Глава 2. Слишком много гномов

Несмотря на неистовую жару, ехали целый день без остановок. Никто больше не нападал, кроме слепней и комаров, но Саттия казалась встревоженной, Олен вздрагивал при каждом шорохе, а Бенеш все время бормотал что‑то себе под нос. Мерно стучали копыта, Рыжий бежал впереди, задрав хвост, точно боевое знамя, и уши его нервно пошевеливались.

Дейн тек меж совершенно необитаемых берегов. Тут не было ни деревень, ни хуторов или рыбачьих шалашей. Изредка по реке проплывали длинные, низкие корабли, плескала охотящаяся на мошкару рыба, истошно орали кружащиеся над водой чайки. Приходилось пробираться через шуршащие заросли камыша, скакать по золотому песку пляжей и пересекать растущие на косогорах сосновые боры, где пахло горячей смолой.

Небольшой поселок показался ближе к вечеру. Из‑за высокого мыса выдвинулись несколько холмов, сплошь уставленных домами. Стали видны сушащиеся на распорках сети, вытащенные на сушу лодки. Ветер донес запах дыма и собачий лай.

– Вряд ли тут есть постоялый двор, – проговорила Саттия с глубоким сомнением в голосе, – но все равно предлагаю дальше не ехать. Заночевать тут.

– Мысль здравая, – согласился Олен, а Бенеш просто кивнул.

На окраине поселка чужаков встретили собаки. Белый с черными подпалинами вожак размером с матерого волка оскалил белоснежные клыки и бросился на Рыжего. За ним устремились шавки поменьше. Оцилан не сделал ни единого движения, просто зашипел. Свирепые псы дружно повалились на брюхо, раздался жалобный скулеж.

– Мир вам, люди добрые, – удивленно проговорил вышедший из крайней хижины мужик. – Вы кто такие будете? Не колдуны, часом?

В руках мужик небрежно держал длинный гарпун, предназначенный для крупной рыбы.

– А что, если и так? – поинтересовался Олен.

– Да ничего, – мужик пожал плечами. – Только уймите своего зверя, а то как бы он детей не покусал.

– Рыжий у нас добрый, – встряла Саттия. – Никого не трогает, пока его не трогают, – кот согласно мяукнул. – А у кого у вас тут можно на ночлег попроситься?

– Это к Рябинычу, – мужик почесал грудь и ткнул гарпуном в сторону хижины, стоявшей дальше всех от воды. – У него жена в том году померла, так что дом все равно пустой стоит…

– Спасибо, – кивнул Олен, поворачивая коня.

Как только Рыжий двинулся с места, собаки с визгом и лаем разбежались. Трое всадников проехали через поселок, сопровождаемые удивленными взглядами и окриками женщин, загоняющих детей в дома. Когда приблизились к хижине Рябиныча, стал ощутим запах древесины.

– Эй, хозяин! – Саттия спрыгнула с Чайки. – Приютишь странников?

– Странников? – низкорослый, но широкоплечий мужик вышел из просторного сарая, внутри которого стояло что‑то вроде верстака, а у стен громоздились доски. – Это вас?

– Нас, – подтвердил Олен. – Боги одарят дом гостеприимного милостью, пошлют блага и процветание…

Мужик взъерошил каштановые волосы на макушке. Расхохотался, мрачное рябое лицо его стало дружелюбным и открытым.

– По виду – таристер, а болтаешь не хуже патриуса, – сказал он. – Да и кошак уж больно здоровый, я таких никогда не видел. Ладно, заезжайте. Место найду, но разносолов не обещаю…

– Это ничего, – улыбнулась Саттия. – Главное, чтобы было чего пожевать и крыша над головой.

Хозяин оказался деревенским плотником, изготовителем рыбацких лодок. Лошадей привязали за сараем‑мастерской, где под навесом на козлах сушились доски, а земля была белой от стружек. Умылись из большого ведра с холодной водой. А когда зашли в дом, то на столе ждал котелок и каравай черного хлеба.

– Кушайте, я уже поужинал, – сказал Рябиныч. – Спать можете вон там, на полатях. А кота я рыбьими головами обеспечу. Пойдем, рыжая морда…

Оцилан капризничать не стал, побежал за хозяином дома к двери. Вскоре с улицы долетело радостное мяуканье. В котелке обнаружилась уха, наваристая и густая, с кусками мягкой рыбы. Пока ужинали, стемнело, и ничего не оставалось делать, как улечься спать. Олен забрался на полати последним, и заснул, едва натянув на себя дырявое, пахнущее дымом одеяло.

Во снах он рубился с многочисленными врагами, произносил речи на огромных площадях, спасал кого‑то от верной гибели и наблюдал за казнями. Перед глазами мелькали искаженные болью и ненавистью лица, уши болели от стонов, криков и дикого грохота.

Когда поднял веки, с удивлением обнаружил перед лицом дощатый потолок из некрашеных досок. Жарко стало от мысли, что он попал в плен… вот только к кому, вспомнить не смог. Но руки и ноги оказались свободны, а когда огляделся, понял, что рядом спят веснушчатый молодой человек и девушка со светлыми волосами, где выделяются белесые прядки.

«Кто они? И где я? – он с некоторым трудом слез с печи, с изумлением выглянул в окно, где за домиками виднелась широкая серебристая река и восходящее солнце. – Это Дейн, но никак не Безарион. Как я сюда попал? И… кто я?». Напрягся, пытаясь выудить из головы имя, но не смог. Их там обнаружилось слишком много – Кратион, Безарий, Трассий, Лионан…

– А, ты встал, – донеслось с печи, и светловолосая девушка спрыгнула на пол. Вынула из сумочки на поясе деревянный гребень с длинной ручкой и начала причесываться. – Корни и листья, я отлично выспалась… Эй, что с тобой?

