VIII. Взлет и падение Донехогавы

Несмотря на то что эта страна была когда-то целиком заселена индейцами, племена, многие из которых были когда-то могущественными и жили на землях, составляющих ныне штаты к востоку от Миссисипи, одно за другим были уничтожены при неудавшихся попытках противостоять наступлению западной цивилизации… Если какое-либо племя протестовало против нарушения своих естественных и договорных прав, членов этого племени бесчеловечно убивали, и в целом с индейцами обращались попросту как с собаками… Предполагалось, что первоначальная политика перемещения индейцев на Запад и концентрация их там продиктованы человеколюбием и осуществляются, чтобы спасти их от грозящего им вымирания. Однако сегодня по причине огромного роста населения Америки и по причине распространения поселений по всей территории Запада по обе стороны Скалистых гор индейским народам грозит скорое уничтожение, и эта угроза сегодня серьезней, чем когда-либо в истории этой страны.

Донехогава (Эли Паркер, первый индеец — член комиссии по делам индейцев)

Когда шайены, уцелевшие после боя при Саммит-Спрингс, достигли наконец долины реки Паудер, они обнаружили, что многое изменилось там за те три зимы, которые они провели на юге. Красное Облако выиграл войну, форты были покинуты, и «синие мундиры» не появлялись более севернее реки Платт. Но в лагерях сиу и северных шайенов все шире распространялись слухи о том, что Великий Отец в Вашингтоне желает, чтобы они ушли далеко на восток, к реке Миссури, где крупной дичи было очень мало. Некоторые из их белых друзей торговцев говорили индейцам, дескать, в договоре 1868 г. сказано о том, что агентство индейцев тетон-сиу должно быть расположено на реке Миссури. Красное Облако пренебрегал этой молвой. Когда он пришел в Ларами подписывать договор, он сказал офицерам «синих мундиров», которые были свидетелями при подписании соглашения, что он желает, чтобы форт Ларами был факторией тетон-сиу. В противном случае он не подпишет договор. Они согласились с его требованием.

Весной 1869 г. Красное Облако привел тысячу индейцев оглала к Ларами торговать и получать припасы, обещанные по договору. Командир гарнизона сообщил ему, что фактория индейцев сиу находится в форте Рандел на реке Миссури и что индейцам следует идти туда торговать и получать припасы. Поскольку форт Рандел находился в трехстах милях от Ларами, Красное Облако посмеялся над командиром и потребовал разрешения торговать в Ларами. Ввиду присутствия вооруженных воинов, угрожавших незащищенному гарнизону, командир неохотно дал разрешение, однако посоветовал Красному Облаку отвести своих людей поближе к форту Рандел до наступления следующего торгового сезона.

Вскоре стало ясно, что военные власти форта Ларами знали, что говорили. Пятнистому Хвосту с его мирными индейцами брюль даже не разрешили разбить стоянку около Ларами. Когда Пятнистому Хвосту сказали, что, если он хочет получать припасы, ему следует идти в форт Рандел, он повел своих людей через равнины и поселился вблизи от этого форта. Кончилась легкая жизнь и для «бездельников из Ларами» — им было приказано отправляться в форт Рандел, где в незнакомом окружении им пришлось создавать совершенно новое предприятие.

Однако Красное Облако по-прежнему был тверд. Он завоевал земли на реке Паудер в трудной воине. Форт Ларами был ближайшей факторией, и Красное Облако не намерен был перебираться на Миссури или ездить туда за припасами.

Осенью 1869 г. все индейцы степей жили мирно, но слухи о больших переменах передавались из лагеря в лагерь. Говорили, что в Вашингтоне избран новый Великий Отец — президент Грант. Также говорили, что новый Великий Отец назначил некоего индейца Малым Отцом индейцев. В это было нелегко поверить. Всегда главой комиссии по делам индейцев был белый, умеющий читать и писать. Или Великому Отцу удалось наконец научить человека с красной кожей читать и писать, да так, что его можно было сделать Малым Отцом индейцев?

