Характер международных отношений во второй половине XVII—XVIII вв

Распад лагеря Контрреформации, возглавлявшегося испан-
скими и австрийскими Габсбургами, а также крах идеи воз-
рождения «универсальной» христианской империи деидео-
логизировали международные отношения. И хотя рецидивы
религиозного обоснования некоторых внешнеполитических ак-
ций отдельных государств имели место в XVIII в., идеологичес-
кие мотивы внешней политики потеряли прежнее значение.
Планы создания вселенских монархий уступили место стрем-
лению ведущих государств к преобладанию на региональном
уровне. Внешнеполитические цели стали более реалистически-
ми, коалиции держав строились теперь на светской, а не на ре-
лигиозной основе.

Мир 1648 г. привел к формированию первой модели между-
народных отношений, которая получила название Вестфаль-
ской, и просуществовала почти полтора века, вплоть до Вели-
кой Французской революции. Претерпевая довольно серьезные
изменения в течение своего существования, эта модель не толь-
ко структурировала межгосударственные отношения, но и ме-
няла их характер, привнося новые тенденции. Бессистемность
дипломатических взаимодействий, имевшая место до середи-
ны XVII в., сменилась известной стабильностью и предсказуе-
мостью. Во второй половине XVII—XVIII вв. заметно расшири-
лась география международных отношений европейских стран.
Вестфальская модель, поначалу включавшая в свою орбиту
влияния лишь Западную и Центральную Европу, позже ин-
тегрировала в сферу своего действия Восточную Европу, Рос-
сию, Средиземноморье, Северную Африку, Вест-Индию. Таким
образом, система международных отношений являлась в осно-
но своей европоцентристской — перераспределение баланса сил
происходило прежде всего в Европе, которая выступала цент-
ром этой системы.

Модернизация европейского общества, в свою очередь, при-
лила решающий импульс оформлению устойчивых националь-
ных государств. Эти факторы серьезно видоизменили характер
межгосударственных отношений. После победы буржуазной
революции середины XVII в. в Англии на международной аре-
не взаимодействовали уже две группы государств, представ-
им вшие разные социально-политические системы: молодые ка-
питалистические страны (Голландия и Англия) и феодальные
(дворянские) государства. Правящие круги раннебуржуазных
стран привносили в международные отношения новые моти-
iiu и интересы — борьбу за рынки, контроль над торговыми
путями и морскими коммуникациями, за роль «морских из-
возчиков» и посредников в финансовых и торговых операци-
вх. В этом были прямо заинтересованы также верхушечные
спои буржуазии и значительная часть дворянства абсолютист-
ских монархий, что оказывало влияние на политику их прави-
тельств. Последние, исходя из собственных целей, пытались в
определенной степени отстаивать внешнеполитические инте-
ресы «своей» буржуазии. В межгосударственных отношениях
пи первый план вышло торгово-экономическое противоборс-
тво, прежде всего, раннебуржуазных Голландии и Англии с
феодально-абсолютистскими Францией и Испанией, а также
каждой из названных стран друг с другом.

С середины XVII в. неуклонно возрастало хозяйственное
шачение заморских владений Голландии, Англии и Франции
(именно тогда эти страны превратились в крупные колони-
альные империи), поэтому эксплуатация колоний становилась
жономически более выгодной, чем захват испанских кораблей
п присвоение вывозимых ими из Нового Света несметных бо-
гатств. Теперь «война на море» приобретала характер ожесто-
ченной борьбы за новые колониальные территории и перерас-
11 ределение заморских владений между Англией, Францией и
I олландией и их расширение за счет колоний слабеющих Ис-
п н нии и Португалии. Колониальный фактор приобрел столь
важное значение в европейской политике, что часто военные
конфликты на территории Европы завершались подписани-
ем мирного договора, который содержал пункты относительно
колониальных владений, а результаты морских войн вдалеке

от Старого Света изменяли расстановку политических сил на
континенте.