– Не знаю, – он и в самом деле не понимал, что случилось с его памятью, где сплетались десятки воспоминаний, принадлежавших разным людям. – Я не… кто я такой?

– Ничего себе, – девушка подергала за ногу продолжавшего спать молодого человека. – Эй, Бенеш, вставай! Олен, ты точно не придуриваешься?

«Олен» – имя показалось знакомым, а затем точно рухнула плотина в голове. Хаос в мыслях исчез, сметенный волной воспоминаний – Заячий Скок, Чернокрылые, бегство, Вечный лес, Безарион, Камень Памяти. И через мгновение понял – все это он пережил сам.

– А, что? Да… – над печкой показалась голова Бенеша, увенчанная встрепанными рыжими лохмами. – Что случилось?

– На мгновение я утонул в чужих воспоминаниях, – сказал Олен мрачно. – Но сейчас все в порядке.

– Ничего себе – в порядке! – голос Саттии прозвучал сердито. – Если человек не может вспомнить, как его зовут – это никакой не порядок!

– Мяу? – в дверь проскользнул Рыжий, подошел к Олену и принялся тереться о его ноги, оставляя на штанах клоки пушистой шерсти.

– Я читал о таком, да… – Бенеш зевнул. – Иногда после Воссоединения безумие может овладеть даже человеком с императорской кровью. Когда чужие воспоминания вытесняют у него в голове свои… Из‑за этого отрешили от правления несколько человек в Третьей Династии и одного в Пятой…

– Ты почему ничего об этом раньше не сказал?

– А ты не спрашивал, – ученик мага развел руками. – Ты так хотел пройти это испытание, что… ну, не послушался бы меня.

– Проснулись? – в хижину зашел Рябиныч с большим глиняным кувшином. – А я к соседям сходил, за молоком. Угощайтесь. Там хлеб еще должен был оставаться.

Каравай немного зачерствел, но зато молоко оказалось парным, теплым. Целая его миска досталась Рыжему, и тот наелся так, что мохнатое пузо раздулось, превратилось в шарик. Когда путешественники расплатились с хозяином, оседлали коней и отправились в дорогу, кот с жалобным мяуканьем побежал следом.

От рыбачьего поселка началась дорога. Она пошла вдоль Дейна, но чуть в стороне от реки. Чаще и чаще стали встречаться нанизанные на нее, точно бусинки на нитку, деревеньки, маленькие и большие. В одной из них, в храме Всех Богов, путешественники переждали грозу, с невероятной скоростью приползшую с севера.

Молнии полыхали над речной гладью, отражаясь в ней, струи воды хлестали землю как тысячи стальных бичей. Облака плыли низко, едва не задевая шпиль святилища, гром рокотал так, что вздрагивала земля.

– Не припомню таких бурь, – сердито проговорил маленький седой патриус, когда гроза закончилась. – Да и жара эта дикая выглядит странно… Ох, тяжелое сейчас время, видит Скарита, великие силы взбаламучены во всем мире…

И благословил странников амулетом в виде растопырившей крылья летучей мыши.

За селением с храмом вновь начались дикие леса безо всяких дорог. Пришлось спуститься к самому берегу, и ехать вдоль него, через густые заросли. В кустах с длинными бледно‑зелеными листьями обитали сонмища комаров, под копытами чмокала грязная жижа.

Заслышав конский топот, в небо с судорожным кряканьем вспархивали серо‑белые речные утки. Суматошно размахивая крыльями, уносились прочь. Рыжий следил за ними хищными золотыми глазами.

– Ну и болото, – заметил Бенеш, когда они выбрались на сравнительно сухой пригорок, откуда Дейн открылся во всей красе – широкий, похожий на опрокинутое небо с серыми облаками. – В таких зарослях, если верить «Великому бестиарию», должны обитать лахудры кусачие, коморники прыгающие и стрекальники ядовитые.

– Насчет лахудр ты верно сказал, – Олен шлепнул себя по лбу, превратив еще одного комара в комочек слизи. – Вот только…

Оцилан издал протестующий мяв, перешедший в визг. Чайка остановилась резко, Саттию мотнуло в седле. Мгновением позже замерли и другие лошади, Кусака нервно заржал.

– Магия земли! – выкрикнул Бенеш. – Нас затягивает! Это гномы!

– Проклятье! – воскликнула девушка, в руках ее оказался лук с натянутой тетивой, несколько стрел покинули колчан. – В какой стороне колдун?

– Вон там! – Бенеш указал прочь от берега. – Сейчас я им…

Замелькали его руки, рисуя в воздухе один символ Истинного Алфавита за другим. Олен глянул вниз, обнаружил, что Кусака погрузился в кажущуюся твердой почву почти на локоть и продолжает опускаться. Конь задрожал, испустил низкое, полное тоски и боли ржание.

Саттия несколько мгновений прислушивалась, а потом выстрелила. Чуть сместила прицел и пустила еще одну стрелу. Но судя по отсутствию криков, ни в кого не попала. Поняв это, ученик мага резко выбросил перед собой ладонь. Звуки перекрыло низкое басовитое жужжание, словно над головами путешественников пролетел жук размером с сарай. Хлопнуло, щелкнуло, Чайка попыталась встать на дыбы. Шибанул аромат сырой, только что высвободившейся из‑под снега почвы.

Перед глазами Олена все поплыло. Ничего не соображая, он выхватил неистово пылающий меч. Тот сверкнул голубой зарницей, и словно привлеченные ее сиянием, из кустов начали выходить гномы.

В длинных кольчугах с бригандинами поверх них, в тяжелых шлемах, закрывавших лицо, они выглядели существами из металла. Только лежащие на груди бороды давали понять, что в стальной скорлупе – живая плоть. Ладони в кольчужных перчатках сжимали топоры. Узкие лезвия, предназначенные, чтобы проминать броню, сверкали на солнце.

