Борт космического корабля «Янус». Спустя сутки после старта с околоземной орбиты

Спустя сутки после старта с околоземной орбиты…

Час назад «Янус» закончил маневр ориентации и сейчас набирал маршевое ускорение.

Земля уже превратилась в горошину и вскоре должна была стать всего лишь одной из миллиардов звездочек на экранах внешнего обзора.

В период околопланетных маневров основная нагрузка падает на командира корабля и первого пилота, поэтому, после того как корабль ляжет на рассчитанный курс и начнется фаза полуавтоматического полета, они первыми получают право на сон.

Дибров и Майкрофт шли по коридору вращающейся части «Януса».

— Неплохо сработали, — произнес Хью, продолжая начатый незадолго до этого разговор.

Андрей кивнул в ответ — маневр ориентации действительно прошел без осложнений, и теперь корабль разгонялся, следуя траектории сближения с Марсом.

Последующие две недели они с Майкрофтом будут спать. Когда корабль достигнет определенной точки пространства, бодрствующие члены экипажа — Джоана Лори и Валентин Суханов, оставшиеся нести вахту, — разбудят их, а сами уйдут в сон, но всего лишь на неделю.

Они с Хьюго за это время должны будут изменить пространственную ориентацию «Януса», развернув корабль кормой к планете назначения, и подготовить все системы к началу маневра постепенного торможения. Совершив эти ответственные операции, Майкрофт с Дибровым опять на две недели погрузятся в сон, чтобы проснуться уже в непосредственной близости от Марса. Маневры окончательного торможения и выхода на околопланетную орбиту снова потребуют всей отдачи сил от командира и пилота, именно поэтому полетный график смен был составлен таким образом.

…Тихо зашипев пневматикой, отворился герметичный межсекционный люк, и Дибров с Майкрофтом вошли в отсек гибернации*.[3]

Андрей по привычке огляделся. Камеры, в которых находились пассажиры «Януса», образовывали две цепочки, располагаясь по обе стороны прохода. Изнутри ячеек пробивался мягкий голубоватый свет, сигналы на индикационных панелях сплетали знакомый глазу успокаивающий узор, свидетельствующий о штатной работе систем жизнеобеспечения.

Он прошел к зарезервированным для членов экипажа ячейкам и коснулся сенсора активации на крайней из них. Прозрачный пластиковый колпак начал с ноющим визгом подниматься, открывая ложе, покрытое упругим пористым материалом.

Майкрофт уже раздевался, подпрыгивая на одной ноге подле своей ячейки. Рост и могучее телосложение Хьюго создавали ему множество мелких неудобств в тесноте корабельных отсеков, превращая обычное раздевание в комичный акробатический номер.

Дибров начал расстегивать ворот полетной униформы. Его усталый, рассеянный взгляд упал на консоль автоматической системы поддержания жизни крайней к нему камеры сна, и он вдруг заметил, что среди обычного узора зеленых огней прячется несколько желтых индикационных сигналов.

В принципе, ничего страшного, но не в привычке командира было оставлять без внимания любое замеченное отклонение в работе бортовых систем. Вернувшись на несколько шагов назад по центральному проходу, он посмотрел на показания датчиков.

Желтые сигналы предупреждали о повышенной эмоциональной активности спящей в ячейке молодой девушки. Ее тело казалось расслабленным, но мозг, очевидно, был возбужден и реагировал на введенные в кровь препараты не так глубоко, как предписывалось, — об этом явно свидетельствовали постоянные колебания электромагнитного поля, которое, как известно, генерирует нервные клетки коры головного мозга в результате протекающих в них процессов биоэлектрической активности.

Вероятно, ей снились кошмары.

Дибров посмотрел на ее осунувшееся лицо, покачал головой и несколькими переключениями перенастроил систему на более глубокий сон.

Спустя пару минут желтые искры индикаторов погасли, сменившись на зеленый узор сигналов.

Майкрофт уже разделся и теперь устраивался на своем ложе.

— Спокойных снов, Хью, — пожелал ему Дибров.

— Тебе также, командир, — ответил пилот. Колпак его камеры начал медленно опускаться.

* * *

Засыпая, Андрей не ощущал ни страха, ни дискомфорта, ни тем более какого-то предчувствия. Сутки постоянного маневрирования изрядно утомили его, а дисциплинированная психика не допускала досужих мыслей перед отходом ко сну.

Тихо чавкнул пневмоуплотнитель камеры, вспыхнул рассеянный голубой свет, Дибров закрыл глаза, ощущая легкое покалывание в тех местах, где под кожу впились иглы микроинъекторов.

Он не видел, что в этот момент на терминале соседней с ним камеры вновь вспыхнули желтые огни. Увеличенная им доза препарата оказалась недостаточной для того, чтобы девушка уснула глубоко и спокойно. Реакция ее мозга была прямо противоположной — напряженность колебаний электромагнитного поля, которое излучали возбужденные участки серого вещества, еще более усилилась.

Через некоторое время незримая аура, для которой не существовало материальных преград, увеличилась в диаметре пропорционально возрастающему напряжению.

Дибров уже находился под воздействием вводимых в кровь препаратов и не мог видеть, как на консоли управления его камерой также вспыхнули сигналы желтого цвета.

Поле, излучаемое мозгом Мари, вошло в резонанс с его собственными электромагнитными эманациями, усиливая их.

* * *

…Закат был долгим и стылым.

Ослепительный шар солнца медленно стекал за иззубренную линию скал. Там, где его лучи встречали препятствие, на дно кратера ложились длинные угольно-черные тени с четкими, будто отрезанными ножом краями.

Небо над головой казалось темно-фиолетовым и бездонным. Ни единого облака, ни перистой полосы — ничего, лишь мириады ярких, колючих, почти немигающих звезд да растущий серп огромного бело-голубого диска, чей отраженный свет в этот час уже начинал соперничать с лучами закатного солнца.

Наступало время Горячих Камней.

Андрею страстно захотелось проснуться, но сон, усиленный вводимыми в кровь препаратами, был слишком глубок, и волевого усилия явно не хватало, чтобы осознанно вырваться из него…

Кайл… Его звали Кайл…

Андрей еще успел мысленно удивиться тому факту, что ощущает себя вполне комфортно в чужом теле…

Постепенно мысли Андрея Диброва истончились, а потом и вовсе погасли.

Его сознанием полностью завладел этот странный, кошмарный мир.

…Кайл не впервые покидал город и потому смотрел на картины окружающего мира со здоровым равнодушием. Тащить телегу было не тяжело, но нудно и, чтобы не сбиться с шага, приходилось сосредоточивать взгляд на какой-то конкретной точке рельефа.

На этот раз он выбрал огромный островерхий валун, видневшийся над гребнем кратерного склона. Ярко освещенный закатными лучами солнца, он был виден издалека и сиял, как маленький маяк.

На самом деле рельеф Нового Селена*[4]обманчив. Не все видится таким, каким является на самом деле. Кайл поначалу путался, но потом привык и теперь уже не удивлялся, когда обнаруживал, что ориентир, на который смотришь по нескольку часов кряду, на поверку оказывается не отколотой глыбой породы, а вершиной следующей горы, отдаленной на десятки километров от гребня кольцевой возвышенности.

Обоз только что покинул шлюзовые ворота города и теперь медленно тянулся по старой дороге, покрытие которой, занесенное пылью, мелкими камнями и оплавленными шлаковыми фрагментами вулканических извержений, уже едва угадывалось в быстро сгущающейся тьме.

Кайл поправил веревку, к которой была привязана невнятно громыхающая сзади телега. Он не испытывал особых неудобств от тех физических усилий, какие приходилось прилагать, чтобы тащить свою ношу. Мудрые учителя, которые пытались в свое время вбить в голову юноши немного знаний об окружающей его жизни и природе существующих явлений, рассказывали о каком-то ином мире, где жили их предки, и о генетическом наследии этого мира, но Кайл вынес из сложных объяснений лишь один доступный его пониманию факт: мышцы его тела, оказывается, сформированы для иных условий тяготения и потому необычайно сильны…

Пока он размышлял таким бесхитростным образом, глубокие черные тени постепенно затопили все дно кратера. Со стороны могло показаться, что языки тьмы осязаемы: они ползут, сливаясь друг с другом, поглощая детали рельефа и грозя затопить своей чернью все окружающее пространство.