В XVII-XVIII вв. централизованные государства-нации за-
няли ведущее место в международных отношениях, став их
главным действующим лицом и одновременно основным эле-
ментом. Именно такие государства — Франция, Швеция, Гол-
ландия, Англия, а позже в их состав вошли Россия и Прус-
сия, — составили опору Вестфальской системы. Средневековые
конгломераты, вроде Священной Римской империи, Речи Пос-
политой, Османской империи, с их слабеющими внутренни-
ми связями и растущими противоречиями, вынуждены были
шаг за шагом отступать перед натиском крепнущих соседей.
Одновременно шло формирование осознанных, долгосрочных
государственных интересов, борьба за реализацию которых
превращается в главную силу развития международных отно-
шений. Еще политические мыслители в XVI — первой поло-
вине XVII вв. (Н. Макиавелли, Ж. Воден, Г. Гроций, Т. Гоббс),
развивая идею государства как высшего начала, принципом
политики провозгласили служение государственному интере-
су. Этот «интерес» выглядел, как правило, достаточно просто:
борись за новые территории и укрепляй границы. Именно к
этому призывал кардинал Ришелье, который и ввел в оборот
понятие «государственные интересы». Лишь в XVIII в. стало
возможным говорить о формировании относительно целост-
ной концепции государственных интересов ведущих держав.
Однако идея преемственности внешней политики при смене
у кормила правления монархов еще не была установившейся
практикой. Исключение составляла Англия, где окончательно
закрепившееся в результате «Славной революции» 1688 г. гос-
подство парламента в политике облегчало правительству осу-
ществление необходимого внешнеполитического курса.

В эпоху абсолютистских монархий государственные интере-
сы представляли собой, в конечном счете, интересы господству-
ющего класса в целом. Особое значение приобретали личные
взгляды, замыслы и планы монарха, которые часто возводи-
лись в ранг государственных интересов. В известной мере на
сферу межгосударственных отношений и внешнюю политику
накладывались интриги фаворитов и карьеристские расчеты
министров. Фаворитизм был особенно распространен во Фран-
ции. Династические мотивы, являясь привычным прикрыти-
ем борьбы за захват чужих земель, за раздел колониальной
добычи, за торговое преобладание путем войн, «брачной дип-
ломатии», использования прав наследования или ссылками на
с таринные права и привилегии, служили в условиях вызревав-
шего в недрах «Старого порядка» кризиса выражением различ-
11 ых социальных интересов и имели объективно разное истори-
ческое значение. Династическими мотивами обосновывались
стремление к поддержанию новых буржуазных порядков и
требование реставрации абсолютизма, процесс консолидации
народностей в исторически устоявшихся границах и тенден-
ции к увековечению раздробленности. Вместе с тем, в обществе
возникло осознание далеко не полного тождества династичес-
ких и государственных интересов. В раннебуржуазных стра-
нах это сказывалось нередко в полном или частичном отказе
представительных учреждений от поддержки внешнеполити-
ческих действий продиктованных исключительно династичес-
кими соображениями. В феодально-абсолютистских странах
растущее понимание такого несовпадения нашло отражение
в зарождающейся просветительской теории, согласно которой
монарх является лишь «первым слугой государства».

Достигнутый уровень развития общественной мысли, ха-
рактер знаний и представлений о сущности государства и меж-
государственных отношений создавали благоприятную интел-
лектуальную среду для усвоения постулата о необходимости
упорядочить и регламентировать поведение государств на меж-
дународной арене. Появляются новые политико-дипломати-
ческие и правовые понятия: о «политическом равновесии сил»,
о «естественных границах государства», о «праве войны и ми-
ра», о «свободе морей», о «незыблемости международного дого-
вора». Политики придавали этим понятиям значение между-
народных правил, хотя они весьма часто нарушались. Именно
систематичность этих нарушений при повышенной конфлик-
тности и нестабильности тогдашних международных отноше-
ний и вызывала потребность в некой норме. Так развивались
принципы и институты международного права.

