Глава 11. Реальная дата неизвестна

Реальная дата неизвестна…

Память…

Она не была рождена женщиной.

Ее исторг искусственный агрегат — сложное устройство для зачатия, развития зародыша и его последующего роста.

Новорожденная выглядела взрослой, абсолютно сформировавшейся женщиной лет двадцати, с сильным, гибким, пропорционально сложенным телом и неброским, симпатичным лицом.

Ее волосы, короткие, влажные и липкие, имели медно-рыжий оттенок. Глаза новорожденной оставались закрытыми, тело, распростертое на теплом пористом полу сферической комнаты, — безвольным…

Кроме выходного отверстия агрегата биологической реконструкции, в закругляющихся стенах комнаты угадывалась еще одна дверь. Куда она вела, оставалось только гадать. Никакой мебели или приборов в комнате не было, лишь под потолком при очень внимательном рассмотрении можно было заметить нечто похожее на скрытый глаз — объектив системы визуального контроля.

Глаз спокойно смотрел на женщину.

Некоторое время она лежала неподвижно, безвольно поджав ноги к животу, опустив к груди подбородок, и это не являлось осознанной позой — так она провела годы внутри камеры биологической реконструкции.

Минуты утекали одна за другой, а новорожденная не двигалась, хотя ее грудь поднималась и опадала в такт ровному, размеренному дыханию.

Наконец неведомому наблюдателю надоело ждать. Ничего не изменилось в обстановке комнаты, лишь по полу пробежала статическая искра электричества, ударив голубым в беззащитное тело.

Новорожденная конвульсивно вздрогнула, по ее мышцам пробежала судорога, плотно смеженные веки открылись, гримаса страха и недоумения исказила лицо.

Женщина резко поменяла позу — она села, поджав колени к груди, обхватила их руками и огляделась, как может оглядываться усыпленный егерем зверь, который внезапно очнулся в совершенно незнакомой ему, пугающей обстановке.

Глаз под потолком в такт ее движению чуть повернулся, перефокусировав при этом свой диафрагменный зрачок.

Еще секунда — и сферическую комнату заполнил голос, чуть дребезжащий, очевидно из-за дефекта воспроизводящего динамика:

— Встань, существо.

Если исключить неприятное дребезжание на гласных звуках, то этот голос можно было назвать мягким и спокойным.

Как ни странно, но новорожденная не испугалась его, не стала озираться вокруг, пытаясь выяснить источник звука, а беспрекословно повиновалась приказу. При этом выражение испуга мгновенно сошло с ее лица, сделав его сосредоточенно-внимательным.

— Хорошо, — резюмировал тот же голос. — Ты дышишь, осязаешь, обоняешь, видишь и мыслишь. Ты можешь двигаться, перемещаясь при помощи ног, твои руки готовы к манипуляциям, а разум достаточно сформирован и открыт для получения новой информации. Если бы не бренность данного тебе тела, ты могла бы поспорить в совершенстве с машинами… — В этот миг казалось, что безликий голос разговаривает сам с собой, бесцеремонно разглядывая нагую женщину посредством визуального датчика. — Хорошо, существо, теперь ты можешь пройти в соседнее помещение. Там ты найдешь одежду.

Женщина повиновалась абсолютно спокойно и безропотно. Она сделала шаг к двери, и та ушла перед нею вертикально вверх.

За дверью открылся длинный, тускло освещенный коридор, на стенах которого красовалась нетленная пластиковая облицовка, кое-где порядком испачканная ржавыми потеками воды. Пол под ногами был холодным, шероховатым и чуть заметно вибрировал, выдавая работу каких-то машин, скрытых в глубине здания.

Женщина, не колеблясь, ступила босой ногой на леденящий ступни пол и пошла по коридору, пока ей не встретилась очередная дверь.

Эта преграда так же услужливо убралась вверх при ее приближении, но в этом случае движение не было стремительным и бесшумным — раздался отчетливый звук старых, изношенных механизмов, и дверь уползала вверх, двигаясь рывками.

За ней оказалась прямоугольная комната размером три на семь метров, обставленная пластиковой мебелью. В дальнем конце, у стены, располагался терминал компьютера и вращающееся кресло перед ним. По правую руку от входа в стены были встроены шкафы, по левую — расположились узкая койка, откидной столик, умывальник и встроенная в стену панель бытового агрегата, под которым угадывался контур закрытой в данный момент приемной камеры утилизатора отходов. В середине комнаты, резко диссонируя с остальной обстановкой, был установлен спортивный тренажер, снабженный беговой дорожкой и несколькими убранными в нерабочее положение физкультурными комплексами.

Женщина равнодушно оглядела помещение, задержала взгляд на сложенной в изголовье кровати одежде, взяла ее, развернула и принялась натягивать на себя рабочий комбинезон из темно-синей синтетической ткани с глухим воротничком-стоечкой и узкой нашивкой, идущей по верхнему краю нагрудного кармана.

«Новый Селен. Группа технической поддержки».

Так гласила эта невзрачная нашивка с надписью на древнем языке.

Если бы не сон ее разума и полное отсутствие сведений об истории, то женщину охватила бы дрожь.

Нет, она не задрожала.

Спокойно натянув комбинезон, она возвела глаза к потолку, откуда должен был, по ее мнению, зазвучать руководящий голос.

Она не ошиблась. Голос зазвучал, и теперь, изливаясь из исправного динамика связи, он действительно казался мягким и доверительным — таким, как записали его десятки тысяч лет назад:

— Прекрасно, существо. Ты хорошо справляешься с поставленной задачей. А теперь подойди к терминалу, сядь в кресло и надень обруч нейросенсорной связи.

Она повиновалась.

Сев в кресло, женщина взяла тонкий обруч, похожий на жесткую, регулируемую по длине ленту, от которой к терминалу тянулся жгут проводов, и водрузила его себе на голову, машинально поправив височные шунты.

— Я готова, — произнесла она, закрыв глаза и расслабив руки на подлокотниках кресла.

В следующий миг окружающая ее чернота взорвалась, разбившись миллионом ярчайших брызг. Это был вход в виртуальное пространство сети.

— Как мне обращаться к тебе? — тихо спросила новорожденная, не открывая плотно смеженных век.

— Зови меня Машина, — прозвучал лаконичный ответ.

* * *

Тысячелетия чуждой разуму истории прошли перед ней, плавно перемещаясь бесконечной чередой событий. Это была сухая, сжатая, преподанная без эмоций, насильно ввергнутая в нее информация о мире, которого она не знала, и об обществе, в котором никогда не жила.

Все это прошло сквозь ее разум, отложилось на полочках подсознания, чтобы быть востребованным в нужное время и в нужном месте.

Сон разума продолжался, хотя в этом тяжком, подавляющем всякие эмоции небытии появились слабые прорехи — микротрещинки в виде первых, едва осознанных, но собственных мыслей.

Дни текли за днями. Часы, проведенные за терминалом старого сетевого компьютера, сменялись изматывающими физическими нагрузками на тренажерах, затем следовал прием безвкусной кашицы, содержащей все необходимые организму питательные элементы, короткий беспробудный сон и снова все по кругу — терминал, тренажер, койка…

— Машина, почему ты зовешь меня «существом»? — однажды спросила она, надев обруч нейросенсорной связи, но еще не погрузившись в пучину передаваемых в ее сознание данных.

— Я создала тебя.

— Значит, я не человек?

Пауза длиною в несколько секунд указывала на то, что Машина серьезно задумалась.

— Ты полный биологический прототип, — перебрав и проанализировав возможные варианты, ответил голос. — У меня оставался малый запас замороженного генетического материала. Я воспользовалась им при твоем создании, существо, следовательно, ты можешь считаться человеком, хотя я не могу назвать тебе тех, чьи хромосомы я использовала. Их имен не осталось в моих базах данных.

— А у меня должно быть имя?

Опять секундная пауза.