Солнце вот уже несколько минут как закатилось за линию скал, однако абсолютного, непроглядного мрака на дне кратера не наступило.

Чем темнее становилось вокруг, тем ярче сиял в небесах бело-голубой серп Владыки Ночи. Его отраженный свет соперничал с тьмой, вытачивая из нее смутные очертания каменных глыб, контуры утесов и пологие ступени застывших лавовых лестниц.

Огни оставленного позади города светились еще ярче.

Если остановиться и оглянуться, то можно различить, что город врезан в толщу скалы. Его фронтальная часть походила на узкую щель, разделенную на ярко освещенные овальные сегменты, которые бесконечной чередой протянулись по обе стороны от входа в шлюз. Главные шлюзовые ворота города были обозначены цепочкой голубых огней, да еще несколько искр сияло на мрачных утесах, которые образовывали свод поселения, предохраняя его от превратностей протекающих на Селене процессов.

Стоило взглянуть себе под ноги на обезображенную, покрытую шлаком и реголитным гравием поверхность, усеянную мелкими кратерами, как становилось понятно, что каменный козырек, нависающий над городом, не дань каким-то страхам или суевериям, а вполне реальная необходимость.

В подтверждение этих мыслей бездонные почерневшие небеса Нового Селена внезапно прорезал ослепительный огненный росчерк.

Закат солнца только что завершился — огненная макушка ослепительного диска несколько минут назад окончательно скрылась за пиками окаймляющей кратер возвышенности, а разреженный воздух уже стыл жутким холодом ночи, и очередной цикл природных коллизий вступал в свои права, медленно, но неумолимо меняя облик каменной пустыни.

На дне кратера властвовала ночь, но за его пределами солнечные лучи еще освещали поверхность. Обратная сторона скал держала тепло, а тут, в закольцованной ими котловине, температура резко начала падать, и поэтому первые порывы послезакатного ветра, зародившись легким дуновением, быстро окрепли и рванулись вдоль склонов скалистого вала, подметая редкие каменистые плато и закручиваясь в ущельях скоротечными, бешеными смерчами.

Внезапно в картину нарождающейся ночной бури ворвалось нечто иное, не менее страшное и стремительное, чем шквальный ветер, но гораздо более разрушительное. Разреженный воздух, помутневший, наполненный поднятыми ветром клубами мелкой бурой пыли, раскололся басовитым, надсадным воем, и в ночные краски Нового Селена вновь вплелась ярчайшая вспышка, прочертившая фиолетово-черные небеса длинным огненным следом. Окрестные скалы потряс титанический удар, сопровождаемый дождем раскаленных осколков. Острая вершина одного из пиков вдруг, прямо на глазах остановившихся людей, надломилась и рухнула в пропасть, сотрясая окрестности многократным эхом обвалов.

Но это было лишь началом, короткой прелюдией перед захлестнувшим кратер огненным дождем. Падучие звезды вдруг обрушились потоком, наполняя разреженную атмосферу заунывным воем, озаряя окрестности сполохами взрывов и оставляя в скалах дымящиеся конические воронки…

Для Кайла, имевшего очень слабые познания в астрономии, это был обычный, ничем не примечательный послезакатный катаклизм, похожий на сотни других, которые из века в век переживал этот участок кратера, постепенно разрушаясь и меняя свой облик под напором бездушных стихий.

Для него наступило Время Горячих Камней — опасные, полные непредсказуемых коллизий первые ночные сутки.

Солнце зашло и появится над горизонтом только через четырнадцать стандартных городских дней. Ночь будет властвовать над Новым Селеном, покрывая скалы инеем, и там, где некоторое время назад путнику угрожала всеистребляющая жара, от которой разогревались и лопались камни, теперь грозила такая же верная смерть от лютого холода.

Новый Селен являлся миром резких контрастов, и жизнь, некогда процветавшая тут, век за веком покидала его, уступая место температурным аномалиям и зловещим пейзажам лавовых пустынь.

* * *

Во главе посланного на сбор реголита обоза шли трое воинов. Когда почерневшие небеса прорезались первыми огненными росчерками падучих звезд, старший из воинов остановился, властно подняв руку.

Кричать на поверхности Нового Селена бесполезно: во-первых, лицо скрыто прозрачным забралом защитной дыхательной маски, а во-вторых, воздух вокруг столь разрежен, что все звуки кажутся ватными, приглушенными, долетающими издалека, поэтому у воинов, путешественников и торговцев в ходу немой язык жестов.

Рука, поднятая вверх, остановила обоз, затем, когда раскаленные, падающие с небес каменные глыбы высекли из безжизненного дна кратера первые фонтаны мгновенно плавящейся от столкновения породы, воин быстро сориентировался и указал на небольшой прямоугольный выступ скалы, расположенный метрах в трехстах от запорошенной пылью дороги.

Участники ночного похода, сломав строй, бегом кинулись в указанном направлении, слепо доверяя своему предводителю.

Вообще-то понятие «бег» было здесь не совсем уместно. Это слово пришло из старого языка, где оно обозначало несколько иной вид передвижения.

Побросав веревки и телеги, два десятка человек устремились к выступу, совершая длинные прыжки, каждый из которых покрывал пять-семь метров пространства. Воины, которых было человек десять, действовали более спокойно: отталкиваясь от каменистого дна кратера, они скользили над самой поверхностью особым, боевым шагом, покрывая при этом не более двух-трех метров за один скользящий прыжок. Такой способ передвижения не так быстр, но имеет свои неоспоримые преимущества. Человек, использующий боевой шаг, почти не теряет контакт с поверхностью, как, например, запаниковавший простолюдин, бросивший свою телегу и взмывающий вверх в неизбывном страхе перед разбушевавшейся стихией.

За те несколько минут, пока воины и рабочие бежали к указанному укрытию, огненный шквал не стал слабее. Ослепительные фонтаны локальных извержений били по всей площади кратера, освещая сумеречную каменистую равнину, пятная ее вишневыми язвами новорожденных углублений, от которых по ветру тянулся желтовато-сизый удушливый дымок.

Воины, замыкавшие бегство, не сломали строй и подошли к укрытию, когда остальные уже забились внутрь унылой рукотворной пещеры, в которой кто-то прорезал глазницы входов и оконных проемов.

Старый воин, возглавлявший обоз, на секунду задержался, окинув взглядом пещеру, и усмехнулся в ответ своим мыслям.

Странными существами были наши предки, подумал он, делая шаг в спасительную черноту. Интересно, они и вправду жили тут, или все эти ученые просто лгут, чтобы оправдать вдыхаемый ими попусту воздух?

Точного ответа на свой вопрос воин не знал, да и не очень ломал голову над ним. Его жизненный интерес простирался в другом, более практичном и жестоком направлении, чем история темных веков.

* * *

Вбежав внутрь покинутого тысячелетия тому назад здания, Кайл сделал еще несколько коротких, семенящих шагов, чтобы погасить инерцию, и остановился в кромешной тьме.

Было жутковато.

Твердый пол под ногами ощутимо колебался, передавая удары падучих звезд, вязкая тьма, в которой слышалось приглушенное масками тяжелое дыхание людей, облепила его со всех сторон.

Наконец кто-то из воинов догадался вытащить флюоресцирующий шар светильника, в котором ютились светящиеся существа размером с булавочную головку. Их были тысячи, и живая масса внутри шара находилась в постоянном хаотичном движении.

Воин открыл специальную крышечку и бросил в шар щепоть сухого корма. Рой светящихся существ взвихрился, принимая подачку, и вокруг разлилось зеленоватое сияние, осветившее даже дальние углы длинной прямоугольной комнаты, пол которой был покрыт толстым слоем реголитной пыли.