В Месяце, Когда Снег Задувает В Вигвамы (январь 1870 г.) грозный слух пришел из страны черноногих. Где-то на реке Мариас в Монтане солдаты окружили один из лагерей пиеганов-черноногих и перебили их, как кроликов, попавших в ловушку. Эти горные индейцы были старинными врагами степных племен, но теперь все изменилось, и, где бы солдаты ни убивали индейцев, это возмущало все племена. Армия пыталась сохранить это избиение в тайне, объявив только о том, что майор Юджин Бейкер вывел отряд кавалерии из форта Эллис, штат Монтана, с тем чтобы наказать группу конокрадов из племени черноногих. Индейцы степей, однако, знали, как все произошло на самом деле, задолго до того, как известия об этом событии достигли Бюро по делам индейцев в Вашингтоне.

В течение нескольких недель после того, как распространился слух об этом избиении, нечто необычное стало происходить в районе северных степей. В нескольких агентствах индейцы продемонстрировали свой гнев, собирая сходки, на которых они обвиняли «синие мундиры» и называли Великого Отца «глупцом и собакой без слуха и разумения». В двух агентствах возбуждение дошло до того, что были подожжены строения. Агентов временно взяли под стражу, и несколько белых государственных служащих были изгнаны из резервации.

Благодаря тайне, окружавшей избиение, происшедшее 23 января, глава комиссии по делам индейцев узнал о нем лишь через три месяца. Молодой армейский офицер лейтенант Уильям Пиз, действуя как агент черноногих, рискнул своей карьерой и представил следующие факты на рассмотрение главы комиссии. Использовав в качестве предлога кражу нескольких мулов у фрахтового агента, майор Бейкер организовал зимнюю экспедицию и атаковал первый же лагерь, попавшийся ему на пути. Лагерь был незащищен, в нем были в основном старики, женщины и дети, часть которых были больны оспой. Из 219 пиеганов, находившихся в лагере, лишь 46 спаслись и смогли рассказать о случившемся; 33 мужчины, 90 женщин и 50 детей были убиты, когда они выбегали из своих вигвамов.

Сразу же по получении этого отчета глава комиссии потребовал от правительственных властей немедленного расследования.

Хотя англизированное имя главы комиссии было Эли Семюэль Паркер, настоящее его имя было Донехогава, Хранитель Западных Дверей Длинного Дома, из ирокезов. Юношей, будучи в резервации Тонаванда в штате Нью-Йорк, он прозывался Хасаноанда из клана сенека племени ирокезов. Но вскоре он понял, что индейское имя никто не принимает всерьез в мире белых людей. Хасаноанда стал называть себя Паркером, ибо был честолюбив и хотел, чтобы его принимали всерьез.

Почти полвека Паркер боролся с расовыми предрассудками, порой одерживая победы, порой терпя поражение. Ему еще не исполнилось десяти лет, когда он пошел работать на конюшню армейского гарнизона; его гордость была уязвлена, когда офицеры стали дразнить его из-за того, что он плохо владел английским языком. Гордый юный сенека тотчас сумел определиться в миссионерскую школу. Он был полон решимости научиться читать, говорить и писать по-английски так хорошо, чтобы ни один белый человек не имел повода смеяться над ним. По окончании школы он решил, что лучше всего поможет своему народу, если станет юристом. В те дни молодой человек, если он служил в адвокатской конторе и сдал государственные экзамены в коллегии адвокатов, становился адвокатом. Эли Паркер три года работал в одной фирме в Элликотвилле, штат Нью-Йорк, но, когда он обратился с просьбой о приеме в коллегию адвокатов, ему сказали, что только белые граждане мужского пола могут быть допущены к юридической практике в штате Нью-Йорк. Индейцы не нужны. Приняв английское имя, он не смог изменить бронзового цвета своей кожи.

Но Паркер не хотел сдаваться. Тщательно разузнав, к каким профессиям и занятиям белых людей может быть допущен индеец, он поступил в Ренслерский политехнический институт и прошел весь курс обучения по гражданскому проектированию. Вскоре он нашел работу на канале Эри. Ему еще не было тридцати, когда правительство Соединенных Штатов направило его наблюдать за строительством дамб и зданий. В 1860 г. он попал по службе в город Галина, штат Иллинойс, и там встретился и подружился с одним клерком из лавки, торговавшей сбруей. Этот клерк был бывшим армейским капитаном по имени Улисс Грант.