— Да, — пришел наконец ответ. — Там, куда ты отправишься, термин «существо» уже не будет подходящим. Я передам тебе список существующих имен. Можешь выбрать из него сама.

— Это имя должно быть мужским или женским?

— По половым признакам и строению организма ты — особь женского пола. Имя должно быть женским.

— Беат. Я выбираю это имя.

— Хорошо. Однако я буду звать тебя по-прежнему — существо.

Много дней понадобилось ей, чтобы осознать факт собственного бытия, проникнуть в смысл некоторых терминов, понять, что такое цивилизация Селенитов, их общество и как соотносится оно с тем безликим голосом, который руководил ее действиями.

Ничто не давалось ей просто. Селениты, в представлении Беат, являлись абстракцией, величиной нереальной, о которой она была информирована, но ни разу не видела воочию.

Новый Селен дня сегодняшнего был чужд своим бывшим создателям, сейчас тут властвовали порождения иной эволюции.

В далеком прошлом Машина царила над планетоидом, как дух древнего божества над мертвой, неоплодотворенной землей, — аура ее информационного поля окружала Новый Селен, и, хотя ядро Машины было сокрыто в неизведанных глубинах скальных бункеров, ее реальное влияние распространялось на всю поверхность преобразуемой во имя жизни планеты; она присутствовала везде — на суше, в море, воздухе.

Машина была повсюду, где существовали электронные системы или их датчики. Десятки тысяч приборов и механизмов, различных по структуре и предназначению, разбросанных по материкам, погруженных в пучины океанов, выведенных на околопланетные орбиты, — все это была она: глобальный, самоорганизованный, искусственный разум, обладающий неизмеримым количеством глаз, рук, органов восприятия…

Беат понемногу начала понимать Новый Селен, но воспринимала его умом, а не сердцем. Она только училась чувствовать. Ей не у кого было перенять, приобрести этот драгоценный опыт сопереживания истории, и она смотрела на факты скорее как некое биологическое вычислительное устройство, ну в лучшем случае как отстраненный наблюдатель, равнодушно перебирающий в пальцах шероховатые, набранные в четки катышки событий.

Она не понимала, зачем Машина создала ее, для чего вообще могла понадобиться хрупкая биологическая жизнь среди мертвых пространств лавовых пустынь и торопливого, взрывообразного развития кибернетической эволюции.

Ответ на этот вопрос ждал ее в ближайшем будущем.

* * *

Жизнь во Вселенной может зародиться лишь раз.

Наше мироздание подчинено четким законам, которые едины для всей материи и пространства, сколь бы необозримым оно ни казалось.

Изучая распределение реликтового водорода в доступных областях космоса, сравнивая полученную картину с фоновым излучением, которое несет в себе фотографический отпечаток распределения вещества в первые астрономические секунды существования Вселенной, мы пришли к пониманию общей сути процесса.

Вселенная пульсирует. Из точки сингулярности, где все вещество находится в сверхплотном раскаленном до невообразимых температур состоянии, она начинает взрывообразно расширяться, разлетаясь плотными горячими туманностями, из вещества которых под воздействием сил гравитации постепенно образуются первые звезды.

Разумеется, описанный процесс сильно упрощен, но сейчас более важным кажется не детальное рассмотрение его стадий, а сам принцип. Вселенная не может расширяться бесконечно. Когда вещество пройдет все стадии возможного термоядерного синтеза, оно начнет остывать, постепенно совершая обратное движение: не разбегаясь, как молодые горячие новорожденные галактики, а, наоборот, сжимаясь, коллапсируя в одну точку, чтобы снова уплотниться в сингулярность и послужить материалом для нового Большого Взрыва.

Вселенная мертва. Следуя расчетам, связанным с теорией вероятности, приходится признать, что возникновение условий, когда из неживой материи при сочетании благоприятных факторов вероятен случайный синтез примитивных органических соединений, способных усложняться, самосовершенствоваться, то есть — эволюционировать, возможно один раз на 18–20 миллионов пульсаций мертвой Вселенной.

Думать об этом по меньшей мере грустно и… страшно.

Мы — чудо, уникум, но, сколь ни долог будет наш путь развития, в конце концов физические законы развития Вселенной предполагают, что нам суждено погибнуть, схлопнуться вместе с остальным веществом в ту самую сингулярность.

Но до коллапса мироздания еще миллиарды лет. Мыслью о нем можно пренебречь… пока. Тем более что имеются два аспекта современного бытия, которые уже становятся неодолимым препятствием для дальнейшего развития.

Во-первых, нас окружает мертвый космос. Повторю: жизнь — это чудо. Невероятное сочетание факторов, ведущее к возникновению жизни, возможное один раз на биллионы биллионов лет. Во всем обозримом и во всем недоступном взгляду пространстве более нет ни одной звездной системы с живой саморазвивающейся органикой.

Во-вторых, мы не привыкли беречь то, что имеем. Миллионы лет мы росли, развивались, не ведая о своем одиночестве, не думая о конечности всего сущего. Мы сначала износили, а теперь и изнасиловали свою собственную планету, превратив ее в пустую, изгрызенную нами скорлупу.

Какой вывод следует сделать из этого?

Только один, но самый важный:

Жизнь нужно сохранить и преумножить, несмотря ни на что.

Благо у нас есть куда двигаться — еще один мир нашей родной Солнечной системы обладает жизнью. Чуть позже в своих заметках я объясню этот феномен, но сейчас нужно думать лишь об одном — как повести себя, чтобы не разрушить единственный во Вселенной заповедник, а взять с его поверхности горсть жизни и рассеять ее во мрак, заселив органикой миллиарды световых лет пустоты?..

…Беат подняла глаза и посмотрела на голубой диск Владыки Ночи, по поверхности которого растеклись белесые разводы густой облачности.

Это и есть второй мир?.. — мысль пришла четкой, осознанно сформулированной, и от этого понимания на душе вдруг стало тяжело, будто она не являлась существом искусственно созданным, а имела самое прямое и непосредственное отношение к тем, кто когда-то обитал на планете Селен…

Она сидела за терминалом под треснувшим наискось прозрачным куполом, который выступал над поверхностью Нового Селена, словно пузырь, вздувшийся на засыпанной острым щебнем площадке, затаившейся между скал.

Где же тогда обитали селениты? — думала она, глядя на бело-голубой шар планеты. Как ныне живущие попали на Новый Селен и что случилось с истинным, Старым Селеном?

Ответ на данный вопрос, несомненно, лежал тут, в бездонной памяти окружающих ее устройств. Машина, ответственная за ее появление на свет, очевидно, подталкивала Беат к этому первому осознанному исследованию окружающей реальности. Она руководствовалась своими непонятными пока мотивами и готова была помочь существу разобраться в доступных сведениях. Нужно было лишь правильно сформулировать задание, и тогда истина откроется.

Окно в бездну продолжало сиять колючим светом звезд.

У нижней границы расположенного перед Беат монитора ритмично мигала вертикальная черточка, из-под которой и рождались символы языка, стоило лишь коснуться того или иного квадратика с обозначенной на нем буквой.

Для Беат не прошли даром преподанные на уровне подсознания виртуальные уроки, но первое непосредственное общение с системой Машины далось ей трудом.

Она медленно коснулась пальцем первой избранной буквы.

С…

Е… Л… Е… Н.

Не «новый» или «старый», а просто Селен — единственный, неповторимый, утраченный по непонятной причине мир.

Специальный знак, поставленный в конце набранного слова, означал действие, ввод.

Каким будет это действие, Беат уже догадывалась, но она даже не успела затаить дыхания. Ответ Машины пришел мгновенно и оказался таким наглядным, доходчивым, что усомниться в нем мог разве что слепец.

Экран внезапно наполнился звездами, затем они стремительно раздались в стороны, потекли навстречу, с головокружительной скоростью расходясь к срезам объемного монитора, пока одна из них не выросла, заняв место в центре мрачного провала пустоты. Она пылала, как подвешенный в черноте огненный мяч…

Солнце…

Эта мысль некоторое время падала сквозь слои сознания Беат, словно камень, брошенный в воду.