Кайл с любопытством огляделся.

Когда-то, вне сомнений, это было богатое жилище, о чем свидетельствовали остатки красивой облицовки, сохранившиеся на одной из стен. Сводчатый потолок помещения оканчивался круговым проемом, через него виднелось черное небо и одинокая звезда, то и дело затмеваемая фрагментами пылевых облаков, которые гнал рассвирепевший ветер.

Отверстие предназначалось для солнечного камня — прозрачного кристалла кварца, призванного собирать в пучок лучи дневного светила. В каменный свод Селенограда тоже было вправлено несколько солнечных камней, настолько больших, что подходить к ним днем было опасно, и столбы сфокусированной кристаллами солнечной энергии за несколько сот метров ограждали специальными заслонками-ширмами.

Этот, судя по всему, был невелик и обслуживал только одно здание. В полу, как раз под отверстием, сохранилось устье вертикального колодца, по которому собранный солнечный свет должен был попадать в подвал, где им питались машины, дающие тепло и приводящие в движение различные механизмы.

Все это Кайл знал лишь понаслышке. Жизнь в городе была трудна и не располагала к углубленному познанию всех сторон бытия. Про солнечные камни и уходящие под землю столбы сфокусированного ими света знал любой, кто имел глаза и хоть чуточку здорового любопытства, а вот что происходило с собранным светом впоследствии и как при его помощи можно было из мертвого, собранного на поверхности камня получить воду и кислород, ведали лишь единицы из многотысячного населения города.

Быть инженером означало прежде всего приблизиться к неким тайнам, которые вели прямо на вершину городской власти, и эти должности, а также связанные с ними древние знания сохранялись в строжайшей тайне и передавались, как правило, по наследству.

Пока Кайл озирался по сторонам, старший воин, которого звали Роган, жестом отозвал в сторону двух своих наиболее испытанных соратников. Подойдя к оконному проему, через выбитую глазницу которого ясно просматривалось освещаемое магматическими фонтанами дно кратера, он склонил голову, и двое его подчиненных повторили этот жест командира. Соприкоснувшись лицевыми масками, они получили возможность говорить друг с другом.

— Что ты думаешь по поводу бури, Дарнинг? — спросил старший, глазами указав на зловещую панораму окрестностей.

— Сейчас идти дальше нельзя, но, по приметам, огненный дождь не будет долгим. Вспышки идут на убыль.

Взгляд Рогана остановился на втором воине.

— Что думаешь ты, Варлай?

— За одним огненным дождем может сразу же прийти второй, куда более сильный. Небеса обманчивы. Этот дождь скоро закончится, тут я согласен с Дарнингом, но следует выждать какое-то время, прежде чем выводить обоз из укрытия.

— А Измененные и Сервы? — Командир продолжал испытующе смотреть то на одного воина, то на второго.

— Что Сервы, что Измененные состоят из материи, — резонно напомнил ему Варлай. — Они не бесплотные духи, а удар раскаленного камня одинаково смертелен для всех видов поднебесных тварей. Вряд ли они станут шататься и выискивать жертвы в такую погоду.

Роган едва заметно кивнул.

— Согласен, — наконец произнес он. — Именно поэтому мы не станем сидеть тут и дожидаться, пока Владыка Ночи прекратит свои забавы. Выводите людей наружу, пусть впрягаются в телеги. Если кто будет упираться, подбодрите хорошим пинком. Все. За дело. Нашему городу нужно дышать, и мы раздобудем воздушный камень во что бы то ни стало.

* * *

На выходе из древнего здания возникла заминка. Один из городских жителей, впервые отряженный на ночной сбор реголита и напуганный сейчас более остальных, вдруг уперся, не желая покидать убежище. На фоне освещенного вспышками прямоугольного проема было отчетливо видно, как несчастный вцепился обеими руками в его края и дико завопил от неизбывного ужаса перед бушующей снаружи стихией, но сопровождавшие обоз воины были неумолимы. Получив недвусмысленный приказ командира, они действовали жестоко, быстро и эффективно. Оторвав руки упирающегося горожанина от опоры, они попросту вышвырнули его наружу.

Человек в сером мешковатом защитном балахоне упал, но тут же вскочил. Искаженные черты его лица скрывала прозрачная маска, на которую ложился сложный, змеящийся узор ярких бликов от близких извержений, но по судорожным поворотам головы нетрудно было догадаться, что несчастный озирается по сторонам в диком ужасе.

Кайл вышел из здания сам, без принуждения. Он не был опытным путешественником и тоже испытывал безотчетный страх перед силами ночного неба. В некоторые моменты, когда какой-нибудь раскаленный болид пронзал разреженную атмосферу совсем рядом, так что становился слышен тонкий свист и зловещее шипение, юноша непроизвольно втягивал голову в плечи, а его сердце болезненно замирало, сжимаясь в трепещущий комочек…

Удар, рывок почвы под ногами, ослепительный фонтан магмы, вскипающий в месте соприкосновения небесного камня с пустынным дном кратера, капельки холодного пота, щекотливо сбегающие между лопаток, — все это сливалось в единое ощущение жуткой, красочной безысходности…

Высокий воин, оказавшийся позади, схватил замешкавшегося Кайла за плечи и подтолкнул вперед, недвусмысленным жестом указав на брошенные веревки, распластавшиеся по пыльной дороге у ближайшей телеги.

«Впрягайся», — говорил его жест.

Через несколько минут обоз кое-как собрался в упорядоченную группу и двинулся в прежнем направлении — к сумеречному горному валу, замыкающему в кольцо пространство кратера…

* * *

Ровно сутки потребовались небольшому отряду, чтобы преодолеть образующую стены кратера кольцевую возвышенность. После сумбурной перестановки во время огненного дождя, когда каждый хватал первую попавшуюся под руки веревку, напарником Кайла оказался тот самый горожанин, которого воинам пришлось силой выталкивать из укрытия.

Первое время, пока с небес продолжали низвергаться раскаленные камни, они, пыхтя, тянули свою ношу, непроизвольно втягивая головы в плечи при каждом близком разрыве, но потом, когда огненный дождь пошел на убыль и всем стало понятно, что главная опасность уже позади, люди несколько приободрились…

Через час, когда они преодолели засыпанный пеплом участок карабкающейся вверх по склону старой дороги, Роган объявил короткий, пятиминутный привал.

Напарник Кайла тяжело осел на покрытую бесплодным щебнем поверхность и застыл, обхватив руками плечи. Глядя, как он сидит, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, Кайл понял, что тот все еще находится во власти пережитого ужаса. Подсев поближе, юноша соприкоснулся своей маской с его прозрачным забралом и увидел, что под серым защитным балахоном скрывается бледный как мел, пухлощекий, уже облысевший мужчина лет сорока от роду.

Его посиневшие губы мелко тряслись, глаза казались выцветшими и мутными.

— Как тебя зовут? — спросил Кайл, высвободив изо рта мундштук дыхательного аппарата и позволяя воздушной смеси наполнить пространство под островерхим капюшоном.

— С-сорг, — судорожно сглотнув, выдавил тот. Кайлу было противно смотреть на его мелко трясущиеся губы, но он поборол брезгливость, понимая, что сам затеял этот разговор.

— Ты что, ни разу не был снаружи? — Взгляд юноши остановился на лысине Сорга, по бокам которой у висков топорщились пучки тронутых проседью волос.

— Нет… — выдавил тот. — Никогда.

В принципе, такое было возможно, население города насчитывало несколько десятков тысяч человек, и наружу в обычные времена ходили скорее добровольно, чем принудительно, но в последние месяцы начало твориться что-то неладное. Караваны из других кратеров приходили все реже, чаще теряясь в пути, чем достигая конечной цели, и город начал ощущать острую нехватку минералов с поверхности, которые власти обычно импортировали, продавая взамен продовольствие из огромных оранжерей. Ночная вылазка за реголитом являлась мерой вынужденной, необычной, и городская стража, судя по всему, хватала кого ни попадя, лишь бы набрать нужное количество работяг для десяти отправляющихся в разные стороны обозов.