Когда началась Гражданская война, Паркер вернулся в штат Нью-Йорк, намереваясь сформировать полк из ирокезов, чтобы сражаться за Союз. Его запрос о разрешении на это предприятие был отвергнут губернатором, заявившим ему прямо, что индейцам нет места среди добровольцев штата Нью-Йорк. Пожав плечами на столь резкий отпор, Паркер отправился в Вашингтон и предложил свои услуги в качестве инженера-строителя военному министерству. Армия Союза испытывала острую нужду в подготовленных инженерах, но не в индейских инженерах. «Гражданская война — это война белых людей, — сказали Паркеру. — Ступайте домой и трудитесь на своей ферме, а мы уладим наши беды без всякой индейской помощи».2

Паркер вернулся в резервацию Тонаванда, однако он дал знать своему другу Улиссу Гранту о том, что у него были трудности со вступлением в армию Союза. Грант нуждался в инженерах, и после нескольких месяцев борьбы с армейской канцелярской волокитой он в конце концов добился того, чтобы его индейскому другу был отправлен приказ, согласно которому Паркер прибыл к нему в Виксберг. Они вместе участвовали в походе от Виксберга к Ричмонду. Когда генерал Ли сдался при Аппоматтоксе, подполковник Эли Паркер присутствовал при этом, и, памятуя о его прекрасном почерке, Грант попросил его записать условия сдачи.

В течение четырех лет по окончании войны бригадный генерал Паркер служил в различных миссиях по улаживанию разногласий с индейскими племенами. В 1867 г., после схватки у форта Фил-Керни, он отправился на реку Миссури расследовать причины волнений среди индейцев северных степей. Он вернулся в Вашингтон со множеством идей относительно изменений национальной индейской политики, но ему пришлось ждать целый год, прежде чем удалось приступить к их осуществлению. Когда Грант был избран президентом, он назначил Паркера новым главой комиссии по делам индейцев, считая, что тот сможет вести дела с индейцами более разумно, чем любой белый человек.

Паркер приступил к своим новым обязанностям с воодушевлением, однако обнаружил, что канцелярия комиссии по делам индейцев еще более продажна, чем он ожидал. Была необходима хорошая чистка среди давно окопавшихся здесь бюрократов, и при поддержке Гранта Паркер учредил систему назначений агентов, рекомендованных различными религиозными ассоциациями страны. Из-за большого числа квакеров, добровольно пошедших служить индейскими агентами, этот новый план стали называть «квакерской политикой» Гранта или «политикой мира» с индейцами.

Кроме того, был сформирован совет уполномоченных по делам индейцев, составленный из патриотически настроенных граждан для наблюдения за действиями Бюро по делам индейцев. Паркер предложил, чтобы этот совет был смешанной комиссией из белых людей и индейцев, но помехой тому стали политические соображения. Поскольку не нашлось ни одного индейца, обладавшего политическим влиянием, ни один индеец не был назначен в совет.

В течение зимы 1869/70 г. глава комиссии Паркер (или Донехогава, из ирокезов, как он все чаще в мыслях называл себя) радовался установлению мира на западных границах. Однако весной 1870 г. он был встревожен поступившими из индейских агентств в степях сообщениями о бунтах. Первым намеком на истинные причины беспорядков послужил для него потрясающий отчет лейтенанта Пиза об избиении пиеганов. Паркер знал, что, если ничего не предпринять для того, чтобы вновь уверить индейцев в благих намерениях правительства, всеобщая война может вспыхнуть в течение лета.

Глава комиссии хорошо сознавал неудовлетворенность Красного Облака, решимость предводителя сиу удержать за собой страну, обладания которой он добился по договору, и его желание иметь факторию поблизости от своих земель. Хотя Пятнистый Хвост ушел к форту Рандел, на реке Миссури, индейцы брюль стали там одними из самых мятежных индейцев резервации. Красное Облако и Пятнистый Хвост ввиду огромного числа их сторонников среди индейцев степей казались главе комиссии ключевыми фигурами в деле установления мира. Сможет ли вождь ирокезов завоевать доверие вождей сиу? Донехогава не был в этом уверен, но он решил попробовать.

Паркер послал вежливое приглашение Пятнистому Хвосту, но, будучи индейцем, Паркер был слишком проницателен, чтобы прямо обратиться с посланием к Красному Облаку и пригласить его приехать. Такое приглашение, скорее всего, было бы воспринято Красным Облаком, как вызов, и он ответил бы гордым пренебрежением. Через посредника Красное Облако был уведомлен о том, что его с радостью примут в доме Великого Отца в Вашингтоне, если он пожелает туда прийти.

