Глава 31. Покончив с уборкой, Зак вышел из‑за стойки и направился к Джулии

Покончив с уборкой, Зак вышел из‑за стойки и направился к Джулии. Шея и плечи девушки при его приближении моментально напряглись. Ее непредсказуемые реакции начинали не на шутку беспокоить его. А потому Зак вместо того, чтобы заключить ее в объятия, как любую другую женщину на ее месте, предпочел пуститься на маленькую хитрость. Засунув руки в карманы, он поймал ее взгляд через отражение в оконном стекле, кивнул в сторону стереопроигрывателя и насмешливо поинтересовался:

– Могу я пригласить вас на следующий танец, мисс Мэтисон?

Джулия обернулась, и ее лицо озарилось удивленной улыбкой. Зак почувствовал, как его сердце забилось чаще. Сейчас он был счастлив только потому, что сумел доставить ей хоть какую‑то радость. Поглубже засунув руки в карманы, чтобы не касаться ее, он жалостливо улыбнулся:

– В последний раз, когда я приглашал учительницу на танец, я был одет более подобающим образом – в белую рубашку, бордовый галстук и мой любимый темно‑синий костюм. Но она все равно мне отказала.

– Правда? Почему?

– Наверное, решила, что я для нее недостаточно высок. Джулия не смогла сдержать улыбку, потому что рост Зака был никак не меньше 188 сантиметров.

– Неужели ты действительно был ниже ее? Зак серьезно кивнул.

– Да, где‑то сантиметров на девяносто. Правда, я тогда не считал это серьезным препятствием, потому что был безумно влюблен в нее.

Улыбка Джулии погасла.

– Сколько тебе тогда было лет?

– Семь.

Джулия посмотрела на него так, как будто знала, что та давняя обида в свое время больно ранила его, и очень серьезно произнесла:

– Я бы никогда не отказала тебе, Зак.

Интонации ее голоса, нежный взгляд огромных глаз – все это сводило Зака с ума. Никогда в жизни он не испытывал подобных чувств по отношению к женщине. Не отрывая взгляда от ее лица, Зак вынул левую руку из кармана и протянул ее Джулии, в то время как его правая рука обняла тоненькую талию. Из динамиков лился дивный голос Стрейзанд.

Как только Зак ощутил прикосновение ее ног и бедер, а нежная щечка коснулась его груди, он почувствовал, что его сердце начинает биться слишком сильно. Ведь он даже не поцеловал ее, а жгучее желание уже, казалось, пульсировало в каждой клетке его тела. Чтобы хоть немного отвлечься, Зак судорожно пытался придумать тему разговора, которая бы, с одной стороны, способствовала продвижению к основной цели, а с другой – не заводила его больше, чем он уже был заведен. Вспомнив, какой удачной оказалась шутка про проколотую шину, Зак справедливо рассудил, что для обоих лучше, если они вместе посмеются и над некоторыми другими событиями, которые еще несколько часов назад совсем не казались смешными. Переплетя ее пальцы со своими, он прижал руку Джулии к своей груди и тихо прошептал, склонившись к изящной каштановой головке:

– Кстати, мисс Мэтисон, насчет вашего незапланированного полета на снегоходе…

Джулия тотчас же уловила насмешливые нотки в его голосе, запрокинула голову и посмотрела на Зака такими невинными, широко распахнутыми глазами, что ему пришлось не на шутку потрудиться, чтобы сдержать очередной приступ смеха.

– А в чем дело?

– Куда, черт побери, ты делась после того, как перелетела через гребень горы и бесследно исчезла?

Плечи Джулии тряслись от уже не сдерживаемого смеха:

– Попала в объятия очень большой и красивой сосны.

– Ну что ж, очень умно с твоей стороны, – продолжал поддразнивать Зак, – ты оставалась совершенно сухой и тепло одетой, а я барахтался в ледяной реке, как какой‑то ополоумевший лосось.

– А вот это уже совсем не смешно. Я никогда в жизни не видела, чтобы человек вел себя так отважно, как ты сегодня.

Каждое ее слово падало целительным бальзамом на израненную и исполосованную шрамами душу Зака. Но еще сильнее, чем слова, на него действовало другое – неподдельное восхищение в ее глазах, благоговейные нотки в голосе. После всех мытарств, через которые он прошел, можно было потерять голову даже от того, что на тебя просто смотрят как на человека. Мог ли он рассчитывать, что на него будут смотреть еще и как на мужественного, честного, порядочного человека? Такого дара небес Зак не ожидал. Ему хотелось сжать Джулию в объятиях и полностью отдаться ее ласкам; хотелось завернуться в нее как в одеяло и забыться хотя бы на несколько часов; хотелось стать самым лучшим любовником, который у нее когда‑либо был, и сделать эту ночь для нее такой же запоминающейся, какой она, несомненно, станет для него.

От Джулии не укрылось то, что взгляд Зака переместился на ее губы, и она с замиранием сердца, нетерпением и страхом ожидала его поцелуя. Когда же стало ясно, что этого, судя по всему, не будет, она попыталась скрыть разочарование за беспечным тоном и самой жизнерадостной улыбкой, которая имелась в ее распоряжении:

– Если ты когда‑нибудь окажешься в Китоне и встретишься с Тимом Мартином, пожалуйста, не рассказывай ему о том, что танцевал со мной сегодня вечером.

– Почему?

– Потому что, когда я последний раз танцевала с кем‑то другим, он устроил драку.

Неожиданно Зак почувствовал довольно ощутимый и первый за всю его взрослую жизнь укол ревности.

– Мартин – это твой приятель? Джулия заметила резкую перемену в настроении Зака и с трудом подавила улыбку:

– Нет, это один из моих учеников. Но он жутко ревнивый тип…

– Ведьма! – с насмешливой укоризной произнес Зак, покрепче прижимая к себе ее податливое тело. Стереопроигрыватель заглотнул очередной диск, и из динамиков полилась «Песенка Энни»в исполнении Джона Денвера. – Я очень хорошо понимаю, что должен чувствовать бедный ребенок.

Джулия демонстративно закатила глаза.

