Глава 30. Когда Джулия проснулась, было уже начало одиннадцатого вечера

Когда Джулия проснулась, было уже начало одиннадцатого вечера. Краем глаза заметив какое‑то легкое движение слева от дивана, она испуганно встрепенулась.

– Медсестра, которая покидает своего пациента и засыпает на дежурстве, не получает полной платы за свои услуги, – сообщил низкий мужской голос.

«Пациент» Джулии стоял, небрежно оперевшись на каминную полку, и, скрестив руки на груди, наблюдал за ней с ленивой улыбкой. С влажными после душа волосами, в кремовой замшевой рубашке, небрежно расстегнутой на груди и заправленной в желтовато‑коричневые брюки, он казался необыкновенно красивым и совсем здоровым. К тому же его дано что‑то очень забавляло.

Чувствуя, что ее сердце вот‑вот выпрыгнет из груди, и окончательно теряясь от этой завораживающей, манящей улыбки, Джулия поспешно села.

– Твой друг – Доминик Сандини, – торопливо заговорила она, пытаясь выиграть время и хоть немного прийти в себя, – он не умер. Передавали, что ему лучше и он наверняка поправится. – Я уже слышал об этом.

– Да? – настороженно переспросила Джулия. Оставалось надеяться, что он услышал сообщение по радио, когда одевался. Если же он узнал об этом от нее, значит, более чем вероятно, слышал и все остальное – все те глупые слова, которые вырвались у нее в минуты отчаяния и страха за его жизнь и которые были совершенно не предназначены для его ушей. Она выждала немного, надеясь, что Зак все же сойдется на радио, но он продолжал молча наблюдать за, ней се с той же загадочной улыбкой, которая приводила ее во все большее замешательство.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Джулия, торопливо поднимаясь с дивана.

– Уже лучше. Когда я проснулся, то чувствовал себя картофелиной, запеченной в собственной кожуре.

– Что? А, ты хочешь сказать, что в спальне было слишком жарко?

Зак серьезно кивнул:

– Мне снилось, что я умер и оказался в аду. А когда открыл глаза и увидел вокруг языки пламени, то окончательно поверил в это.

– Извини, я не хотела, – невпопад ответила Джулия, напряженно всматриваясь в него.

– Тебе не нужно извиняться. Тем более что я очень быстро понял, что место, где я нахожусь, никак не может быть адом.

Поддавшись его легкомысленному и насмешливому настроению, Джулия расслабилась. Чисто автоматически приложив тыльную сторону ладони ко лбу Зака, чтобы проверить, нет ли температуры, она спросила:

– А почему ты решил, что не можешь находиться в аду?

– Потому что, – совершенно серьезно ответил он, – периодически надо мной парил самый настоящий ангел.

– Наверное, это была галлюцинация, – попыталась отшутиться Джулия.

– В самом деле?

На этот раз его вопрос прозвучал отнюдь не насмешливо, а в голосе появился совершенно новый, слегка хрипловатый оттенок. Джулия быстро отдернула руку, но вот отвести взгляд оказалось гораздо сложнее.

– Я в этом абсолютно уверена.

Краем глаза Джулия заметила, что небольшая фарфоровая уточка, стоящая на каминной полке рядом с плечом Зака, сдвинулась в сторону, и потянулась, чтобы поправить ее, по дороге переставив еще две статуэтки.

– Джулия, – при звуке глубокого, бархатистого голоса с ее пульсом стали происходить какие‑то странные вещи, – посмотри на меня.

Когда она все‑таки заставила себя повернуться и посмотреть на него, Зак очень серьезно, почти торжественно, произнес:

– Благодарю тебя за то, что спасла мне жизнь.

Его слова и взгляд гипнотизировали Джулию, и ей пришлось прочистить горло, чтобы унять дрожь в голосе:

– Это тебе спасибо за то, что пытался спасти меня. В бездонной глубине его глаз шевельнулось что‑то такое, от чего сердце Джулии забилось втрое быстрее, хотя Зак не предпринимал никаких попыток дотронуться до нее. Решив, что переключение на какую‑то другую, чисто бытовую тему поможет ей вновь обрести почву под ногами, она произнесла:

– Ты голоден?