За время, что понадобилось лошадям, чтобы выдернуть ноги из размякшей земли, трое всадников оказались окружены со всех сторон.

– Старый знакомый! – прошипела Саттия, разглядев за спинами тяжеловооруженных воинов гнома в темно‑зеленом кафтане с меховой оторочкой, охваченном крест‑накрест широкими ремнями.

На поясе его висел кинжал в украшенных золотом ножнах. В бороде сверкали кольца из драгоценного металла, взгляд был мрачным. Рядом шагал морщинистый маг, позади топал еще один гном без оружия, в простой одежде, очень худосочный по меркам горных жителей.

Девушка натянула лук и спустила тетиву, но маг не повел и бровью. Стрелу сразу окутало облачко серой пыли. Она приостановилась, а затем упала. Рыжий прыгнул на ближайшего гнома, но тот даже не пошатнулся. Когти бессильно скользнули по стальным пластинам бригандины, рукоять топора ударила оцилана в живот. Кот отлетел назад, вскочил и замер, растерянно взмахивая хвостом.

Гном с кольцами в бороде остановился на таком расстоянии, чтобы его было видно и слышно, но чтобы стрела не долетела до него слишком быстро. Произнес совершенно бесстрастно:

– Год миддаг. Ом хон инте слютар скьита са додар ви ер.

– Добрый день. Если она не перестанет стрелять, мы просто убьем вас, – перевел тощий гном.

Его патрон кивнул и заговорил, неспешно и важно, время от времени поглаживая себя по бороде.

– Благородный Дерин фа‑Трене‑фа‑Орон‑фа‑Некен‑фа‑Лонин‑фа‑Жерин‑фа‑Валин, – забубнил толмач, – желает приобрести ледяной клинок, и готов предложить в обмен столько золота, сколько весит хозяин оружия. Если вы откажетесь от сделки, Дерин фа‑Трене будет опечален, но даст приказ своим воинам убить вас. Чтобы не лить кровь, прислушайтесь к доводам разума…

– Выследили, проклятые, – прошептала Саттия, не опуская лука, – месяц за нами шли. Маг их на нас вывел. По этой, как ее, памяти земли.

– Именно так, – негромко и растерянно ответил Бенеш. – А я не знаю, чего делать. Пока буду готовить заклинание, меня на куски порубят…

– Ну, что вы скажете благородному Дерину фа‑Трене? – осведомился толмач, закончив переводить длинную речь. – Долго ждать ответа он не будет…

– Если попрут скопом, я свалю двоих или троих, – проговорила Саттия, – а прочие нас достанут. Через строй их не прорваться. Так и придется отдать клинок?

– Предоставьте все мне, – Олен незаметным движением освободил ноги из стремян, – передай своему мессену, что он может поцеловать меня пониже копчика.

По ряду воинов прошел металлический шелест – кое‑кто там понимал язык людей. Толмач выпучил глаза, пытаясь осмыслить, в самом деле услышал оскорбление или ему показалось.

Олен уперся руками в луку. Напрягся так, что мышцы живота заныли, и резко встал на седло. С силой распрямил ноги и прыгнул в сторону укрывшегося за спинами воинов гнома. Бедра дернуло болью, услышал удивленный возглас. Мелькнула мысль, что сил толчка не хватит, что позорно свалится на землю. Но сапог опустился одному из латников на плечо, и Рендалл толкнулся еще раз. Приземлился за линией окружения, перекатился через плечо. Вскочил и со всех ног устремился к благородному Дерину фа‑Трене.

Маг выкрикнул что‑то, из земли на пути человека выросли громадные черные ручищи. Олен ударил мечом горизонтально, и они рассыпались на куски почвы. Отшвырнул бросившегося наперерез толмача, вышиб кинжал из ладони предводителя гномов. Проскочил ему за спину и приставил нестерпимо пылающее лезвие к шее.

Сбоку, где не мешала борода.

– Одно движение любого из вас – и я перережу ему глотку! – сказано это было достаточно уверенно, чтобы воины дружно замерли. – А ты, колдун, помни, что я быстрее тебя!

– Ду кан дода миг! Мен мин фамиль коммер атт хамнас![3]– проговорил Дерин фа‑Трене гордо.

– Это мы посмотрим, – хмыкнул Олен, угадавший общий смысл слов. – Эй, ты, – он поглядел в сторону поднявшегося с земли толмача. – Переводи. Пусть воины немедленно бросят топоры и удалятся на две мили от берега. Чего замолк?

Лицо тощего гнома перекосилось от страха, но он послушно забормотал. По рядам его вооруженных соплеменников прошел ропот.

– В случае неповиновения я убью его, – Олен прижал ледяное лезвие к смуглой коже, из пореза, пока неглубокого, выступила кровь. – Быстро!

– Лидаг![4]– прохрипел Дерин фа‑Трене, осознавший, похоже, что слишком близко подошел к вратам Адерга.

Глухо звякнул первым упавший на землю топор, поверх него лег второй, третий. Обезоруженные гномы медленно двинулись прочь от берега, глаза в прорезях шлемов загорелись бешенством.

– Саттия, проследи, чтобы они не остались поблизости! – крикнул Олен. – А ты, толмач, свяжи своего морщинистого приятеля…

– Его? – трясущаяся рука указала на мага. – Чем?

– Да хотя бы своим и его поясом. Уложи на землю, руки за спину, и замотай покрепче. И в рот чего‑нибудь запихни, чтобы он пальцем не мог пошевелить и слово вымолвить.

– Ду колар ав фрам анскремлиг лиданде![5]– прошипел колдун, когда с него сорвали широкий кожаный пояс.