Идея этого путешествия увлекла Красное Облако; оно давало ему возможность поговорить с Великим Отцом и сказать ему, что индейцы сиу не хотят жить в резервации на реке Миссури. Кроме того, он смог бы сам посмотреть, действительно ли Малый Отец индейцев, глава комиссии по имени Паркер, является настоящим индейцем и при этом может писать, как белый человек.

Как только до Паркера дошло, что Красное Облако желает поехать в Вашингтон, он послал полковника Джона Смита в форт Ларами для обеспечения эскорта. Красное Облако отобрал пятнадцать индейцев оглала для своего сопровождения, и 26 мая вся эта группа села в специальный пассажирский вагон и по Тихоокеанской железной дороге отправилась в долгое путешествие на восток.

Индейцы приобрели огромный опыт, проехавшись на своем старом враге Железном коне. В Омахе (городе, названном в честь индейцев) белые люди жили, как в улье, а Чикаго (другое индейское название) привел их в ужас своим шумом, сумятицей и зданиями, которые, казалось, достигают небес. Скученность, многочисленность и неприкаянность белых людей делали их похожими на кузнечиков, всегда спешащих, но никогда, по видимости, не достигающих того места, куда они спешат.

Через пять дней грохота и движения Железный конь привез их в Вашингтон. За исключением Красного Облака, все члены делегации были изумлены, и им было не по себе. Глава комиссии Паркер, который и впрямь оказался индейцем, тепло приветствовал их:

«Я очень рад видеть вас сегодня здесь. Я знаю, что вам пришлось преодолеть огромное расстояние, чтобы увидеть Великого Отца, президента Соединенных Штатов Америки. Я рад, что с вами ничего не случилось и что вы все добрались благополучно. Мне хочется узнать, что скажет Красное Облако от своего имени и от имени своего народа».

«У меня всего несколько слов, — отвечал Красное Облако. — Когда я услышал, что Великий Отец позволяет мне прийти повидать его, я обрадовался и тотчас отправился. Телеграфируйте моему народу и сообщите ему, что я в безопасности. Вот все, что я хотел сегодня сказать».

Когда Красное Облако и оглалы прибыли в отель «Вашингтон-хаус» на Пенсильвания-авеню, где для них были приготовлены апартаменты, они были удивлены, обнаружив там Пятнистого Хвоста и делегацию индейцев брюль, ожидавших приезда оглалов. Поскольку Пятнистый Хвост подчинился правительству и отвел свой народ к агентству на реке Миссури, глава комиссии Паркер опасался возможных трений между соперничающими группами индейцев тетон. Однако вожди пожали друг другу руки, и, после того как Пятнистый Хвост сказал Красному Облаку, что ему и его индейцам ненавистна резервация в Дакоте и что они хотят вернуться в Небраску на свои охотничьи угодья восточнее форта Ларами, оглалы вновь признали индейцев брюль своими союзниками.

На следующий день Донехогава, из ирокезов, и его гости сиу отправились на прогулку по столице, посетили заседавший сенат, военный судостроительный завод и арсенал. Для этой прогулки сиу были облачены в одежду белого человека, и было очевидно, что большинству из них неловко в тесных черных сюртуках и ботинках на пуговицах. Когда Донехогава сказал им, что Мэтью Брейди пригласил их в свою студию, чтобы сделать их фотографии, Красное Облако сказал, что ему не подобает сниматься в таком виде. «Я не белый человек, я — индеец сиу, — объяснил он. — Я не одет должным образом для такого случая». Донехогава моментально понял и объяснил своим гостям, что, если им так хочется, они могут надеть ноговицы из оленьей кожи, одеяла и мокасины, отправляясь на обед к президенту Гранту в Белый дом.

На приеме в Белом доме индейцы были более поражены сотнями сиявших свеч в блестящих канделябрах, нежели Великим Отцом и членами его кабинета, иностранными дипломатами и конгрессменами, пришедшими поглазеть на дикарей, очутившихся в Вашингтоне. Пятнистому Хвосту, любившему вкусно поесть, особенно понравились клубника и мороженое. «Несомненно, у белых гораздо больше вкусной еды, чем они присылают индейцам», — заметил он.