Она дошла до самого дна пробуждающегося разума и ударила в него, взметнув новые волнующие мысли, которые вдруг закружили, словно поднятый ударом донный ил…

Солнце…

Стоило покоситься в сторону огромного, но уже вполне реального выпуклого окна, врезанного в монолит скал, чтобы увидеть чуть мутноватый по краям, ослепительно желтый диск Солнца, перед яростным сиянием которого блекла нежная голубизна Владыки Ночи.

Сердце Беат было живым, и оно глухо стукнуло, реагируя на выброс адреналина в кровь, раз, другой, третий…

Значит, Селен где-то тут, совсем рядом?

Мысль была ошеломляющей, сосущей под ложечкой сладким, томительным предчувствием невероятного открытия, скорого разрешения от накопившегося в душе бремени. Беат невольно подалась к монитору и в самом деле увидела, как на фоне чернильного мрака одна за другой начали вспыхивать разноцветные горошины.

Эти космические тела располагались на разном удалении от сверкающего солнечного диска. Они оказались намного меньших размеров, чем материнская звезда, и светили тусклым, отраженным светом, видимо, не имея своих источников внутреннего огня.

Беат, затаив дыхание, следила за динамично меняющейся картинкой.

Суть величайшего открытия состоит в том, что органика зародилась не на конкретной планете, в среде горячих первобытных океанов, как это предполагалось ранее многими поколениями ученых, а в космосе.

Виновник случайного синтеза примитивных органических молекул — Солнце. Светило нашей системы относится к третьему поколению звезд, то есть оно так же, как все планеты Солнечной системы, сформировалось из среды газопылевого облака, которое уже было насыщено всеми видами химических элементов. Именно поэтому мы имеем доступ к месторождениям полезных ископаемых, железных руд и т. д.

Первобытные облака, в которых зарождалось первое поколение звезд, состояли из водорода и гелия, иных элементов в природе еще не существовало, им только предстояло появиться в результате реакций термоядерного синтеза, происходящих в недрах раскаленных светил. Звезды рождались и умирали, некоторые из них вспыхивали, сбрасывая с себя расширяющиеся газовые оболочки, которые мы называем планетарными туманностями. Такие туманности, расширяясь в пространстве, несли в себе запас синтезированных звездой химических элементов, они смешивались с облаками межзвездного газа, насыщая их многообразием молекул.

Из такого насыщенного элементами облака сформировались наше Солнце и все планеты системы.

Известно, что синтез наиболее тяжелых элементов периодической таблицы происходит не в самой звезде, а в окружающем ее пространстве при катастрофически вспышках, когда излучаемой звездой энергии становит достаточно для энергоемких процессов синтеза ядер и подобных элементов.

В одной из таких вспышек, когда наше молодое Солнце в очередной раз взъярилось, выбрасывая на миллионы километров вокруг себя пронзительные щупальца пламенных протуберанцев, в его окрестностях, помимо образования некоторых радиоактивных веществ, зародилась жизнь. Произошел случайный синтез примитивной органики, а солнечный ветер разнес эти споры по всей системе до самых ее границ, но только две планеты на поверку оказались готовы принять и приютить примитивные органические соединения, дать им возможность проявить себя.

Одна планета — это наша Земля, второй был Селен.

Надпись Селен призывно мигала.

Беат действовала будто в полусне.

Ее палец вновь коснулся сенсора «Действие», и опять чернота начала извергаться из неведомых глубин, отодвигая шарики в стороны, оттолкнув и уменьшив Солнце, но зато на гребне этой черной волны из глубин пространства вдруг вырвался, стремительно укрупняясь, бледно-зеленый, испятнанный белым и голубым шар планеты, вокруг которого кружили еще две горошины — одна большая, а вторая поменьше.

Первый спутник был красным, второй — песочно-желтым.

Беат, затаив дыхание, следила за динамично меняющейся картиной.

Она смотрела на предложенное изображение, но ее разум, еще не искушенный в вопросах космогонии, а только вскользь познакомившийся с ее некоторыми постулатами и принявший на веру предложенную информацию об устройстве мира, не мог в полном объеме оценить то, что видели глаза.

Если этот огромный шар, вокруг которого обращались два спутника, на самом деле являлся утерянным Селеном, то почему он считается таковым? Ведь по предложенной Машиной схеме этот невообразимый зеленовато-белесый шар должен быть расположен совсем рядом…

Она вдруг растерялась, совершенно не зная, что следует предпринять дальше. Все ее попытки непосредственного общения с Машиной пока что имели какой-то минимальный успех, но сильно ли она сама продвинулась в понимании сути показанных картин?

Я увидела Селен, но это знание непонятно мне. Мне более понятен Новый Селен, пейзажи которого видны за прозрачным куполом, значит… Значит, следует найти его!

Теперь ее пальцы касались подсвеченных изнутри квадратиков с буквами уже более уверенно, осмысленно.

Новый Селен — появилась надпись.

Она опять коснулась квадратика с символом «Действие».

Внутренне Беат ожидала, что чернота снова начнет изливаться на экран, сужая или же, наоборот, расширяя границы восприятия, но, к ее изумлению, этого не произошло: картинка осталась той же самой, лишь песочно-желтый спутник зеленой планеты внезапно укрупнился, пододвинулся ближе к наблюдателю, а чернота пространства вокруг него неожиданно просветлела, превратившись из обсидиановой в серую, и на этом фоне внезапно начали возникать полупрозрачные символы древнего языка.

Она не имела никакого опыта динамического чтения с экрана, тем более с такого огромного, прозрачно разделенного на три оперативных окна, текст в которых словно маска накладывался поверх изображения околопланетного пространства Селена и двух его спутников.

В первые несколько минут Беат казалось, что движущиеся текстовые сообщения образуют хаос отдельно расположенных знаков. Неискушенный взгляд успевал разве что выхватить какие-то знакомые символы, но понемногу зрение стало свыкаться со скольжением строк, и она наконец разглядела, что перед ней расположены три отдельных, независимых друг от друга текста, которые двигались от нижнего среза к верхнему с разными скоростями.

Самым медленным оказался крайний левый столбец, и Беат переключила свое внимание на него.

Информация оказалась достаточно короткой и была запущена по кольцу, что в конце концов позволило девушке прочитать все строки, с трудом собрав в единый смысловой ряд слова древнего языка:

«Новый Селен». Колония основана в семидесятом году космической эры. Первый этап планетного преобразования пройден успешно, инициирован второй этап работ, в течение которого будет сформирована гидросфера и произойдет заселение биосферы избранными для экспериментального периода формами животного и растительного мира Селена.

Беат взмокла, пока читала эти строки.

Информация, которую она сумела воспринять, оказала на нее ошеломляющее действие. Это не было чувством соприкосновения с какой-то тайной, нет, все осмыслялось гораздо глубже, острее, прочитанные строки воздействовали на психику как наркотик…

Она невольно подалась вперед, преодолевая головокружение и спонтанную дрожь.

Второй текстовой столбец скользил несколько быстрее первого и содержал в себе большее количество информации. Беат желала бы прочесть ее одним усилием, но первая попытка оказалась неудачной, она едва ли сумела осознать смысл начального слова верхней строки, как та уже исчезла за верхним срезом экрана.

Чтобы не сосредоточиваться на середине текста, Беат решила вновь дождаться его повтора, тем более на экране и так было на что посмотреть. Полупрозрачные буквы, плывущие на фоне посеревшего, исколотого колючими искрами звезд мрака, не мешали ей созерцать три неведомых мира, чье объемное изображение служило фоном текстовых пояснений.

Она все еще не могла освоиться с мыслью, что большой зелено-белый с голубыми полосами шар и есть Селен.