Олен не обратил на его слова внимания.

– Вот и хорошо, – сказал он, когда маг оказался связан, а последний из воинов исчез в зарослях. – Бенеш посмотрит, чтобы этот тип не затеял какую‑нибудь гнусность, а мы поговорим. Готов ли меня слушать благородный Дерин фа‑Трене?

– Йа[6], – без охоты отозвался предводитель гномов, услышав перевод вопроса.

– Ты думаешь, что имеешь дело с выскочкой, по воле случая получившим чудесный меч? Вынужден тебя разочаровать. Я помню, как твой прапрадед Лонин фа‑Жерин‑фа‑Валин– фа‑Стрене‑фа‑Некен‑фа‑Лиар триста лет назад одержал победу на Играх Двенадцати Богов в Безарионе. Он одолел всех в метании топоров и получил приз из рук императора – вазу из голубого оникса, изготовленную многие тысячелетия назад сиранами…

Благородный Дерин фа‑Трене судорожно захрипел. Попытался повернуть голову, чтобы посмотреть человеку в лицо, но замер, ощутив боль от глубже вонзившегося в кожу лезвия. Лежавший на земле маг беспокойно завозился.

– Я помню, что его прапрадед погиб в Безарионе в Ночь Кровавой Потехи. Что тело его так и не нашли…

– Кто ты? – толмач сумел передать не только смысл, но и интонацию патрона – ужас и удивление.

– Наследник трона, стоящего в Золотом замке, – голос Олена обрел звучность и глубину. – И я не советую тебе становиться мне поперек дороги!

– Йа… Яг кунде инте… Варифран? Варфор са форт ней…[7]– залепетал Дерин фа‑Трене.

– Отправляйся в горы, – перебил его Олен, – и расскажи консулам и старейшинам, что скоро вашему народу придется браться за топоры. Тот, кто владеет ныне Безарионом, несет в себе зло более страшное, чем Восставший Маг.

– Не может быть… – смуглое лицо толмача посерело, стало цвета дорожной пыли.

– Все понял? – Олен медленно убрал меч от шеи предводителя гномов.

– Йа, йа, – забормотал тот. – Урсакта[8]…

– Тогда поклянись Кодексом Регина, что выполнишь мою просьбу, – к коню отходил неспешно, не отводя взгляда от лежащего на земле мага. Тот смотрел недоверчиво и мрачно.

– Свар![9]– проговорил Дерин фа‑Трене.

Олен убрал меч в ножны, вскочил в седло. Кусака сдвинулся с места, не дожидаясь удара шпор, с радостным ржанием. Быстро перешел на рысь. Замелькали кусты, исчезли из виду гномы, лежащая на земле груда топоров.

– Ловко ты с ними управился, – Саттия перестала оглядываться только через сотню шагов. Убрала стрелу в колчан, опустила лук и принялась снимать с него тетиву.

– Так вышло, – Олен почувствовал, как от похвалы заалели щеки, торопливо отвернулся.

– А ты и вправду… ну, все это помнишь? – спросил Бенеш, когда поехали более спокойно. – Это… про его прадедов?

– Не постоянно. У меня в голове что‑то вроде огромного шкафа с тысячами ящиков. Каждый – память одного императора. И имя предков этого гнома послужило чем‑то вроде веревки, потянув за которую, я вытащил связанные с ними воспоминания… Но иногда этот шкаф готов проглотить меня целиком…

Примерно через милю выехали к деревушке, как две капли воды похожей на ту, где ночевали. За ней селения начали встречаться чаще, чем блохи в собачьей шерсти. Перед сумерками и вовсе выбрались на широкий тракт, тянущийся на восток. К тому моменту, когда на небосклон высыпали первые звезды, достигли двухэтажного постоялого двора с отдельно стоящей баней и большой конюшней.

– Тут и заночуем, – проговорила Саттия и оглянулась на спутников. – Как, вы не против?

– Конечно, нет… – вздохнул Олен. – Да только мне после того, что случилось сегодня утром, спать как‑то боязно.

– Я подберу что‑нибудь… подумаю, да, – сказал Бенеш, – магия воспоминаний сложна, но кое‑что я знаю…

Навстречу поздним гостям вышел слуга с факелом. Коней расседлали и оставили в конюшне, кот ускользнул во мрак, а путешественники прошли внутрь постоялого двора. После плотного ужина, состоящего из жареных почек и пшенной каши, настроение Олена несколько улучшилось, страх отступил.

Вслед за тем же слугой прошли в комнату, просторную, с квадратным столом у окна, натертыми воском досками пола и новыми одеялами на кроватях.

– Ну что, придумал что‑нибудь? – поинтересовалась Саттия, в одежде шлепнувшись на одну из них.

– Это слишком быстро, ну… – Бенеш залился краской, нервно захрустел пальцами. – Хотя кое‑что можно сделать… Ты ложись, а я это… порисую прямо на тебе…

Олен стащил сапоги и улегся на ту кровать, что стояла ближе к двери. Ученик мага подошел к нему и забормотал какую‑то ерунду:

– Используя Колл, обнажим скрытое… коричневый… А обратный, чтобы спрятать? Гарт? Или Феарн… Синий или рыжий?

Когда холодным пальцем дотронулся до лба Олена, тот закрыл глаза. Несколько мгновений прождал, но ничего не почувствовал, а затем как‑то очень быстро и крепко уснул. Боялся снова утонуть в обрывках чужих воспоминаний, но обнаружил себя на тянущейся во все стороны до самого горизонта равнине.