В следующие несколько дней Донехогава начал переговоры с Красным Облаком и Пятнистым Хвостом. Для достижения постоянного мира ему необходимо было точно знать, чего они хотят, с тем чтобы он мог противопоставить их требования давлению политиков, представляющих интересы тех белых людей, которые желают получить индейскую землю. Это была незавидная позиция для сочувствующего индейца. Он устроил прием ч министерстве внутренних дел, пригласив представителей всех правительственных органов на переговоры с гостями сиу.

Министр внутренних дел Джакоб Кокс открыл заседание такой же торжественной речью, каких индейцам доводилось слышать множество. Кокс говорил, что правительство с удовольствием предоставит индейцам оружие и охотничье снаряжение, но оно не может этого сделать до тех пор, пока не будет уверено в прочном мире со всеми индейцами. «Поддерживайте мир, заключил он, — и тогда мы будем поступать с вами по справедливости». Он ничего не сказал о резервации сиу на Миссури.

Красное Облако ответил, пожав руки министру Коксу и другим чиновникам. «Поглядите на меня, — сказал он. — Я вырос в той стране, где всходит солнце, ныне я прибыл из тех краев, где оно садится. Чей голос первым прозвучал на этой земле? Голос людей с красной кожей, у которых были только луки и стрелы. Великий Отец говорит, что он хорош и добр по отношению к нам. Я с этим не согласен. Я хорошо отношусь к его белым людям. По слову, присланному мне, я прошел весь путь до его дома. У меня красное лицо, ваши лица белы. Великий Дух научил читать и писать вас, но не меня. Я неграмотен. Я пришел сюда рассказать Великому Отцу о том, что мне не по нраву в моей стране. Вы все близки к Великому Отцу, и вас очень много, белых вождей. У людей, которых Великий Отец присылает к нам, нет разума и вовсе нет сердца.

Я не хочу, чтобы моя резервация была на реке Миссури. Уже в четвертый раз я говорю об этом. — Он приостановился на миг и жестом указал на Пятнистого Хвоста и делегацию индейцев брюль. — Вот здесь сейчас находится несколько человек оттуда. Их дети мрут как овцы; эта земля им не по душе. Я родился у притока реки Платт, и мне говорили, что эта земля принадлежит мне — к северу и к югу, к западу и к востоку… Когда вы посылаете мне товары, их разворовывают на всем пути и до меня доходят лишь жалкие крохи. Белые дали мне подписать какую-то бумагу — вот и все, что я получил за свою землю. Мне известно, что присланные вами люди лгут. Посмотрите на меня. Я нищ и наг. Я не хочу воевать с моим правительством… Я хочу, чтобы вы сказали обо всем этом моему Великому Отцу».

Донехогава, из ирокезов, глава комиссии, отвечал: «Мы сообщим президенту о том, что Красное Облако сказал сегодня. Президент говорил мне, что он очень скоро будет беседовать с Красным Облаком».

Красное Облако посмотрел на человека с красной кожей, который умел читать и писать и который был теперь Малым Отцом индейцев. «Вы можете дать моему народу порох, который мы просим, — сказал он. — Нас — всего горсть, а вы — великий и могучий народ. Вы сами делаете все боеприпасы. Я прошу у вас всего лишь столько, сколько нужно моим людям для того, чтобы убивать дичь. Все то, что принадлежит мне в моей стране, Великий Дух сотворил диким. Я должен охотиться на то, что мне принадлежит. Это не то что у вас: вы идете и находите то, что вам нужно. У меня есть глаза, я вижу всех белых, вижу, чего вы добиваетесь, выращивая скот и все прочее. Я знаю, что мне придется заняться тем же через несколько лет, и это хорошо. Больше мне нечего сказать».

Остальные индейцы оглала и брюль столпились вокруг главы комиссии и все желали говорить с ним, с человеком, имеющим красную кожу, который стал их Малым Отцом.

Встреча с президентом Грантом состоялась 9 июня в правительственной канцелярии Белого дома. Красное Облако повторил многое из того, что он говорил в министерстве внутренних дел, подчеркнув, что его народ не хочет жить на реке Миссури. Кроме того, он сказал, что договор 1868 г. дал им право торговать в форте Ларами и иметь свое агентство на реке Платт. Грант избегал прямого ответа, однако обещал смотреть за тем, чтобы с индейцами сиу поступали справедливо. Президент знал, что в договоре, ратифицированном конгрессом, вовсе не упоминались ни форт Ларами, ни река Платт; в договоре специально констатировалось, что агентство сиу должно быть в «каком-либо месте на реке Миссури». Оставшись с министром Коксом и главой комиссии Паркером, Грант предложил им собрать индейцев на следующий день и разъяснить им условия этого договора.

