Глава 26. Бишоп нагнулся над черной дырой, ожидая очередной пощечины, очередного взрыва смеха

Бишоп нагнулся над черной дырой, ожидая очередной пощечины, очередного взрыва смеха.

Ничего. Ни малейшего движения воздуха, никакого ощущения чьего-то присутствия, чего-то понятного, ясного, что он мог бы увидеть или хотя бы почувствовать.

Он захватил с собой факел и сейчас поднял его высоко над дырой. Но увидел только черноту. Опустил пониже. Ничего: ни лестницы, ни веревки.

Бишоп уже был готов поверить в собственное безумие, когда невидимые руки потушили факел. Бишоп остался в полном мраке. Отступил, наткнулся на что-то и полетел на песок.

И тут факел вдруг зажегся снова, хотя лежал рядом с ним. И горел так ярко, как и раньше, перед тем как невидимые руки прихлопнули пламя. Невидимые руки? Может, кто-то колдует над ним, сводя с ума? Да, это началось с тех пор, как он впервые узрел Пенуит.

Бишоп медленно сел, поднял камень и поискал глазами тот предмет, о который споткнулся. Палка! Палка, наполовину утонувшая в песке! Почему он не видел ее раньше? Может, случайно вырыл мыском сапога, когда падал? Вполне возможно… и все-таки странно все это.

Непонятный ужас подтачивал его сознание. Бишоп внимательно рассмотрел палочку, прежде чем сунуть конец факела в песок. Факел ушел на добрых шесть дюймов, что тоже было непонятно: ведь под песком не было ничего, кроме камня, верно? Но сейчас не до этого, главное — разобраться, в чем тут загвоздка.

Он потянулся к палочке, осторожно разгреб песок и поднял ее.

Рука вдруг загорелась, отчаянно, яростно, словно он случайно обжег ее. Бишоп уронил палочку, потер пальцы, и боль исчезла так же неожиданно, как появилась. Тогда он, не размышляя и не задумываясь, потянулся к палочке правой рукой и поднял. Теперь эта проклятая штука казалась теплой, всего лишь теплой! Ничего жгучего, только ровное пульсирующее тепло. Казалось, палочка устраивается в его руке, создана для нее и никакой другой, она совсем не длинная. Не длиннее фута! До этой минуты он не касался ничего подобного. На ощупь совершенно необыкновенная! Судя по всему, она очень стара… нет, это слово для нее не подходит. Более чем стара! Из тех времен, когда существовали одни волшебники… Он знал это… точно знал.

Да, это не простая палка, отломанная от ветки дерева.

Бишоп поднес ее поближе к факелу. Тонкая резьба и углубления, указывавшие на то, что, вероятно, когда-то здесь были вставлены камешки, невозможно, драгоценные. Драгоценные? Кто знает? Он даже не уверен, что это дерево. Но не железо. Это точно. Но тогда что именно?

— Бишоп!

Он поднял глаза и увидел, что она стоит совсем рядом и пристально за ним наблюдает.

— Смотри, Меррим, я нашел!

— Что именно?

— Мой факел погас, и я споткнулся об нее. Похожа на палочку, но это совсем другое. Смотри. Похоже, в нее были вставлены драгоценные камни! Скажи, что ты ощущаешь, когда касаешься ее?

Меррим потянулась к палочке.

— Да. Правой рукой.

— Почему? — удивилась она, взяв палочку.

— Не знаю. Сначала я поднял ее левой рукой и сильно обжегся. А что ты чувствуешь?

— Тепло. Дерево кажется почти мягким.

— И мне тоже, — кивнул он.

Она села рядом, по-прежнему держа палочку в правой руке. Коснулась ее пальцами левой руки и охнула, словно нечаянно окунув их в кипящую воду.

— Осторожнее! Неизвестно по какой причине она не терпит прикосновения левой рукой!

— Интересно, что это? — прошептала она, держа ее осторожно, как нечто очень ценное… очень хрупкое.

— Поэтому я и пришел сюда, — признался он и мгновенно понял, что это правда.

— Тут происходит нечто очень странное, верно, Бишоп? Нечто недоступное нашему уму.

— Да, и это как-то связано с чертовым проклятием. Но мы специально явились сюда, чтобы понять.

Меррим повернула палочку, наслаждаясь приветливым теплом.

— Очень давно, когда я была совсем маленькой, дедушка показал мне рисунок в очень старом пергаменте. Я никогда не забуду этот рисунок. Такой яркий, и краски совсем живые. Точное изображение реальной жизни.