Из гладкой и белесой почвы торчали то ли каменные пирамидки, то ли толстые шипы. Острые грани блестели, а воздух над ними дрожал от зноя. Неподалеку виднелось нечто, похожее на громадный дом из камней. Внутри него рокотало, в окнах мелькали языки пламени. Серое небо без солнца, звезд и луны нависало над головой, ползли по нему багровые пятна то ли туч, то ли дыма.

И царила в этом странном месте чудовищная, невыносимая жара. Олен почему‑то знал, как ее ослабить – снять с пояса ледяной клинок и обрушить его на ближайший шип. Затем на второй, третий, а в конечном итоге разрушить каменный «дом», чтобы пришла блаженная прохлада…

Но точно так же он понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя. Вкрадчивый и настойчивый голос шептал внутри головы «Тебе жарко. Ты сгоришь, если не сойдешь с места. Ведь это так просто – взять меч и ударить…». Ему возражал целый сонм голосов, много более слабых «Нет, нельзя! Это гибель! Гибель!». От беззвучного спора гудел череп и ломило затылок.

Так что Олен просто стоял и терпел. Кожу жгло, едкий пот тек по лицу, попадал в глаза. Спину щекотало что‑то очень горячее, ноги, казалось, обуглились до колен, руки – до локтей.

А затем голоса смолкли, и равнина с шипами исчезла в ослепительной вспышке. Открыв глаза, обнаружил, что через окно проникают розовые лучи восходящего солнца. Услышал, как во дворе звякает ворот колодца. На мгновение испугался, что как вчера, не вспомнит свое имя. Но страх исчез, растаял, точно брошенный на раскаленную сковороду кусочек масла.

– Как сегодня твоя голова? На месте? – Саттия, проснувшаяся, по обыкновению, раньше всех, глядела на него с тревогой.

– Да, – сказал Олен. – Долго Бенеш вчера надо мной колдовал? А то я уснул…

– Ты захрапел, и тут стало ясно, что магия заработала, – девушка улыбнулась и поправила выбившуюся из прически прядь волос.

– А то я видел чудный сон…

– Да? Думаю, потом расскажешь, а мы послушаем.

Оделись и вышли из комнаты. Оказалось, что поднялись первыми из постояльцев. Хозяин встретил их несколько удивленным взглядом, забегали служанки, с кухни долетел запах яичницы с колбасой. Принесли ее на сковороде, большую, скворчащую, с упругими холмиками желтков.

– Ну, что там тебе привиделось? – поинтересовалась Саттия, когда от яичницы остались воспоминания и тяжесть в животах.

И Олен рассказал про ночной кошмар с жарой и торчащими из земли пирамидками.

– Это следствие того, что ты делал со мной вечером? – спросил напоследок, дернув себя за мочку уха.

– Ну, нет… – Бенеш почесал в затылке. – Такого быть не могло… Я четко рассчитал силы, а тут… Честно говоря, я просто не знаю, что именно ты видел. Мне описания такого места неизвестны, да.

– Будем надеяться, что я больше туда не попаду, – хмыкнул Олен и потянулся к лежащим на лавке ножнам.

Поднялись из‑за стола и вышли во двор. Около крыльца их встретил Рыжий, такой довольный, словно только что позавтракал. Хотя, судя по прилипшим к носу перьям, дело именно так и обстояло. Кот издал приветственное ворчание, а все время, что выводили и седлали лошадей, путался под ногами, изо всех сил выражая дружелюбие. Когда выехали со двора, побежал впереди.

Солнце карабкалось в зенит, обещая еще один жаркий день. Светило прямо в лицо, заставляло щуриться и опускать взгляд. Поначалу ехали по тракту, навстречу ползли обозы, запряженные могучими волами. Скакали всадники, брели странствующие певцы и патриусы. На полях сверкали косы, виднелись идущие рядами мужики, аромат свежей травы кружил голову, точно вино.

Но потом дорога миновала замок, над черными башнями которого вился ало‑бело‑золотой флаг, и повернула на север. Пришлось съехать с нее, углубиться в заросли осины, где каждый порыв ветра порождал шелест тысяч листочков. Через пару миль выбрались к берегу и двинулись вдоль него.

Впадающую в Дейн прозрачную речушку перешли вброд, для чего поднялись по ее течению на пару сотен шагов. Еще через час над деревьями впереди поднялся шпиль храма. Вскоре стало видно и селение – аккуратные дома, выстроившиеся вдоль длинной улицы, желтые соломенные крыши, небольшая пристань. И все почему‑то совершенно безлюдное.

– Куда они делись? – изумленно спросил Бенеш.

– Там кричат… – отозвалась Саттия, – у храма, по‑моему… что‑то в этой деревне происходит…

Слух и зрение у уроженки Ланийской марки были не чета человеческим. К моменту, когда Олен различил клубящуюся у дверей святилища толпу, девушка определила, что там кого‑то бьют или пытаются бить.

Затем они въехали в пределы селения, и храм спрятался за домами. Потянулась извилистая улочка, покрытая рытвинами. Спасаясь от Рыжего, на забор с истошным кудахтаньем вскочил громадный петух. Оцилан проводил его заинтересованным взглядом. Дремлющая в тени забора свинья покосилась на чужаков, и приветственно хрюкнула.

– Так все мирно, – сказал Олен, вслушиваясь в полные злости крики. – Чего же местные не поделили?

– Потерпи. Скоро узнаем, – ответила Саттия.

Открылась заросшая травой площадка, святилище, довольно старое, с трещинами в стенах. Многоголосый гвалт обрушился на уши – детский писк, женский визг, мужские ругательства.

– Э… кто это там? – спросил Бенеш, прикладывая руку ко лбу.

Толпа, состоявшая из обитателей деревни, образовывала нечто вроде подковы, устьем прижатой к стене храма. А на свободном пятачке внутри нее стоял широкоплечий низкорослый человек… нет, гном, и размахивал палкой, на конце которой что‑то посверкивало.