– Уж не пытаешься ли ты убедить меня в том, что ревнуешь?

Взгляд Зака жадно поедал ее губы.

– Пять минут назад, – пробормотал он, я был почти уверен в том, что не способен на столь низменные чувства.

– Неужели? – насмешливо спросила Джулия и добавила с беспощадным сарказмом:

– Вы немного переигрываете, мистер Кинозвезда.

Зак почувствовал, как у него внутри все похолодело. Если вы у него был выбор: предстать перед Джулией Мэтисон в качестве беглого преступника или суперкинозвезды, – он без всяких колебаний выбрал бы первое. Потому что даже роль беглого преступника была значительно лучше и естественнее, чем все его ипостаси во время работы в кинобизнесе. Более десяти лет он чувствовал себя чем‑то вроде сексуального трофея. Подобно знаменитым футболистам и хоккеистам, он постоянно подвергался нападкам фанаток, которые хотели переспать именно с Захарием Бенедиктом. Но не как с определенным человеком. Скорее, с выдуманным кинообразом. Сегодняшний вечер был единственным в его жизни, когда женщина хотела его только ради него самого, и он не мог вынести даже мысли о том, что это не так.

– Может быть, – первой начала Джулия, – ты объяснишь мне, почему смотришь на меня так?

– А может быть, ты объяснишь мне, – мгновенно отпарировал он, – почему ты употребила выражение «кинозвезда» именно в данный момент?

– Боюсь, что тебе не очень понравится мой ответ.

– И все‑таки, – продолжал настаивать Зак. Тон, которым это было сказано, не предвещал ничего хорошего, и глаза Джулии невольно сузились:

– Ладно. Я сказала это потому, что с детства испытываю отвращение к неискренности.

Темные брови Зака приподнялись в немом вопросе:

– Может быть, ты сможешь пояснить мне это на более конкретных примерах?

– С удовольствием, – ответила Джулия, делая вид, что не замечает в его словах никакого сарказма, – я сказала это, потому что ты сделал вид, что ревнуешь, а потом еще и притворился, будто никогда ранее не испытывал этого чувства. И это при всем при том, оба мы прекрасно понимаем, что я – наименее привлекательная из всех тех женщин, которых ты когда бы то ни было решался удостоить своим вниманием. Более того, раз уж я перестала обращаться с тобой как с беглым каторжником, то надеюсь, что и ты, в свою очередь, не будешь обращаться со мной как с… с какой‑то очередной безмозглой поклонницей, которой ты можешь запудрить мозги парой комплиментов.

Джулия слишком поздно сообразила, какое странное и неадекватное воздействие оказывают на него ее слова, а потому попыталась предпринять последнюю, отчаянную попытку спасти положение:

– Полагаю, что мне все же не следовало быть столь прямолинейной. Извини меня. Теперь твоя очередь.

– Моя очередь что?

– Твоя очередь сказать мне, что я была очень грубой и противной.

– С удовольствием. Тем более что это действительно так. – Зак остановился, и Джулии понадобилось некоторое время, чтобы собраться с силами и посмотреть ему в глаза.

– Ты рассердился на меня?

– К сожалению, даже в этом я не могу быть полностью уверенным.

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что там, где дело касается тебя, я не могу быть ни в чем уверенным, начиная с полудня сегодняшнего дня. Более того, с каждой минутой эта неуверенность становится все сильнее.

Он говорил так странно… и казался таким растерянным, что Джулия невольно улыбнулась. Ее неожиданная веселость была вызвана мыслью о том, что вряд ли какой‑то женщине, даже самой красивой и элегантной, удавалось вызвать в этом непроницаемом человеке такое смешение чувств. Она не понимала, каким образом и почему это удалось именно ей, но испытывала при мысли об этом странную гордость.

– Кажется, – сказала она, – мне это начинает даже нравиться.

– К сожалению, не могу ответить взаимностью, – довольно резко ответил Зак.

– Жаль.

– Честно говоря, мне бы очень хотелось прояснить некоторые детали в наших отношениях. А именно – что происходит между нами и что мы хотим, чтобы между нами происходило. – Зак понимал, что говорит какие‑то совершенно глупые и непонятные вещи, но пять лет заключения и недавняя мучительная поездка неумолимо делали свое дело. Судя по всему, он совершенно утратил способность ясно мыслить.

– Итак, ты согласна со мной?

– Я… Да, думаю, что да.

– Прекрасно. Тогда кто первый начнет – ты или я? Джулия судорожно глотнула – ее разрывали совершенно противоречивые чувства:

– Наверное, ты.

– Иногда у меня появляется странное ощущение… Мне кажется, что ты какая‑то ненастоящая… Что ты слишком наивна для двадцатишестилетней женщины. Что ты скорее похожа на ребенка, который пытается изображать из себя взрослую женщину.

Джулия облегченно вздохнула – честно говоря, она ожидала гораздо худшего.

– А что еще тебе кажется?

– А еще мне кажется, что все наоборот. Что ребенок – это я. – Судя по всему, последнее очень понравилось его собеседнице. Зак это мгновенно понял по ее заискрившимся смехом глазам и испытал еще более сильную, чем раньше, потребность тотчас же развеять какие бы то ни было иллюзии, оставшиеся у Джулии, как по поводу его персоны, так и по поводу его дальнейших планов на этот вечер.

– Но что бы ты там ни вообразила после сегодняшнего происшествия у ручья, я отнюдь не кинозвезда и уж, конечно, не наивный, романтический подросток! Какая бы наивность и идеализм ни были заложены во мне изначально, я утратил их задолго до того, как утратил невинность. Я давно не ребенок, и ты, кстати, тоже. Мы оба – взрослые люди. А потому должны прекрасно понимать, что именно происходит между нами в данный момент и к чему это должно привести.

Зак не отводил пристального взгляда от глаз Джулии, и потому быстро заметил, что из них бесследно исчезла недавняя веселость. Но новое выражение также не имело ничего общего ни со страхом, ни с гневом.

