Works 8:270

В ценной статье д-ра Уильяма Строусона из Хендсворт-колледжа («Учение Уэсли о последних вещах»), впервые опубликованной Институтом методистской теологии, есть мудрое замечание: «Две опасности подстерегают изучающего учение Уэсли о последних ве­щах: изоляционизм и склонность к преувеличению. С одной сторо­ны, легкость, с которой это учение рассматривается отдельно от всего христианского вероучения, очень опасна и приводит к пере­косам. С друг ой стороны, выдергивание цитат о «последних вещах» из целостного наследия Уэсли может создать представление, что это учение столь важно для него, что исключает все прочее. При из­учении эсхатологических взглядов Уэсли следует помнить об этих опасностях».

При обращении к проповедям Уэсли, посвященным Страш­ному суду и «последним вещам», нужно постоянно помнить о вер­ном и важном предостережении д-ра Строусона. Впрочем, в насто­ящее время это учение, в рамках всего наследия Уэсли, скорее недооценивают. Д-р Раттенбери не уделил ему внимания, полагая, что «Уэсли мало проповедовал на эту тему». Д-р Альберт Лайлс признает, что Уэсли связывал необходимость обращения с ужасами грядущего Суда, однако считает, что в его проповедях нет ничего грозного³. Дэвид Уилсон, сосредоточившись исключительно на вечной теме гибели, полагает, что в проповеди Уэсли не так уж много таких мест.

В своей работе о Уэсли-проповеднике, в дополнении к главе «Темы Джона Уэсли», У.Л. Даути пишет, что честность исследова­теля понуждает его затронуть эту тему⁵. Он посчитал своим долгом отметить внимание Уэсли к тому, что тот сам называл «страхами Господними», поскольку, обойдя их, можно навлечь на себя обви­нение в suppressio veri (лат. «сокрытие истины»)⁶. Даути честно признал, что Уэсли, несомненно, уверен в грядущем гневе, что эта тема - часть его евангельской проповеди. Отсюда он делает вывод, что тема гнева требует гораздо большего внимания исследователей, хотя сам и ограничился абзацем-другим.

Исследовать «Дневник» Уэсли невозможно, если не понимать, что тема Страшного суда - не случайный, эпизодический элемент его провозвестия. Вечером 8 сентября 1749 г., на базарной площади Алника, он «призвал огромную толпу быть всегда готовой к смерти, к Страшному суду, к Царству небесному. Я знал, что говорю — как, полагаю, и большинство присутствующих, - и тогда, и утром, ког­да я умолял их: ‘представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу’». 16 мая 1774 г. Уэсли был в Шотландии и дважды проповедовал в пресвитерианской церкви в Порт-Глазго. «Я говорил о смерти и Страшном Суде, - сообщает он, - так мрач­но, как только мог». Вечером в Гриноке он «разбирал страшные слова: ‘тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь’». «Знаю, что ни­когда я не говорил с такой силой», - добавляет он. Эта проповедь сохранилась в стандартном собрании проповедей, и оттуда мы узнаем, что он рассуждал и на тему предыдущего стиха (Мф. 7) о широких вратах и пространном пути, ведущем в погибель. Первая часть проповеди посвящена «неразделимым свойствам дороги в ад», и на этом же строилась ее заключительная часть: «Да запечат­леется в вашей душе и господствует в ваших мыслях, что если вы на широком пути, то этот путь ведет к погибели. Если многие идут с вами, то, видит Бог, и они, и вы прямиком направляетесь в ад. Если вы следуете путем большинства, то вы падаете в бездонную про­пасть... Какому бы исповеданию вы не принадлежали, будьте в оди­ночестве или будете прокляты! Путь в ад всегда общий, путь на не­беса только личный... Лучше пребывать в одиночестве, чем падать в пропасть». После этого Уэсли продолжал убеждать своих слушате­лей, чтобы они «стремились войти в узкие врата».

Когда Уэсли посетил Келсо 14 июня 1782 г., его сердечно привет­ствовал приходской священник д-р Дуглас. Сам он «в тот вечер про­изнес сильную речь о грядущем Суде, и, похоже, кто-то пробудился ото сна. Как они могут бодрствовать, если ‘не почувствуют тот страх, о котором столь часто говорит им Господь?’» По-видимому, Уэсли считал проповедь о Страшном суде частью «пробуждающего» служе­ния, которое прокладывает путь евангельскому призыву. «Я пропове­довал в церкви Сент-Юэн, — писал он из Бристоля 23 марта 1777 г., — но не касался оправдания верой». «Вряд ли это целесообразно для непробужденной общины, - продолжает он. - Я объяснял им страшные слова: ‘человекам положено однажды умереть’».