– Убейте его, проклятого! – завопил кто‑то из баб. Вперед шагнул черноволосый мужик в красной рубахе, замахнулся топором. Но палка сделала неуловимое, очень быстрое движение. Стукнуло, топор упал наземь, а черноволосый отскочил, ругаясь и хватаясь за ушибленную руку.

– Да это у него боевой цеп, – догадался Олен. – Интересно, чего этот гном натворил?

– Да какая разница? – махнула рукой Саттия. – Поехали. Не наше это дело и не с руки нам в чужие распри влезать.

– Кроме того, гном, – буркнул Бенеш. – Мало мы от них сегодня натерпелись?

– Нет. Я не могу допустить, чтобы на моих глазах просто так убили родана, – Олен не мог сказать, что именно его заставляет поступать таким образом. Он просто знал, что если сейчас пришпорит коня и уедет из поселка, то потом никогда не простит себе этого. – Эй, почтенные, что происходит?

Толпа при звуках громкого, властного голоса замолкла. Стало слышно жужжание, издаваемое вертящейся частью гномьего цепа. Стоящие в задних рядах селяне начали оборачиваться, на многих лицах отразилось удивление, на некоторых – радость. Мальчишки восторженно зашептались, толкая друг‑друга в бока «Меч! Смотри, какой меч!».

– Мессен таристер, – из рядов выступил пожилой, но крепкий бородач, через седеющие волосы на голове которого просвечивала лысина, – извольте видеть, хотим проучить выродка подземного, гнусного колдовства виновника…

– Потише, папаша! – нагло ухмыльнулся гном. – За выродка я могу и в репу двинуть!

– Вот, видите, мессен? – горестно воскликнул бородач. – Еще и словами срамными меня, старосту, честит!

– Так что он натворил, клянусь Селитой?

– Порчу навел, мессен! – староста изобразил ужас – округлил глаза и наморщил лоб – в толпе зашептались и закивали. – На Аринку, Корнюхину дочку… Он вчера заявился, а вечером она слегла в горячке! Как есть, жуткая порча! Утром‑то мы разобрались, что к чему! Хотели его, как колдуна злодейского, связать, да на костер! А он вон за дубину свою и никого не подпускает!

– Еще бы. Или я, по‑вашему, должен сам под собой пламя раздувать? – гном оскалился. – А вообще, следить за детьми надо лучше. Разрешаете им купаться в жару, а потом еще на горячку жалуетесь…

– Урод проклятый! – завопила какая‑то баба так, что Бенеш поморщился. Толпа заревела, мужики опять подняли топоры.

– Тихо, люди! – и вновь Олен парой слов остановил начавшийся гам. – Со мной, к вашему счастью, самый настоящий маг!

Десятки взглядов обратились на Бенеша. Тот покраснел, но мужественно выдержал общее внимание. Когда заговорил, то голос его почти не дрожал, разве что в самом начале:

– Истину сказал мой благородный друг. Ведомы мне тайны Истинного Алфавита и многие прочие. Только вот гном, которого вы собирались сжечь, не имеет ни капли чародейского умения…

– Как так? А кто порчу навел? – нахмурился староста, а узколицый юнец со злыми глазами выкрикнул из‑за его спины: – А ты сам‑то кто такой? Верно ли чудодей? Или самозванец, которого не грех и дубьем?

Олен положил ладонь на рукоять меча. Краем глаза заметил, как напрягся Рыжий, а Саттия извлекла из мешочка на поясе тетиву.

– Ты мне не веришь? – неожиданно твердо проговорил Бенеш, и нарисовал перед собой в воздухе несколько символов. В вышине громыхнуло, из чистого неба в землю ударила молния. Исчезла, оставив запах грозы и дымящуюся яму размером с ведро. – А теперь?

Бабы завизжали с новой силой, староста побледнел, а узколицый вжал голову в плечи и мелко затрясся. Даже гном перестал вращать цепом и удивленно присвистнул.

– Кто же тогда виноват? – растерянно моргая, спросил белобрысый мужик, чьи руки толщиной походили на стволы деревьев, а отвисшее пузо – на бурдюк с пивом.

– Ну… отведите меня к девочке, я посмотрю ее, – Бенеш спрыгнул с коня, отдал поводья Саттии.

– А мы пока постережем гнома, чтобы не удрал, – добавил Олен.

Из толпы выскочила немолодая женщина в цветастом платке. Вцепилась в рукав Бенеша и потащила ученика мага к ведущей на восток улочке. Следом повалила часть толпы, в основном бабы. Мужчины так и остались стоять полукольцом около гнома, разве что топоры и дубины опустили.

– Как думаете, мессен, вылечит он ее? – робко поинтересовался староста, шмыгая носом. – Ведь если нет, тогда даже не знаю, что делать…

– Ответ на твой вопрос знают только боги, но я верю в силу и искусство моего друга, – ответил Олен.

Около святилища повисла напряженная тишина. Ее нарушил решивший почесаться Рыжий. Обитатели деревни дружно уставились на кота, будто только что его увидели. Спустя примерно полчаса с той стороны, куда увели Бенеша, донеслись торжественные вопли. Послышался дробный топот и к храму выскочил босоногий мальчишка лет семи, в одних штанах, с грязным животом и копной выгоревших волос, напоминающих галочье гнездо.

– Вылечил! – закричал он. – Знаками чародейскими! Горели они, аж страсть дикая! А потом встала она!

– Ну, слава богам… – проговорил староста, и обтер рукавом вспотевшее лицо. – Мы уж вас отблагодарим, как положено, не сомневайтесь… – он повернулся к гному, – а ты не взыщи. Ошиблись, всякое бывает.