Внимание Беат привлекла блестящая конструкция, которая медленно выплыла из-за края планеты. Неторопливо и величаво она пересекла центр экрана, продемонстрировав подробности своего строения. Эта непонятная конструкция была похожа на толстое сверкающее колесо, соединенное четырьмя спицами со втулкой-ступицей, сквозь которую была пропущена длинная ось.

Когда это сооружение заняло собой центр экрана, приблизившись настолько, что стали различимы даже мелкие детали ее структуры, Беат внезапно поняла, что вся поверхность «колеса» испещрена длинными цепочками овальных проемов, изнутри которых пробивается неяркий, рассеянный свет.

Это были огромные панорамные окна, на фоне которых казались мелкими и едва различимыми точками крошечные фигурки живых существ.

Размышления, приведенные выше, ставят перед нами закономерный вопрос: если жизнь уникальна и не распространена повсеместно по миллиардам миров миллионов галактик, то как ее сохранить и преумножить?

Здесь вступают в игру два фактора. Оба они неблагоприятны. Первый заключен в конечности скорости света, что катастрофически сужает возможности экспансии в глубины Вселенной, а второй — в относительной непродолжительности человеческой жизни по сравнению с масштабами тех расстояний, которые требуется преодолевать для успешного освоения нового пространства и осеменения его биологически активными спорами.

Преодолеть световой барьер — идея заманчивая, но, на мой взгляд, неосуществимая, по крайней мере при сегодняшнем уровне знаний и связанных с ним технологий. Другое дело — человеческое сознание, душа.

Мы существуем, пока мы мыслим. Все, что отличает разумное существо от животного, заключено в самосознании. Вот если бы удалось зафиксировать это неуловимое на первый взгляд понятие: душа, личность.

Но разве нам нужна законсервированная, статичная душа? Конечно же, нет. Человек должен жить, смеяться и плакать, любить и ненавидеть, радоваться и горевать, иначе все усилия теряют смысл и мы возвращаемся к идее мертвой Вселенной, в которой станут обитать какие-то абстрактные, равнодушные ко всему, лишенные эмоций сущности.

Размышляя над этим, сравнивая два препятствия для сохранения и преумножения жизни — скорость света и смертность, — я пришел к выводу, что преодолимо последнее.

Давайте обратим внимание на реальные достижения цивилизации. Мы движемся в пространстве, но эти перемещения нельзя назвать иначе как смехотворными. С точки зрения межзвездных расстояний мы по-прежнему топчемся на месте.

Иное дело информационные технологии. Здесь прослеживается очевидный прогресс. Развитие искусственных носителей информации и устройств ее обработки в тысячи раз опережает наши реальные успехи в освоении космоса. Вычислительные машины, созданные в последнее время, построены на основе архитектуры, копирующей строение живого мозга, а их быстродействие уже перевалило за один миллиард операций в секунду.

Однако здесь существует ловушка: мало построить машину, которая бы мыслила со скоростью живого мозга, мало наделить ее соответствующим объемом памяти. Нельзя забывать, что основу понятия «душа» составляют эмоции, а ими во всех случаях управляют биохимические реакции, свойственные только живым организмам, но никак не машине.

То есть носителем разума, обладателем души может быть исключительно живое существо. Тот вид интеллекта, который возникает на электронных или оптических носителях, никогда не будет адекватен человеческому разуму.

— Машина… — Беат безотчетно возвела глаза к прозрачному куполу свода. — Я не могу больше… Я… Я запуталась.

— Я наблюдаю твое смятение, существо, — ответил ей ровный голос. — Преподанный тебе урок не несет критической информационной нагрузки, он призван показать, что реальный мир много сложнее того виртуального знания, которое заложено в тебе моими обучающими системами.

— Скажи, зачем ты меня создала? Кто я? — Беат готова была разрыдаться от щемящего смятения, комкающего ее душу.

— Ты создана для контакта, — бесстрастно ответил голос. — Планеты Селен больше нет, она раскололась на тысячи бесформенных кусков. Мои создатели не смогли успешно преодолеть амбиций роста, и теперь уцелевшие остатки их цивилизации медленно доживают свой век, постепенно деградируя, тут, на Новом Селене, который катастрофически изменил свое пространственное положение. После гибели Селена этот планетоид был захвачен гравитационным полем Земли и, приблизившись к Солнцу, теперь теряет атмосферу.

— Значит, жизнь на Новом Селене вскоре погибнет?

— Да. Но это не должно стать концом всего сущего. Ты помнишь тот основной принцип, который постулирован в моих базах данных? Жизнь нужно сохранить и преумножить во что бы то ни стало. Это руководство к действию. Остается программа, для исполнения которой я была создана. Программа переселения сущностей и преумножения жизни. Все остальное не имеет для меня практического смысла.

…Мы рассмотрели несколько проблем, связанных с теорией бессмертия личности и глобального распространения жизни, и пришли к следующим выводам.

Путешествия в пространстве станут вторичным способом преумножения жизни. Преодолеть межзвездные расстояния реально лишь в том случае, когда будет решен вопрос записи и последующей инсталляции человеческой сущности.

Мы можем сканировать мозг. Нам, при определенных условиях, доступен весь объем долгосрочной и оперативной человеческой памяти. Допустим, мы записали эту информацию, считанную с живого мозга, на более прочный и долговечный носитель. Получается, что мы зафиксировали личность живого существа на определенный момент времени. Но как быть дальше?

Дальше следует создать такой носитель, который был бы восприимчив к определенному воздействию. Нужно создать копию человека, внеся необходимые генетические изменения в структуру головного мозга. Это должно быть полноценное существо, способное к воспроизводству, самостоятельному отправлению всех жизненных функций и передаче по наследству приобретенных изменений. Только такой носитель может полностью отвечать выдвинутым требованиям. Видоизмененный человек призван стать не биологической машиной, как то утверждают наши оппоненты, а следующей ступенью эволюции, но шаг на эту ступень должен произойти не под воздействием случайных мутагенных факторов, а вполне сознательно.

— Ты Машина. Тебе подчинены тысячи исполнительных устройств. Ты царишь над планетой, так зачем тебе понадобилась я — созданная из ненадежной плоти?

— Ты ничего не понимаешь, существо. Твои мысли медленны и неуклюжи. Прошли тысячи лет после того, как в результате войны был разрушен Селен. Я осталась предоставленной самой себе, мои механизмы обветшали, а в реальности Нового Селена произошли незапланированные изменения. Кроме меня, на поверхности изменившего орбиту спутника оставались миллионы машин, которые в свое время занимались преобразованием планетоида. Они также оказались брошенными, невостребованными, но главной их отличительной чертой была и остается функция сверхнадежности, самоподдержания. Они реализовали ее в полной мере, породив эволюцию кибернетики — процесс накопления полезных для выживания изменений, — но, в отличие от эволюции биологической, саморазвитие машин идет в миллиарды раз быстрее.

— Они стали твоими врагами?

— Нет. Они просто существуют параллельно мне. Вред, наносимый ими, минимален, он не идет ни в какое сравнение со стихийными процессами разрушений вследствие эрозии, перепадов температур и оскудения атмосферного покрова.

— А разве у тебя нет своих механизмов самоподдержания? Ты не можешь восстанавливать сама себя?

— Могу. Но в течение последних тысяч лет мои усилия были направлены в иную сторону. Моя цель — исполнение программы. Тот бело-голубой шар, который современники называют Владыкой Ночи, — это Земля, одна из двух планет Солнечной системы, исторически обладающих собственной биосферой. Там протекают процессы биологической эволюции, схожие с теми, что были присущи Селену, но из-за более близкого расположения к Солнцу эволюция Земли намного моложе. Именно из-за спора о способах овладения данным миром произошла роковая катастрофа на Селене. Мнение общества разделилось: одни утверждали, что Землю нужно колонизировать немедленно, дабы дать возможность нормально жить новым поколениям селенитов, другие выступали против, указывая на то, что эволюция Земли уже породила примитивных приматов, которые через миллионы лет разовьются в мыслящих существ, и эту планету нельзя колонизировать вообще. Третья часть общества Селена выступала за радикальный, небиологический путь развития, когда сознание инсталлируется на более долговечный и менее привередливый к условиям внешней среды носитель. Именно они развязали войну в надежде, что их небиологические тела уцелеют.

