Рихард Рудзитис Елене Рерих. Всё ещё живу под впечатлением от недавно происшедшего

17 янв. 1940г.

Дорогая Елена Ивановна!

Всё ещё живу под впечатлением от недавно происшедшего. Как нечто безрассудное было возможно со стороны старших! Или, может быть, я мало знал их? Или здесь выявлялось нечто «дремлющее»? Или всё произошло в возбуждении и смятении? Екатерина Яковлевна дала мне прочесть копию своего сильно впечатляющего письма. Хотя в общем и так, но я ещё опасаюсь подвести во всём свой итог, хотя сердце и полно боли. Моя черта – доверяться до крайней возможности, даже в случае, если где чувствую неправду, стараюсь анализировать и подыскивать факты. Ибо, если в чём-либо потерять веру в друга, можно ли тогда дышать по-прежнему? Всё больше в сердце убеждаюсь, что Иван со своим суждением об «уничтожающей» ошибке пересолил, для того чтобы повлиять на меня, устранить Карла Оттоновича и провести своё влияние в Обществе. Если и было плохое впечатление от Рождественского вечера, то скорее информация была дана через очки самого Ивана. Если впечатление было столь отрицательным, то как случилось, что лишь несколько дней спустя наконец-то получили великолепный дар – книги![189] Обо всём другом я писал в своём прошлом письме. Далее, на общих собраниях, по совету обоих друзей, мы не касались эзотерики, Гаральд даже советовал не произносить имени Великого Владыки (вспоминаю и его возбуждение по поводу выступления Марии Андреевны Ведринской на Рождественском вечере!). А теперь, на днях, Иван, желая прочесть всем из Вашего последнего письма ко мне, прочёл, между прочим, и предложение о самом необходимом, что это указывается Великим Владыкой, пропустив об Учении, так дав иной оттенок. И т. д. Именно тем, что в последнее время порою не вполне понимал тактику Ивана, отчасти и объясняется моя осмотрительность, которую друзья истолковывали как «нерешительность».

На днях я написал Гаральду самое сердечное и длинное письмо, в ответ на фризии, которые он принёс мне в то время, когда меня не было дома, услышав, что я будто бы заболел. Я был весьма тронут и тем, что моя жена передала мне, что он пришёл приветливый и сердечный. Я писал ему, что разные индивидуальные подходы неизбежны и даже необходимы: как К.О., так и Е.Я. не менее ценные и достойные труженики для Нового Мира. По отношению к ним у него столько недоразумений, но пытался ли он с ними сердечно побеседовать? Мы часто оцениваем других через призму своей стихии, отсюда и непонимание. Нельзя же о людях судить по той или иной черте характера, надо судить по сердцу. Надо уметь терпеть друг друга. Моя сущность мне говорит, что надо найти взаимопонимание, ибо, думая иначе, я чужд Учению. У нас всех общая цель, и разве тактика может нас разъединить? Ведь надо стремиться согласовать разные темпы. Мы ведь все желаем наилучше исполнить дело Учителя. Единственно наши Водители могут всегда разъяснить истину и правильность действия, к ним и надо обратиться. Когда я вчера спросил Гаральда о его мнении о моём письме, он ответил: «Нельзя же добиваться мира любой ценой!» Хорошо, я ответил, было бы другое дело, если бы некоторые ушли из Общества. Но если же противные стороны остаются, то надо же достичь взаимопонимания! Как хотел я, посылая это своё письмо, затронуть сокровенные струны его души!