Донехогава провел беспокойную ночь. Он знал, что индейцев сиу обманули. Когда им прочтут и разъяснят напечатанный договор, им не понравится то, что они услышат. На следующее утро министр внутренних дел разбирал договор пункт за пунктом, а Красное Облако терпеливо слушал медлительный перевод английских слов. Когда чтение закончилось, он твердо заявил: «Я впервые слышу о таком договоре. Я никогда не слышал о нем и не собираюсь следовать ему».

В ответ министр Кокс выразил сомнение в возможности того, чтобы кто-нибудь из членов комиссии в Ларами мог ложно изложить содержание договора.

«Я не говорю, что члены комиссии лгали, — резко возразил Красное Облако, — это толкователи-переводчики ошибались. Когда солдаты ушли из фортов, я подписал мирный договор, но не этот договор. Мы хотим, чтобы все разъяснилось». Он поднялся и пошел прочь из комнаты. Кокс предложил ему копию договора, чтобы собственный переводчик разъяснил Красному Облаку текст, и тогда они обсудят его при следующей встрече. «Я не возьму этой бумаги, — отвечал Красное Облако. — Это все ложь».

В ту ночь в своем отеле индейцы сиу говорили о том, что завтра надо отправляться домой. Кто-то сказал, что стыдно будет ехать домой и рассказывать своему народу о том, как им солгали и обманом заставили подписать договор 1868 г. Лучше умереть здесь, в Вашингтоне. Только посредничество Донехогавы, Малого Отца, заставило их согласиться еще на одну встречу. Донехогава обещал им помочь добиться лучшей интерпретации договора. Донехогава виделся с президентом Грантом и убедил его в том, что трудности можно преодолеть.

На следующее утро в министерстве внутренних дел Донехогава приветствовал индейцев сиу, сказав им прямо, что министр Кокс объяснит им новую интерпретацию договора. Кокс был краток. Он сожалел, что Красное Облако и его люди неправильно его поняли. Хотя долина реки Паудер находится вне постоянной резервации, она находится внутри той территории, которая отведена под охотничьи угодья. Если индейцы сиу предпочитают жить на территории своих охотничьих угодий, вместо того чтобы жить в резервации, они могут там жить. Также нет необходимости в том, чтобы они ходили на территорию резервации торговать и получать товары.

Так во второй раз в течение двух лет Красное Облако одержал победу над правительством Соединенных Штатов, но на этот раз ему помогал ирокез. Красное Облако признал это, выступив вперед и пожав руку главе комиссии по делам индейцев. «Вчера, когда я увидел договор и все, что было в нем лживо, — сказал он, — я рассердился и, наверное, рассердил вас… Теперь я доволен… У нас тридцать два клана, и у нас есть дом для совета, такой же как у вас. Мы держали совет перед тем, как идти сюда, и все, что я требовал от вас, требовали вожди, оставшиеся дома. Мы похожи во всем».

Встреча закончилась дружелюбно, и Красное Облако просил Донехогаву сказать Великому Отцу, что у Красного Облака больше нет дел к нему; он готов вновь сесть на Железного коня и ехать домой.

Министр Кокс, теперь — весь улыбка, сообщил Красному Облаку, что правительство планировало посещение индейцами сиу по дороге домой Нью-Йорка.

«Я не хочу идти этим путем, — ответил Красное Облако. — Я хочу идти прямо домой. Я видел достаточно городов… У меня нет никакого дела в Нью-Йорке. Я хочу идти обратно тем же путем, которым шел сюда. Белые всюду одинаковы. Я вижу их каждый день».

Но затем, когда ему сказали, что его приглашают выступить с речью перед народом Нью-Йорка, Красное Облако передумал. Он отправился в Нью-Йорк и был удивлен шумной овацией, которую ему устроила аудитория Института Купера. Впервые он имел возможность говорить с народом, а не с правительственными чиновниками.