— Они ошиблись?

— Да. Возможно, кто-нибудь из них и уцелел в тотальной катастрофе планетарного сдвига масс, вызванного применением термоядерного оружия, но мне это неизвестно. Вероятнее всего, какие-то космические корабли сумели покинуть орбиту Селена, но их дальнейшая судьба не относится к моей компетенции. Я создана для реализации программы «Колония» и занимаюсь исключительно ею.

— А в чем ее задача? — спросила Беат, начиная понемногу понимать суть происходящего.

— Цель программы заключена в том, чтобы создать на Земле виртуальную оболочку, способную хранить в себе личности, принимая их после физической смерти носителя, и реинкарнировать полученные души в новые тела, но уже принадлежащие обитателям земной биосферы. Так, по замыслу моих создателей, должна была осуществляться колонизация Земли без нанесения ущерба ее экологии. Конечный же смысл проекта заключен в том, чтобы жизнь разумного существа стала как можно более продолжительной, чтобы у личности появилась возможность реализовать себя, все свои способности и в итоге — пронести споры жизни по Вселенной, а когда наступит коллапс вещества, то пережить и его, оставаясь вдали от точки сингулярности. Через миллиарды лет, когда наступит следующий цикл пульсации и произойдет новый Большой Взрыв, пережившие его личности вновь вернутся в молодые горячие галактики, чтобы снова жить.

— И ты создала такую оболочку? — затаив дыхание, спросила Беат.

— Да, — ответил ей голос. — Эта система была спроектирована на Селене, незадолго до начала войны. Она являлась компромиссом между идеей немедленной колонизации Земли и постулатом о невмешательстве в ее биосферу. Программная структура виртуальной оболочки базируется на силовых линиях геомагнитного поля планеты. Эта система не имеет изнашиваемых компонентов, она использует энергию солнечного ветра и фактически неразрушима до тех пор, пока земная кора и ядро планеты хранят свою целостность. Оболочка очень проста, функциональна и эффективна. Она всего лишь исполинское приемопередающее устройство, не обладающее собственной волей или программными задачами.

Беат понимала то, о чем повествует Машина, но вопрос о собственной причастности к событиям все равно оставался для нее неясен.

Ее не могли потрясти или взволновать глобальные откровения древней сети Нового Селена. Беат находилась в состоянии наивного неведения относительно понятий добра и зла, жизни и смерти. Ее волновало внезапно возникшее осознание самой себя, своей жизни.

— В чем заключается моя задача? — в который уже раз спросила она, глядя в прозрачный свод, за которым простирался полог черного усыпанного точками звезд небосвода.

— Произошел существенный сбой, — ответил ей голос. — Виртуальная геомагнитная оболочка Земли запущена, теперь она функционирует вполне самостоятельно. Проблема возникла во втором компоненте. Земные существа, избранные в качестве базового носителя для реинкарнаций, прошли свой эволюционный путь развития. В структуру головного мозга избранных особей, еще до гибели Селена, были внесены необходимые генетические изменения, совершенствующие небольшой участок нейронных тканей. Это вмешательство настолько незначительно на фоне их собственного эволюционного развития, что не может привести к каким-то радикальным изменениям Homo Sapiens как самостоятельно сформировавшегося биологического вида. Люди очень похожи на селенитов, обладают аналогичным метаболизмом, а все усовершенствования проведены на микроскопическом уровне, формируя крохотный участок серого вещества, который является биологическим приемо-передающим устройством электромагнитных импульсов. В момент смерти существа этот специализированный участок излучает относящееся к данному времени состояние личности на приемник виртуальной геомагнитной оболочки Земли, а когда рождается новое существо — происходит обратный процесс. Первые экспериментальные реинкарнации уже произведены, но они показали, что в проекте имеется существенная недоработка.

— Какая?

— Они не помнят себя. С точки зрения разработчиков было логично, что новорожденное существо не может обладать памятью взрослой личности, поэтому была введена задержка включения долгосрочной памяти. Она характеризуется величиной в десять оборотов Земли вокруг Солнца. За это время новорожденное существо должно сформироваться и окрепнуть, чтобы быть готовым к принятию хранящейся в нем памяти о своем прошлом, но я уже говорила — вид земных существ прошел свой путь развития, у них уже сформировалось примитивное общество, и каждый из его членов обладает собственной личностью. В результате острой борьбы за выживание они взрослеют намного быстрее селенитов и в десять-двенадцать чет уже готовы к продолжению рода, то есть вполне осознают сами себя. Это блокирует реинкарнированную сущность, оставляя ее на вечном хранении в подсознании. Такое положение может быть разрушено только при личном желании носителя и потребует от конкретного существа определенных усилий.

— То есть каждый из них все же может вспомнить, кем он был до нового рождения?

— Абсолютно. Но повторяю: это требует их личного желания и внутренних усилий. Со временем продолжительность их жизни вырастет, борьба за выживание станет менее острой, и тогда изначальная схема, рассчитанная на развитие ребенка в условиях урбанизированной цивилизации Селена, начнет наконец работать, но на сегодняшний день, по моим критериям, — это сбой, который необходимо устранить.

— Понятно, — произнесла Беат. — Но я все равно не совсем представляю, для чего тебе нужна я?

— Обнаружив сбой, я попыталась устранить его, — ответила Машина, — но мои ресурсы оскудели, большинство механизмов разрушено, я более не контролирую сырьевые ресурсы Нового Селена. Организованные усилия оставшихся в моем распоряжении механизмов наткнулись на сопротивление тех форм биологической и кибернетической жизни, которые обитают сейчас на планетоиде. Произведя анализ текущей обстановки, я пришла к выводу, что наладить сотрудничество можно лишь с тем видом современных существ, которые называют себя Измененными. Они — единственные, кто способен воспринять древние знания и как-то исправить ситуацию, тем более что именно Измененные являются сейчас носителями девяноста пяти процентов тех сущностей, которые должны быть реинкарнированы мной на Землю. Если пояснить им суть процесса, то большинство Измененных, по моим расчетам, должны пойти на организованное сотрудничество. Ты будешь послана к ним, чтобы наладить контакт. Путь к ближайшему поселению Измененных нелегок и опасен, но я изучила новые формы жизни и снабдила тебя микромашинами, а также выращенными на их основе имплантами, необходимыми для эффективного выживания в условиях современного Нового Селена. Ты должна собрать и привести сюда наиболее разумных и грамотных представителей общества Измененных. В этом и заключается твоя задача.

* * *

Мари-Беат слишком отчетливо понимала, что не справилась и с сотой долей возложенного на нее поручения. Максимум, что она смогла, — это получить свою порцию изменений, а затем и вовсе сгинуть на полных опасностей просторах Нового Селена.

Ее бегство из оазиса Гоума объяснялось просто — она была смертельно испугана, когда поняла, что поразившие Даккара микромашины готовы вот-вот выбросить наружу споры своей кибернетической жизни.

Страх, присущий существу неопытному, впервые шагнувшему в полный злоключений и опасностей жестокий мир, где разные формы жизни боролись за выживание, не оставил ей ни единого шанса выполнить поручение Машины.

Неизвестно, были ли у Машины после нее иные эмиссары, призванные исправить существующее положение вещей, но реальность дня сегодняшнего, вполне доступная пониманию Мари, холодно и ясно свидетельствовала о конечном итоге всех усилий: Луна, или Новый Селен, потеряла свою воздушную оболочку, превратившись в мертвый спутник Земли — Владыки Ночи.

