Глава 5 3 page

Но худшее было еще впереди. Он добрался до Карикала 18 августа 1758 г., чтобы узнать: известие о поражении д'Аше оказалось слишком преувеличенным. Адмирал пострадал, но его флот ни в коем случае не был уничтожен.

Последовательность событий стала, в основном, частью старинного соперничества регулярных вооруженных сил и «Ост-Индийской компании», которое пожирало обе стороны. Почти одновременно с маршем Лалли на юг в Танджор, д'Аше объявил, что намерен отступить на Маврикий на период сезона муссонов. Так как это оставляло британцев с военно-морским превосходством на побережье Коромандел в тот самый момент, когда Лалли хотел наступать на Мадрас, командир-якобит отправил своего адъютанта графа д'Эстэна в Пондишерри со строгими приказами: д'Аше не только не должен отступать на остров Маврикий, но должен быть готов атаковать Покока немедленно.

В ответ д'Аше повел себя очень странно, повинуясь первой, но не второй части инструкций. Наконец, узнав 27 июля о приближении Покока, он вышел в море из Пондишерри, но держался с наветренной стороны от англичан. Оба флота появились в поле зрения друг друга 1 августа и провели два дня, маневрируя ради позиций. В полдень 3 августа, до того, как они сблизились для боевых действий, сойдясь в тяжелой двухчасовой схватке (приблизительно с 1.20 дня), французский флот получил худшее.

Сражение не было решительным в том смысле, что армада д'Аше продолжала свое существование, но с точки зрения потерь эта была решительная победа британцев. Французский адмирал понес потери, численность которых составила 492 человека убитыми и ранеными против 197 моряков Покока. Но после того как д'Аше получил синяки, он запаниковал, более не думая о превосходстве. Игнорируя все инструкции Лалли, он подготовился к уходу на Маврикий с намерением переоснастить свой флот мачтами, парусами и канатами.

Лалли прибыл в Пондишери раньше, чем д'Аше вышел в море. Началась ожесточенная перепалка. Ирландец пришел в ярость, угрожал и буйствовал, затем успокоился и попытался говорить вкрадчиво.

Сначала Лалли попытался запугать д'Аше тем, что аннулирует его назначение, обращаясь к Людовику XV, что прикажет капитанам кораблей повиноваться себе и не считаться с адмиралом. Когда все это оказалось бесполезным, ирландец предложил предоставить д'Аше еще 1 500 солдат, способных действовать в качестве морских пехотинцев и взять корабли Королевского Флота на абордаж, когда обе стороны сойдутся в ближнем бою.

В конце концов Лалли произнес очевидную истину: пор пока французский военный флот далеко от берегов Индии, он не только не может начать наступление на Мадрас, но сам Пондишерри остается уязвимым для рейдов Покока. Но д'Аше оставался непреклонным: он сам должен действовать осмотрительно и волен отдавать приказы, когда его солдаты либо ранены, либо поражены цингой. И он поступит так, как уже решил.

В последнем напряженном совещании 2 сентября Лалли просил д'Аше, по меньшей мере, отложить свое отбытие до середины октября. Адмирал категорически отказался выполнить это, но учитывая возможность военного трибунала, заставил всех капитанов подписать документ: уход на остров Маврикий стал единодушным решением.

Он вышел в море 3 сентября и прибыл на Маврикий 13 октября. Но д'Аше смог оказать небольшую услугу Лалли, немедленно отправив из Франции фрегат с одним миллионом ливров.

И вновь Лалли подтвердил, что лишен способности осуществлять верховное командование в Индии. Правда, что д'Аше был колким и трудным человеком, но ирландец, несмотря на всю свою неистовую энергию, не имел ни малейшего представления о том, как завоевывать сердца и умы или как выполнить общее дело с опасными коллегами.

Теперь его план штурма Мадраса становился еще более опасным, чем был, если бы Лалли осуществил его в июне. Прежде всего, британские защитники Мадраса тщательно готовились к предстоящему вооруженному столкновению, запасаясь продовольствием и черным порохом, укрепляя оборонительные сооружения и, более того, умудрившись получить подкрепление в составе нескольких сотен солдат из Англии. Военно-гражданский конфликт был предотвращен с помощью постоянно действующего приказа «Ост-Индийской компании», который гласил: в случае угрозы Мадрасу гражданский совет временно прекращает свою деятельность, а в силу вступает военный закон.