«Мы хотим сохранить мир, — сказал им Красное Облако. — Поможете ли вы нам? В 1868 г. к нам пришли люди и принесли бумаги. Мы не могли прочесть их, и они не сказали нам о том, что в них действительно написано. Мы думали, что этот договор отодвинет форты, и мы перестанем сражаться. Но ваши люди захотели отправить нас торговать на Миссури. Мы не желали идти на Миссури, но хотели, чтоб торговцы были там, где находимся мы. Когда я добрался до Вашингтона, Великий Отец объяснил мне договор и показал, как толкователи обманывали меня. Все, что я хочу, — законно и справедливо. Я пытался добиться у Великого Отца того, что мне принадлежит по закону и справедливости. Это мне не вполне удалось».

Красному Облаку действительно не вполне удалось добиться того, что он считал законным и справедливым. Хотя он вернулся в форт Ларами с приятным ощущением, что у него много белых друзей на востоке, он обнаружил много белых врагов, ожидавших его на западе. Жаждавшие земли фермеры, фрахтовщики, поселенцы и прочие белые противились устройству агентства для сиу где бы то ни было вблизи богатой долины реки Платт, и их влияние давало себя знать в Вашингтоне.

В течение всего лета и всей осени 1870 г. Красное Облако со своим помощником Боящимся Своих Лошадей много потрудился для мира. По просьбе Донехогавы, главы комиссии, они собрали несколько десятков влиятельных вождей и привели их в форт Ларами для совета, на котором предполагалось решить вопрос о том, где будет расположено агентство сиу. Они убедили присоединиться к ним Тупого Ножа и Волчонка, из северных шайенов. Вдоволь Медведей, из северных арапахов, Верховную Траву из черноногих сиу, а также Большую Ногу, из миннеконьоу, который всегда подозрительно относился к белым. Сидящий Бык, из хункпапов, не хотел иметь никакого отношения к какому бы то ни было договору или к резервации. «Белые люди наложили дурное снадобье на глаза Красного Облака, — говорил он, — чтобы он видел все вокруг так, как им хочется».

Сидящий Бык недооценил проницательности и упорства Красного Облака. Когда предводитель оглалов обнаружил на этом совете, что государственные чиновники хотят расположить агентство в сорока милях севернее реки Платт, у Роу-Хайд-Батс, он категорически отказался. «Когда вы вернетесь к Великому Отцу, — заявил он чиновникам, — скажите ему, что Красное Облако не хочет идти в Роу-Хайд-Батс». Уходя зимовать в долину реки Паудер, он был уверен, что ирокез Донехогава в Вашингтоне уладит это дело.

Однако влияние главы комиссии Паркера слабело. В Вашингтоне враги теснили его.

Хотя упрямая решимость Красного Облака обеспечила индейцам сиу временное агентство в 32 милях к востоку от Ларами на реке Платт, им разрешали пользоваться этим агентством менее двух лет. К этому времени Донехогава покинул Вашингтон. В 1873 г. агентство сиу оказалось на пути потока новой волны белых эмигрантов, стремившихся к истокам реки Уайт-Ривер, и было перемещено на северо-запад Небраски. Пятнистый Хвост и его индейцы брюль получили разрешение перейти из Дакоты в ту же область. В течение года поблизости был основан форт Камп-Робинсон, откуда военные власти могли оказывать свое влияние на агентства Красного Облака и Пятнистого Хвоста в ближайшие беспокойные годы.

Через несколько недель после посещения Красным Облаком Вашингтона в 1870 г. у Донехогавы начались серьезные неприятности. Своими реформами он нажил себе врагов среди политических боссов (из так называемого «индейского ринга»), которые долгое время использовали индейское бюро как одно из приносящих доход ответвлений государственной системы распределения должностей. Его попытки помешать действиям геологической экспедиции в горах Биг-Хорн, а также группе белых переселенцев, желавших получить доступ к землям, принадлежавшим индейцам сиу по договору, навлекли на него вражду белых на Западе.

(Биг-Хорнская ассоциация была сформирована в городе Шайен, и ее члены верили в идею предначертания судьбы: «Богатыми и живописными долинами Вайоминга по воле судьбы должна владеть и получать от них средства к существованию англосаксонская раса. Богатство, которое в течение многих веков лежало сокрытым в наших горах с их убеленными снегом вершинами, было заложено там самим Провидением, чтобы вознаградить тех отважных духом людей, кому суждено было составить авангард цивилизации. Индейцы должны посторониться, или они будут сметены непрестанно продвигающимся вперед и непрестанно растущим потоком эмиграции. Относительно судьбы аборигенов, достаточно ясной, не следует заблуждаться. Тот же непостижимый Вершитель судеб, который предопределил падение Рима, обрек на вымирание краснокожих Америки».)