— Я всю жизнь торговал едой на улице Старых Законов, — признался Сорг. — Они схватили меня, когда я возвращался домой. Это несправедливо. Я ведь исправно плачу налоги, почему меня хватают и засовывают в этот балахон?!..

Кайл не ответил ему. Во-первых, юноша не знал тех сложностей, которые подвигнули городское руководство на быстрые и непопулярные меры, а во-вторых, он недолюбливал людей, постоянно сетующих на жизнь.

— Холодно… — стуча зубами, пожаловался Сорг и тут же добавил: — Вот погоди, вернемся назад, мой отец устроит трепку этим стражникам. Он смотритель воздуховода нашей улицы и может обойтись с ними подобающим образом.

Кайл молча отодвинулся.

Действительно было холодно, а разговаривать дальше не хотелось. Он отвернулся и обратил взгляд на панораму окрестностей.

В черных небесах царили мириады ярких звезд. Голубой, испятнанный белесыми разводами серп холодного ночного светила висел над самым горизонтом, пугая своей близостью. Кайлу казалось, что если долго и пристально смотреть на огромный ущербный диск, то на его поверхности можно различить смутный рисунок каких-то контуров.

От таких мыслей в памяти вдруг всплыли обрывочные воспоминания, которые относились к недолгой школьной поре.

…Детство у Кайла было трудным. Своих родителей он не знал. Такое не редкость в самых низших слоях общества, где социальные связи непрочны, а союзы носят временный и эгоистичный характер.

Город, в котором вырос Кайл, строился в иные, лучшие времена. Его современное пространство оказалось чрезмерно большим для существующего населения, и поэтому обжитых районов было всего три, а всю остальную площадь под каменным козырьком занимали кварталы давно покинутых, медленно разрушающихся зданий.

Там и родился Кайл. По крайней мере, его первые осознанные детские воспоминания относятся именно к такому разоренному, ввергнутому в хаос району, где среди остовов давно покинутых зданий жили в основном мелкие грызуны, бродячие скварги*[5]да редкие люди из числа опустившихся до полной нищеты.

Лет до десяти-двенадцати мальчик рос абсолютно диким образом. Он с трудом говорил, вел себя, как зверек, питался чем попало, не брезгуя четвероногими обитателями подземных коммуникаций города, которые зачастую являлись основным блюдом его рациона.

Конец такой жизни положил патруль, совершавший обход заброшенных городских территорий. Кайл в то время имел свои понятия о комфорте и уюте — он вовсе не желал, чтобы его куда-либо забирали из хорошо знакомых, обжитых руин, но начальник городской стражи рассудил по-своему. Уже много позже Кайл узнал, что правительница их города издала в тот период специальный указ, обязывающий патрулей отлавливать бездомных детей и отвозить их в специально организованные приюты.

Следующий отрезок жизни Кайла длиной в семь стандартных городских лет походил на медленное прозрение.

Мир, оказывается, не ограничивался грязными, замусоренными руинами давно заброшенного квартала. Мальчик научился не только правильно говорить и не дичиться других людей, но с грехом пополам еще читать и писать, что в определенный момент показалось его учителям чуть ли не чудом, — ведь оборвыш, когда его привели в приют, был вполне сформированным жизнью зверенышем, едва выговаривающим несколько бранных слов.

…Мысли Кайла прервал толчок в плечо.

Он поднял голову и увидел воина, который указывал ему на телегу и распластанную рядом веревку, давая понять, что короткий отдых окончен.

Вздохнув, он поймал губами патрубок дыхательного аппарата и покорно встал. В отличие от своего напарника, он не видел ничего зазорного или неправильного в том, чтобы тянуть эту телегу через перевал, ведь в конце концов полученным из особого сорта реголита воздухом будут дышать все, в том числе и он сам, но как хотелось двадцатилетнему юноше оказаться на этих мрачных перевалах, озаренных голубоватым светом ущербного диска иной планеты, не как тягловому рабочему, а как вольному исследователю, искателю приключений, который ничем не связан и может отправиться в любую сторону, куда угодно, сам выбирая свой путь.

Кайл еще не знал, что спустя некоторое время он будет со смертной тоской вспоминать эту самую веревку и телегу на ажурных колесах с тонкими спицами, которая невнятно громыхала за спиной, подскакивая на камнях, и воинов, идущих по бокам обоза, и даже своего неприятного напарника с его глупыми обидами и мелко дрожащими губами…

* * *

По ту сторону окольцовывающих кратер гор тянулись все такие же унылые, безжизненные ландшафты.

Небольшой обоз спускался руслом давно исчезнувшей реки. Кайл никогда бы не поверил, что раньше по поверхности Нового Селена могла спокойно течь вода, если бы не встречал на своем пути такие вот яркие, живые свидетельства процветавшей тут некогда жизни.

Однажды он даже видел деревья.

…Это случилось во время его второго выхода за шлюзовые ворота города. Кайл в ту пору заканчивал обязательную для всех городских жителей школу первой ступени. Ему уже исполнилось семнадцать лет, и он ощущал себя вполне взрослым человеком.

Однажды вечером в комнату, где Кайл жил с девятью своими сверстниками, вошел учитель. Этого пожилого сухопарого человека по имени Домг Кайл обещал себе помнить всю жизнь. На этот раз добрый старик был чем-то крайне возбужден.

— Собирайтесь, сегодня нам не придется спать! — азартно заявил он, пробудив самый непосредственный интерес обитателей комнаты. — Люди из охраны прибывшего каравана сообщили мне, что видели неподалеку от города холмик особой формы. Я думаю, что это ископаемый лед, который не растаял из-за того, что занесен толстым слоем реголита. Мы возьмем лопаты и попробуем добраться до него. Я уже получил разрешение на выход из города. Живее, мальчики, собирайтесь, если мы выйдем немедля, то успеем исследовать холм до захода солнца.

— А если там и вправду лед? — спросил у учителя Кайл.

— Тогда мы сможем гордиться сделанным открытием, — потрепав его по голове, произнес Домг. — Во-первых, вода жизненно необходима всем нам, а лед — это и есть вода, только в иной физической форме, а во-вторых, замерзший ледник может содержать в себе остатки древней жизни, которая, как я вам рассказывал, процветала на Новом Селене много тысячелетий тому назад, еще до Ярости Неба.

Во время той прогулки Кайл и увидел деревья.

Под полутораметровым слоем реголита действительно скрывался ледяной панцирь, и в него были вморожены странные почерневшие образования, похожие на скелеты фантастических существ со множеством рук.

Когда ученики закончили копать, старый преподаватель поднялся на край ямы и сдернул чехол с принесенного с собой предмета. Им оказался серебристый прямоугольный лист какого-то металла — скорее всего, фрагмент обшивки или защитного кожуха, снятый с разрушенного временем механизма.

Никто не успел поинтересоваться, зачем учитель прихватил с собой этот лист. Домг посмотрел на сползающее за близкий горизонт солнце и повернул свое нехитрое приспособление так, чтобы лучи, отраженные им, упали на дно ямы.

Зрелище, открывшееся глазам, потрясло Кайла до глубины души.

Толща льда была слоистой и мутной, но все равно свет проник метра на три в глубину и в стороны, вырвав из тьмы фрагмент прошлого: почерневшее дерево с корявыми ветвями, похожими на руки, черный трупик птицы у его основания, пару пожухлых, скорчившихся листьев, чудом сохранившихся на кончиках самых тонких ветвей…

Пока Кайл завороженно смотрел на этот ледяной стоп-кадр из невероятного прошлого, поверхность льда, на которую падали отраженные от металлического листа солнечные лучи, вдруг стала мутной и подернулась паром, извергавшимся из образующихся прямо на глазах ноздреватых пор.

Учитель отвернул лист и снова накрыл его матерчатым чехлом.

— Забросайте поверхность льда тонким слоем реголита, — приказал он ученикам. — Когда наступит ночь и станет холодно, сюда придут рабочие, чтобы разрезать лед на куски и транспортировать в город. Я попрошу тех, кто станет этим заниматься, добыть для нас дерево.