– Или, может быть, ты хочешь, чтобы я окончательно назвал все вещи своими именами? Так, чтобы уже не могло остаться недомолвок и двусмысленностей? – продолжал настаивать Зак, наблюдая за тем, как все более густой румянец заливает обычно бледные щеки Джулии. Как ни странно, но сознание того, что ее улыбку смогла омрачить мысль о необходимости лечь с ним в постель, вызывало лишь еще большее раздражение и желание выговориться. – То, чем я в данный момент руководствуюсь, не имеет ничего общего с благородством. Мои побуждения гораздо более низменны и естественны. Нам не по тринадцать лет, это – не школьная вечеринка, а потому мои мысли весьма далеки от того, позволишь ли ты мне проводить тебя домой и пожелать спокойной ночи. Факт, может быть, и неприятный для тебя, заключается в том, что я хочу тебя. Более того, у меня есть все основания предполагать, что и ты хочешь меня ничуть не меньше. Причем еще до конца сегодняшнего вечера я намереваюсь окончательно убедиться в этом, после чего уже ничто не помешает мне лечь с тобой в постель н заниматься любовью, пытаясь при этом доставить и тебе, и себе максимум удовольствия, насколько это будет в моих силах. Например, сейчас мне хочется танцевать с тобой, потому что это позволяет мне чувствовать твое тело. И пока мы будем танцевать, я буду представлять себе, что именно и как я буду делать с тобой, когда мы наконец окажемся в постели. Надеюсь, теперь я достаточно ясно высказался? Если мои предложения тебя не устраивают, то тогда, может быть, ты сообщишь мне, что можешь предложить взамен? И мы займемся именно этим. Итак? – спросил он, обращаясь к склоненной кудрявой головке, потому что Джулия упорно продолжала хранить молчание. – Что ты можешь предложить взамен?

Джулия закусила слегка дрожавшую губу и подняла на него глаза, в которых светились ничем не омраченная веселость и желание:

– Как насчет того, чтобы помочь мне сделать небольшую перестановку в кухонных шкафчиках?

– А у тебя нет никакого другого предложения? – недовольно спросил Зак, и Джулия поняла, что он настолько раздражен, что утратил обычно присущее ему чувство юмора.

– Честно говоря, – сказала она, опуская взгляд и пытаясь сосредоточиться на раскрытом вороте рубашки, – это и было другим предложением.

– В таком случае, какое же первое? И, пожалуйста, не нужно делать вид, что ты сейчас настолько нервничаешь, что готова заняться перестановкой на кухне. Я бы, может быть, тебе и поверил, если бы уже не имел возможности убедиться, что ты способна сохранять полное хладнокровие даже под дулом пистолета!

Джулия мимоходом подумала о том, что вспыльчивость и тупость явно не относятся к тем качествам, которые ей нравятся в мужчинах, но уже ничего не могла с собой поделать, равно как и не могла заставить себя прямо посмотреть в глаза Заку. Поэтому она еще ниже опустила голову и тихо произнесла:

– Ты прав. Мне действительно удавалось сохранять полное хладнокровие под дулом пистолета. Потому что я была абсолютно уверена в том, что ты не причинишь мне никакого вреда. Но зато тебе удалось полностью лишить меня самообладания с того самого момента, как я проснулась в гостиной сегодня вечером.

– И чем же именно? – продолжал настаивать Зак.

– Хотя бы тем, что заставляешь меня постоянно думать над тем, собираешься ли ты меня наконец поцеловать так же, как вчера вечером… И если да, то почему иногда мне кажется, что тебе этого совершенно не хочется, ведь…

Последнюю фразу она договорить не смогла, потому что страстный поцелуй закрыл ей рот. Жадно зарывшись пальцами в ее волосы, Зак как бы искал подтверждения только что услышанным словам. И он получил его: тонкие руки обвились вокруг его шеи, теплые губы жадно прижались к его губам. Он почувствовал фантастическое наслаждение и радость, такую сильную, что она была почти невыносима.

Пытаясь хоть как‑то загладить свою прежнюю грубость, Зак старался быть как можно более нежным. Сначала его губы и язык мягко прошлись по бархатистому виску, щеке, контуру губ, как бы запоминая их очертания, и только потом он наконец начал осторожно приоткрывать языком ее рот. Он напоминал голодающего, который, пытаясь утолить голод, сначала усиливает его. Кроме того, женщина, находившаяся в его объятиях, оказалась на редкость способной и весьма нетерпеливой ученицей. С готовностью откликаясь на ласки, ее тело и губы чутко реагировали на малейший намек с его стороны.

Лишь несколько минут спустя Зак нашел в себе силы оторваться от этих невыразимо сладостных губ и пристально взглянул в лицо женщины в тщетных поисках предательства и обмана. Но увидел лишь безграничное восхищение, любовь и желание. Он попытался улыбнуться и нежно потереть пальцами атласный затылок, но бездонная глубина глаз невероятного синего цвета манила и не отпускала. Зак снова жадно припал к сводящим его с ума губам, жадно раздвигая их и проникая языком глубоко внутрь. Джулия дрожала в его руках и прижималась к нему с такой страстью и желанием, что ему все сложнее становилось контролировать свои собственные эмоции и чувства. Руки Зака все нетерпеливее гладили нежную кожу плеч, спины, бедер, прижимая это податливое тело все сильнее и сильнее. Он постепенно терял контроль над собой.

Зак приказал себе хоть немного успокоиться и попытаться обуздать свои чувства. Потому что сейчас он действительно начинал походить не на чуткого и неторопливого любовника, каковым пытался представить себя в недавней гневной тираде, а на сексуально озабоченного беглого преступника. Именно это неожиданное и щемящее воспоминание о вчерашней ссоре заставило Зака сдержаться и постараться максимально продлить любовную игру, не допустив того, чтобы все произошло слишком быстро.

