же физический опыт приводит всех наблюдателей к построению одной и той же картины мира до тех пор, пока они говорят на одном языке. Это условие, впрочем, является необходимым, но недостаточным: трудно придти к одной и той же картине мира, говоря на разных языках, но можно придти к разным картинам, говоря на одном языке.

[6] Поэтому Т. Кун, описывая “эффект ассимиляции” в науке, опирается на исследования психологических механизмов восприятия, осуществленные Дж. Брунером (Кун, 1975).

[7] Выражение " личностный " (а не "личный") опыт используется не только для того, чтобы подстроиться под языковую тональность, в которой звучит термин "личностное знание", введенный М. Полани. Речь идет не просто о личном опыте ученого, эквивалентном его индивидуальному опыту, а об опыте познания в качестве личности, т. е. наделения познаваемого личностными смыслами и т. п.

[8] Яркий пример - развернувшаяся в психологии в 70-е годы полемика о том, первично ли поведение по отношению к установкам или, наоборот, установки первичны по отношению к поведению, весьма напоминавшая известный спор о яйце и курице. Все "решающие эксперименты" (а других участники спора не проводили), поставленные бихевиорстами, подтверждали первичность поведения, а все эксперименты, проводившиеся когнитивистами, - первичность установок.

[9] Впрочем, некоторую параноидальность мышления К. Саган счел признаком нормы, а не паталогии. По его мнению, "в современной Америке, если Вы немного не параноик, вы просто сошли с ума" (Sagan, 1977, р. 190).

[10] Обыденное знание, как и научное, тоже, как правило, существует в систематизированном виде. Вполне правомерно поэтому применение куновского понятия "парадигма" к организации не только научного, но и обыденного опыта (De Mey, 1989, p. 105).

[11] Убедительная критика этой точки зрения содержится в работе В. Л. Рабиновича (Рабинович, 1990).

[12] В этом, пожалуй, состоит главное отличие “живого” обыденного знания от “личностного знания”, которое описывает М. Полани (Полани, 1985). “Личностное знание” результирует преимущественно внутринаучный личный опыт ученого.

[13] Как будет показано ниже, научная деятельность эти особенности закрепляет и таким образом оказывает обратное влияние на психологический склад ее представителей. Например, по серии портретов Ньютона замечено, что "механическое мышление" сильно изменило его лицо, которое "отразило поворот к механическому миросозерцанию и к суровой самоцензуре" (Салмон, 1993, с. 62).

[14] Последнее обычно связывается с демократизацией современного общества, предполагающей отсутствие "избранных" социальных групп (Eiduson, 1962).

[15] Именно на этом основан “принцип фальсификации”, возведенный К Поппером в ранг одного из главных нормативов научного познания (Поппер, 1983).

[16] Имеются, впрочем, и исключения. Фарадей, например, опубликовал свои результаты только после того, как провел 134 эксперимента.

[17]Напомним, что это понятие, введенное Р. Роттером, обозначает свойственное каждому человеку обобщенное и достаточно устойчивое представление о том, насколько люди свободны в своих поступках и независимы от внешних обстоятельств. Имеющие "внутренний локус контроля" - "интерналисты" - убеждены в том, что человек сам создает свою судьбу и мало зависим от внешних обстоятельств. "Экстерналисты", которым свойственен "внешний локус контроля", напротив, считают все происходящее с человеком результатом посторонних воздействий (Rotter, 1967).

[18]Интересный пример такого чрезмерного усердия: Сталин однажды вычеркнул из доклада Лысенко выражения типа "буржуазная наука", "буржуазная идеология" и др., сочтя их чрезмерной идеологизацией.

[19] Бывает, правда, и наоборот. Один из респондентов в том же исследовании Б. Эйдюсон высказался так: "прежние профессора сводили друг с другом счеты напрямую, писали друг о друге грязные статьи, называя друг друга по имени. Теперь же ученые чувствуют необходимость быть объективными, и поэтому все субъективное ушло вглубь, а на поверхности отношения между ними выглядят благообразно" (Там же, р. 183).

[20] Подчеркнем, что в процессе психологического исследования позицию наблюдателя занимает не только исследователь, но и испытуемый. Он, в частности, наблюдает действия экспериментатора, стремится понять его намерения, цели и общий замысел исследования, в котором участвует. Д. Баумринд показывает, насколько большое значение в науках о человеке имеет этот вид обыденного объяснения (Baumrind, 1985). Однако его вывод - испытуемые всегда должны правильно представлять себе цели и задачи исследования - вызывает сомнения.

[21] Отсюда, в частности, проистекает в целом гипертрофированная, но отчасти обоснованная идея о том, что для того, чтобы понять, скажем, австралийцев, надо быть австралийцем, чтобы понять женщин, надо быть женщиной, чтобы понять католиков, надо быть католиком и т. д., имеющая под собой вполне очевидный факт: если Вы являетесь, предположим, индейцем, Вы многое можете узнать о психологии индейцев путем простой интроспекции (Maslow, 1966).