Старый Домг сдержал свое слово, и почерневший корявый ствол, обработанный специальным укрепляющим составом, занял свое место в вестибюле школьного здания.

Как давно это было, подумал Кайл, волоча телегу.

Три года назад, почти сразу после той памятной экскурсии, он покинул школу, начав самостоятельную жизнь.

Мнимая свобода, о которой он втайне мечтал, оказалась не такой уж сладкой и заманчивой, как представлялось ему из стен школьного здания. Статус гражданина и начальная ступень образования еще не гарантировали ему получение работы. Городские власти обеспечивали жителей воздухом и водой, а остальное каждый добывал сам как мог.

Конечно, как и любой мальчишка, Кайл мечтал стать воином — сильным и независимым, но реальность опять внесла в жизнь свои коррективы. С грехом пополам ему удалось пристроиться на работу при шлюзовых воротах. Сначала он толкал ворот, который приводил в движение огромные створы, затем его старания были отмечены, и юношу стали изредка брать на обход внешнего городского периметра, где по указке старшего он выполнял наиболее тяжелые работы. Иногда приходилось ликвидировать последствия утренних и вечерних оползней, когда из-за резкого перепада температур скалы трескались и осыпались грудами острых камней, но чаще всего в таких инспекционных обходах надо было латать уплотнители на стыке оправленных в металлические рамы тройных стекол и каменных столбов, поддерживающих по периметру нависающий над городом скальный свод. Трудность этой работы заключалась в том, что ремонт рассыхающихся уплотнений требовал ловкости и быстроты, приходилось освобождать руки от толстых, неуклюжих перчаток защитного костюма, а температура вне городских стен не отличалась милосердием — днем рамы нагревались так, что об них запросто можно было обжечься, а ночью материал уплотнений трещал от мороза…

Так что, в отличие от Сорга, Кайл не находил вылазку за реголитом какой-то карой, наказанием свыше, — наоборот, он радовался, что монотонное течение будней наконец нарушено и он может повидать мир, лежащий вне стен кратера.

…Во время следующего привала Сорг сам подсел к нему.

Кайл подумал, что он сейчас опять начнет брюзжать и жаловаться на жизнь, но ошибся.

Торговец едой извлек из-под своего защитного балахона прихваченный из дома сухой брикет и, разломив его пополам, протянул кусок концентрата Кайлу.

Обычно при выходе за городские стены для принятия пищи и короткого сна приходилось раскидывать палатку, герметичные стенки которой удерживали пригодный для дыхания воздух, но Кайл по личному опыту знал, что наскоро перекусить можно и так. Воздух снаружи был разрежен, холоден и ядовит, но если действовать быстро и стараться не вдыхать при этом, то все обойдется. Он взял предложенный кусок пищевого концентрата, быстрым заученным движением распустил шнуровку островерхого капюшона и, не отстегивая прозрачной маски мягкого лицевого забрала, резко приподнял всю защищающую голову конструкцию. Крепко зажмурившись, он сунул в рот кусок брикета и стал быстро затягивать шнурок, позволяя воздушной смеси из патрубка свободно изливаться под капюшон, вытесняя непригодную для дыхания атмосферу.

Брикет оказался восхитительным, со вкусовыми добавками. Кайл несколько секунд блаженно смаковал еду, затем открыл глаза и увидел, что Сорг сидит на корточках, напряженно глядя на него.

В этот момент до Кайла наконец дошло, что уличный торговец поделился с ним куском лакомства не от чистого сердца, а из практических соображений. Сорг не имел опыта еды, вне городских стен, а подходить за советом к воинам побоялся — припрятанную им еду вполне могли реквизировать для нужд всех участников обоза.

То, что его использовали как подопытного грызуна, не очень задело Кайла. Трудная жизнь впроголодь научила его философски смотреть на многие вещи.

Ну? — взглядом подбодрил он Сорга, — давай, чего же ты ждешь?

Торговец оглянулся. Воины собрались в группу неподалеку и что-то пытливо высматривали вдали, остальные рабочие расположились попарно, каждый у своей телеги. Опасаться, что его увидят и отнимут еду, было нечего, и Сорг взялся за завязки капюшона.

Нужно заметить, что, мысленно называя окружающую атмосферу ядовитой, Кайл был не совсем точен в определениях. Воздушная среда Нового Селена не являлась агрессивным химическим соединением, просто она была очень разрежена и содержала слишком низкий процент кислорода, чтобы обеспечивать потребности живого организма. По-настоящему серьезную опасность представлял царящий снаружи жуткий холод, но Сорг мог только догадываться об этом. По его мнению, главную опасность представлял именно отравленный воздух. Он надул щеки, стараясь удержать в легких как можно больше воздуха, и непослушными от переживаний пальцами, затянутыми к тому же в толстый, многослойный материал перчаток, начал неуклюже развязывать шнурок, стягивающий горловину мягкого колпака-шлема.

Кайл едва не прыснул со смеху, глядя, как тот возится с элементарными завязками. Вдоволь насладившись этим зрелищем, он решил помочь, потому что такими темпами Сорг успел бы разве что обморозиться.

Протянув руки, Кайл быстро и ловко распустил скользящий узел, но Сорг, видимо, уже не хотел есть — было нетрудно заметить, как его трясет. Лицо торговца опять позеленело, и вместо того, чтобы крепко зажмуриться, он широко вылупил глаза, панически сжав губы и надувая щеки.

Кайл понял: поднять колпак — значит обморозить ему слизистую глаз. Безнадежно махнув рукой, он вновь затянул завязки на горловине мягкого шлема и жестом показал Соргу: можешь выдохнуть, иначе лопнешь…

Вот такая она, жизнь вне города, подумал он, заметив, что воины возвращаются к телегам, поднимая рабочих. Короткий привал окончен, снова пора отправляться в путь, и времени на вторую попытку заглотить вожделенный кусок концентрата у Сорга уже не осталось, да и, судя по выражению его лица, он уже совершенно не хотел есть…

* * *

За спуском с горного перевала простиралась бескрайняя равнина, похожая на застывшее каменное море.

Отряд продолжал движение по хорошо заметному руслу древней реки. На очередном пятиминутном привале Кайл подошел с вопросом к одному из охранявших обоз воинов. Соприкоснувшись шлемами с фигурой в безликом защитном одеянии, он понял, что перед ним Роган, и хотел было отшатнуться, но старый воин, заметив, что в глазах юноши любопытство борется с замешательством, ободряюще подмигнул:

— Спрашивай, чего тебе?

— Долго еще идти? — выпалил Кайл.

Роган, видимо, был в хорошем расположении духа.

— Нет, — ответил он. — Скоро уже будем на месте.

Воздушный камень, по его словам, раньше добывали открытым способом, прямо с поверхности, но теперь его запасы истощились, и им придется спускаться в огромную яму-карьер, который расположен сразу за кладбищем Сервов.

Последние слова сильно озадачили и взбудоражили Кайла. Он не успел больше ничего спросить — воин счел, что уделил достаточно времени любознательному юноше, и отошел в сторону, давая понять, что разговор окончен, а Кайлу пора браться за привязанную к телеге веревку.

Через минуту отряд снова двинулся в путь.

Череда унылых скал, отвесно вздымающихся по обе стороны проточенной водой дороги, более не казалась такой однообразной, как раньше, словно слова старого воина изменили саму реальность, придав ей некий зловещий оттенок.

Кладбище Сервов, мысленно повторял Кайл, неустанно озираясь по сторонам. В этом словосочетании сквозила настоящая жуть, ведь не было на Новом Селене созданий более опасных и злобных, чем Сервы и Измененные.

В результате Кайл несколько раз споткнулся, но даже резко натянувшаяся веревка и ощущение боли в плече не смогли вернуть его внимание к дороге. Взбудораженное воображение юноши не давало ему покоя, рисуя такие картины, от которых озноб драл по коже.