Ему наконец удалось с трудом оторвать руки от нежной груди и опустить их ниже, снова обняв тонкую талию, но оторваться от жадно отвечающих на его поцелуи губ было гораздо сложнее. А когда ему все‑таки удалось и это, раздался мучительный стон, причем было невозможно определить, кто именно из них застонал от внезапной и невыносимой потери ощущения полного слияния друг с другом. Голова Джулии обессиленно склонилась на его грудь. Закрыв глаза, Зак чувствовал, как сердце бешено бьется о ребра. Сделав глубокий вдох, он предпринял последнюю, но совершенно тщетную попытку хоть немного успокоиться. Ему было необходимо обладать ею – полностью и сию же минуту. Еще раз судорожно вдохнув, он нежно приподнял ее голову. Глаза Джулии были закрыты, длинные черные ресницы отбрасывали длинные тени на шелковистые щеки, а приоткрытые губы искали его губы.

Теперь самоконтроль окончательно изменил Заку. Впившись жадным поцелуем в нежные и податливые губы, он раздвинул их языком, одновременно развязывая шелковые тесемки кимоно и сбрасывая его на пол. Ему хотелось видеть, обонять и ощущать все великолепное тело Джулии.

Не чувствуя ничего, кроме обнимающих ее рук и того безумного, чисто животного наслаждения, которое это ей доставляло, Джулия смутно понимала, что уже не стоит, а лежит на ковре перед камином. Но она так и не смогла стряхнуть с себя странное оцепенение до тех пор, пока Зак не оторвал свои губы от ее. Джулия открыла глаза и увидела, как он неторопливо расстегивает рубашку и сбрасывает брюки. Взглянув на его лицо, она испытала приступ панического страха. В неровном свете камина оно казалось одержимым страстью и совершенно незнакомым. Инстинктивно прикрыв руками грудь, она вздрогнула от резкого оклика:

– Не надо!

Мгновенно осознав, что всякие прелюдии окончены и что через пару секунд, если только ей не удастся его остановить, он войдет в нее, Джулия невольно вздрогнула от страха.

– Зак, – прошептала она, пытаясь одновременно остановить его и при этом не свести полностью на нет то, что уже произошло между ними, – подожди!

Он не разбирал слов, но неподдельный испуг, прозвучавший в ее голосе, тем не менее оказал на него несколько отрезвляющее воздействие. Этот окрик нарушил гармонию того, что происходило между ними, особенно теперь, когда между их обнаженными телами не осталось никаких преград.

– Зак!

Он понимал, что все происходит слишком быстро, что он обманул ее ожидания, и, естественно, подумал, что она возражает именно против этого.

– Мне необходимо кое‑что сказать тебе! Приложив титанические усилия, Заку все‑таки удалось повернуться на бок и, опустив голову ей на грудь, терпеливо ждать. По крайней мере такую малость он был просто обязан для нее сделать. Джулия, крепко сжав ладонями голову Зака, заставила его посмотреть ей в лицо.

– Пожалуйста! – умоляющим голосом сказала она, заглядывая в янтарную глубину его глаз. Нежно проведя пальцами по напряженному подбородку, Джулия как бы попыталась смягчить его. И ей это отчасти удалось – расслабившиеся губы ласково коснулись ее ладони. Почувствовав внезапный прилив нежности и облегчения одновременно, она произнесла:

– Нам необходимо сперва кое о чем поговорить.

– Давай ты будешь говорить, – хрипловато прошептал Зак, притягивая ее поближе к себе, целуя уголок губ, шею, нежно водя рукой по атласной коже груди, – а я послушаю, – солгал он, касаясь гладкого, плоского живота и опуская руку все ниже и ниже.

Но Джулия решительно вывернулась и снова заговорила. Причем тема, которую она выбрала для обсуждения в такой момент, показалась Заку просто потрясающей по своей бессмысленности и несвоевременности:

– Сколько тебе было лет, когда ты в первый раз занимался любовью?

С трудом сдерживая нетерпение, Зак закрыл глаза, и его ответ прозвучал достаточно резко;

– Двенадцать.

– А ты не хочешь знать, сколько было мне?

– Нет, – твердо ответил Зак и наклонился, чтобы поцеловать ее грудь, раз уж она по каким‑то неведомым ему причинам не хотела, чтобы он ласкал ее более интимно. Все его тело переполняло неистовое желание, граничащее с физической болью, и он уже перестал понимать, чего добивается эта женщина, ведь он только хотел доставить ей наслаждение.

– Мне было двадцать шесть, – в последней отчаянной попытке прошептала Джулия, потому что губы Зака уже сомкнулись вокруг ее соска.

В ушах у Зака шумела кровь; он слышал слова, но не осознавал их смысла. Целовать и гладить ее восхитительное тело – вот все, чего ему хотелось. Грудь Джулии была небольшой, но великолепно очерченной и необыкновенно женственной, так же как и сама Джулия; и если она будет по‑прежнему так восприимчива к его ласкам, то он легко сможет довести ее до оргазма, даже не входя в нее, а потом уж они займутся любовью по всем правилам. За пять лет вынужденного аскетизма в нем накопилось столько нерастраченных сил, что он сможет любить ее всю ночь напролет, без передышки, если, конечно, она позволит ему это, перестанет судорожно сжимать ноги и прекратит наконец рассказывать о том, сколько ей было лет, когда она… в первый раз… занималась любовью…

Джулия сразу поняла, что до него наконец дошел смысл ее слов, потому что он оторвал губы от ее груди и застыл в такой абсолютной неподвижности, что, казалось, даже перестал дышать.

– Для меня это первый раз, – нетвердым голосом добавила она.

– О Боже! – только и смог наконец выдохнуть Зак и, закрыв глаза, уронил голову ей на грудь.

Его реакция была настолько красноречивой, что Джулия тотчас же поняла, что ее последнее откровение отнюдь не обрадовало Зака. Эта уверенность еще больше окрепла, после того как он наконец поднял голову и стал пристально вглядываться в каждую черточку ее лица, как будто надеялся найти какое‑то свидетельство того, что она лжет. У Джулии упало сердце. Ей показалось, что он то ли рассержен, то ли начинает чувствовать по отношению к ней что‑то вроде отвращения. Но ведь ей совсем не хотелось остановить его! Она просто хотела, чтобы он действовал немного медленнее и обращался с ее телом бережнее.

Но Зак, естественно, не испытывал никакого отвращения. Он был совершенно ошарашен. И сбит с толку. Он просто не мог себе представить, что еще могут существовать двадцатишестилетние девственницы, тем более такие красивые, остроумные и сексуальные.