Вчера у нас было заседание правления. Гаральд искренно хотел, чтобы общее годовое собрание, с перевыборами правления (срок которого 15. III), состоялось по возможности скорее, и «ради очищения воздуха», в принципе, можно было согласиться. Но намеченное в старшей группе число 1 февраля оказалось совсем неприемлемым, так как к этому числу никаким образом нельзя будет приготовить все годовые отчёты и пр. Потому мы вчера окончательно условились на 22 февраля. С другой стороны, очень ждём к тому времени Ваш совет, чем нам руководствоваться. Ответьте хотя бы карточкой, ибо карточка скорее доходит. Полагаем, что этот день может оказаться для Общества решительным, если не будет достигнуто успокоение со стороны обоих друзей. Именно Вы могли бы повлиять. Они уже с Рождественского вечера внушили мысль, что К.О. должен отойти от деятельности Общества, и отстаивают это с яростным упрямством. Мы узнали даже об агитации одного члена против К.О. и за введение «нового духа». Опасаюсь конфликта, ибо К.О. говорит, что не даст опозорить себя и вместе с тем и других: если его считают вредителем, то он должен же знать, почему; каждое честное и человеколюбивое взаимное разъяснение может ведь всё уладить. Так, К.О. вчера после заседания предложил Гаральду сердечно и дружно примириться с ним. Пусть скажет, что он имеет против него. Но Гаральд ответил уклончиво. Вообще, во время заседания он вёл себя несколько вызывающе, как будто является единым судьёй и хозяином всего и всех, постоянно расспрашивал и резко критиковал правление, и в особенности Карла Оттоновича. Он повторял старые обвинения, уже раньше мною ему логически опровергнутые как нелепые недоразумения или незнание фактов, но оказалось, что эти мои опровержения совсем остались без внимания. Затем он не слышал и других, которые, например, утверждение, что К.О. культивирует «недоверчивое настроение» и пр., доказали как совершенный вымысел. Порою и строгие реплики К.О. приводили [Гаральда] в большое возбуждение. Наши дамы, глубоко переживая, молчали. Здесь, в нашем храме, где произносилось столько речей о культурности и чуткости взаимоотношений, ещё не чувствовалось ничего подобного. Что произошло с моим другом? Ведь не всё это – лишь в возбуждении! Всё же верю его сердцу. Поймёт и успокоится. Чувствую сегодня, что всё будет хорошо.

У нас пока «перемирие» до 22.11. Не знаю, что случится, если в правление будет вновь выбран К.О. вместе с обоими друзьями! Это может случиться, так как К.О. готов и уступить, только не желает дать себя отстранить без согласия собрания. А также, что будет, если друзья не будут вновь выбраны! А также если Иван будет выбран и станет руководить и всей духовной жизнью Общества. Гаральд и К.О. могли бы прекрасно найти точку взаимопонимания. Это вполне возможно. И будем сердечно надеяться. Совсем не понимаю такой метод. Почему, с другой стороны, не желают считаться и с условиями? Кто среди нас против нововведений? Сколько раз я уже раньше призывал к ним. Но мы должны идти культурно. Много думал о последней статье Н.К. Культура, особенно о втором отрывке. Как можно чувствовать противоположное? Также издание, подобное [сборнику] Г.Г.[Шклявера], где печаталась Чаша Неотпитая, по нашим обстоятельствам невозможно. Получили ли Вы мои письма от 8 и 10 января? Спасибо за статьи Н.К. Получил также Вашу телеграмму в связи с уходом Клементия Станиславовича в день высылки. Я переехал теперь на новую квартиру в город, вблизи Двины, в район садов – Ausekla iela 3 dz. 71, в городской «блокгауз», где живёт много латышской интеллигенции. Трудно было вместиться в двух комнатах в Лесном Парке. Живём теперь вблизи Общества. У моей жены теперь, с весны, хорошая помощница, служанка, любящая детей. Дети здоровы, старшая, Гунта (6'/₂ лет), уже второй год как посещает детский сад. Для её общительности это необходимо. Прочла и немало книг. Вторая дочь – Илзе – полна юмора, её многие любят за это. Третья – Мария – прозрачность – serenitas. Когда-нибудь порасскажу подробнее и пошлю карточки. Сердечное спасибо Вам также от моей жены за всё, за всё.

С сердечной благодарностью и признательностью шлю Вам мои самые лучшие мысли.

Истинно преданный Вам,

Р. Рудзитис

19 февраля у нас публичный вечер «восточной музыки и поэзии».

_______