Более того, эвакуировали все внешние посты и гарнизоны, войска ввели обратно в Мадрас. Единственной собственностью «Ост-Индийской компании», которая к осени 1758 г. осталась между Пондишерри и Мадрасом, стал гарнизоне в Чинглепуте, стратегически размещенный так, чтобы вести беспокоящие действия на линиях коммуникаций Лалли.

Продуманность британских планов деморализовала слабых оппонентов в Пондишерри — таких, как Лейри, отстаивающий нападение на более слабый объект на юге вроде Трикинороли. Но на военном совете Лалли легко отстоял необходимость атаки на Мадрас. Основным соображением оказались финансы. Жалование для войск уже задерживалась, казалось, что взятие Мадраса станет единственным способом привести в порядок финансовую неразбериху в Пондишерри. Как сформулировал это Лалли в одном из своих высокопарных высказываний, «лучше погибнуть в бою, чем умереть от голода».

Таким образом, к началу 1759 г. все было готово к следующему крупному противостоянию великих держав в Индии. В Конджевераме, где Лалли сосредоточил свою армию, он собрал 3 266 солдат европейских войск, 4 000 сипаев, двадцать осадных пушек и мортир. Против этих вооруженных сил британцы могли выставить всего 1 700 европейцев и 2 000 сипаев. В ходе наступления на север в ноябре 1758 г., Лалли был потрясен тем, что не встречал сопротивления, захватив ряд опустевших постов.

Только событие в Чинглепуте озадачило и его. Он (как обычно происходило с Лалли) не знал, что делать. Командующий видел, что на бумаге это важный подступ, который необходимо взять. Но он не выделил солдат и не уделил времени для осады этого пункта, который казался слишком мощным, чтобы взять его одним штурмом с помощью лестниц. Его успокоила мысль о том, что Мадрас должен пасть раньше, и тогда это препятствие в тылу не будет иметь значения.

Передовой отряд 12 декабря приступил к «прощупыванию» внешних оборонительных сооружений Мадраса. Из-за муссонных дождей французская армия прибыла и заняла позиции очень поздно. Но Лалли был рад запоздалому прибытию 500 кавалеристов так называемой «элитной кавалерии» от его индийского союзника Рза-Сахиба.

В 1750-е гг. Мадрас действительно состоял из двух городов: «черного города», где жили индийцы, неукрепленного и строго отделенного от британского квартала, и «белого города» на горе Сент-Томас, где находился дворец губернатора, административные офисы и жилой квартал. В нем также имелась цитадель — форт Сент-Джордж. Туда ушли белые защитники при приближении французов. Британский командующий полковник Стрингер Лоуренс построил такие оборонительные сооружения форта Сент-Джордж, что он превратился в крепкий орешек, который было трудно взять любому атакующему. Цитадель с видом на море с одной стороны, с суши была защищена рядом бастионов, равелинов, обратных скатов, крытых проходов и передних скатов бруствера. В месте, ближайшем к «черному городу», внешние оборонительные сооружения укрепили внутренней стеной, являвшейся второй линией обороны. Хотя в то время Покок был на севере, следовательно, французы теоретически контролировали море (хотя, безусловно, флот д'Аше отсутствовал), у защитников оказалось два огромных преимущества. Их гарнизон в Чинглепуте представлял все возрастающую опасность для французских коммуникаций и мог устраивать засады на конвои французов.

Гарнизон единодушно стремился к достижению своей цели, он отличался высоким боевым духом. Солдаты с большим энтузиазмом выполняли поставленную перед ними задачу, так как были обещаны наградные в сумме 50 000 рупий, если они отразят атаку французов.

С другой стороны, французы, хотя они с перерывами и действовали эффективно, часто представляли собой недисциплинированную толпу. 14 декабря 1758 г. солдаты Лалли вошли в «черный город». Не встречая сопротивления, они приступили к разграблению и мародерству — оргии опустошения и насилия. Британцы воспользовались возможностью и совершили вылазку крупными силами под командованием способных полевых командиров — полковника Уильяма Дрейпера и майора Шолмондели Бреретона. 600 солдат атаковали рассредоточенных французов, но вскоре были втянуты в беспорядочные уличные бои. Началось кровопролитное сражение, обе стороны потеряли почти 300 солдат убитыми и ранеными, британцы оставили там две пушки.