Но пристально вглядевшись в ее прелестное встревоженное лицо, Зак понял, что это действительно так, и постепенно все кусочки головоломки, которую до сих пор представляла для него Джулия с ее непредсказуемыми реакциями, стали на свои места. Он вспомнил ее рыдания прошлым вечером, после программы новостей: «Мой отец – уважаемый человек. Он – священник! Я провела пятнадцать последних лет, пытаясь достичь совершенства».

Вспомнил он и ее ответ на его вопрос о помолвке: «Мы обсуждаем такую возможность».

Очевидно, они очень много говорили, и у них не оставалось времени на занятия любовью. Да и не он ли сам вчера вечером мысленно сравнил ее с девочкой из церковного хора?

Теперь, когда Зак понял прошлое, он был в полном замешательстве относительно настоящего. Джулия оставалась целомудренной, несмотря на то, что рядом был человек, который наверняка любил ее и мог предложить ей респектабельность и будущее. Сегодня же, однако, она была готова с радостью отдаться беглому преступнику, который неспособен любить кого бы то ни было и ничего не может предложить ей взамен. Но совесть, впервые проснувшаяся за многие годы, упорно напоминала ему о том, что ее почти жених и не предпринимал никаких шагов, чтобы вынудить свою будущую невесту к сожительству. Если бы у Зака остались хоть какие‑то моральные устои и принципы, он бы тоже держался подальше от Джулии. Достаточно уже и того, что он похитил ее, угрожал ей, запугивал, а вдобавок еще и сделал предметом всеобщего обсуждения. Если ко всему прочему он еще и лишит ее девственности, то это будет совершенно непростительно.

Но робкие угрызения проснувшейся после долгой спячки совести были слишком слабыми, чтобы заставить его остановиться. Он должен обладать этой женщиной. И он будет обладать ею. Судьба лишила его чести, свободы и будущего, но по какой‑то одной ей ведомой причине в эти короткие дни, возможно, последние в его жизни, она подарила ему Джулию. И ни угрызения совести, ни какие‑нибудь другие непредвиденные препятствия не помешают ему принять этот неожиданный подарок судьбы. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Зака. Он временно утратил чувство реальности, но робкий голос Джулии вернул его к действительности. От ее слов защемило сердце. Совершенно неверно истолковав причину его неожиданного молчания, она сказала;

– Я не думала, что ты будешь сердиться. Тяжело вздохнув, Зак ответил:

– Я сержусь не на тебя, а на себя. Джулия пристально вглядывалась в его лицо:

– Почему?

– Потому что, – хрипло прошептал он, – это меня не остановит. Потому что сейчас для меня не имеет ни малейшего значения, что ты никогда не занималась этим раньше, даже с человеком, который любил тебя и мог остаться с тобой в том случае, если ты забеременеешь. Сейчас для меня ничто не имеет значения, кроме, – с этими словами его губы снова почти коснулись ее, – кроме этого…

Правда, здесь он немного покривил душой. Потому что было еще кое‑что, что имело значение. А именно – неопытность Джулии. Поэтому Зак нашел в себе силы вовремя прервать поцелуй и попытаться обуздать свое вожделение.

– Иди сюда, – прошептал он, перекатываясь на бок так, чтобы Джулия снова оказалась лицом к нему. Теперь ее голова лежала у него на плече. Глубоко дыша, он ждал, пока его пульс немного замедлится и приблизится к нормальному, одновременно поглаживая стройную, гладкую спину. Ему было необходимо во что бы то ни стало сделать так, чтобы ей было хорошо, и при этом не умереть от неутоленного желания. А для этого нужно было каким‑то образом возбудить ее, но не возбудиться самому еще больше.

Джулия лежала в его объятиях, напуганная такой внезапной переменой в настроении Зака. Ей показалось, что, несмотря на его заверения, ее слова все‑таки заставили его вообще отказаться от мысли заняться с ней любовью. Будучи больше не в силах терпеть неопределенность, она заставила себя заговорить, но голос ее немного дрожал, и она так и не смогла посмотреть в глаза Заку:

– Я… я сказала, что ты у меня первый, не потому, что… хотела наложить на тебя какие‑то обязательства. И я совсем не хотела остановить тебя, только… немного сдержать.

Зак прекрасно понимал, с каким трудом дались Джулии эти слова, и снова испытал прилив странной и доселе незнакомой ему нежности. Приподняв ее подбородок, он спокойно и очень серьезно сказал:

– Давай не будем все портить и преуменьшать значение того, что происходит сейчас. Просто дело в том, что я еще никогда не имел чести быть первым любовником женщины. Так что, в какой‑то степени, для меня это тоже первый раз.

Приподняв руку, он отвел с нежной щеки растрепавшиеся каштановые волосы, пропустил их сквозь пальцы и с удовольствием наблюдал, как они шелковым водопадом заструились по левому плечу Джулии.

– Наверное, все эти годы ты сводила с ума всех китайских мальчишек, – вслух подумал он.

– Что ты имеешь в виду?

Оторвав взгляд от ее волос, Зак слегка улыбнулся и пристально посмотрел в бездонные синие глаза:

– Я имею в виду то, что начиная со вчерашнего дня я все время мечтал о том, чтобы запустить пальцы в твою роскошную гриву. А до этого я ею просто любовался.

Слова Зака были настолько приятны Джулии, что ее тело моментально расслабилось, и по нему разлилось приятное тепло. Зак тотчас же почувствовал эту неожиданную перемену и с запозданием вспомнил утверждение о том, что слова могут возбудить любую женщину не хуже, чем самые изощренные любовные ласки. Теперь по крайней мере он знал, что ему делать, чтобы окончательно не свести себя с ума, постоянно лаская и целуя ее.

– Знаешь, о чем я думал вчера вечером во время ужина? Джулия отрицательно покачала головой.

– Я думал о том, каковы на вкус твои губы, и о том, действительно ли твоя кожа такая нежная, какой кажется.

Пальцы Зака ласково гладили ее щеку, и Джулия почувствовала, как по телу снова разливается сладостное оцепенение.