Доминантой в международной жизни стала система полити-
ческого равновесия сил или баланса сил, пришедшая на смену
прежним концепциям христианского единства или божествен-
ного права монархов. Термин «баланс сил» появился на рубе-
же XV—XVI вв., когда Макиавелли сформулировал гипотезу,
превратившуюся позднее в аксиому: устойчивый миропоря-
док может сохраняться только при примерном равенстве сил

между ведущими государствами или союзом государств и не-
допущении чрезмерного усиления какого-либо из них. Мирные
договоры 1648 г., обязав державы уважать государственный
суверенитет друг друга, исходили из принципа политического
равновесия. После окончания войны за испанское наследство
(1701-1714) эта идея окончательно утвердилась как господству-
ющая теория международных отношений и получила широ-
кое применение. Ею зачастую руководствовались при решении
вопросов войны и мира, при выборе союзников и заключении
торговых соглашений, при урегулировании спорных династи-
ческих вопросов. Система баланса сил не предполагала пре-
дотвращение войн и оправдывала те из них, которые велись,
якобы, для поддержания «европейского равновесия». Функ-
ционируя нормально, эта система, согласно замыслу своих по-
литических теоретиков, лишь ограничивала масштабы кон-
фликтов и возможности одних государств господствовать над
другими. Целью ее был не столько мир, сколько стабильность
и умеренность. Особенно часто к идеи баланса сил апеллирова-
ли в Англии. Там она рассматривалась как наилучший способ
сосредоточения внимания и ресурсов на завоевании торговой
и колониальной гегемонии. Создавшееся равновесие сил долж-
но было действовать автоматически, тем самым избавляя Ан-
глию от излишних расходов на поддержку континентальных
союзников.

Хотя в мировой практике продолжали господствовать сило-
вые методы решения внешнеполитических задач, интенсифи-
кация международных связей способствовала дальнейшему
развитию дипломатии. Еще в XVI в. произошло оформление
дипломатической службы, центральных и местных учрежде-
ний, которые обеспечивали внешнюю политику государств.
Тогда же сложился более или менее прочно институт постоян-
ного дипломатического представительства, установилась стро-
гая дипломатическая иерархия. В XVIII в. во многих странах
были созданы ведомства иностранных дел с четкой структу-
рой и штатом чиновников, включавшем помимо дипломатов
различных рангов, также переводчиков, шифровальщиков и
архивистов. Значительно увеличилось число постоянных дип-
ломатических миссий, которые обзаводились специально под-
готовленным персоналом. Более точно стал регламентировать-
ся дипломатический церемониал, игравший немаловажную
роль с точки зрения международных отношений. Дипломати-
■к'ский корпус состоял исключительно из лиц дворянского со-
словия, дипломаты различных стран рассматривали себя как
членов своего рода закрытой аристократической корпорации и
ревниво следили за поддержанием профессионального прести-
жа. Со времен кардинала Ришелье французские методы дип-
ломатии являлись образцом для всей Европы; до этого их дик-
товала итальянская дипломатическая школа. Французский
язык в XVIII в. стал общепринятым дипломатическим язы-
ком, вытеснив латынь. Труд французского дипломата Ф. де Ко-
мьера «О ведении переговоров с государями» (1716) считается и
it наши дни классическим пособием по дипломатии.

В абсолютистских государствах (особенно после ликвидации
сепаратизма вельмож и их контактов с иностранными пред-
ставительствами) информацией о ходе дипломатических пере-
говоров владел лишь узкий круг приближенных к престолу,
li раннебуржуазных государствах о том, как осуществляется
внешняя политика страны, имела право быть осведомлена и
верхушка правящих классов, которая, собственно, формирова-
ла общественные настроения. Это заставляло правительства и
в Лондоне, и в Гааге все чаще использовать политическую про-
паганду для воздействия на представительные учреждения и
общественное мнение.

В период существования Вестфальской системы международ-
ных отношений главными конфликтами между европейскими
государствами были: во второй половине XVII в. — претензии
Франции на политическое господство в западной и центральной
части европейского континента и противодействие этим претен-
зиям со стороны коалиций стран; в XVIII в. — борьба Англии
и Франции за морскую и колониальную гегемонию, Австрии и
Пруссии — за преобладание в Центральной Европе, России — за
выход к Балтийскому и Черному морям. К этим решающим для
судеб континента противоречиям, которые нередко самым при-
чудливым образом переплетались друг с другом, примыкал це-
лый ряд конфликтов меньшего значения.