Его сердце тревожно сжалось. Он подался вперед, не дотрагиваясь до палочки. Только наблюдая, как она медленно поворачивает ее. Ласкает.

— Расскажи, — попросил он, — Расскажи о рисунке.

— На нем были трое старцев, с длинными седыми бородами, гладкими, словно только сейчас расчесанными, доходившими почти до поясов. На всех — длинные белые одеяния с кожаными поясами искусной работы, усаженными драгоценными камнями. Один из стариков держал палочку, похожую на эту, только она выглядела совсем новой. Сверкала, разбрасывая огненные искры. Он показывал палочкой прямо на того, кто рассматривает рисунок. Дед перегнулся через мое плечо и сказал тихо, но уверенно: “Это волшебники, юная Меррим. Из далекого-далекого прошлого. Тот, что в середине, держит свою волшебную палочку”.

— Он держал палочку в правой руке?

Меррим на мгновение закрыла глаза, пытаясь вспомнить тот чудесный рисунок.

— Да, — кивнула она, чуть подумав. — В правой.

— Интересно… — протянул Бишоп. — Думаешь, это тоже волшебная палочка? Как та, что на рисунке?

— Не знаю. Но ведь ты пришел сюда, потому что тебя что-то тянуло? И отыскал эту палочку. Должно быть, проклятие действительно здесь как-то замешано.

—Но пойми, когда я впервые пришел сюда, ее на земле не было. Я в этом уверен.

Меррим даже поежилась от страха.

— Как это ты можешь быть уверен?

— Уверен, и все. Вопрос в том, что делать с этим… этой палочкой.

Она снова повертела палочку, ощущая, как тепло согревает руку, идет выше, до самого плеча, и на душе становится хорошо. Очень хорошо.

— Я знаю, что Пенуитуже тогда стоял на этом месте, где стоит теперь, — заметил он.

— И что же? — пожала плечами Меррим. — Всего лишь сто лет, не больше.

— О нет. Пенуит существовал гораздо дольше. Может, не замок, не ров, что-то другое. Но находился здесь и носил это же имя.

— Откуда ты знаешь?

“Я был там”, — едва не вырвалось у него, но, к счастью, он успел сообразить, каким безумием это должно ей показаться. Но он все видел! Во имя всего святого, он видел Модора, как и себя, только тогда он был принцем, и с нем была не Меррим, а Брешия! И видел очень ясно! Вплоть до золотых искорок в глазах Брешии.

Бишоп моргнул и тряхнул головой, пытаясь все прояснить. Случайно коснулся палочки, и все предстало так, словно случилось несколько мгновений назад. Это палочка принца? Брешии? Палочка ведьмы, не волшебника.

— Так давно, — прошептал он — Это было так давно.

— Значит, тебе все известно, Бишоп? Ты действительно волшебник?

— Вовсе нет, — уверенно ответил он, — просто… постоянно воскрешаю прошлое. И это прошлое живет во мне. Не бойся, Меррим. Может, я когда-то и был волшебником, но не сейчас.

— Я не боюсь, — тихо пробормотала она.

Он посмотрел на нее. На венок рыжих кос. На зеленые глаза, настороженные и мечтательные. Взглянул на палочку в ее правой руке и ощутил толчок в сердце.

Как же она похожа на Брешию, ту ведьму, которая жила в далекие времена, ведьму, соединившуюся с принцем. И кто был этот принц?

Он вдруг осознал, как рад, что это не Брешия. Брешия — Это прошлое; Меррим — настоящее. Она с ним. Рядом. Сейчас. Его семя в ее чреве.

При мысли об этом он задрожал. И, осторожно взяв у нее палочку, поднялся. Он должен узнать больше!

Бишоп продолжал стоять в тени, держа палочку. Пламя факела бросало красные отблески на его лицо, но в этот момент он не был собой. Меррим знала это, но не пугалась. Просто стояла, глядя на него, гадая, что происходит.

Бишоп поднял палочку высоко над головой. Раньше потолок пещеры почти нависал над ними. Но сейчас, казалось, поднимался и поднимался, пока не исчез из виду. И Бишоп тоже вроде бы стал больше. Игра света и тьмы делала его похожим на демона, призванного из глубин ада.

— Бишоп, вернись, — едва слышно попросила она. — Вернись.

Мгновение миновало.