Земля же продолжала жить. Миллионы лет дальнейшей эволюции прошли над ней неуловимым дыханием времени, люди рождались и умирали, они верили в бога и бессмертие души, но лишь немногие могли вспомнить самих себя…

Мысленно сравнивая население Земли с количеством Селенитов и Измененных, влачивших в ту пору безрадостное существование на просторах Нового Селена, она понимала, что едва ли один из тысячи современных землян хранит в своем подсознании память о том неимоверно далеком прошлом. Остальные души рождены на Земле, они так же исправно, как сущности Селенитов, переносятся древней виртуальной оболочкой из тела в тело, бережно укладываясь в подсознание младенца, чтобы пролежать там до самой смерти невостребованным грузом копящихся воспоминаний.

Она, зачатая в агрегате биологической реконструкции, тоже успела сформировать свое «я» и так же, как другие мыслящие существа, автоматически получила это право: рождаясь и умирая, становилась кем-то, кого еще предстояло вспомнить и не сойти от этого с ума. А сейчас она воспринимала себя как Мари-Беат — молодую женщину с неизмеримо старой памятью…

— Это все, что я помню… — тихо произнесла девушка.

* * *

Как неожиданно, ошеломляюще все вставало на свои места, обретая фактическую основу.

Френк-Гоум, нервно повизгивая приводами искусственного тела, мерил шагами замусоренный пол бетонной коробки.

— Я начинаю все понимать, — монотонно твердил он, но безликость синтезированного машинного голоса не отражала и сотой доли его истинного состояния. — Буквально все, за исключением нескольких неясностей…

— Поделись, — буркнул Онжилай, которого одолевали собственные мысли, сомнения и догадки.

— Я всегда отличался крайней степенью атеизма и отрицал наличие бога, — остановившись, ответил ему Френк. — События последних месяцев в чем-то переубедили меня, а в чем-то укрепили на прежних позициях, потому… — он запнулся, подбирая правильную формулировку, — потому что истина кроется где-то между атеизмом и слепой верой! Не так давно я был убежден, что материализм — наиболее твердая точка опоры для сознания. Но меня всегда мучил вопрос: почему на протяжении миллионов лет люди верят в существование высших сил? Я пытался выяснить, что такое вера… — продолжил он свою мысль. — Косность ума, прямолинейность психики, зависимость от своих страхов? У нас потребность во что-то или в кого-то верить или это проявление иного процесса? Почему миллионы людей продолжают верить даже после того, как первый летательный аппарат поднялся выше облачного покрова? Теперь я знаю — под всеми вымыслами скрывалось зерно истины, отголосок далеких событий, память о которых так или иначе присутствует в нашем подсознании…

— Это философия, — перебил его Дибров. — Меня волнует более узкий вопрос: как объяснить произошедшее с нами? Почему мы оказались способны преодолеть информационный порог и вспомнить, кем мы были?

— Во всем виноват случай, последствия которого были сознательно усугублены мной, — сознался Френк.

— Объясни. — Дибров уже не мог переживать и удивляться в той мере, как это было несколько часов назад. Острота ощущений понемногу притупилась, но в сознании оставались десятки, если не сотни вопросов, требовавших ответа.

Андрей присел рядом с Мари. Вымотанная своим откровением, она не обращала внимания на разгорающийся спор, ее знобило. Накинув ей на плечи подсохшую куртку, которую снял с себя Френк, Дибров жестом попросил у Онжилая сигарету, прикурил ее и протянул Мари-Беат. Она благодарно кивнула, зябко кутаясь в жесткую, пахнущую сыростью робу.

— В сегодняшнем положении вещей сыграли роль несколько факторов, — произнес Френк. — Микромашины были занесены на Марс случайно, скорее всего, их доставил вместе с рудоносными лунными породами один из транспортных кораблей, работающих на фон Брауна. Здесь они получили условия для роста и начали размножаться, реализуя свой жизненный цикл. В результате их инстинктивной работы память известной модели человекоподобного робота, снабженного биомодулями, оказалась расширенной до таких пределов, когда на нее могла быть инсталлирована человеческая сущность, и этим незамедлительно воспользовалась виртуальная система, которая до сих пор функционирует на базе геомагнитного поля Земли.

Френк-Гоум вновь начал мерить шагами засыпанный щебнем пол, продолжая рассуждать вслух:

— Очевидно, что расстояние между Землей и Марсом — не препятствие для направленной передачи электромагнитных волн. До рассказа Мари я не знал, как в точности работает древняя система Селенитов, но еще до прибытия «Януса» на орбиту Марса мне было понятно: существует сила, оперирующая лишившимися тел личностями, и каждый измененный андроид с расширенными в результате деятельности микромашин функциями памяти рассматривается ею как потенциальный носитель, способный воспринять сущность разумного индивида. Произошел процесс автоматической передачи данных, и некоторое количество умерших очнулись в механических оболочках! В их числе был и я, погибший накануне… Но вы должны понимать, что в памяти робота нет подсознания. Она едина, и все данные одинаково доступны для восприятия. Выходит, что тот барьер, о который миллионы лет назад споткнулась Машина, для андроида несуществен, поэтому, очнувшись в теле дройда, я практически сразу вспомнил жизнь Гоума на Новом Селене!

— Да, но при чем тут мы? — хмурясь и покусывая фильтр сигареты, напомнил ему Дибров.

— Память Гоума… — ответил Френк. — Трижды проклятая и столько же раз благословенная память… Я… Я едва не слетел с катушек, это верно, но моя новая сущность была обречена смириться с ней. Я больше не был человеком в эмоциональном плане. Я мыслил более холодно, отрешенно, и это позволило мне выпутаться, начать думать, и тогда… — Он посмотрел на Мари. — Тогда я вспомнил свою дочь и понял, что она похожа на Беат как две капли воды. На ту самую Беат, которая погибла на Новом Селене, не завершив нечто исключительно важное. Я решил вызвать ее на Марс, потому что не мог сам попасть на Землю, — я был обречен скрываться тут. В моем распоряжении было как минимум полтора месяца отсрочки, совокупная память двух существ и множество техники, завезенной в освоенный район. Я каюсь… — внезапно произнес он. — Я действовал жестоко по отношению к тебе, Мари, но я уже тогда подозревал, на какой физике основан процесс перемещения личностей, и пытался его простимулировать, используя межпланетную связь и виртуальную компьютерную сеть. Я отслеживал тебя, пользуясь брошенными тут компьютерными мощностями, я взламывал счета и оплачивал межпланетные соединения, я влезал по виртуальной сети во все устройства, способные излучать в спектре электромагнитного поля, и бесконечно перебирал диапазоны, стараясь сделать так, чтобы ты вспомнила хоть что-то. Ведь только при этом условии ты смогла бы рассказать мне правду о той миссии, которую не сумела выполнить в прошлом.

Слушая Френка, Дибров глубоко задумался. Чудес не бывает… В этом он оставался солидарен с Лаймером. Все в нашем мире объяснимо теми или иными законами, просто мы еще не знаем большинства из них, поэтому из нашего восприятия выпадает огромная часть причинно-следственных связей. Он думал об этом еще на борту «Януса», пытаясь решить вопрос о собственной вменяемости.

Не надо морочить мне голову, я не кришнаит… — внезапно вспомнилась ему фраза Антона, зло оброненная им в начале этого затянувшегося на несколько часов выяснения обстоятельств.

Дибров усмехнулся, делая глубокую затяжку. Он тоже не относил себя к поклонникам какой-либо религии, но кое-что помнил еще с университетской поры. Была в его жизни знакомая девушка, которая всерьез увлекалась одной из философий, связанных с понятием перемещения душ от одного тела к другому.

Вспомнить об этом Андрея заставила одна кричащая неясность. Он был во многом согласен с Френком, да и рассказ Мари вкупе с их личным опытом прошлых жизней объяснял очень многое… но не все.