Но Зак не ответил, упорно продолжая гнуть свою линию:

– Почему ты не уехала?

Поняв, что попытки сменить тему ни к чему не приведут, до тех пор пока он не получит ответы на все интересующие его вопросы, Джулия снова присела на диван и, стараясь всячески избегать проницательного взгляда янтарных глаз, попыталась сосредоточиться на вазе, стоящей в центре стола.

– Не могла же я оставить тебя умирать на морозе после ТОГО, как ты рисковал жизнью, отлавливая меня в ледяной воде, – сбивчиво начала объяснять Джулия, наклоняясь к вазе, чтобы поправить две шелковые магнолии, которые, как ей показалось, нарушали гармонию букета.

– Тогда почему ты не уехала после того, как дотащила меня до дома и уложила в постель?

Джулия постепенно начинала понимать, что чувствует человек, пробирающийся по минному полю. Даже если бы она вдруг набралась смелости и рассказала Заку правду о тех чувствах, которые испытывает по отношению к нему, результат был бы совершенно непредсказуемым. А вдруг он рассмеется ей в лицо?

– Честно говоря, даже не подумала о такой возможности, – неуверенно начала она, но внезапно оживилась, радостно ухватившись за только что пришедшую ей в голову мысль, – и кроме того, я не знала, где находятся ключи!

– Они были в кармане брюк – тех брюк, которые ты с меня снимала.

– Но… Но дело в том, что мне в голову не пришло искать их там. Наверное, я была слишком взволнованна, чтобы мыслить логически.

– А тебе не кажется это странным, учитывая те обстоятельства, которые привели тебя сюда?

Взяв журнал с края стола, Джулия аккуратно положила его рядом с остальными. Лихорадочно высматривая, что бы еще можно было поправить, она заметила, что хрустальная ваза с шелковыми цветами стоит не по центру, и сдвинула ее на пару сантиметров влево.

– За последние несколько дней произошло вообще много странного, – осторожно начала она, – поэтому мне довольно сложно определить, какое именно поведение следует считать нормальным в сложившихся обстоятельствах.

На столе теперь царил идеальный порядок, и Джулия, встав, начала поправлять диванные подушки.

– Кажется, у тебя есть привычка наводить порядок именно в те моменты, когда тебя что‑то беспокоит, – насмешливо заметил он.

– Не думаю. Я вообще очень аккуратный человек. – Выпрямившись, Джулия наконец подняла глаза и чуть не рассмеялась при виде его насмешливо‑изумленно приподнятых бровей. – Ладно. Признаюсь. У меня действительно есть такая привычка.

Водрузив на место упавшую подушку, Джулия невольно улыбнулась собственным воспоминаниям:

– Однажды, когда я провалилась на экзамене, я сделала полную перестановку на чердаке и расположила все стереозаписи братьев и мамины рецепты в алфавитном порядке.

Несмотря на то, что в глазах Зака после ее рассказа заплясали веселые искорки, его вопрос прозвучал совершенно серьезно:

– Неужели я делаю что‑то такое, что заставляет тебя нервничать?

Джулия с трудом подавила очередной приступ смеха и, тщетно пытаясь сохранить хотя бы видимость суровости, отпарировала:

– Ты уже целых три дня постоянно делаешь нечто такое, что заставляет меня чрезвычайно нервничать!