Заметив, что Сорг неодобрительно косится в его сторону, Кайл попытался все же сосредоточиться на дороге, но куда там — взгляд то и дело поднимался вверх, обшаривая сумеречные силуэты скал, за которыми могла таиться любая мыслимая опасность.

Легче от этого, конечно, не становилось.

Окружающие ландшафты могли лишь усугубить любое неосознанное беспокойство. Вокруг стояла мертвая тишь. Разреженная атмосфера плохо проводит звук, а мягкий остроконечный защитный шлем и вовсе гасит все проявления внешнего мира, так что Кайл, сколько ни напрягался, мог слышать лишь свое собственное участившееся дыхание.

Раскинувшаяся впереди равнина, кое-где испятнанная окружностями небольших кратеров, была в этот час освещена призрачным голубым светом Владыки Ночи, чей ущербный диск находился за спиной путников.

От скал, между которыми петляло русло давно исчезнувшей реки, протянулись глубокие черные тени, в небесах сияли миллиарды ярких звезд, весь мир казался застывшим, статичным, уснувшим или же замерзшим навек.

…Кладбище Сервов, о котором упоминал воин, появилось неожиданно. Обоз уже спустился с перевала и вступил в пологие предгорья. Русло реки, по которому они следовали на протяжении многих часов, стало шире и удобнее для ходьбы. Когда-то вода унесла со своего пути большинство мелких препятствий, отложив по берегам толстый слой спрессованной реголитной пыли.

Впереди появилась излучина, образованная выступом причудливо разрушенных скал. Русло круто поворачивало вбок, обтекая препятствие.

Передовой дозор, состоявший из двух воинов, уже исчез за громоздящимися друг на друге глыбами камня.

Русло в этом месте сужалось. Оно стало глубже, приобретая на некоторых участках вид ущелья, — видно, вода в свое время немало потрудилась, пробивая себе путь вниз, через внезапно вставшее поперек течения препятствие.

Роган предупреждающе поднял руку, и обоз остановился.

Прошло несколько томительных минут, пока из-за поворота не появился воин головного дозора. Он сделал жест, означавший, что все в порядке, и люди, впряженные в телеги, вновь натянули веревки.

Картина, открывшаяся взгляду сразу за поворотом древнего русла, потрясала.

Кайл невольно остановился. Сорг, который смотрел себе под ноги, а не глазел по сторонам, продолжал по инерции двигаться вперед, веревка, привязанная к телеге натянулась, и он едва не упал, взмахнув руками, чтобы удержать равновесие.

Впрочем, Кайл был не единственным, кто остановился, не в силах двигаться дальше. Справа и слева от него также останавливались телеги, люди отпускали веревки и вскидывали головы.

Когда-то давно, вырвавшись из каменной теснины, река разливалась тут, затопляя огромное пространство, отмеченное сейчас толстым слоем спрессованной водяными потоками коричневато-желтой пыли. На этом месте и располагалось кладбище Сервов.

Кайл попытался, но не смог вообразить себе, как это было на самом деле. Во-первых, он никогда не видел открытых водных пространств, и понятие «река» связывалось в его сознании с удобным для передвижения руслом давно исчезнувшей водной артерии. Во-вторых, даже если бы ему удалось напрячь воображение и представить, как огромные массы воды превращались тут из бурного пенистого горного потока в мутную от взвеси речную гладь, то объяснить присутствие в ней Сервов не сумел бы и самый изощренный ум.

Кайл никогда не мог предположить, что Сервы имеют такие исполинские размеры. Он стоял и потрясенно смотрел, как голубоватый свет Владыки Ночи ползет змеистыми бликами по потускневшим остовам давно погибших чудовищ, самое скромное из которых раза в три превышало человеческий рост.

Нижнюю часть погибших исполинов покрывал окаменевший речной ил, но и видимые, торчащие наружу фрагменты серебрящихся скелетов впечатляли до дрожи.

…Выждав несколько минут и убедившись, что никто из рабочих не кинулся прочь, потеряв голову от внезапного зрелища, воины, для которых панорама кладбища была не нова, начали наводить порядок, подкрепляя свои распоряжения легкими тумаками и жестами.

Наконец, когда всеобщий столбняк прошел и порядок был восстановлен, обоз медленно двинулся дальше.

Идти пришлось все в том же направлении, двигаясь между застывшими, вросшими в речное дно скелетами.

Атмосфера была жуткой, близкой к взрыву истеричной паники, поэтому воины взяли обоз в кольцо, чтобы вовремя перехватить того из рабочих, у кого окончательно сдадут нервы.

Кайл чувствовал себя не уютнее других, но все же спустя некоторое время любопытство опять пересилило страх и он снова начал озираться по сторонам, пытаясь впитать глазами как можно больше подробностей окружающего ландшафта.

Первый вывод, который он сделал, когда взгляд свыкся с тусклым мерцанием металлических конструкций, был прост: Сервы находились тут очень много лет. Об этом свидетельствовало множество доступных пониманию юноши деталей: часть конструкций была оплавлена и поломана, русло реки покрывали конические шрамы от ударов небесных камней, а между страшными остовами древних обитателей Нового Селена вилась хорошо укатанная дорога — след от прохождения караванов.

Часть металлических конструкций, которые воспаленное воображение с легкостью дорисовывало до формы огромных костей, не входила в какие-то конкретные скелеты, а была разбросана вокруг в не поддающемся систематизации беспорядке. Проходя мимо таких нагромождений, Кайл заметил, что некоторые из этих фрагментов попросту сломаны. На их погнутых торцах была хорошо различима серебристая структура не выдержавшего критической нагрузки металла.

Это наблюдение навело Кайла на очередную паническую мысль: значит, не все Сервы-исполины погибли, ведь кто-то должен был причинить эти разрушения древним скелетам, выламывая из них огромные фрагменты?

Замешательство и страх юноши можно было понять. Самый большой Серв, рассказ о котором ему приходилось слышать, не превышал полуторного человеческого роста и, конечно, не мог причинить те разрушения, которые сейчас наблюдал Кайл. Основной же размер злобных и сильных кратерных чудовищ, активных днем и засыпающих ночью, обычно варьировался от половины до полутора метров, причем крупные экземпляры встречались крайне редко.

Все эти сведения были почерпнуты Кайлом из случайно подслушанных разговоров охраны шлюзовых ворот, сам юноша еще не имел опыта личных встреч с извечными врагами всего живого…

* * *

Кладбище Сервов казалось бесконечным. Отряд двигался по нему уже не один час, и новизна восприятия постепенно притупилась, люди перестали озираться по сторонам в страхе, что на них сейчас навалятся все чудовища поднебесного мира, а волей-неволей вновь сосредоточились на физических усилиях, лишь воины, образовавшие кольцо вокруг обоза, не теряли бдительности, внимательно глядя по сторонам.

Наконец впереди появилось обширное черное пятно правильной прямоугольной формы. Оно лежало чуть в стороне от русла реки, края которого уже практически сравнялись с окружающим ландшафтом. Еще через несколько минут стало ясно, что темное пятно — это углубление, явно сделанное человеческими руками.

Карьер, догадался Кайл, вспомнив недавний разговор с Роганом.

От высохшего русла древней реки к прямоугольной выработке вела хорошо сохранившаяся дорога. Кайл удивился, заметив, что кладбище Сервов не закончилось в границах русла, а продолжается. Полузасыпанные реголитным гравием и вездесущей пылью остовы древних машин возвышались и вдоль дороги, и по краю карьера, а несколько угловатых чудовищ необычного вида застыли прямо на пологом спуске, уводящем вниз, в чернильную тень глубокого разреза.

Роган остановил обоз на границе рассеянного света, источаемого ущербным диском Владыки Ночи, и густой, вязкой тьмы, царящей в каждом мало-мальски значительном углублении.

Что-то беспокоило старого воина. Из-за бесформенности, мешковатости защитной одежды трудно было судить о позе человека, но Кайлу показалось, что Роган напряженно вглядывается в однообразную, унылую даль застывшего навек лавового моря, простирающегося от кольцевых гор родного кратера до близкого горизонта.