В Слайго, 6 мая 1769 г., он проповедовал около крытого рынка. Говоря о спасении верой, он вдруг понял, что стрелы его летят ми­мо слушателей. На следующее утро он «приспособился к тому, что могут они вместить», обратившись к словам ‘где червь их не умира­ет и огонь не угасает’. Таких плодов, как от этой вечерней пропове­ди, я не видел много лет». Так же он поступил и в Мэйсон-лодж (Порт-Глазго) 22 апреля 1772 г. Здание было заполнено до отказа; собралось почти все местное дворянство. «Решив не стрелять вхо­лостую, как было в предыдущий день, я сурово говорил им о смерти и Страшном суде, о рае и аде. Кажется, они поняли и больше не смеялись, не болтали друг с другом. Да, они слушали тихо и внима­тельно».

В феврале 1764 г. Уэсли отправился верхом в Сандон и вечером проповедовал «очень спокойным и очень глупым людям». «Как очевидно, что человек не властен просветить других! — замечает он. — После всех наших проповедей даже те, кто ходил сюда постоянно, понимают нас не больше, чем если бы мы говорили по-гречески». Всего лишь несколько дней спустя он выбрал другой подход: «Я проповедовал на текст ‘где червь их не умирает и огонь не угаса­ет’, говорил им о страхе Господнем, со всей суровостью, на кото­рую был способен. Кажется, именно этого они и хотели. Они не только слушали с глубочайшим вниманием, но и остались под са­мым сильным впечатлением, такими я их еще не видел».

Внимательное изучение текстов из «Дневника» и Регистра пропо­ведей показывает, что в число его излюбленных тем входил и Страшный суд: «И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих пред Богом» (Отк. 20:12); «Потому и вы будьте готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Мф. 24:44); «И как челове­кам положено однажды умереть, а потом суд» (Евр. 9:27); «Явление Господа Иисуса с неба, с Ангелами силы Его, в пламенеющем огне совершающего отмщение не познавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа, которые подвер­гнутся наказанию, вечной погибели от лица Господа и от славы мо­гущества Его, когда Он приидет прославиться во святых Своих и явиться дивным в день оный во всех веровавших» (2 Фес. 1:7-10); «Где червь их не умирает, и огонь не угасает» (Мк. 9:48)²¹. Проповедь Уэсли «О Страшном суде» (на тему Рим. 14:10) была напечатана в стандартном собрании проповедей²². Проповедь на тему Мк. 9:48 включена в «Труды» под номером LXXII1 («Об аде»), в то время как другие, посвященные эсхатологии, помещены под номерами: LXXXIV («Важный вопрос», Мф. 16:26), XCIX («О награде правед­ным», Мф. 25:1), CXII («О богаче и Лазаре», Лк. 16:31), СХХ («О брачных одеждах», Мф. 22:12), LIV («О вечности», Пс. 90:2), LXXI («О добрых ангелах», Евр. 1:14) LXXII («О злых ангелах», Еф. 6:12)²³. Конечно, много таких мест и в других проповедях, не посвященных непосредственно Страшному суду.

Есть много убедительных доводов в пользу того, что «страхи Господни», как их называл Уэсли — важная часть его проповеди. Обойти это невозможно. Как мы покажем, говорил он сдержанно; в сущности, он призывал не бояться. Но стремясь защитить Уэсли от обвинений в духовном шантаже, который совершенно недопу­стим для любого благовестника, мы не должны заходить слишком далеко. Невозможно отрицать, что он охотно говорил о заслужен­ных карах на Страшном суде. В ответе «Джону Смиту» Уэсли защи­щает свое право использовать это орудие: «Не может ли сама лю­бовь понудить к разговору с людьми о ‘страхах Господних’? Не луч­ше ли, чтобы грешники ‘испугались сейчас, чем спали бы и просну­лись в аду’? Мне известны случаи, когда это подействовало крайне благотворно даже на весьма разумных людей». Однако он согла­сился, что в частных беседах с оппонентами «бесконечные угрозы проклятиями и адскими муками» мало что дают, и наилучший спо­соб разрешить проблему — спокойное, дружеское убеждение.