[22] В социальной психологии они практически отождествляются, поскольку социальное восприятие рассматривается как осмысление (объяснение) социальных объектов, обладающее всеми атрибутами мышления.

[23] Проблеме соотношения объяснения и понимания посвящена обильная литература (например, Рузавин, 1982; Гусев, Тульчинский, 1985; и др.)

[24] Любопытной исторической иллюстрацией зависимости научных успехов ученого от его способности убеждать оппонентов в процессе спора с ними могут служить наименования титулов, присуждавшихся в XIX веке выпускникам Кембриджа: "старший спорщик",: "второй спорщик" и т. п. Раус, в частности, был удостоен титула "старшего спорщика", а Максвелл - "второго спорщика" (Карцев, 1984).

[25] Этот термин, до сих пор не имеющий русскоязычного аналога, широко распространен в зарубежной социальной психологии, а соответствующий феномен послужил одним из основных объектов изучения в рамках знаменитых Йелльских исследований, выполненных под руководством К. Ховленда (Hovland & Sherif, 1965).

[26] Собственно, разделенность на группировки - свойство любого достаточно многочисленного сообщества. Процитируем вновь В. С. Соловьева: "те, кому приходилось спускаться в ад или подниматься на небеса, как, например, Данте и Сведенборг, и там не нашли одинокой личности, а видели только общественные группы и круги" (Соловьев, 1988, с. 283).

[27] Эти нормы конституируют мораль науки, которая в целом выражает мораль современного западного общества, но при этом имеет и свои особенности. Б. Барбер, например, пишет о том, что мораль науки отличается от общей морали либерального общества, во-первых, тем, что здесь не действует понятие частной собственности: научное знание принадлежит всем и никому в отдельности, во-вторых, нормой незаинтересованности ученого и его ориентацией на других, а не на себя самого, не оставляющей места индивидуализму (Barber, 1953).

[28] По признанию этого исследователя, посягательство на "сказочный" образ ученого стоило ему дорого: восемнадцати отказов напечатать его книгу, трех доносов в Американскую психологическую ассоциацию и двух попыток его оттуда исключить (Mahoney, р. XIV). Но пальма первенства в ниспровержении этого образа принадлежит не ему, а, скорее всего, Д. Уотсону, в 1938 г. опубликовавшему книгу под красноречивым названием "Ученые - тоже люди" (Watson, 1938).

[29] Т. Барбер (Barber, 1952), У. Хагстром (Hagstrom, 1965) и другие исследователи науки описывают десятки случаев подобной подделки данных. Список провинившихся, обычно возглавляемый Ньютоном и Галилеем, включает многие известные имена, в том числе и наших соотечественников.

[30] В последнем случае, правда, существует и другая версия - о том, что привязанность Ф. Энгельса к К. Марксу объяснялась теплыми чувствами не столько лично к нему, сколько к его жене - Е. фон Вестфаллен.

[31] Она подробно рассмотрена в: (Огурцов, 1988).

[32] Эта идея органично вписывается в общую логику социально-психологических теорий обмена (Adams, 1979 и др.), согласно которой, любые человеческие взаимоотношения - от отношений между супругами до отношений между народами - являются формами обмена.

[33] Одним из редких исключений служат, например, работы Кеплера, который не считал зазорным описывать свои ошибки и затруднения. Другое, более типовое, исключение из общего правила - предисловия к научным трудам, в которых их авторы подчас бывают достаточно откровенны.

[34] Следует, правда, подчеркнуть, что психоаналитические биографии, на которых основана значительная часть аналитической работы по выявлению личностных характеристик ученых, написаны в другом духе и, наоборот, акцентированы на их психологических проблемах и нарушениях нормальных отношений с окружающими. Несколько различаются между собой и различные жанры биографического описания. Так, например, В. П. Карцев подметил, что "некрологи являются по сравнению с юбилейными материалами более точными и объективными материалами" (Карцев, 1984, с. 125), хотя, конечно, не всегда.

[35] То, что "даже в сугубо академической статье нетрудно обнаружить психологический подтекст" (Быков, 1971, с. 247), который при желании можно эксплицировать, подмечено достаточно давно. В результате, как писал Больцман, "математик узнает Каучи, Гаусса, Якоби или Гельмгольца, прочитав несколько страниц, как музыкант узнает Моцарта, Бетховена или Шуберта после первых же аккордов" (Цит. по: Koestler, 1964, p. 418).