Летом 1870 г. небольшая группа врагов Донехогавы в конгрессе попыталась затруднить его деятельность, задерживая выплаты фондов на приобретение продовольствия для индейцев резерваций. С середины лета в его канцелярию стали каждый день поступать телеграммы от агентов с просьбами выслать продовольствие, иначе голодные индейцы вырвутся из резерваций на поиски дичи. Некоторые агенты предсказывали вероятность применения насилия, если продовольствие не будет доставлено в ближайшее время.

Отвечая на эти запросы, глава индейской комиссии приобрел продовольствие в кредит, избежав промедления, связанного с утверждением закупочных цен. Затем он организовал спешную перевозку, несколько превысив расходы на нее в сравнении с предусмотренными контрактом. Только так индейцы резерваций смогли вовремя получить съестные припасы, и голод был предотвращен. Однако Донехогава нарушил несколько мелких инструкций, дав своим врагам тот Удобный случай, которого они ждали.

Первая атака была неожиданно предпринята Уильямом Уэлшем, оптовым торговцем, который некоторое время был миссионером среди индейцев. Уэлш был одним из первых членов наблюдательного совета комиссии по делам индейцев, однако вышел из него вскоре после назначения. Он разъяснил причины своего ухода в декабре 1870 г., опубликовав письмо в нескольких газетах Вашингтона. Уэлш обвинял главу комиссии в «мошенничестве и расточительстве при ведении дел с индейцами». Он также обвинил президента Гранта в назначении на пост человека, «едва вышедшего из состояния варварства». Очевидно, Уэлш полагал, что индейцы выходили на тропу войны только потому, что они не были христианами, и потому его решение индейской проблемы сводилось к обращению всех индейцев в христианство. Когда он обнаружил, что Эли Паркер (Донехогава) терпимо относится к примитивным верованиям индейцев, он стал неистовым врагом этого «язычника» и подал в отставку.

Как только письмо Уэлша появилось в печати, политические враги Донехогавы ухватились за него как за идеальную возможность сместить главу комиссии с поста. Через неделю комитет по ассигнованиям при палате представителей принял решение расследовать обвинение против главы комиссии по делам индейцев и вызвал последнего для дачи показаний — эта процедура длилась несколько дней. Уэлш представил на рассмотрение список из тринадцати обвинений в должностных преступлениях, несостоятельность которых Донехогава должен был доказать. Однако к концу следствия глава комиссии был оправдан по всем пунктам обвинения и был удостоен похвалы за то, что сумел убедить индейские племена в том, «что правительство говорит совершенно серьезно и ему можно верить», и тем самым сберег для казначейства миллионы долларов, предотвратив новую войну в степях10.

Только ближайшие друзья Донехогавы знали, каких мучений стоило ему это разбирательство. Он считал нападки Уэлша предательством, особенно намек на то, что он как индеец, «едва вышедший из состояния варварства», не годен для службы в комиссии по делам индейцев.

Несколько месяцев он размышлял над тем, как ему следует действовать дальше. Прежде всего, он хотел содействовать прогрессу своей расы, но, если он останется на посту, а его политические враги будут продолжать придираться к нему из-за того, что он сам индеец, он скорее причинит вред своему народу, нежели принесет ему пользу. Кроме того, он задавался вопросом, не будет ли его дальнейшее пребывание на посту причиной политических затруднений для его давнего друга президента Гранта.

В конце лета 1871 г. он подал рапорт об отставке. Частным образом он сообщил своим друзьями, что покидает свой пост потому, что стал камнем преткновения для определенных лиц. Публично он объявил, что хочет заняться коммерческой деятельностью для того, чтобы улучшить материальное положение своей семьи. Как он и предвидел, пресса обрушилась на него с нападками, намекая на то, что он, должно быть, сам был членом «индейского ринга», то есть был иудой по отношению к своему народу.

Донехогава махнул рукой на все эти обвинения. За полвека он привык к предубеждению белых людей. Он переехал в Нью-Йорк, нажил себе состояние в этот золотой век финансовых предприятий и стал жить как Донехогава Хранитель Западных Дверей Длинного Дома, из ирокезов.

Date: 2015-09-22; view: 300; Нарушение авторских прав