Второе размышление. О природе человеческого ума: о том, что ум легче познать, нежели тело

Я допускаю, что всё видимое мною ложно; я предполагаю никогда не существовавшим всё, что являет мне обманчивая память. Однако откуда мне известно, будто, помимо перечисленных, не существует других вещей, относительно которых не может быть ни малейшего сомнения? Не являюсь ли, по крайней мере, и я чем-то сущим? Но ведь только что я отверг в себе всякие чувства и всякое тело. Я должен в конце концов выдвинуть следующую посылку: всякий раз, как я произношу слова Я есмь, я существую или воспринимаю это изречение умом, оно по необходимости будет истинным. Но пока я ещё недостаточно хорошо понимаю чтó я есмь – я. Прежде всего мне думалось, что у меня есть лицо, руки, кисти. Свои же действия я относил на счёт души. Под телом я разумею всё то, что может быть ограничено некими очертаниями и местом и так заполняет пространство, что исключает присутствие в этом пространстве любого другого тела. Природе тела никоим образом не свойственно обладать собственной силой движения. Мышление существует: ведь одно лишь оно не может быть мной отторгнуто. Я есмь, я существую – это очевидно. Я - лишь мыслящая вещь, иначе говоря, я – ум. Познание этого моего я, взятого в столь строгом смысле, не зависит от вещей, относительно существования которых мне пока ничего не известно, а значит, оно не зависит также ни от какой игры моего воображения. Ни одна из вещей, кои я могу представить себе с помощью воображения, не имеет отношения к имеющемуся у меня знанию о себе самом. Разум следует тщательно отвлекать от всех этих вещей, с тем чтобы он возможно более ясно познал свою собственную природу. Именно моё сомнение, понимание и желание столь очевидны, что более чёткого объяснения не может представиться. Это, собственно, то, что именуется моим ощущением; причём взятое именно и этом смысле ощущение есть не что иное, как мышление.

Возьмем, к примеру, вот этот воск. Пока я это произношу, его приближают к огню: меняется его цвет, очертания расплываются, он становится жидким. Но он и теперь остаётся тем воском, что и прежде. Так что же именно в нём столь отчётливо мыслилось? Но не остаётся ничего, кроме некоей протяжённости, гибкости и изменчивости. Остаётся признать, что я и не представлял себе, что есть данный воск, но лишь воспринимал его мысленно. Восприятие воска не является ни зрением, ни осязанием, ни представлением, но лишь чистым умозрением. И все же ум мой склонен к ошибкам. Но я не допускаю в себе ничего иного, кроме ума. Поэтому невозможно, чтобы сам я, мыслящий, не представлял собой нечто. Тела воспринимаются не с помощью чувств или способности воображения, но одним только интеллектом.