Хотя этот бой не стал решающим, но последствия для морального состояния французов оказались суровыми: разразился огромный скандал, в котором принимал участие Бусси.

Следует помнить, что Лалли уже приобрел врага в лице Бусси, приказав тому вернуться из Декана. Болезненно воспринимая унижение (и это он никогда не смог забыть), Бусси внезапно написал послания, в которых в категорической форме заявил: его следует рассматривать как заместителя командира (т. е. Лалли). В связи с тем, что это означало, что звание Бусси должно быть выше званий всех офицеров регулярной армии, которых Лалли привез с собой (его фаворитов и близких друзей), ирландец категорически отказался назначить его на пост старшего бригадного генерала, как ясно указывалось в письмах из Версаля.

Даже преданные Лалли офицеры считали, что этот высокомерный шаг стал слишком вызывающим, они советовали ему утвердить Бусси в этом звании. Но ирландец, упрямый как всегда, не хотел их даже слушать. Бусси, который служил в самом низком звании бригадира до Мадраса, получил быстрое повышение по службе, когда во время вылазки был захвачен д'Эстэн.

Затем между Бусси и одним из близких друзей Лалли, полковником Крильоном, возникла ссора, в результате которой не были отрезаны рейдеры под командованием полковника Дрейпера.

Лалли обвинил в этой неудаче Бусси и публично порицал его в унизительной сцене. Некоторые авторитетные исследователи считают, что Бусси действительно виноват. Но если это было бы так, то Лалли следовало понизить его в звании или объявить служебное порицание в письменной форме. Но вместо этого он сделал то, что уже сделал с Лейри и многими корыстными официальными представителями «Индийской компании». Он унизил человека, превратив в заклятого врага, но утвердил его на посту.

Действительно, эмоции Лалли всегда побеждали здравый смысл.

После драматической вылазки и ожесточенного боя 14 декабря, осада Мадраса на короткое время перешла в период «странной войны». В течение трех недель французские пушки молчали из-за отсутствия боеприпасов. Британцы со своей стороны более не предпринимали попыток дорогих внезапных атак. Первые залпы французских батарей оглушили город 2 января 1759 г., защитникам удалось временно вывести из строя эти пушки. Но 6 января первые французские большие орудия точно определили дистанцию. Через пять дней начался ужасающий обстрел. Тридцать два артиллерийских орудия беспощадно обстреливали оборонительные позиции, мортиры сравнивали с землей город.

Но оказалось, что справиться с цитаделью удивительно трудно. Британцы, выскакивая из оборонительных амбразур, неустанно переформировывались и отвоевывали землю с непреодолимым упорством. Французам удалось взорвать мину, но только для того, чтобы над образовавшейся брешью полностью доминировал один из бастионов, превратив ее в площадку гибели.

Британцы, все, как на подбор, бесспорно, были превосходными. Недостатком французов стало то, что они устроили бивак на открытом пространстве. Вскоре боевой дух вооруженных сил Лалли начал резко падать: уверенность была сломлена, осада казалась сизифовым трудом, обычную скверную дисциплину усугубляло пьянство. Люди, которым не платили уже семь месяцев, громогласно жаловались, а доходя до крайности, дезертировали.

Самое страшное произошло для французов, когда 150 французских дезертиров перешли на другую сторону и отважно сражались в роли защитников цитадели.

Лалли, испытывая мириады трудностей, не мог даже уделить свое личное внимание осаде. Сейчас уже была понятно: решение оставить Чинглепут, остров в тылу, оказалось совершенно бессмысленным. Ирландец полагал, что войска, оставленные им в Пондишерри, не допустят, чтобы вооруженные силы противника, находящиеся в Чинглепуте, соединились с остальными его силами. Однако «король сипаев» Юсуф-Хан двинулся на север из Трикинополи вместе с индийской армией, сначала отрезав дорогу из Пондишерри в Мадрас, а затем опасно соединяясь с британским гарнизоном в Чинглепуте под командованием капитана Ахилла Престона.

Юсуф и Престон затем приняли решение обойти тыл Лалли во фланг. Снимая давление на Мадрас, Юсуф-Хан начал наступление на гору, великолепно продемонстрировав свои силы французам, отразив первую атаку и взяв две пушки.