Показная строгость тона не обманула Зака, и, глядя на Джулию, он вдруг почувствовал такую мучительную нежность, что у него защемило в груди. На ее прелестном, выразительном лице теперь не осталось и следа прежней подозрительности, отвращения и ненависти. Он даже не мог вспомнить, когда на него последний раз смотрели подобным образом. В свое время даже его собственные адвокаты до конца не верили в его невиновность. А Джулия верила. Теперь он это знал. Достаточно было вспомнить те слова, которые она Говорила ему у речки. То, как дрожал и срывался ее голос, когда она уговаривала его подняться: «Помнишь, ты говорил, что хочешь, чтобы хоть кто‑нибудь поверил в твою невиновность? Я не совсем поверила тебе тогда, но зато я верю сейчас! Клянусь. Слышишь?! Я знаю, что ты никого не убивал! Я верю всему, что ты мне сказал!»

Она могла бы оставить его умирать там, на берегу. А если такой поступок был несовместим с моральными устоями дочери священника, то могла бы довезти его до дома, уложить в постель, забрать машину и позвонить в полицию из ближайшего телефона‑автомата. Но она этого не сделала. Потому что верила, действительно верила в его невиновность. Заку захотелось сжать ее в объятиях и рассказать, как много его значит для него. Ему хотелось снова и снова видеть ее теплую улыбку и слышать непритворно веселый, заразительный смех. Но больше всего хотелось снова почувствовать теплоту и податливость ее губ, целовать и ласкать ее до тех пор, пока они оба полностью не утратят контроль над собой, и тогда он сможет отблагодарить ее за доверие тем единственным, что у него осталось, – своим телом.

Зак понимал, что Джулия, так же как и он, почувствовала необратимую перемену, происшедшую в их отношениях. Но по каким‑то совершенно непонятным для него причинам это заставляло ее нервничать сильнее, чем когда она сидела под дулом его пистолета. В этом он был совершенно уверен, так же как и в том, что сегодня вечером они будут заниматься любовью и она хочет этого не меньше, чем он.

Джулия ожидала, что он рассмеется над ее шуткой или по крайней мере хоть что‑то ответит. Но Зак промолчал. Она отступила к спасительной кухне и еще раз спросила:

– Ты голоден?

– Я умираю от голода, – медленно кивнул Зак, и Джулия застыла от того интимного смысла, который, несомненно, прослеживался в его словах и в том, как они были сказаны.

Джулия пыталась убедить себя, что в его словах не было никакого подтекста, и как можно более невинным и вежливым голосом поинтересовалась:

– А чего бы тебе хотелось?

– А что ты предлагаешь? – отпарировал Зак, с такой легкостью и непринужденностью играя в эти словесные шахматы, что Джулия даже заподозрила: какая бы то ни было двусмысленность в его словах ей только померещилась.

– Ужин, естественно.

– Естественно, – торжественно согласился Зак, но при этом в его глазах прыгали веселые чертики.

– А если быть более точной, то я предлагаю домашнее рагу.

– Это очень важно – вовремя уточнить то, что имеешь в виду.

Джулия решила не продолжать эту своеобразную словесную дуэль и предприняла стратегическое отступление за кухонную стойку.

– Думаю, мы поужинаем прямо здесь. Сейчас я все приготовлю.

– Давай лучше поедим у камина, – попросил Зак. Звук его голоса оказывал на Джулию не меньшее воздействие, чем нежные прикосновения его рук и губ, – это гораздо уютнее.

Уютнее… Джулия почувствовала, как у нее пересохло во рту. Она, усиленно хлопотала на кухне, но руки дрожали и плохо слушались – ей с трудом удалось разложить густое рту по глубоким тарелкам. Краем глаза Джулия наблюдала за тем, как Зак подошел к стереопроигрывателю и начал рыться в груде компакт‑дисков. Через несколько минут комнату заполнил живой голос Барбры Стрейзанд. Из всего огромного количества записей, среди которых было практически все – от Элтона Джона до джаза, – он выбрал именно Стрейзанд.

Уютнее.