– Но на ощупь твоя кожа еще нежнее, чем кажется на первый взгляд, – продолжал он, обводя большим пальцем контур ее губ, – а твой рот… он такой сладостный, что этого просто невозможно себе представить, – вопреки приказам мозга, его рука упорно скользила вниз по стройной шее, атласным плечам и наконец коснулась груди. При этом Джулия почему‑то отвела взгляд, уставившись на темные вьющиеся волосы на его груди.

– Посмотри на меня, – прошептал Зак, заставляя ее поднять голову, – у тебя красивая грудь.

По мнению Джулии, эти слова были настолько далеки от истины, что она поневоле усомнилась во всем том, что он говорил раньше. Мгновенно заметив скептическое выражение ее лица, Зак сразу понял причину такой перемены и серьезно сказал:

– Если бы это было не так, то разве бы мне хотелось все время гладить и целовать ее? – С этими словами он начал слегка поглаживать сосок, который моментально затвердел и напрягся. Зак почувствовал, что им снова неумолимо овладевает безумное желание. – Ты же знаешь, что я говорю правду. Ты можешь видеть по моему лицу, как сильно я хочу тебя.

И Джулия действительно видела это.

Умирая от желания поцеловать ее, Зак коснулся языком ее губ, стараясь постоянно помнить о том, что он должен держать себя в руках.

– Ты такая сладкая, – прошептал он, – ты даже не представляешь, какая ты сладкая.

Но если ему еще и удавалось каким‑то чудом сдерживать себя, то Джулия этого делать больше не могла. Тихо застонав, она обвила руками его шею и начала целовать со всей страстью, на которую была способна. Плотно прижавшись к нему, она упивалась ощущением сильного, напряженного тела, по которому от ее прикосновений пробегала мучительная судорога. Каким‑то шестым чувством, о существовании которого Джулия даже не подозревала, она безошибочно определила, что Зак отчаянно пытается сдерживаться и не делать этот поцелуй слишком страстным, и ощутила безграничную, почти непереносимую нежность. Потершись раскрытыми губами о его рот, она попыталась заставить Зака сделать поцелуй более глубоким. Когда же ей это не удалось, она начала целовать его так, как он это делал раньше. Ее язык коснулся сомкнутых, напряженных губ, и Джулия услышала, как судорожно втянул в себя воздух Зак. Вдохновленная, она начала постепенно, неторопливо приоткрывать языком его губы, пытаясь проникнуть внутрь…

И добилась своего.

Остатки самообладания покинули Зака вместе с протяжным стоном. Перевернув Джулию на спину, он начал целовать ее с такой страстностью и ненасытностью, что она почувствовала себя одновременно и очень могущественной, и очень беспомощной. Его руки жадно гладили ее грудь, спину, живот, и когда ему наконец удалось оторваться от ее губ, Джулия испытала такое же нестерпимое желание, как и он.

– Открой глаза, малыш, – прошептал Зак. Джулия подчинилась и увидела перед собой великолепную, мускулистую мужскую грудь, покрытую густыми темными волосами. Ее сердце забилось чаще. Немного поколебавшись, она перевела взгляд выше, наблюдая за переменами, происшедшими с Заком под влиянием страсти. На напряженном и потемневшем лице ярко горели янтарные глаза. Чувственные губы шевелились, хрипло повторяя два слова:

– Погладь меня. – Это было и приглашение, и приказ, и мольба.

И Джулия тотчас же откликнулась. Приподняв руку, она коснулась смуглой щеки. Не отводя взгляда от ее глаз, Зак слегка повернул голову и нежно коснулся губами ее чувствительной ладони.

– Погладь меня.

Чувствуя, как бешено бьется сердце, Джулия медленно провела кончиками пальцев по его скулам, подбородку, сильным мышцам шеи, широким плечам и наконец коснулась груди. У нее появилось ощущение, что она гладит обтянутый атласом гранит. Когда же она поцеловала эту неожиданно гладкую и упругую кожу, грудные мышцы Зака конвульсивно напряглись. Упиваясь этой новой, недавно обретенной ею властью, Джулия поцеловала его маленькие соски, а потом начала опускаться все ниже и ниже, по направлению к узкой талии и мускулистому животу. Застонав от мучительно сильного наслаждения, Зак резко перевернул ее на спину и, крепко прижимая к ковру, начал целовать с таким неистовством, что жар, разгорающийся у нее внутри, стал совершенно непереносимым. Вырвав руки из объятий Зака, Джулия обвила его шею, возвращая опьяняющие поцелуи и гладя широкие плечи и мускулистую спину. Когда же его губы снова коснулись ее груди, она застонала от наслаждения, даже не почувствовав, что его рука опять скользнула вниз. Лишь когда опытные пальцы начали ласкать низ живота и проникли между ног, Джулия поняла, что происходит. Но на этот раз она не стала сопротивляться, а наоборот – постаралась максимально расслабиться и отдаться тому невыразимому наслаждению, которое он ей доставлял.

Изо всех сил сдерживая сжигающее его желание, Зак наблюдал за прелестным лицом, где, как в зеркале, отражались все те чувства, которые она испытывала от его изощренных ласк. И при каждом стоне, который срывался с ее губ, при каждом беспокойном движении головы, при каждой судороге наслаждения, которая пробегала по ее телу от малейшего прикосновения, его переполняла невыразимая, почти мучительная нежность. Горячая и влажная, она открывалась ему навстречу, но Зак продолжал сдерживаться, позволяя пока только пальцам проникать внутрь. Джулия обвила руками его плечи, и ее тело сотрясала безостановочная дрожь. Это внезапно напомнило Заку о тех словах, которые он смутно слышал сегодня утром.

– Дрожь – это хорошо, – прошептал он, неторопливо проникая все глубже и глубже. – Дрожь – это очень, очень хорошо.

Плоть под его изучающими пальцами казалась такой непривычно узкой, что Зак на мгновение испугался, что он слишком велик для нее и не сможет войти в нее, не навредив и не причинив боли.