Но победа досталась дорогой ценой, Юсуф струсил. Ссылаясь на то, что у него кончилось продовольствие, он быстро отступил в Чинглепут, упрямому Престону пришлось последовать за ним.

Престон получил приказ еще раз попытаться оказать поддержку Мадрасу. Он уговорил Юсуфа, но армия сипаев, как казалось, была деморализована. Юсуф тянул время, придумывая слабую отговорку за отговоркой, извиняясь за то, что не приходит на помощь. Хотя майор Джон Кайллод, протеже Клайва, смог в феврале нанести еще один фланговый удар, ему тоже пришлось отступать после двенадцатичасового боя среди стен сада «белого города».

Лалли все еще питал вполне обоснованные надежды на окончательную победу. Но, как у Наполеона при Ватерлоо спустя почти пятьдесят лет, его численное превосходство уже сократилось до 60 к 40 или чуть выше. Его можно сравнить и с Блюхером в полном упадке сил, он превратился в Бомбее в Покока.

Лалли совершенно правильно рассудил, что болезни и отсутствие снабжения крайне ослабили французов во время длительной осады. Более того, что блокаду Мадраса можно было продлить, если бы небольшая флотилия фрегатов с подкреплением, невзирая на муссоны, смогла подойти вовремя.

Итак, Лалли с замирающим сердцем 30 января увидел, что на горизонте появился парус. Фрегат Королевского Флота прорвался через блокаду и доставил деньги и небольшое подразделение солдат. Но важнее всего оказалось то, что он привес хорошую новость: весь флот идет со свежей армией на борту. Воодушевленные этим известием, защитники были в хорошей форме и смогли отразить самую страшную из атак Лалли. А ирландец, со своей стороны, знал: настал момент «сделать или умереть». Он был поразительно близок к успеху (или так ему только казалось).

Главный бастион оказался разрушен, в обороне открылась брешь, ядра превратили Мадрас в пустошь, все дома и строения лежали в руинах. Лалли просил, чтобы все офицеры до единого приложили последнее усилие, но они ответили ему: если не замолчат большие пушки защитников, атакующие будут смяты сразу же, как только пойдут в атаку.

Но французские орудия все же открыли массированный огонь по английским пушкам. Огонь не принес никаких результатов, крах повсюду привел к унынию и подавленному настроению. Наконец 16 февраля 1759 г. прибыли шесть кораблей Королевского Флота, доставив на борту 600 солдат. Когда Лалли увидел, как они сходят на берег, он использовал высадку в качестве предлога для отступления с сохранением престижа.

Французы сняли осаду и отступили двумя подразделениями. Батальоны Сопира направились в Конджеверам, батальоны Лалли — в Аркот.

Крах Лалли в Мадрасе, который будет преследовать его до конца Семилетней войны, можно частично объяснить его собственными недостатками, а частично — далеко не блестящей работой французской артиллерии. Хотя они взорвали практически все, что попало им в поле зрения, артиллеристы оказались некомпетентными в том, чтобы правильно разместить свои большие пушки, правильно и точно нацелить их. Операции по закладке мин оказались неуклюжими, у французов не нашлось ответа британским саперам.

Лалли регулярно все осложнял своим постоянным вмешательством в повседневные операции артиллерии и приказами открывать преждевременный огонь, когда еще не была установлена дальность расположения противника. Не испытывая ни капли смущения, ирландец сообщил своему начальству, что он не ощущает никакого стыда за то, что не смог взять Мадрас. Он написал маршалу Бель-Илю, военному министру, хвастаясь тем, что одержал победу в четырех сражениях во время осады и разрушал Мадрас настолько тщательно, что тот не сможет восстать из пепла в течение поколения.

Для Лалли все и вся было неправильно, кроме него самого. Его солдаты интересовались разграблением «черного города» больше, чем осадой форта. Тем, кто не дезертировал, он не мог доверять, и вообще предположил: и солдатам, и офицерам под его командованием, возможно, лучше заняться каким-нибудь другим ремеслом, чем война.

