Торги начинаются

Рик с окаменевшим лицом и заледеневшим от страха сердцем смотрел на толпу незнакомцев, которые разглядывали его бесцеремонными, оценивающими взглядами. В этом сборище, состоявшем, как понял Рик, в основном из плантаторов и работорговцев, было всего несколько чернокожих, среди которых выделялся красивый рослый мужчина в одежде квакера и в надвинутой на глазах шляпе. Мужчина не сводил глаз с Рика и Кессии.

Малыш Джеймс встрепенулся и стал показывать ручкой на мужчину, но Кессия шикнула на него, и он затих. Мужчина еще несколько секунд выразительно смотрел в глаза Кессии, потом перевел взгляд на мальчика, подмигнул ему и кивнул, как будто довольный тем, что увидел. Отходя, он замурлыкал себе под нос какой-то мотив. Рик сразу узнал мелодию – это была та самая песня, которую утром пели работницы на поле, а Кессия подпевала. «Беги, скорбящий, беги».

Рик покосился на Кессию и заметил, что она вся как будто расслабилась. Не сдержавшись, женщина испустила судорожный вздох, потом с шумом втянула в себя воздух. Она вскинула голову, расправила плечи и с какой-то вызывающей уверенностью посмотрела на зловещую толпу внизу.

Когда помощники аукциониста стали снимать с выставленных на торги кандалы, женщина проворно наклонилась, сделав вид, будто поправляет цепь. Рик тоже нагнулся, чтобы помочь ей, ведь Кессия с самого утра держала на руке своего младенца.

– Когда начнется заваруха, не вздумай бросаться в драку, – быстро прошептала женщина. – Беги!

Рик испуганно округлил глаза.

– Куда?

– Беги к реке Чоптанк, спрячься в лесу и не выходи до темноты. Я приду за тобой. Но будь осторожен, там рядом «Отель Брэдшоу».

Рик понятия не имел о том, кто такой Брэдшоу и чем знаменит его отель, но предостережение звучало весьма пугающе.

– Но мои друзья не узнают, где я прячусь! – прошептал он.

– Тут уж я тебе ничем не могу помочь, – ответила Кессия, выпрямляясь. Нет, она не хотела его обидеть – она просто сказала правду.

Рик тоже распрямился. Услышав противный голос аукциониста, он увидел своих друзей, мчавшихся через улицу к зданию суда, и горько пожалел о том, что ни Дак, ни Сэра не понимают языка знаков. Значит, ему оставалось лишь надеяться на то, что им хватит ума не вмешиваться и не испортить все дело.

– Это безумие! – процедила Сэра уже второй раз за день. Повсюду вокруг нее люди вскидывали руки: торги за Рика стартовали с цены в двадцать пять долларов. – Сколько у тебя денег?

– Пятьсот шестьдесят три доллара и сорок шесть центов.

Сэра ущипнула Дака за руку.

– Ты что, серьезно?

– Конечно! Это вклад на мой будущий колледж, дома.

Сэра вздохнула.

– Я спрашивала, сколько у тебя с собой, болван! У меня шесть долларов и двадцать пять центов.

– А у меня _ нихт, – помотал головой Дак. – То есть ничего, это по-немецки. О, значит, я знаю уже три языка!

– Я бы так не сказала.

– Вот и не говори!

– Значит, – через минуту снова заговорила Сэра, – какой у нас план? Я думаю, нужно посмотреть, кто выиграет аукцион и выследить его до дома. Есть еще идеи?

– Ну, скажем, можно выбежать на помост, схватить Рика и телепортироваться отсюда.

– Да, разумеется. И мы с тобой оба прекрасно понимаем, что эти здоровенные приставы или охранники или как там они называются, не станут чинить нам никаких препятствий! Спорим, они никогда в жизни не сталкивались с попытками сорвать аукцион по продаже рабов?

– Слушай, я давно хотел тебя попросить выделять свой сарказм интонацией, – пробурчал Дак. – Честно говоря, я не всегда понимаю, шутишь ты или говоришь серьезно.

– Хорошоооо, вот э-эээти здоровее-ееенные приииииставы…

– Тихо, кажется торги заканчиваются, – оборвал ее Дак. – И смотри, эти громилы что-то заскучали, только один из них смотрит на Рика. – Дак в упор посмотрел на Сэру.

– Ты думаешь то, о чем я думаю?

– Ага. Вперед!

Осталось всего двое покупателей. Потом один. Но вот в последний раз с грохотом упал молоток, и Рик невольно вздрогнул. Он обвел глазами толпу, ища того, кто его купил. Несмотря на обнадеживающие слова Кессии, он до сих пор не знал, что должно произойти и когда. Не говоря уже о том, имеет ли это какое-то отношение к нему, Рику. Сейчас он знал только то, что перестал быть свободным и обрел хозяина.

Это было самое ужасное ощущение на свете. Даже страшнее, чем Отголоски.

А потом Рик вспомнил, чем закончилась история Кессии.