Руки Джулии все смелее гладили его тело и наконец сделали то, чего он давно хотел и ждал. Но в тот момент, когда ее пальцы наконец сомкнулись вокруг его возбужденной плоти, бездонные синие глаза вдруг широко распахнулись и удивленно встретили его взгляд. Если бы ситуация не была настолько необычной, Зак наверняка бы улыбнулся при мысли о том, что на нее явно произвел впечатление его «размер». В неровном свете камина она неотрывно смотрела в его глаза, как будто ожидая какого‑то знака, какого‑то решения с его стороны, в то время как ее руки возбуждали его до такой степени, что он был готов кончить в любую секунду – прямо сейчас, в ее нежной ладони. И в это мгновение ее вторая рука нежно погладила его скулы и подбородок, как бы пытаясь снять напряжение, а слова, которые сорвались с ее губ, окончательно свели его с ума:

– Вы стоите, того, чтобы вас ждали двадцать шесть лет, мистер Бенедикт.

Зак почувствовал, что совершенно утратил контроль над собственным дыханием. Сжав ладонями разрумянившееся лицо Джулии, он смог лишь хрипло прошептать:

– О Боже…

Кровь бешено пульсировала в висках, и Зак начал неторопливо проникать внутрь ее сладкого, горячего, влажного тела, которое охотно принимало его в себя. Дойдя до хрупкой преграды, он задержал дыхание, приподнял изящные бедра и рывком погрузился еще глубже. Тело Джулии на мгновение напряглось от резкой боли, но уже в следующую секунду она открылась навстречу ему, как цветок, как бы умоляя не останавливаться и двигаться дальше. Чувствуя, что может кончить в любую секунду, Зак продолжал сдерживать себя и двигаться как можно медленнее, но это стало совершенно невозможным, после того как она начала двигаться вместе с ним. Остатки самообладания улетучились вместе с желанием продлить этот акт как можно дольше Закрыв рот Джулии жадным поцелуем, он начал двигаться все быстрее и быстрее, стараясь довести ее до оргазма скорее, чем это произойдет с ним. На это не потребовалось много времени – вскоре Джулия издала сдавленный крик, впилась ногтями в его спину, и по ее телу начали одна за другой пробегать ничем не сдерживаемые волны дрожи. Еще выше приподняв ее стройные бедра, Зак погрузился в нее как можно глубже – он испытывал непреодолимую потребность зарыться в нее, слиться с ней, когда то же самое произойдет с ним. Оргазм был настолько сильным, что он протяжно застонал и продолжал двигаться и двигаться, как будто это могло избавить его от горечи прошлого и неопределенности будущего. Но наконец, когда каждая его нервная клеточка отозвалась на сильное и давно забытое ощущение, по его телу пробежала последняя судорога, и он почувствовал себя совершенно обессиленным И опустошенным.

Заставив свое ставшее внезапно вялым и непослушным тело откатиться на бок, он тем не менее так и не разъединился с ней окончательно. Пытаясь восстановить дыхание, он гладил ее спину, бедра, стараясь ни о чем не думать и из последних сил цепляясь за неумолимо исчезающую эйфорию Но через несколько минут это стало совершенно бесполезным. Теперь, когда страсть наконец нашла выход, между его мозгом и совестью больше не осталось никакого барьера Глядя в огонь камина, он начинал видеть все свои поступки последних трех дней в безжалостном свете правды А правда заключалась в том, что он сделал своей заложницей совершенно беззащитную женщину Угрожая пистолетом, он шантажировал ее, обещая отпустить, если она довезет его до Колорадо. Он угрожал ей физическим насилием в случае, если она попытается бежать, а когда она все же не испугалась его угроз и бежала, он заставил ее поцеловать себя при свидетелях, так что теперь вся пресса страны всячески поносит ее, считая его сообщницей. Правда заключалась в том, что он захотел переспать с ней в тот самый день, когда взял своей заложницей, и использовал все уловки, имевшиеся в его распоряжении, чтобы заставить ее сменить гнев на милость. Омерзительная правда заключалась также и в том, что ему таки удалось достичь своей грязной цели – он совратил невинную дочь священника, чистое, одухотворенное существо, которое на всю его подлость и жестокость ответило тем, что спасло его жизнь. Причем «совратил»– это слишком мягкое слово для того, чтобы описать его сегодняшний «подвиг». Испытывая непреодолимое отвращение к самому себе, он перевел взгляд ниже и уткнулся в ковер. Он даже не удосужился донести ее до кровати и взял прямо здесь, на полу, у камина!

Угрызения совести становились почти невыносимыми. И то, что она не сопротивлялась, не кричала, ничем не выказывая того, что он причиняет ей боль, не только не умаляло, а наоборот – усугубляло его вину. Она просто не знала, что достойна гораздо лучшего, чем то, что получила. Но ведь он знал! В юности он не пропускал ни одной юбки, а когда стал взрослым, то имел гораздо большее количество любовных похождений, чем мог сосчитать. Поэтому вся ответственность за то, во что превратилась теперь жизнь Джулии, и за ее первое знакомство с сексом лежала исключительно на нем. И это еще если не учитывать вполне реальной возможности того, что Джулия забеременеет! Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что дочь священника никогда не пойдет на аборт, а значит, ей предстоит испытать все «радости» безмужней беременности, или же переехать в другой город, или же навязать воспитание его ребенка этому ее почти жениху.

Зак прекрасно понимал, что может быть убит в любую минуту, после того как придет время покинуть гостеприимные стены этого дома. Правда, теперь ему бы хотелось, чтобы его убили еще до того, как он сел в ее машину. До тех пор пока он не попал в тюрьму, ему бы и в голову не пришло вмешивать в свои грязные проблемы ни в чем не повинное человеческое существо, а уж тем более угрожать пистолетом и совращать совершенно невинную девушку. Очевидно, тюрьма таки сделала из него неисправимого социопата, лишенного всяких моральных принципов.

Теперь он понимал, что гибель от пули – слишком мягкое наказание для такого чудовища, которым он стал.