Теперь французы находились в опасном положении: денег в банке не было, а в буфете оказалось пусто… Солдаты были без зарплаты, все ресурсы исчерпаны, холерик-главнокомандующий брюзгливо размышлял о том, как бы отказаться от командования…

На каком-то уровне, возможно, Лалли понимал, что в результате неспособности взять Мадрас он проиграл битву за Индию. Его значительно более великий британский противник, Роберт Клайв, безусловно, интуитивно чувствовал это. Его первым инстинктивным желанием было провести контратаку на плато Декана. Даже когда ирландец направился на Мадрас, вечно изобретательный Клайв снарядил в центральную Индию экспедицию под командованием полковника Френсиса Фёрда.

Клайв понимал: даже если Лалли и его сторонники в то время и позднее ничего не могли сделать, то положение французов на плато Декан оставалось слабым и незащищенным. И только таланты Бусси обеспечили возможность укрепить расшатанный франко-индийский альянс.

Бусси был превосходным дипломатом, который хорошо знал пронизанный интригами мир отсталых индийских князей и поддерживал французское влияние в центральной Индии — и своим личным авторитетом, и силой оружия. Как только он исчез, тщательно построенная им структура в Декане рухнула, словно карточный домик.

Клайв воспользовался возможностью, появившейся в результате переворота рвущегося к власти раджи в Виджаяпатаме, снарядив армию в составе 500 европейцев и 1 600 сипаев под командованием полковника Фёрда.

В Талаполе 3 декабря 1758 г. маркиз де Конфлан, назначенный Лалли вместо Бусси после его безапелляционного отзыва, вступил в сражение с войсками Фёрда. Сначала казалось, что верх брали французы, но они допустили катастрофическую ошибку во времени, начав крупную атаку на сипаев, принимая их за британские войска только потому, что они были в красной военной форме.

Хотя французы прорвались через центр сипаев, их взяли во фланг настоящие британцы. Конфлан, потеряв 150 солдат, а также обоз и артиллерию, отступил в Мазулипатам, где ждал прихода индийских союзников во главе с Салабетом Джангом. Здесь 6 мая 1759 г. Фёрд сразился с французами и начал осаду.

Великий подвиг Фёрда, триумф силы воли в тисках дезертирства, мятежа и вероятности попадания между двух огней, так и не воспет в анналах истории британцев в Индии. Он стал тенью подвигов Клайва и слуг раджи, которые придут после него. Но он все же победил.

После месяца вялого сопротивления Конфлан капитулировал (ко всеобщему позору). Его положение не было катастрофическим, численность его войск оказалась почти равна армии противника. Но последствия стали вполне предсказуемыми: Салабет Джанг, основная власть в стране и старинный союзник Бусси, переметнулся на сторону британцев, чувствуя отвращение к своему бывшему другу и союзнику, который более не мог предложить руку помощи в запланированной им войне со своим братом Низамом Али.

Французы навсегда утратили свою позицию на плато Декана, не говоря уже об огромных финансовых потерях, нанесенных торговле и инвестициям — и частным инвесторам, и «Индийской компании». Только частные инвесторы потеряли девять лакхи, потери компании соответственно, оказались более высокими.

В период с апреля по июнь 1759 г. наблюдалось затишье в военных действиях. Из Аркота Лалли вернулся в Пондишерри, откуда направил на остров Маврикий фрегат, требуя быстрого возвращения эскадры д'Аше. Затем он решил отдохнуть и восстановить силы в Шалемброне, словно Тиберий на Капри. В крепости на непреступной горе ирландец объявил, что оставляет дела в Индии в хорошем состоянии и порядке, а в октябре вернется во Францию. Для наблюдателей это казалось просто мрачным брюзжанием.

Между тем британцы воспользовались моментом и перешли в наступление, хотя смогли выставить на поле брани всего 1 000 солдат против 2 000 у Лалли. Клайва беспокоило и то, что ему приходилось следить за своим тылом в Бенгалии: голландцы уже затеяли интриги с ненадежным Мир-Джаффиром.

Другая проблема заключалась в том, что герой Мадраса генерал Лоуренс оказался слишком стар для военной кампании. Поэтому командование передали Шолмондели Бреретону. Клайв решил, что Бреретон слишком юн, чтоб возглавить главное наступление, поэтому он ограничил его «испытательным сроком». Как писал один из его коллег, «усердие и активность Бреретона на службе огромны. Но он еще слишком зелен и не имеет представления о препятствиях. Это, вероятно, связано с тем, что он никогда не служил младшим офицером».