Тщательно анализируя все имеющиеся данные, д-р Дж. Даунс приходит к выводу, что порой Уэсли использовал в проповеди фак­тор страха. Впрочем, вышеприведенные слова свидетельствуют о том, что устрашение иногда совместимо с подлинным сострадани­ем и заботой о тех, чьи души он завоевывал. Уэсли полагал, что проповедь «страхов Господних» «могла пробудить тех, кто пребы­вает в духовной и нравственной спячке, и показать, что им угрожа­ет»²⁶. Кроме того, он верил, что таким образом можно привести к раскаянию. «Когда люди чувствуют тяжесть греха и знают о возмез­дии, которое им уготовано, когда в их сознании возникают карти­ны адских мук, они трепещут и содрогаются. Они охвачены сты­дом. Им остается обвинять самих себя, открывая свою скорбь Все­могущему Богу и моля Его о сострадании». Здесь он цитирует, с явным сочувствием, одну из англиканских гомилий. Замечание Тайермана точно отражает позицию самого Уэсли: «Неразумно ис­пугом затащить человека в рай, но вполне разумно попытаться ис­пугом отвратить его от ада».

Попытаемся понять, что Уэсли говорил в своих проповедях о «грядущем гневе». Немаловажно, что эта фраза включена в текст основных условий, предъявляемых членам методистских обществ. Единственное условие приема в методистское общество - «желание бежать от будущего гнева, спастись от грехов». То же требование предъявляет и сегодняшняя методистская церковь. Отсюда ясно, что Уэсли рассматривал свою жизнь именно в этой перспективе, че­рез призму вечности. Проповедуя, он, подобно первым провозвест­никам Евангелия в новозаветные времена, исходил из убеждения, что и Церковь, и он, и слушатели живут в период между двумя при­шествиями Спасителя. Это убеждение, краеугольный камень его благовестия, исчезло в наши дни, когда эсхатологический контекст сохраняет значение разве что в умозрительных концепциях. Для Уэсли он не был умозрительным, но являл собой экзистенциальную реальность, определявшую весь его путь. Он писал «Джону Смиту»: «Мне хочется, чтобы в глазах моих всегда было видение ада и рая, пока я стою на этой перемычке жизни, между двумя безграничными океанами. И я истинно верю, что повседневно размышлять над ни­ми весьма подобает людям разума и веры».

Страшный суд, по мнению Уэсли, состоится не в миг смерти, как считали в то время, но после Второго пришествия. Он отвергал католическую идею чистилища, но верил, что даже если Суд состоится не сразу, душа сразу после смерти мгновенно осознает предна­значенную ей судьбу. «Когда душа покидает тело и нагой предстает перед Богом, она не может не знать, какой будет ее удел в вечности. Она видит сполна непреходящую радость или вечные муки. Невоз­можно обмануть себя на суде, который мы проводим над собою. Но Св. Писание ничего не говорит о том, что Бог в этот миг пребывает на судейском престоле. Ничего этого в речениях Божьих не найти... Таким образом, те, для кого Писание — единая и единственная норма веры, не должны воображать, что есть суд в момент смерти и еще один суд при конце света».

В проповеди «О Страшном суде» Уэсли вспоминает о последо­вательности библейских событий, предшествующих Страшному суду, который, он, несомненно, отождествляет с возвращением Христа. Это Он будет Судией, как сказано в Ин. 5:22, 27³¹. Уэсли не проводит различий между судом над христианами и нехристианами, а также не толкует Мф. 25:31-46, противопоставляя язычникам Церковь и иудеев. Как благовестник, он стремится передать яркий смысл пророчества, а не погружается в детали спорных толкова­ний. Страшный суд испытывает человека: Бог не только открывает скрытые миры тьмы, но и все сердечные мысли и намерения. Этого требует божественная мудрость и справедливость. «Только когда Господь осветит скрытое во мраке, кто бы там ни пребывал, мы увидим, что мудры и хороши пути Его, что зрил Он сквозь тяжелые облака и правил всем по мудрой воле Своей. Ни случайности, ни прихоти людей места не останется. Бог распоряжается всем реши­тельно и заботливо, соединяя в единую цепь справедливость, ми­лость и истину». Сам Кальвин не смог бы сильнее сказать о Всемо­гущем Боге.

Приговор Судии будет однозначным. Праведники «воссияют, как солнце в царстве Отца их», и «обратятся нечестивые в ад» (Мф. 13:43; Пс. 9:17). Но, хотя Уэсли убедительно показал ужасы возмез­дия, в заключительных словах проповеди он призвал слушателей не бояться. Второе Пришествие Христа он описывает в необычайно ярких, даже для него самого, образах: «Смотри, смотри! Облака — колесницы Его! Он летит на крыльях ветра! Перед Ним шествует всепожирающий огонь, а за Ним — пламя испепеляющее! Смотри! Он восседает на Своем троне, облаченный в свет, в одежды величия и славы! Смотри внимательно, Его глаза как пламень огненный, Его голос как шум вод многих!»