Непонятно, что могло насторожить его, ведь скупо освещенный ландшафт казался абсолютно одинаковым, лишь одинокая скала, торчащая приблизительно в километре от пологого спуска в карьер, немного разнообразила унылый пейзаж, отбрасывая на каменную равнину резко очерченную длинную тень.

Видимо, она и привлекла пристальное внимание Рогана. Он сделал выразительный жест, и шестеро воинов тут же отделились от отряда, присоединившись к командиру. Трое оставшихся проводили взглядом удалявшихся по направлению к одинокой скале товарищей и принялись наводить порядок среди остановившихся рабочих, по привычке побросавших веревки там, где их застала внезапная остановка.

Подчиняясь выразительному приказу, Кайл нехотя подобрал веревочную упряжь и поволок телегу на указанное место. Юноша устал, но не физически, а морально. Чувство оказалось для него новым и неприятным. Попытавшись разобраться, что же вызывает в его душе это глухое раздражение, Кайл вдруг понял, что виной всему тишина.

Усталость мышц от долгой ходьбы, болезненный след от веревки на плече, периодически обостряющееся чувство голода, потребность терпеть с отправлением физиологических нужд организма — все эти неудобства блекли перед тем моральным дискомфортом, который испытывала психика человека, впервые совершающего долгое путешествие по Новому Селену.

Волоча телегу на указанное воином место, Кайл продолжал злиться. Лучше бы он не задумывался над причинами своего неосознанного раздражения, потому что, выяснив его источник, он сделал себе лишь хуже.

То же самое должны были испытывать и другие участники этой экспедиции за реголитом, большинство из которых являлись людьми случайными, мало подготовленными к долгим переходам по безжизненным пространствам внешнего мира.

Кайл остановился, и веревочная упряжь тут же сползла с его плеча в пыль дороги. Он представил себе долгий путь назад, бесконечные часы наедине с самим собой, когда единственным звуком будет собственное тяжелое дыхание, и ему стало тоскливо. Несколько суток назад, покидая шлюзовые ворота города, он радовался возможности путешествовать, с жадностью впитывал картины мертвых ландшафтов, мысленно посмеивался над Сортом, считая, что общение с одутловатым уличным торговцем недостойно будущего воина, а теперь он смотрел на все совсем иными глазами.

Повернув голову, Кайл отыскал взглядом фигуру своего напарника, сгорбившегося подле телеги, и пошел к нему не в силах побороть эту внутреннюю потребность: прижаться лицевым щитком забрала к его шлему, увидеть осунувшееся человеческое лицо и просто поговорить.

…Кайл так и не преодолел те несколько метров, что отделяли его от присевшей на корточки сгорбленной фигуры уличного торговца.

Что-то случилось вокруг, обостренные долгим переходом чувства буквально взвыли об этом, когда среди телег сразу во многих местах возникло суетливое движение человеческих тел.

Гробовая тишина только усилила мгновенный приступ панического страха, ощущение непоправимости… Кайл резко обернулся и увидел их — исчадий, которых научился бояться и ненавидеть задолго до того, как впервые прошел сквозь шлюзовые ворота города во внешний мир.

* * *

Они появились внезапно, словно их породила угольно-черная тень, протянувшаяся от одинокой, застывшей среди твердого лавового моря скалы.

Очевидно, там они и прятались все это время, наблюдая за тем, как обоз приближается к пологому спуску в карьер.

Первыми в поле зрения появились Сервы. Их было не меньше двух десятков, и двигались они обычным для механических созданий способом: длинными, точно рассчитанными прыжками. Их тонкие, кажущиеся хрупкими конечности на самом деле являлись полыми конструкциями, чрезвычайно легкими и прочными. Со стороны казалось, что ниже шарнирного сустава конечность Серва состоит из двух входящих одна в другую трубок. Используя энергию заключенного внутри этой раздвижной конструкции механизма, они подпрыгивали высоко вверх, покрывая при этом десять-пятнадцать метров пространства, и приземлялись, поднимая легкие облачка реголитной пыли. При этом можно было отчетливо различить, как нижняя часть их конечностей укорачивается, трубки входят одна в другую, сжимая и изготавливая к новому прыжку невидимые глазу пружины.

Воины, двигавшиеся к скале, остановились.

За время перехода Кайл уже научился отличать Рогана и двух его ближайших помощников от остальной охраны по мелким деталям защитной экипировки.

Вокруг панически разбегались люди, отчаянно жестикулировал пытавшийся унять их Варлай, а Кайла словно приморозило к месту, он стоял, не шелохнувшись, как вкопанный и расширенными от ужаса глазами смотрел на появившихся из тени скалы существ.

Эти картины навек останутся в его памяти.

Вязкая ватная тишина, голубой призрачный свет Владыки Ночи, играющий злыми бликами на ажурных конечностях Сервов, матовый отсвет сверкнувшего клинка, который обнажил Роган, жестами отдавая приказы воинам, черная прямоугольная пасть наполненного вязкой тьмой карьера и желтоватый язык сбегающей вниз дороги…

Косая тень одинокой скалы. Искаженное ужасом лицо Сорга, промелькнувшее за лицевым забралом, его водянистые глаза, полные покорного ожидания смерти, перекошенный в крике рот, похожий на черную яму, длинная синусоида брошенной веревки, бессильно распластавшейся в пыли, замеченный краем глаза жест Варлая, приказывающий рабочим перевернуть телеги, образуя из них баррикаду, и фигурки людей, не внемлющих никаким жестам или приказам, удирающих назад, к древнему руслу и кладбищу Сервов, — все это промелькнуло перед глазами остолбеневшего Кайла, и он понял: все, наступил их смертный час, потому что вслед за Сервами из глубокой тени скалы выступили хорошо узнаваемые силуэты Измененных.

Вид этих тварей, бывших когда-то людьми, заставил Кайла очнуться от наваждения, вырвал его из состояния болезненного ступора. Подчиняясь внезапному порыву, он кинулся не назад, а вперед. Варлай, отчаявшись получить помощь от разбегающихся рабочих, сам схватился за край телеги. Кайл подскочил к нему и добавил свое усилие, помогая воину перевернуть телегу, потом следующую, пока три повозки не образовали подобие укрытия.

Варлай схватил лопату из приготовленного инвентаря и воткнул ее глубоко в рыхлый реголит, подперев черенком только что поставленную на попа повозку. Кайл мгновенно понял, что хочет от него воин, и кивнул, торопливо отвязывая от борта телеги связку заготовленного для сбора реголита инструмента.

Все происходило очень быстро. Пока Кайл укреплял баррикаду, ставя подпорки, Варлай опустился на одно колено, достав из-за спины прямоугольный футляр, открыл его, обнаружив внутри заботливо упакованный, блестящий смазкой, разобранный на части механизм. Несколько точных, заученных движений — и металлические пластины встали на свои места, превращаясь в громоздкое, но эффективное метательное оружие.

Взглянув в щель между телегами, Варлай достал из футляра несколько металлических стрел и воткнул их в грунт у своего колена, чтобы можно было быстро хватать их одну за другой.

Кайл в этот момент поставил последнюю, укрепляющую заграждение подпорку и смог наконец обратить внимание на происходящее вокруг.

Дрожа от перевозбуждения и страха, он выглянул поверх сооруженной баррикады.

Схватку на поверхности Нового Селена трудно описать, пользуясь обычной терминологией. По какой-то непонятной пока Кайлу прихоти не то природных, не то высших сил, человеческие мускулы ничуть не уступали механическим приводам Сервов, и в этом смысле ни одна из противоборствующих сторон не получала явного преимущества. Ажурный металл Сервов гнулся и корежился под ударами с той же легкостью, с какой рвалась человеческая плоть.

Суровая реальность современности Нового Селена не знала иных способов противостояния, кроме жестокой рукопашной схватки. Кайл, вцепившийся в край телеги в жутком, заледенелом страхе перед неумолимостью надвигающихся событий, не подозревал в тот миг, как много ему придется мучительно узнавать, прежде чем удастся объяснить хотя бы один самый мелкий и заурядный эпизод этой самой реальности.