Такое мнение вполне разумно, так как Бреретон всегда проявлял склонность к превышению приказов и действовал так, словно считал, будто может справиться с французами своими собственными силами. Лалли, уже находящийся в депрессии и меланхолическом состоянии, ответил фабианской военной кампанией и отступил на юг, отказываясь принять вызов на бой.

Лоуренс, не имея достаточной численности войск и ресурсов, чтобы наступать на Пондишерри, удовлетворился тем, что в апреле взял Конджеверам. Но затем в результате отсутствия денег он вынужден был отправиться в лагерь до августа, рассредоточив войска по различным военным базам вместо того, чтобы держать их вместе в боевой готовности.

Бездельничая в Шалемброне, Лалли ежедневно размышлял о Бусси, отношения с которым резко ухудшились. Когда Лалли объявил, что он больше хочет ни видеть его, ни иметь с ним никакой корреспонденции, Бусси в свою очередь попросил разрешения вернуться во Францию.

Лалли провел большую часть своего времени на составление мстительных писем своему начальству во Франции, обвиняя Бусси во множестве воображаемых недостатков. Во французскую «Ост-Индийскую компанию» он написал, что в поражении на плато Декан следует винить Буси: его некомпетентность якобы стоила компании четыре миллиона ливров за три года. Перед маршалом Бель-Илем Лалли продемонстрировал предполагаемые военные недостатки его болвана-коллеги.

Бусси, понимая, что происходит, начал собственную переписку с Францией. Он подчеркнул: с самого начала Лалли ничего не знал об индийских делах, но все же вторгся в сферу его (Бусси) влияния и неистовствовал, словно дикий слон. Лалли, утверждал он, безумно завидовал его умению управляться в делах с индийцами и престижу, которым он пользовался среди местных князей и раджей. Ирландский командующий никогда не мог выслушать похвалу в адрес его любого коллеги, не устраивая безобразных сцен.

Письма Бусси, предназначенные для Бель-Иля, оказались желчными. Вскоре противники перестали соблюдать даже формальную и ритуальную учтивость. Их взаимное презрение переродилось в публичную ругань.

Но Лалли пришлось переменить взятый им курс, потому что внезапно он получил ясные приказы из Франции. Генеральный контролер Силуэт, одержимый глубоким финансовым кризисом французского государства в 1759 г., решил: первым местом для строжайшей экономии станет Индия. Вследствие этого была отозвана в Версаль не только большая часть офицеров и войск Лалли, но и в Индию направили однозначные инструкции, номинирующие Бусси в качество заместителя командующего на субконтиненте, ясно указывая: он является очевидным «наследником» Лалли в случае смерти последнего.

Следующий этап военной кампании 1759 г. начался с долгожданным возвращением флота д'Аше с острова Маврикий. Невероятно, но наступило уже 15 августа, когда эскадра д'Аше вернулась в Пондишерри. Проблема заключалась в том, что вынужденное бегство адмирала на остров Маврикий оказалось чрезвычайно плохо продуманным.

В заключение неизбежно произошло то, что французский адмирал ушел туда, в основном, для того, чтобы избежать еще одной кровопролитной встречи с Королевским Флотом. Остров Маврикий, численность населения которого составляла 9 246 человек, едва справлялся с тем, чтобы прокормить себя, не говоря уже о том, чтобы кормить дополнительных людей, когда пришли незваные французские военные корабли.

Обстановка осложнялась еще и тем, что в 1757 г. Клайв взял Чандранагор и отрезал регулярное снабжение пшеницей и рисом из Бенгалии, которая поддерживала французские острова. Поэтому д'Аше отправил часть своего флота в голландскую колонию на мысе Доброй Надежды: частично, чтобы люди отъелись там, а отчасти, чтобы они смогли купить продовольствие для жителей островов. Но для этого, в свою очередь, требовались деньги. Поэтому адмирал обнаружил, что ему пришлось потратить половину той суммы, которую перевели из Франции, на расходы для Пондишерри. А там Лалли, в свою очередь, остро нуждался в деньгах.

По всем этим причинам д'Аше пришлось потратить невероятно огромное время, чтобы собрать свои корабли перед возвращением в Индию. Но, по меньшей мере, его военные корабли теперь были лучше оснащены и имели на борту более мощное вооружение, чем в 1758 г. Флагманский корабль «Комт де Прованс», например, имел теперь на борту семьдесят четыре пушки, а раньше орудий было всего пятьдесят восемь.