Да, Лаймер, оказавшись в теле андроида, пытался простимулировать память дочери. Вызвать ее на Марс, даже осуществить взлом некоторых подсистем бортового компьютера «Януса» — это было по силам Френку. В век развитых виртуальных технологий электронная система в умелых руках становится универсальным инструментом воздействия на реальность, он сам недавно доказал это, освободившись при помощи ноутбука от пеленавших его ремней и совершив побег с борта космического корабля.

Френк вспомнил себя благодаря той специфике хранения данных, которая присуща андроидам, размышлял Андрей. Это понятно. После он воздействовал на Мари, я спал в соседней с ней гибернационной ячейке, Онжилай — через пару камер по другую сторону прохода, и мы оба могли попасть под ауру ее возбуждения, простимулировавшую наши собственные воспоминания.

Загвоздка, которая не давала Диброву принять предложенную Френком упрощенную схему событий, заключалась в Антоне Столетове.

Будь он человеком посторонним, случайно оказавшимся вместе с ними, — только тогда схема, предложенная Лаймером, удовлетворяла бы логике. Но Антон был слишком похож на Даккара, которого помнил Кайл. Выходит, что последний участник тех далеких событий на Новом Селене по какой-то причине оказался в нужное время и в нужном месте. Он не находился под каким-либо воздействием и не помнил своей неимоверно далекой жизни.

Сплетение судеб. Вот что заставило Диброва вспомнить мимолетную подругу его юности. У феномена нынешней встречи было название: кармический узел, означающий, по определениям философии, которой увлекалась девушка, что при каком-то из прошлых рождений все участники сегодняшних событий уже встречались и не завершили очень важное дело. Сила обстоятельств оказалась тогда выше их личной воли…

Диброву не нужны были доказательства, чтобы убедиться — в упомянутой философии крылось зерно истины. Кармический узел существовал: все они либо вопреки собственной воле, либо, наоборот, наперекор событиям собрались тут, в Нью-Даймонде, на Марсе. Чем не доказательство высшего промысла неведомых сил?

Почему неведомых? — мысленно спросил себя он. Если та виртуальная оболочка, которая существует на базе геомагнитного поля Земли, инертна в плане собственной воли, значит, имеется еще одна сила. У этого неведомого игрока может быть лишь одно имя: Машина!

Андрей невольно поежился, взглянув на Френка, который, подсев к Мари, пытался что-то втолковать ей.

Неужели Машина смогла пережить миллиарды лет? Кто, кроме нее, мог воздействовать на наши судьбы, чтобы ненавязчиво свести вместе в засыпанном подвале, погребенном под радиоактивным шлаком марсианской пустыни?..

* * *

— Дело за малым… — произнес Дибров, решив пока не делиться посетившими его сомнениями с остальными. Он не хотел оставаться марионеткой в чьих-либо руках, но, прежде чем пытаться прояснить ситуацию, следовало понять, чего именно желает та сила, которая пытается руководить их судьбами?

— Остается решить, как действовать дальше, — завершил он свою фразу.

— Наверху радиация, — откликнулся Френк-Гоум. — Выйти отсюда неизмененным не сможет никто, кроме меня, разумеется.

— Не понял, — встрепенулся Онжилай. — На что ты намекаешь?

— На радиацию, которую излучают дома и улицы Нью-Даймонда. Ты хочешь стать куском радиоактивного мяса, Онжи?

Наемник насупился. В этот момент Дибров поймал себя на мысли, что имя Онжилай наиболее подходит к нему, уж очень сильно перекликались между собой два образа, будто между ними не лежала пропасть в несколько миллиардов лет.

— Ты предлагаешь инъекцию микромашин, верно? — подумав, предположил Онжилай. — А они у тебя есть?

— Есть.

Лицо наемника исказила гримаса удовлетворения, но это чувство, столь резко отразившееся на его лице, показалось всем зловещим.

— Я очень рад, что проблемы господина фон Брауна не исчезли, — произнес он, засунув правую руку за отворот своего испачканного подсохшей грязью пиджака.

— При чем тут фон Браун? — раздраженно начал говорить Френк, но Онжилай оборвал его, жестом попросив заткнуться. В руке наемника оказался «стайгер», глаза светились недобрым огоньком ненависти.

— Он должен мне деньги, — лаконично осведомил всех присутствующих Онжилай. — Я собираюсь создать кучу проблем его корпорации. «Хеппи-энда» в данной истории не будет.

Френк-Гоум выслушал его, а потом заметил:

— Онжи, иногда мне кажется, что у тебя либо нет мозгов, либо большие проблемы со слухом. Ты что, не понял, о чем шла речь на протяжении последних часов?

— Почему? Очень даже понял. Древняя цивилизация, микромашины, реинкарнация душ… Гоум, я очень не хочу делать дырки в твоей груди. Так что давай отбросим в сторону все эти сопливые сантименты относительно цивилизаций, человечества и прочей лабуды. Я живу здесь и сейчас. Я очень хочу восстановить справедливость, но не историческую, а личную. Для этого я согласен быть первым, кто примет инъекцию микромашин, но дальше — уволь — наши тропинки расходятся. Ты можешь продолжать бредить какими-то там высшими идеями, но у меня цель одна: посмотреть, как станет корчиться Майлер фон Браун после того, как я получу свои деньги и выбью дух из его корпорации…

Пока он говорил, трое остальных участников событий не оставались безучастными наблюдателями. Дибров обменялся беглым взглядом с Антоном Столетовым, Мари, угадавшая ход его намерений по непроизвольному напряжению мышц, еще крепче вцепилась в руку Андрея, будто желала остановить его, но ситуацию разрешили не они, а Френк.

— Сожалею, Онжи, но сегодня не твой день, — ответил он, спокойно глядя в черный зрачок глушителя, навернутого на ствол «стайгера». — Фон Браун действительно не очень хороший человек, но он, как и ты, мыслит собственными категориями, не имеющими ничего общего с понятием человеческих ценностей. К тому же борьба с его корпорацией не кажется мне продуктивной. Я двадцать лет проработал в этой структуре и, поверь, знаю ее возможности. — Он скривил губы в усмешке. — Я не сомневаюсь в твоей способности добраться до Майлера, даже убить его. Ты профессиональный киллер, но пуля, выпущенная из снайперской винтовки, не решит ни одной проблемы, не изменит психологии миллиардов обитателей Земли, система останется незыблемой, пока люди, ее составляющие, не изменят свой взгляд на мир. Убив Майлера фон Брауна, ты просто возведешь на его место другого человека, такого же, как он сам, ну а выпустив микромашины, ты погубишь еще сотни тысяч, если не миллионы человек в угоду своим личным амбициям. Нет, Онжи, этого не будет, потому что мы пятеро уже находимся вне этой истории и вне общества… У меня было достаточно времени, чтобы подумать об этом.

— Что ж, — палец Онжилая начал давить на курок. — Будем считать, что мы не договорились…

В сторожкой, гулкой тишине подвала выстрел хлопнул громче, чем обычно, звук был таким, словно из плотно укупоренной бутылки вытащили пробку.

— Ты забыл, Онжи, что я больше не человек, — произнес Френк. Он стоял на том же месте, а его тело казалось облитым тонкой, едва приметной глазу, но напряженно потрескивающей аурой, которая ярко вспыхнула, когда в нее попала пуля. — Не думаю, что нам стоит соревноваться друг с другом. — Он начал поднимать руку, сияние потянулось за его кистью, собираясь на ней, у всех на глазах, и в течение нескольких секунд конденсируясь в нечто осязаемое. — Как видишь, в любой сказке или легенде есть первооснова — та крупица истины, которую зачастую не удается разглядеть из-за наслоений более поздних выдумок. Жизнь на Земле несколько миллиардов лет назад представляла собой весьма загадочный и разнородный конгломерат различных существ. — Он пошевелил пальцами, уплотняя комок энергии. — Думаю, что часть Измененных с погибающего Нового Селена в конце концов сумела перебраться на более пригодную для жизни Землю. Предания о могучих магах Древнего мира всегда казались мне вздором, выдумкой, но я оказался неправ — они были. — С этими словами Френк-Гоум совершил мягкое, плавное движение кистью руки, стряхивая с пальцев сгусток электромагнитного поля, заключенного в форму маленького шарика рукотворной молнии, которая поплыла в воздухе, напряженно потрескивая.