Бишоп, белый как полотно, медленно опустился на колени, бережно положил палочку на небольшой каменный карниз, выступавший на несколько дюймов из стены пещеры. Она знала, что этот карниз был здесь все время, но сейчас заметила его только потому, что на нем лежала палочка. Меррим протянула было руку, но тут же отдернула.

— Я должен подумать, — произнес Бишоп, поднимая голову. И она увидела неприкрытый голод в его глазах, устремленных на нее. Та же самая похоть, которую она заметила прошлой ночью. Та же потеря самообладания.

Она подняла юбки и пустилась бежать.

Другое время

Брешия, мрачно нахмурившись, теребила золотую цепочку.

— Модор послал этих разбойников, — объявила она наконец. — И женщины были с ними только потому, что Модор знал: они успокоят твои подозрения.

— И оказался прав, — кивнул принц, обгладывая ножку куропатки, идеально поджаренную над костром призраков. Недаром ее люди рассеялись по всей роще на случай опасности. Только призраки оставались во дворе, у костров, и наблюдали, что будет дальше.

Брешия протянула принцу деревянную чашку с супом из моркови, капусты и садового салата.

— Ты, наверное, будешь есть до следующего полнолуния?

Принц прожевал очередную порцию куропатки и улыбнулся:

— Ты измотала меня, Брешия. Я всего лишь волшебник и должен восстановить силы.

Она швырнула в него сливой. Он поймал ее и сунул в рот.

— Ах, аромат… медовые сливы.

— Мы должны победить его, принц. Нельзя, чтобы он и дальше продолжал измываться над всей округой. А вдруг ему удастся покончить с тобой и, может, даже завладеть мной!

— Я думаю над этим, Брешия.

— Не думаешь. Ты думаешь о моем обнаженном теле. Я точно это знаю! Взгляни только, как ты облизываешь эту злосчастную сливу!

Он спокойно доел сливу и бросил в нее косточкой.

— Тебе не мешало бы тоже что-то съесть, — посоветовал он.

Она взяла несколько ягод терна из красивой старой стеклянной чаши, бросила в рот и принялась нервно расхаживать по комнате, но неожиданно замерла и хлопнула в ладоши.

Снаружи донеслись тихие мелодичные звуки, нежная гармония голосов. Принц насторожился.

— Мои призраки, — пояснила она, склонив голову набок так, что пышные рыжие волосы свисали едва не до земли. — Они довольны. Ну не странно ли? Я думала, они хотят, чтобы все осталось по-прежнему, но, видно, ошибалась. Они довольны тобой. Довольны тем, что случилось.

— И тем, что в тебе растет мой сын?

— И этим тоже.

Принц улыбнулся и кивнул.

— Итак скажи, что, по-твоему, мы должны сделать с Модором?

Она съела еще несколько ягод, прежде чем ответить:

— На рассвете мы покинем это место.

— Мне снять одежды? Зачем?

— Если ты уже знаешь, как поступить с Модором, значит, мне можно об этом не думать. И я могу снова взять тебя.

Она развернулась, сжала кулаки, снова разжала, развела веером пальцы и улыбнулась сквозь этот веер.

И он остался обнаженным.

Брешия весело расхохоталась, когда он сообразил, что сидит посреди огромных блюд с олениной, зайчатиной, свининой, дичью… с одним только ножом, прикрепленным к предплечью.

— Сначала доешь, принц. Теперь я вижу, как на тебя действует мясо, — смеясь, посоветовала она, когда он устроился на полу стараясь выбрать кусочек повкуснее, и наконец подцепил небольшой кусочек оленины. При этом он ни разу не оторвал от нее взгляда. Она, не сводя глаз с его сильного прекрасного тела, невольно шагнула ближе. Порыв был непреодолим, и она этого не отрицала.

Он медленно раздвинул губы в улыбке, дважды моргнул, и на ней не осталось ни клочка одежды. Он подвинулся и дал ей место между блюдами с куропатками и бекасами.

— Я требовательный волшебник, — объявил он. — И тебе тоже нужно поддержать силы.

Он стал кормить ее, одновременно лаская, и она отвечала не менее страстными ласками. Воздух наполнился запахом голубого дымка и жареного мяса.

А во дворе пахло сладким древесным дымом, и призраки, сидя у костров, пели свое благословение, и идеально гармоничная мелодия плыла сквозь ветви старых дубов в ночь, теплую и звёздную. И все знали, что в эту ночь в дубовой роще не было врагов.