[36] Любопытной "исторической разверткой" перехода от одного репертуара к другому могут служить письма ученых. Подмечено, что письма, писавшиеся ими от руки, были более откровенными, чем те письма, которые пришли на смену рукописным с появлением пишущих машинок. "Письма, написанные рукой, более откровенны и написаны без стеснений. Письма, написанные в двадцатые годы на машинке, рассчитаны на более широкую публику и поэтому особенно тщательно обдуманы авторами", - пишет Г. Гаудсмит (Цит. по: Карцев, 1984, с. 117). Продолжение этой тенденции к деперсонализации можно проследить в письмах, набранных на компьютере, а тем более в посланных по электронной почте.

[37] Причем установлено, что теоретики характеризуются большей предвзятостью, чем экспериментаторы (Mitroff, 1974).

[38] Можно выдвинуть гипотезу о том, что вообще жизнеспособность любой социальной структуры определяется тем, насколько она способна утилитаризировать то иррациональное, что в ней заложено, придавая ему не разрушительный, а созидательный потенциал. В этом механизме, по-видимому, выражается один из основных принципов построения социальных структур, состоящий в необходимости компромиссов между интересами системы как целого и наклонностями индивидов, которые часто противоречат этим интересам.

[39] Следует отметить, что понятие стиля, способа или строя мышления занимает достаточно видное место в работах отечественных науковедов, которые в былые времена, как правило, аппелировали к идее Ф. Энгельса о том, что "конкретные социально-экономические условия эпохи меняют способ "обработки" мыслительного материала" (Кузнецова, 1982, с. 6). Н. И. Родный так определил это понятие: "стиль мышления в науке - это наиболее общая методологическая установка, которая определяет пути решения возникающих проблем и в то же время содержит в себе определенное видение мира, влияющее на сам выбор проблем, на их постановку" (Родный, 1964, с. 149). Понятием "стиль мышления эпохи" активно оперирует и такой известный зарубежный социолог науки как Дж. Холтон (Holton, 1978). И действительно трудно не признать, что каждая эпоха характеризуется не только определенным уровнем развития производства, характером социальных отношений и т. д., но и особым стилем мышления, выражающим ее особенности и достаточно универсальным для ее представителей. "В этом есть определенная логика, - пишет В. П. Карцев, - поскольку каждая эпоха создает в соответствии с общественно-историческим своеобразием своей культуры и некий специфический способ научного мышления" (Карцев, 1984, с. 240), в котором осуществляется "уния" логического и психологического (Там же).

[40] Любопытно, что по крайней мере косвенные проявления средневекового мышления можно обнаружить и в современном обществе, в том числе и в современной России. Достаточно вспомнить с каким рвением на заре реформ мы переименовывали все, что можно было переименовать: города, улицы, станции метро и т. д. Видимо, эта акция не достигла бы столь впечатляющих размаха и бессмысленности, если бы не подкреплялась массовой верой в то, что наша жизнь изменится от того, что старым вещам будут даны новые названия, основанной на достаточно тесном отождествлении вещей и обозначающих их слов.

[41] Это проявилось даже в новом способе расположения мебели в помещениях, где ученые общались друг с другом. В XYII в. кресла стали ставить по кругу, чтобы обеспечить каждому равноправное участие в дискуссии. Ранее же мебель расставлялась так, чтобы разделить присутствующих хорошо знакомым нам образом: на группу привилигированных лиц - президиум - и всех стальных.

[42] Cледует отметить, что свойственную человеку потребность в определенности можно объяснить не только психологическими, но и, скажем, социально-экономическими причинами. Дж. Ллойд, например, видит ее истоки в развитии сельского хозяйства, требовавшего четкого и строгого знания (Lloyd, 1970).

[43] Яркой иллюстрацией служит, например, исследование Р. Келлога и Р. Барона, продемонстрировавшее, что больные часто предпочитают диагноз, свидетельствующий о тяжелой и неизлечимой болезни, отсутствию всякого диагноза (Kellog, Baron, 1975).

[44] Ф. Е. Василюк трактует переживание как пере-живание, т. е. преодоление травмирующего опыта, предполагающее его достаточно тонкую и сложную психологическую проработку (Василюк, 1984).

[45] Равно как и среди крупных бизнесменов, обладателей капиталов, профессионалов высокой квалификации и высокообразованных людей вообще (Вебер, 1990), что, кстати, всегда вызывало озабоченность различных католических организаций.

[46] Отметим справедливости ради, что аналоги подобной практики иногда обнаруживаются и в поведении западных ученых. Например, существует придание о том, что Резерфорда однажды спросили, зачем в его лаборатории на стене висит подкова, неужели он верит в подобные предрассудки. "Конечно нет", - ответил он - "но говорят, это помогает, даже если не верить".

[47] Эти и другие подобные термины, как правило, употребляются как синонимы.

[48] Иногда, впрочем, предлагаются и более экзотические объяснения. Г. Горер и Г. Рикман, например, объяснили специфику российского национального характера традицией тугого пеленания младенцев, существующей в нашей стране (Gorer, Rickman, 1949). А Х. Дикс усмотрел основную особенность российского менталитета в доминировании оральной культуры, характеризующейся неумеренной склонностью к еде, питью и пению (Dicks, 1952).