– И все же надо тебе в репу за выродка дать, – гном улыбнулся, и его крупные белые зубы сверкнули на солнце. – Ладно, Акрат вам судья. На ваше счастье, Гундихар фа‑Горин не обидчив.

Переговариваясь и сплевывая на землю, мужики начали расходиться. Вернулся Бенеш с объемистым мешком под мышкой, а вскоре староста и узколицый притащили большую корзину.

– Уж не побрезгуйте, – сказал бородач. – Тут снедь всякая, в дальнем пути пригодится. Денег‑то у нас не густо…

– Ладно, спасибо, – кивнул Олен, а Саттия спрыгнула с Чайки.

– Так, что тут такое? – забрала она мешок у Бенеша. – А вы корзину поставьте и идите. Всего хорошего. Ага, сыр… Яйца? Ладно, хоть вареные. Ого, окорок, вяленая рыба…

Староста и его помощник, оглядываясь, улизнули с площади. Около храма остались лишь Олен со спутниками и гном.

– Спасибо вам, благородные роданы, – сказал он, подходя. – Вы спасли мне жизнь. Это так же верно, что зовут меня Гундихар фа‑Горин‑фа‑Ланге‑фа‑Насен‑фа‑Рахор‑фа‑Тракер‑фа‑Инег.

Гном, как и все представители его народа, был невысок. Макушкой доставал Олену где‑то до подмышек. Зато шириной плеч мог потягаться с борцом, а из‑под закатанных к локтям рукавов выступали толстые, перевитые жилами ручищи. Со смуглого лица весело глядели большие синие глаза, черная борода опускалась на грудь, того же цвета волосы были собраны в пучок на затылке.

Кафтан с меховой оторочкой перетягивал широкий кожаный пояс, а подкованными сапогами можно было дробить камни. Цеп в руке гнома очень мало походил на обычный крестьянский. Большая секция его доставала хозяину до плеча, и верхушка ее была окована железом. С меньшей, из оружейной стали, не превышающей в длину локтя, соединялась цепочкой.

И завершал снаряжение гнома висящий за спиной мешок с лямками.

– Что, игрушкой моей заинтересовался? – заметил Гундихар любопытный взгляд Олена. – Я с ней не побоюсь против таристера в доспехах выйти. Для основы – горная сосна, навершие сам ковал…

– Я слышал, такое оружие у вас в горах называют «годморгон», что значит – «Доброе утро».

– Верно, мессен, верно. Только уж не взыщите, но я поумнее глупых селян буду… Мало вы на таристера похожи.

– А я и не говорил, что рожден в благородной семье, – улыбнулся Олен.

– Поехали, – вмешалась Саттия, успевшая рассовать крестьянские дары по седельным сумкам. Голос ее прозвучал нетерпеливо.

– Э нет, подождите! – сказал гном решительно. – Я отправлюсь с вами!

– Что? – спрошено это оказалось на три голоса. Забравшийся в седло Бенеш захлопал глазами, девушка пробормотала что‑то по‑эльфийски.

– Вы спасли мне жизнь, и я, как честный гном, должен отдать долг. А сделать это я смогу, лишь будучи рядом с вами. И учтите, Гундихар фа‑Горин слов на ветер не бросает.

– Это невозможно, – твердо проговорил Олен. – Наше путешествие далеко и опасно.

– Ну и что? – гном подбоченился. – Я исходил весь западный Алион от Опорных гор до мыса Бекар и от Льдистых гор до Огненных хребтов. И нет ничего, что я люблю больше, чем опасности!

– Но ты даже не знаешь, кто мы такие! – глаза Саттии сузились и потемнели. – Не можешь предполагать, кто наши враги!

– Ваши враги – мои враги! – это прозвучало искренне и пылко. – Своей игрушкой я размозжу голову даже троллю! И, честно говоря, мне все равно, кто вы такие. Я знаю только одно – за мной долг.

– Э… ну, да… – подал голос Бенеш. – Может быть, возьмем е…

– Нет! – отрезала Саттия.

Гундихар улыбнулся ей, огладил бороду.

– Ты просто не представляешь, какая от меня польза, – сказал он уверенно. – Я все умею. Готовить, оружие править. Знаю дороги и тропы отсюда и до самого Терсалима.

Олен подумал, что слухи об упрямстве подземных жителей если и преувеличены, то совсем немного. Возникла мысль, что проще будет взять спасенного бородача с собой, чем отвергнуть его навязчивое дружелюбие.

– А ты не отстанешь? Ведь мы на лошадях, а ты пешком.

В этот момент Рыжий решил принять участие в обсуждении. Подойдя к Гундихару, он обнюхал его сапоги. Задрав пушистый хвост, пометил нижнюю секцию «годморгона», после чего одобрительно замяукал.

– Обычный кот за это схлопотал бы пинок, – гном нагнулся и погладил оцилана по спине, что тот принял с королевским равнодушием. – Но эта животина очень странная, я таких никогда не видел…

Олен поглядел на Саттию, та махнула рукой и отвела глаза.

– Ладно, отправляйся с нами, – услышав такое от хозяина, Кусака удивленно покосился на него. – Но только если отстанешь, пеняй на себя…

Гном просиял, вскинул оружие на плечо. Когда трое всадников сдвинули лошадей с места, он затопал следом, напевая что‑то под нос. Когда четверо чужаков покинули пределы селения, его обитатели, подглядывавшие из‑за занавесок, дружно издали облегченный вздох.

В подземелье под складом, расположенным в Тухлой яме – одном из припортовых кварталов Безариона, было душно. Тускло горели масляные светильники, выступал из мрака каменный куб алтаря. Блестел стоявший на нем золоченый диск, украшенный символами Звездного Круга. Выделялось меж них созвездие Молота, чаще называемое Тринадцатым или Лишним.