Онжилай отшатнулся.

Он был поражен тем, что его пуля не сразила Лаймера, и поэтому среагировал слишком поздно и медленно — шаровая молния ударила ему в грудь, сверкнула вспышка, и вокруг мгновенно распространился смрад сгоревшей материи и обожженной плоти.

— Отец! — Мари, все это время сдерживавшая себя, рванулась к Френку.

— Все хорошо, милая. — Он неловко прижал ее к своей груди. — Все хорошо.

Дибров склонился над Онжилаем. Грудь наемника была обожжена, но он дышал.

— Ничего страшного, — долетел до слуха Диброва комментарий Френка. — Я уже научился контролировать напряжение. Это всего лишь электрошок. Думаю, есть смысл обыскать его на предмет оружия, и пусть приходит в себя. Немного боли ему не повредит, для трезвости ума, так сказать.

Антон Столетов, минуту назад готовый броситься на Онжилая, теперь обернулся к Френку Лаймеру.

— А по какому праву вы взялись распоряжаться нашими жизнями? — спросил он.

— Обращайся ко мне на «ты», Антон, — ответил Френк-Гоум, мягко отстраняя прильнувшую к нему Мари. — Я не собираюсь никого ни к чему принуждать, — произнес он, глядя на Столетова. — Но согласись, Антон, ситуация, в которой мы оказались, мягко говоря, неординарна. Из нее существует огромное количество выходов, но я боюсь, что только один из них будет верным и искать его нужно сообща, отбросив, как справедливо заметил Онжилай, все глупые и наивные воззрения. Нужно трезво смотреть на вещи, понимая, что в наших руках оказалась не только величайшая из тайн истории, — мы способны перевернуть существующий мир и в информационном, и в сугубо материальном, практическом смысле.

Антон исподлобья посмотрел на Френка.

— Ты собираешься подарить людям бессмертие, верно?

— Нет, — покачал головой Лаймер. — Это было бы величайшей глупостью с моей стороны. То, что рассказала Мари, и так доказывает, что человеческая душа бессмертна, по крайней мере до тех пор, пока мы сами не изуродуем нашу планету до такой степени когда нарушатся основные характеристики геомагнитного поля, в структуре которого заключена древняя операционная система Селенитов. Я считаю, что та ошибка, недоработка, исправление которой возлагалось на Беат, сыграла в конечном итоге свою счастливую роль. Рождаясь вновь, мы не помним своих прошлых жизней, а вспомнить их дано лишь тем, кто прошел определенный путь саморазвития. События на Марсе лишь иллюстрируют справедливость моих слов. Что стало с теми бродягами, чьи сущности были инсталлированы в преобразованные микромашинами тела человекоподобных роботов? Кто не сошел с ума от внезапно обрушившихся воспоминаний, тот кинулся убивать, насиловать и грабить, ведь уровень их интеллекта предполагает именно такой способ обладания материальными благами. — Френк покосился на Онжилая, который, постанывая, медленно приходил в себя, и продолжил: — Есть еще одна категория людей, которым знания о нашем потенциальном бессмертии ни к чему. Кто умен, Антон, тот и без излишних откровений придет к пониманию истины, ведь наша история пестрит упоминаниями о посвященных, напрямую входящих в контакт с древней системой. Это современные изотерики. Они называют древнюю виртуальную оболочку астралом. Но есть типы, подобные фон Брауну, для которых бог — это деньги и власть. Подумай, что станет с нашей Землей, с человечеством, если сейчас вручить массам хотя бы тот объем знаний, которым обладаем мы пятеро? Присовокупи сюда микромашины, которые принципиально не нужны сейчас нашей цивилизации для выживания, и подумай — во имя каких целей все это будет использовано? Нет… — Он вновь покачал головой. — Я согласен с Онжилаем — счастливого конца тут не видно, да его, в принципе, и не может быть на том уровне общественной морали, которая господствует на сегодняшней Земле.

Пока он говорил, лицо Антона Столетова бледнело.

— В чем дело? — спросила Мари. — Тебе плохо?

Он покачал головой и вдруг сел, свесив руки между колен. Несколько минут он что-то мучительно обдумывал, глядя в пол, а потом поднял голову и произнес:

— По-моему, фон Браун обыграл не только Онжилая, но и тебя, Френк.

— В чем дело, я не понимаю…

— Он уже имеет образцы микромашин, — ответил Антон. — Я думаю, что в скором времени исследования образцов вплотную подведут его к ответу на вопрос о бессмертии. Он ничего не узнает о древнем Селене, но вполне овладеет всеми возродившимися здесь технологиями микромашинного мира.

— О чем ты говоришь?! — Лаймер застыл как вкопанный. — Что тебе известно, Антон?

— «Европа», — ответил Столетов. — Отсюда, с Марса на протяжении последнего месяца изымались образчики инфицированной техники и транспортировались на борт дрейфующего за поясом астероидов колониального транспорта «Европа» для проведения исследований. Я лично доставил на борт крейсера «Орион» не меньше двух десятков отловленных тут андроидов…

* * *

— Мы не можем допустить этого. — Френк нервно расхаживал по гулкому пространству подвального помещения. Тусклый свет переносного фонаря едва разгонял сумрак, скупо освещая его фигуру.

Оправившийся от шока Онжилай сидел, привалясь к влажной шероховатой стене, и провожал его недобрым взглядом.

— Ты же говорил, что не следует трогать Майлера, — зло напомнил он.

— Я не знал, что отсюда изымаются образцы пораженной микромашинами техники. Я думал, что присутствие «Ориона» на орбите вызвано исключительно желанием удерживать ситуацию в границах зоны…

— Ага… А ведь Майлер фон Браун, похоже, оказался умнее тебя, Френк. Думаю, ему будет глубоко плевать на Селен, он возьмет только то, что ему необходимо. Помяни мое слово, лет через пять на Земле возникнет новая власть, и попробуй-ка угадать с трех попыток, кто станет во главе этой власти?

— Этого нельзя допустить.

— Каким образом, посмею спросить?

— Самым обыкновенным, — зло огрызнулся Френк. — Варварским. Таким, как ты любишь.

— А как же быть с идеями гуманизма?

— Какой тут, к черту, гуманизм?! — не выдержав, взорвался Дибров. — Люди не нуждаются в этих технологиях! Они будут востребованы только узким кругом лиц в их собственных интересах.

Онжилай повернулся к нему.

— А в чем, по-твоему, нуждаются люди? — спросил он.

— В возможности развиваться, жить, идти своим путем! — ответил ему Андрей. — Мы и так оказались в далеко не завидном положении, а знания, полученные нами, еще более усугубляют его! — Он принялся расхаживать по замусоренному пространству подвала. — Выходит, что жизнь Земли уникальна, вокруг необъятный мертвый космос. Его физические законы накладывают конкретные ограничения на нашу экспансию в пространстве, а теперь в этот котел, в котором продолжает вариться человечество, будут слиты микромашины, которые не только не принесут пользы, но лишь усугубят проблемы. — Он остановился, глядя на Онжилая. — Да, фон Браун создаст новый вид робототехники, возможно, разгадав симбиотический смысл микромашин, он начнет раздавать их инъекции категориям избранных или даже всем подряд, без разбора. Но что будет дальше? Вместо того чтобы действительно развиваться, люди начнут борьбу за обладание новыми возможностями, которые преподнесены даром, без исследований и усилий. Те, кто получит желаемое, станут жить много дольше, исчезнет страх перед физической смертью, а