Страстно воззвав к слушателям, Уэсли переходит к своим обыч­ным увещеваниям. Нужно помнить, что впервые эту проповедь он произнес 10 марта 1758 г. на выездной судебной сессии в Бедфорде, в церкви Св. Павла, перед гражданским судьей — достопочтенным сэром Эдвардом Клайном, а также перед главным шерифом граф­ства Уильямом Коулом³⁴. Последний был другом Уэсли, благодаря чему и оказалось возможным прочесть проповедь. Клайв и другие судьи, как напомнил нам Сагден, восседали во всем великолепии красных, подбитых горностаем, мантий, в окружении герольдов и копьеносцев³³. Вероятно, их поразили обращенные к ним слова: «Как вы скроетесь? Призовете горы пасть на вас, скалы — укрыть вас? Увы, горы, скалы, земля, небо — все они будут искать спасе­ния! Возможно ли избежать приговора? Что поможет тебе? Все то, чем обладаешь в доме своем, груда золота и серебра? Слепец! Ты вышел нагим из материнской утробы и еще более нагим предста­нешь пред вечностью! Слушай Господа-Судию! ‘Приидите, благо­словенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира!’ Радостный глас! Как отличен он от гласа, взываю­щего в разверстых небесах ‘идите от Меня, проклятые, в огонь веч­ный, уготованный диаволу и ангелам его!’ Кто может предотвра­тить или замедлить окончательное исполнение приговора? Пустые надежды! Вот, ад разверзается, чтобы принять тех, кому уготована гибель. И высятся вечные врата, чтобы наследники славы могли войти в них!»³⁶

Возможные альтернативы были представлены слушателям с предельной остротой, однако Уэсли уповал не на инстинкт страха, а на притягательность любви. Он напомнил своим слушателям, что Судия — это Спаситель. «Разве Он не искупил нас Своей кровью, чтобы мы не погибли, но обрели жизнь вечную? Узнайте о Его ми­лосердии, а не о правосудии, о любви, а не о гневе! Он рядом с каж­дым из нас и грядет, чтобы спасти мир, а не осудить его. Он среди нас! Грешный человек, разве Он не стучится сейчас во врата твоего сердца? О, если бы ты мог знать, хотя бы в этот день, о своем собст­венном мире! О, если бы ты мог предать себя Тому, Кто отдал Себя за тебя, в смиренной вере, в святой, действенной, терпеливой люб­ви! Итак, возрадуйся превеликой радостью в День Господень, когда Он грядет на облаках небесных»³⁷. Если это типичный пример уэс­лианской проповеди (а мы полагаем, что это именно так), то, оче­видно, библейское напоминание об искупительной любви Божьей уравновешивает, даже перевешивает угрозу Страшным судом. Несомненно, он понимал, что в раздумьях о Страшном суде любовь обретает силу.

Уэсли был убежден не только в реальности Страшного суда, но и в неизменности рая и ада. Он обращает внимание на то, как Св. Писание подчеркивает их вечность. Иисус говорит, что грешники «пойдут в муку вечную», а праведники — в «жизнь вечную» (Мф. 25:46), и Уэсли отмечает, что в обоих случаях используется одно и то же греческое слово (гр. «вечный»). «Отсюда следует, что и наказание, и награда вечны. Если наказание временно, то временна и награда. Но это невозможно, если только Бог не умрет, и мы не лишимся Его истины и милости»³⁸. Иначе говоря, вечность адских мук заложена в самой природе Бога, а «отказ от счастливой вечности означает выбор вечности печальной. Между вечной ра­достью и вечными муками не может быть середины»³⁹. В пропове­ди «Об аде» он опять говорит о грешниках: «Муки телесные и ду­шевные безостановочны. Боль не знает передышки. ‘Дым мучения их будет восходить днем и ночью’. Днем и ночью! Именно так, как устроен наш мир... Ночь не знает перерыва, но это не принесет об­легчения тем, кто проклят. Тьма не навеет на них сон... и страда­ния их будут так невыносимы, боль так сильна, что они не смогут забыться ни на миг. Да, ни на миг!» Есть что-то дантовское в этих строках, и можно понять, сколь мучительной для слушателей бы­вала такая проповедь.

В следующем абзаце Уэсли доводит ужасающие картины страда­ний до самого предела: «И нет конца этим мукам! Даже не помыс­лите об этом! Они продлятся вечность, никак иначе! Кто способен сосчитать капли дождя, морские песчинки, число дней в вечности? Всякое страдание облегчается, если есть надежда на освобождение, пусть и слабая. Но здесь

Надежде, близкой всем, заказан путь,