Двадцать шесть человек сидели на земляном полу, не обращая внимания на духоту и запах крысиного помета. Двое из них, самых сильных, держали еще одного, связанного, с кляпом во рту. А хозяин подземелья стоял у алтаря, в руках его был жезл из дерева со стальной верхушкой в виде молота, на голове – шапка из черного сафьяна с раздвоенным в виде рогов верхом. На плечах висела просторная туника, узор на которой складывался в изображение крылатой рыбы.

– Начнем, братья, – сказал он.

– Начнем, во имя Сокрытого, – отозвались сидящие на полу люди, и в глазах их возникли огоньки.

Или в зрачках причудливо отразились горящие светильники?

– Неверные падут, а честные возвысятся, когда вернется Он! – взмахнув жезлом, хозяин подземелья затянул нудный речитатив. – Все узнаем мы, все изведаем! Мрак отринем, познаем свет…

Услышь это пение жрец любой из богов Алиона, его бы хватил удар. Триусы и служители рангом ниже полагали, что любители исполнять подобные гимны сгинули пятьсот с лишним лет назад. Были уничтожены вместе со своим хозяином во времена Нисхождения.

В такт словам по золоченому диску закружились серебристые огоньки. Образовали круг из светлого пламени. На мгновение он превратился в изображение молота, затем стал крылатой рыбой. Напоследок возникло лицо, сочетающее черты человека, эльфа и гнома, сверкнули глаза, полные белого огня.

– Слава Разрушителю! Слава Творящему! – пронзительно выкрикнул хозяин подземелья, и лицо исчезло.

Осталась только нестерпимо пылающая точка, похожая на одинокую звезду.

– Братья, – жезл поднялся к низкому потолку, – сегодня день открытия Истины! Близок час Воплощения! Чтобы узнать, где именно оно произойдет, мы должны подарить владыке жизнь. Готов ли тот, кто сегодня с ней расстанется?

– Воистину готов, – отозвался один из тех, кто держали связанного.

Когда его вытащили к алтарю, стало видно, что это подросток, загорелый и тощий, одетый в лохмотья. Он дернулся, попытался вырваться, но веревки выдержали. Обладатель жезла обнажил в улыбке желтые редкие зубы.

– Кто такой? – поинтересовался он.

– Портовый попрошайка, – сказал один из тех, кто держал юношу. – Его все равно никто не хватится.

– Кладите жертву перед алтарем.

В глазах юноши появился ужас, когда вместо жезла в руках хозяина подземелья возник длинный кривой нож. Тускло блеснуло лезвие, покрытое пятнами то ли засохшей крови, то ли ржавчины. С хрустом вонзилось в тело, вспарывая кожу, ломая ребра ниже левой половины груди.

Сильное молодое тело последний раз вздрогнуло и замерло. Обладатель жезла погрузил руку в грудь жертвы, в рану меж лохмотьями окровавленной плоти. Выдернул ладонь с зажатым в ней сердцем, еще бьющимся, кровоточащим. Размахнулся и швырнул его в диск. Раздался шлепок, багровые струи потекли по символам тринадцати созвездий.

Донеслось урчание, какое издает дорвавшийся до рыбы кот, и прилипшее к диску сердце пропало. Исчезла, впиталась кровь, и в круге из драгоценного металла словно распахнулось окно. Стал виден берег, бьющиеся об него волны, стена высоких деревьев с длинными листьями, и поднимающиеся в глубине суши горы, высокие и обрывистые, с белыми шапками на вершинах.

– Братья, кто знает это место? – спросил хозяин подземелья. – Мне оно незнакомо…

– Я бывал там, – низким рокочущим голосом проговорил человек, сидящий в задних рядах. – Это один из больших или внешних островов Закатного архипелага.

– Ясно, – после взмаха жезла картинка исчезла, осталась только «звезда», на этот раз – багровая, – нам пора в путь. Надеюсь, у вас все готово, братья?

Двадцать шесть возгласов «да» стали ему ответом. Хозяин подземелья кивнул и исчез во тьме за алтарем. Когда вернулся, то оказался наряжен в обычный дорожный ремиз, а в руке держал мешок с лямками. Жезл с молотом, ритуальное одеяние, шапка и нож исчезли.

– Берите его, братья, – четыре пары рук осторожно сняли с алтаря диск с продолжающей сиять внутри него «звездой». Завернули его в несколько слоев плотной ткани. Круглый сверток засунули в другой мешок, побольше. Его закинул за спину один из мужчин, державших жертву.

Масляные светильники погасли, и поклонники Сокрытого по лестнице покинули подвал. Стукнул закрывшийся люк, и тело юноши с распоротой грудной клеткой осталось лежать в темноте и тишине.

А двадцать семь мужчин, щурясь и моргая, вышли из склада, расположенного на одной из улочек Тухлой ямы. Без спешки зашагали в ту сторону, где у причалов Безариона ждали корабли, готовые отправиться в любую точку Алиона. В том числе – и на Закатный архипелаг.

Если в этот момент существо, обладающее не только божественным всевидением, но еще острым умом и способностью замечать мелочи, окинуло бы взглядом пределы населенной суши, оно было бы сильно удивлено. Везде, где обитают люди, от Гормандии до Северной Норции, небольшие группы мужчин и женщин бросали налаженную жизнь и пускались в дорогу.

Но мало того – то же самое происходило и в гномьих подземельях. Подданные орочьих вождей уходили с кочевий, под сводами леса покидали дома эльфы, даже гоблины оставляли торговлю и ремесла. Часть роданов Алиона словно поддалась очень странному безумию…

А боги этого не заметили. Ведь у них не имелось привычки обращать внимание на мелочи.

Date: 2015-09-24; view: 303; Нарушение авторских прав