[49] Отметим, что это весьма необычное восприятие западной науки, традиционно связываемой не с католической, а с протестантской культурой.

[50] Надо отметить, что авторы этого высказывания - американские философы У. Гэвин и Т. Блэкли - упомянутые качества, а также такие как мессианское отношение к истории, ответственность за судьбы других народов, свободу от практицизма и т. д. приписывают и американцам, стремясь продемонстрировать большое сходство российской и американской культур и противопоставить их другим культурам (Gavin, Blakeley, 1976).

[51] Описанная особенность российского мышления весьма любопытным образом проявляется в языковой практике. Немецкими лингвистами, например, подмечено, что для русских, говорящих на немецком языке, характерно слишком частое употребление безличных местоимений, интерпретируемое как желание уклониться от высказывания собственного мнения, "спрятаться за неопределенность” (Российское сознание, 1994).

[52] Следует отметить, что, выработав эту установку, мы стремились передать, точнее, навязать ее и своим собратьям по "социалистическуому лагерю" и подчас преуспевали в этом. Например, венгерский исследователь науки К. Варга писал в середине 70-х гг.: "ценностная ориентация коллектива на мотив достижения является более важным фактором успешного выполнения научно-исследовательской темы, чем та же ориентация на уровне системы мотивации отдельной личности" (Цит. по: Карцев, 1984, с. 68).

[53] Сейчас более 70 % используемых в мире АКМ нелецензированно производится в Китае.

[54] Один из последних заработал миллионы долларов, читая наш научно-популярный журнал "Техника молодежи" и коммерциализируя распыленные там идеи.

[55] Этот факт регулярно констатируют не только их бывшие сотрудники, но и зарубежные ученые, имеющие возможность сравнивать советский и зарубежный периоды творчества наших эмигрантов.

[56] Отметим в этой связи, что, например, по мнению Ю. М. Плюснина, вообще в современном обществе «презентационный» тип поведения ученого, состоящий в применении научного знания, его «разыгрывании» и коммерческом внедрении в практику, вытесняет «классический» тип, заключавшийся в производстве этого знания (Плюснин, 2003). В данной связи уместно еще раз вспомнить и мысль И. Ф. Кефели о том, что “время научных открытий сменилось временем использования плодов этих открытий, когда науке дается временная (надо полагать) отставка» (Кефели, 1997, с. 19).

[57] Представленное ниже рассечение “знаниевого поля” психологии - это, естественно, аналитическая абстракция. В действительности элементы психологического знания нередко входят в состав друг друга, пересекаются, накладываются друг на друга и т. п., и это «поле», хотя и не выглядит как аккуратно постриженный газон (в чем традиционно видится одна из главных проблем психологической науки), но и не разделено на изолированные межи.

[58] Р. Вудвордс даже назвал психоанализ “опасной религией, удушающей науку изнутри” (Цит. по: Аллахвердов, 2003, с. 215).

[59] Одно из наиболее четких и компактных описаний психологических законов содержится в книге В. М. Аллахвердова (Аллахвердов, 2000).

[60] Отметим, что преамбула “как правило” очень характерна для формулировок психологических обобщений, отчетливо указывает на их вероятностный, стохастический характер и служит одним из главных отличий этих обобщений от обобщений, характерных для точных наук (для сравнения представим себе формулировки “тела, имеющие массу, как привило, падают на Землю” или “Земля, как правило, вращается вокруг Солнца”). Весьма характерны для психологических обобщений и такие вводные слова, как “принято считать, что”, а то и вообще “говорят, что” (см.: Dual-process theories …, 1999), имеющие близкий смысл, но выражающие его еще боле утрированно.

[61] Можно привести такие примеры: “если загорится ваш дом (не дай Бог!), вы из него выбежите”, “если вам сообщат о смерти близкого человека, вы расстроитесь”, “если сгорят ваши сбережения в банке, вы тоже очень огорчитесь” или, напротив, “выиграв крупную сумму в лотерею, вы обрадуетесь”. Это - во-первых, именно предсказания, во-вторых предсказания достоверные (исключения возможны, но очень маловероятны), в-третьих, предсказания психологические, т. е. основанные на психологических закономерностях человеческого поведения. Однако психология не считает их “научными” из-за того, что они слишком “тривиальны” и получены не в психологических лабораториях, а путем житейского обобщения обыденного опыта.

[62] Употребленные в этой фразе оговорки “относительно”, “достаточно”, “более или менее” служат своего рода «фирменным знаком» психологических феноменов и их отличием от феноменов, скажем, физических. Однако и физические фен

Date: 2015-09-22; view: 412; Нарушение авторских прав