Десять воинов могли защитить обоз от двух десятков внезапно появившихся Сервов, тем более что последние являлись не самыми крупными и смертоносными представителями своего вида, но за сворой механических созданий двигались Измененные, и это сводило к нулю все шансы на благополучное развитие событий.

Роган и его воины прекрасно отдавали себе отчет в этом. Заметив, что за их спинами выросла баррикада из трех перевернутых телег, они начали медленно отступать.

Группа Сервов из десяти особей внезапно взвилась вверх, совершая прыжок. Заключенные внутри их полых конечностей пружинные механизмы разрядились, толкнув паукообразные блестящие тела вверх и вперед.

Расчет механических тварей был, как всегда, точен. Кайл понятия не имел, какого сорта разумом обладают эти существа и каким образом им удается так верно учитывать все особенности окружающей среды, но любое движение Серва всегда заключало в себе строгий, заранее просчитанный смысл. Эти существа ничего не делали наугад, вот и сейчас, взвившись высоко вверх, они обрушились прямо на головы отступающим к баррикаде воинам.

Только Роган да находящийся по правую руку от него Дарнинг смогли уклониться. Оба они не раз встречались с Сервами и сейчас, не сговариваясь, выполнили один и тот же прием: стремительным вращением гибких тел ушли назад и вбок, прочертив у себя над головами гудящий на низких, басовитых нотах смертельный круг остро отточенными длинными клинками.

Другим воинам пришлось туго. Кто-то пытался повторить маневр старых опытных бойцов, но его неточное выполнение или дрогнувшая рука приводили к непоправимым последствиям. Кайл сжался, увидев, как один из Сервов обрушился на ближайшую к нему фигуру, даже разреженная атмосфера смогла донести до его слуха слабый клацающий звук, вслед за которым во все стороны брызнула кровь.

Тело воина мешком оседало на землю, его отсеченная рука, все еще сжимавшая оружие, несколько раз конвульсивно дернулась, щедро пятная кровью желтоватую пыль, а Серв уже потерял всякий интерес к искалеченному человеку и, быстро перебирая длинными конечностями, ринулся прямо на Кайла.

Миг был ужасным.

Юноша оцепенел. Он вдруг понял, что не в состоянии что-либо предпринять — его ноги ослабели, приросли к рыхлому грунту, в груди внезапно разлился парализующий холод безысходности, кирка, которую он сжимал во вспотевших ладонях, начала выламываться из непослушных, вмиг одеревеневших пальцев под собственным смехотворным весом, и только расширенные глаза продолжали жить на лице Кайла, впитывая все подробности несущейся на него смерти…

Серв приближался. Его испятнанные кровью конечности двигались попарно, при касании грунта было видно, как полые трубки вдавливаются одна в другую, и тут же незримая сила выстреливала их в исходное положение, что порождало новый толчок и скользящий шаг.

Кайл больше не воспринимал течение времени. Ему казалось, что мир вокруг застыл, а Серв движется нарочито медленно, чтобы он успел перед смертью разглядеть его поблескивающие конечности и заключенное между ними продолговатое яйцеобразное туловище с маленькими, матово отсвечивающими глазками, оправленными в конические, смятые гофром гнезда, чтобы понял сжавшийся в ледяной комок человечек, что время плоти на Новом Селене давно минуло и живым нет места в этой реальности, где властвует холод и не подверженный его воздействию металл…

Наваждение кончилось, сгинуло так же внезапно, как началось.

Кайл прятался за телегой, но в последний миг не выдержал и попятился. Серв, который несся на преграду, увидел наконец человека, прыгнул, целя вытянутыми конечностями прямо в лицо юноши, но в последний миг что-то метнулось ему наперерез, раздался хруст, и Кайл, у которого ужас обострил до предела все чувства, боковым зрением успел заметить, что это Варлай разрядил свое оружие с убийственно короткой дистанции, пробив металлической стрелой яйцеобразное тело Серва, и уже тянется за новым воткнутым в рыхлый грунт метательным снарядом, свободной рукой взводя пружину оружия, но дальше…

Дальше Кайл ощутил дикую, ни с чем не сравнимую боль, пронзившую сразу оба плеча, опрокинувшую его на спину, затмившую кровавой дымкой весь мир.

Он падал, опрокидываясь назад, не понимая, что это убитый Варлаем Серв по инерции врезался в намеченную жертву и боль в плечах происходит от того, что вытянутые в прыжке конечности механического создания пробили ткань защитного костюма, пронзили плоть и пригвоздили его собственное вмиг обмякшее тело к рыхлому грунту Селена…

От боли и страха сознание Кайла истончилось и погасло.

* * *

Разум вернулся к нему вспышкой всепоглощающей боли.

Перед глазами Кайла плавала чернота, расцвеченная болезненными сполохами цветных искр.

Вокруг по-прежнему царила ватная, глухая тишина.

Долгое время он не ощущал своего тела, не воспринимал ничего, кроме боли, черноты и собственного ужаса.

Потом ощущения стали медленно изменяться. В какой-то миг этого затянувшегося безвременья боль, которая просто присутствовала в сознании, никак не обозначая ни границ раны, ни каких-то иных, связанных с плотью ответных реакций, начала притупляться.

Кайл по-прежнему не ощущал себя, не мог пошевелиться.

Потом вовне что-то произошло.

Толчок. Он явственно ощутил толчок и понял, что кто-то теребит его ногу.

Страх вспыхнул с новой силой, и это обостренное чувство позволило ему вернуть себе власть над телом. Ощущение реальности обрушилось на него не менее болезненно, чем опрокинувший навзничь удар Серва, пронзенного стрелой Варлая…

Сквозь черноту просветило что-то розоватое, и Кайл внезапно понял, что его глаза закрыты и он воспринимает свет, пробивающийся сквозь плотно смеженные веки.

Он непроизвольно напрягся — скорее в силу того ужаса, который уже начинал пожирать его разум, нежели от осознанного желания каких-то действий.

Слипшиеся веки обожгло резью, и в глаза ударил неяркий, рассеянный свет Владыки Ночи.

Ущербный диск, который, как мгновенно вспомнилось Кайлу, висел позади баррикады, теперь ярко освещал безжизненную равнину, необъяснимым образом превратившись в полный шар с заметным даже невооруженным глазом объемом.

Кайл вдруг отчетливо вспомнил последние секунды перед беспамятством, и новая волна панического страха захлестнула его. Он конвульсивно дернулся всем телом, ожидая ощутить массу придавившего его Серва, но почувствовал лишь скольжение каких-то обломков по одежде да еще услышал тихий, вкрадчивый шорох, какой издает струящийся песок.

Все эти непонятные чувства, помноженные на растущий страх, заставили его сделать несколько необдуманных резких движений, в результате которых Кайл сел, озираясь по сторонам.

Тот факт, что он остался жив, в первый момент меньше всего занимал окончательно очнувшегося юношу.

Глаза Кайла были прикованы к одной точке: он увидел Варлая.

Воин сидел, боком привалившись к покореженной, опрокинутой кверху колесами телеге. Его грудь была прорублена чудовищной силы ударом и представляла собой сплошную рану, покрытую черной запекшейся кровью. Рядом валялся кусок сломанного клинка, чуть поодаль, поджав тонкие суставчатые лапы, неподвижно застыл изуродованный Серв.

Парализованный этим уничтожающим разум зрелищем, Кайл, тихонько подвывая, инстинктивно отполз назад.

Можно понять состояние юноши, который впервые столкнулся лицом к лицу с насильственной смертью. Одно дело слушать героические рассказы шлюзовой стражи о доблести воинов и жестоких схватках на краю окольцовывающих кратер гор, а другое — смотреть на человека, с которым совсем недавно шел, преодолевая десятки километров пустынной поверхности, и понимать, что он мертв.

Кайл не выдержал.

Волна горечи, возникшая где-то внутри, вдруг накатилась на него удушливым спазмом, из глаз брызнули слезы, прокл