Неутомимый Покок поджидал появления своего старого противника, и 2 сентября он первый заметил паруса одиннадцати линкоров д'Аше. Но сейчас ветер был слишком слабый, битва не могла состояться. Покок потерял французов из вида, поэтому взял курс на Пондишерри, а там 8 сентября вновь заметил их.

Наконец, 10 сентября сражение началось. У французов было явное преимущество, так как два самых тихоходных судна английского флота слишком отстали, чтобы принять участие в схватке, поэтому для всех практических целей против семи британских военных кораблей было одиннадцать французских.

Это сражение стало боем на более короткой дистанции, чем две предшествующие схватки между д'Аше и Пококом. В течение двух часов обе стороны обменивались бортовыми залпами. Два английских судна — «Тайгер» и «Ньюкасл» получили тяжелые повреждения. Их паруса оказались сбиты, они не подчинялись штурвалу.

Однако первыми самообладание потеряли французы. Д'Аше яростно обрушился на капитана корабля «Фортуна» за некомпетентность, когда начались арьергардные операции. Правда заключалась в том, что французский адмирал был заурядным коммандером, которого превосходил Покок. Конечно, д'Аше показал хороший пример своим капитанам, помогая раненым в тот самый момент, когда лоцман приказал флагманскому кораблю лечь на другой галс (сделать поворот).

И вновь, несмотря на ряд выдающихся примеров доблести французов, основной результат оказался точно таким, как ранее: победа «по очкам» принадлежала британцам. Они потеряли 569 моряков убитыми и ранеными против 886 жертв среди французов. Но мачты и оснастка судов Покока были настолько повреждены, что корабли не могли преследовать д'Аше до Пондишерри.

Действия д'Аше после сражения стали типичными для этого человека. Он сдал на берег остатки денег, присланных из Франции, и сразу же объявил о своем намерении вернуться на остров Маврикий. Эта декларация привела всех в Пондишерри в смятение. Забыв свои бесчисленные разногласия, Лалли, Бусси, Лейри и все продажные офицеры, с которыми разошелся ирландский командующий, объединили свои силы. Они просили д'Аше не оставлять Карнатаку на милость британцев, говорили, что готовы сделать все необходимое для осуществления планов адмирала, а его дальнейшее пребывание там приятным при условии, что он не покинет их.

Некоторые просьбы взывали к патриотизму д'Аше, в других обращениях ему обещали комфорт — например, в предложении провести зиму на Цейлоне вместо того, чтобы возвращаться на французские острова, где ему и его морякам грозит голодная смерть.

Лейри и Лалли говорили, что согласны подписать официальный документ, освобождающий д'Аше от любой ответственности за любой возможный вред или повреждения его флота в результате выполнения такого патриотического жеста. Но адмирал оставался глух к подобным инициативам. Простая истина заключалась в том, что он ужасно не хотел вступать в состязание с Пококом еще раз, а чтобы замаскировать свое бегство, говорил о плавании вдоль побережья для атаки на Мазулипатам.

Он вышел в море 17 сентября, но вскоре его догнал быстроходный куттер с новым сообщением. Жители Пондишери провели чрезвычайное заседание совета и приняли единодушно решение подписаться под декларацией, в которой всю ответственность за возможную потерю положения французов в Индии возлагали на д'Аше. Лалли, Бусси, Лейри, все главные торговцы, граждане и духовенство поставили свои подписи под документом.

Помня о судьбе адмирала Бинга, д'Аше не осмелился явно пренебречь таким выражением протеста. Поэтому он развернул свои корабли и снова встал на якорь в Пондишерри. 28 сентября адмирал вновь совещался с триумвиратом (Лалли, Лейри и Буси) и согласился в качестве компромиссного решения высадить на берег 500 солдат, которых, как предполагалось, следовало доставить обратно во Францию.

Но адмирал отказался остаться на побережье Коромандел. Он вышел в море снова 1 октября, чтобы больше никогда не возвращаться. На Маврикии д'Аше столкнулся с теми же трудностями, но прикрывался тем, что писал бессмысленные письма Лалли, утверждая, что он никогда не покинет Пондишерри.

Date: 2015-09-24; view: 289; Нарушение авторских прав