Зак был настолько поглощен собственными мыслями, что не сразу понял, что женщина, лежащая в его объятиях, плачет, и та влага, которую он чувствует на своей груди, – отнюдь не пот, а слезы. Сердце его сжалось от почти непереносимой боли, и он попытался разжать объятия и освободиться, оставив Джулию лежать на ковре, но ее изящная рука продолжала мертвой хваткой цепляться за его плечо, а лицо по‑прежнему оставалось крепко прижатым к его груди.

Облокотившись на руку, Зак тщетно пытался успокоить ее, убирая со щек влажные шелковистые пряди, но у него самого в горле стоял комок, и когда он заговорил, его голос казался более хриплым, чем обычно:

– Джулия, если бы я мог повернуть время назад, я бы никогда не допустил того, что только что произошло. Все, что я делал до сегодняшнего дня, объяснялось по крайней мере жизненной необходимостью. Но это… – Он осекся и, судорожно сглотнув, убрал с виска еще один влажный каштановый локон.

Не видя ее лица, он не мог быть полностью уверен в реакции на свои слова, не считая того, что теперь она затихла и даже немного напряглась.

– То, что я только что сделал с тобой, – совершенно непростительно. Конечно, этому могут быть всевозможные объяснения, но не может быть никаких оправданий. Ты же не настолько наивна, чтобы не понимать, что пять лет в тюрьме… – Он вдруг замолчал, запоздало сообразив, что теперь ко всем своим «подвигам» он добавил еще и оскорбление, поворачивая все так, как будто после долгого воздержания ему бы подошла любая женщина. – Но не подумай, что это было основной причиной того, что произошло сегодня. Основная причина заключается в том, что я хочу тебя с той самой минуты, как… – Отвращение и ненависть к себе оказались настолько сильными, что он не окончил фразы.

В комнате воцарилась тишина. Когда женщина, лежащая в его объятиях, наконец заговорила, голос позвучал неожиданно мягко:

– Продолжай.

Не веря собственным ушам, Зак опустил голову, тщетно пытаясь разглядеть ее почти неразличимые черты.

– Что ты сказала?

Джулия слегка потерлась нежной щекой о его грудь.

– Продолжай. Ты как раз дошел до самого интересного.

– Самого интересного? – тупо переспросил Зак. Джулия наконец подняла голову и взглянула ему прямо в глаза. Ее лицо было все еще влажным от слез, но на нем играла такая восхитительная и манящая улыбка, что сердце Зака снова бешено застучало о ребра.

– Ты очень плохо начал, – укоризненно прошептала она, – сказав, что жалеешь о том, что произошло. Но этого тебе показалось мало, и ты заявил, что после пятилетнего воздержания тебя бы устроила любая женщина…

Зак озадаченно смотрел на нее до тех пор, пока невыразимое облегчение не разлилось по его телу живительным бальзамом. Он не мог поверить в то, насколько легко и спокойно Джулия воспринимает сложившуюся ситуацию, но тем не менее ухватился за ее шутливый и насмешливый тон, как утопающий хватается за соломинку:

– Неужели я такое сказал?

– Можешь в этом даже не сомневаться. Ее улыбка была настолько заразительной, что Зак не мог не улыбнуться в ответ.

– Это было весьма негалантно с моей стороны – Совершенно верно, – согласилась Джулия с притворным возмущением.

Минуту назад она ввергла его в пучину черного, безысходного отчаяния; пять минут назад благодаря ей он познал ни с чем не сравнимое наслаждение; а теперь с трудом сдерживал смех В глубине души Зак понимал, что до сих пор ни одной женщине не удавалось проделывать с ним подобные вещи, но сейчас он был слишком поглощен совсем другими чувствами, чтобы искать объяснения подобному феномену. В данный момент его больше всего интересовало восхитительное настоящее, и он совсем не хотел задумываться над весьма призрачным будущим.

– А что, по‑твоему, – прошептал он, улыбаясь, – я должен был бы сказать и сделать в подобной ситуации?

– Ну‑у, как ты понимаешь, у меня не особенно богатый опыт.

– А точнее, никакого опыта вообще, – напомнил он, сам не понимая, почему мысль об этом доставляет ему такое удовольствие.

– Но зато я прочитала сотни любовных сцен во всевозможных романах.

– Это не роман.

– Да, но кое в чем наблюдается совершенно определенное сходство.

– А именно? – поддразнил он, абсолютно сбитый с толку тем, что сейчас она откровенно забавлялась.

К его еще большему изумлению, Джулия внезапно посерьезнела, и в ее глазах появилось какое‑то совершенно новое, пока не понятное ему выражение.

– Ну хотя бы, – прошептала она, – что многие женщины в подобные моменты чувствуют именно то, что чувствовала я, когда ты был во мне.

– И как же именно? – спросил он, будучи не в силах сдержаться.

– Я чувствовала себя желанной. – Ее нежный голос слегка дрогнул. – И очень необходимой тебе. Отчаянно необходимой. Я чувствовала себя… совершенной.

Сердце Зака сжалось и защемило от никогда ранее не изведанных эмоций.

– Тогда почему же ты плакала?

– Потому что, – прошептала Джулия, – я иногда плачу от счастья.

Взглянув в ее сияющие глаза, Зак почувствовал, что еще немного – и от тоже заплачет.

– А тебе никто никогда не говорил, – прошептал он в ответ, – что у тебя улыбка микеланджеловской Мадонны?

Джулия собиралась что‑то возразить, но он вовремя успел закрыть ей рот поцелуем. Правда, через некоторое время ей все‑таки удалось набрать достаточно воздуха и высказаться на этот счет:

– А тебе не кажется, что твои слова звучат несколько святотатственно? Особенно если учесть то, чем мы занимались всего пару минут назад?

Зак с трудом удержался от смеха.

– Нет, не кажется. Но, возможно, я изменю свое мнение после того, чем мы с тобой займемся сейчас.

– И чем же это? – невинно поинтересовалась Джулия. Ее неподдельное веселье и беззаботность были настолько заразительными, что плечи Зака продолжали трястись от смеха даже тогда, когда его губы начали неторопливо опускаться все ниже и ниже.

– Я сейчас покажу тебе.

Джулия выгнулась дугой и тихо застонала. Зак же перестал смеяться, потому что им овладело гораздо более глубокое и сильное чувство.