Это слово неотступно вертелось в мозгу, пока она, стоя спиной к гостиной, расставляла на подносе приборы и выбирала салфетки. Уютнее. Джулия положила ладони на стойку и попыталась хоть немного успокоиться. Она прекрасно понимала, что хотел сказать Зак этим словом. «Интимнее». «Романтичнее». Она была уверена в этом точно так же, как и в том, что ситуация бесповоротно изменилась с того самого мгновения, как она решила остаться здесь, не бросив Зака умирать у ручья и не сдав его полиции. Она также прекрасно понимала и то, что Зак это почувствовал не хуже ее. За подтверждением своих предположений не нужно далеко ходить. Оно сквозило в его взгляде, в нежности его улыбки, в новых нотках, появившихся в бархатистом голосе. Все это вместе наносило сокрушительный удар по ее самообладанию. Джулия наконец оторвалась от стойки и одновременно решительно отбросила всякие дальнейшие тщетные попытки обмануть саму себя. Пришло время посмотреть правде в глаза.

А правда заключалась в том, что она хотела его. И он хотел ее. И они оба это понимали.

Джулия положила на поднос столовое серебро, метнула быстрый взгляд через плечо, но тотчас же отвернулась. Небрежно закинув ногу на ногу и положив вытянутые руки на спинку дивана, Зак снисходительно наблюдал за ней – невозмутимый и невероятно сексуальный. Он мог себе позволить быть благодушно‑терпеливым и не нервничать, ведь ему, несомненно, приходилось тысячи раз заниматься любовью с сотнями женщин, каждая из которых была наверняка красивее и уж, конечно, гораздо опытнее, чем она.

Джулия мужественно подавила непреодолимое желание начать перестановку в кухонных шкафчиках.

Зак наблюдал за тем, как Джулия подошла к дивану и, поставив поднос, начала накрывать на стол. Ее движения были необычайно грациозными и немного неуверенными, как у испуганной газели. Пылающий в камине огонь бросал отсветы на гриву густых каштановых волос, на нежную кожу лица, на две полукруглые тени от длинных, черных как смоль ресниц на фарфоровых щеках. Зак впервые обратил внимание на то, что у нее очень красивые руки – с изящными пальцами и длинными, ухоженными ногтями. У него защемило сердце, когда он вспомнил, как эти руки обнимали его там, возле ледяного ручья, как Джулия раскачивалась, прижимая к себе его голову и умоляя подняться. Все, что происходило там, на заснеженном склоне горы, казалось всего лишь сном, в котором ему была отведена роль безучастного зрителя. Но позднее, когда Джулии все‑таки удалось дотащить его до постели, воспоминания становились гораздо более четкими. Он помнил, как она накрывала его одеялами, помнил отчаяние и тревогу в ее милом голосе… Наблюдая за ней сейчас, Зак в очередной раз поразился той почти осязаемой атмосфере невинности, которая окружала Джулию. Подумав об этом, он вдруг заметил, что по какой‑то непонятной причине она избегает встречаться с ним взглядом. Зак озадаченно посмотрел на нее. В течение трех дней эта девушка мужественно и открыто противостояла ему; сегодня ей все‑таки удалось перехитрить его, а логом ока спасла ему жизнь. И все же, несмотря на все свое бесстрашие и мужество, теперь, когда их отношения перестали быть враждебными, она стала поразительно застенчива.

– Пойду принесу вина, – сказал он и, прежде чем Джулия успела возразить, поднялся с дивана и вскоре вернулся с бутылкой и двумя бокалами на длинных ножках.

– Оно не отравлено, – заметил он несколько минут спустя, после того как Джулия автоматически потянулась к своему бокалу, но в последнюю секунду отдернула руку.

– Я в этом не сомневаюсь, – натянуто рассмеялась Джулия, взяла бокал и сделала небольшой глоток, но от Зака не укрылось, что ее рука немного дрожит. Он решил, что ее беспокоит мысль о его вынужденном пятилетнем воздержании. Наверное, она боялась, что он запрыгнет на нее, как только они покончат с едой, потеряет всякий контроль над собой, и все закончится, не успев начаться. Непонятно было только одно – почему это должно беспокоить ее? В конце концов это были его проблемы – как сдерживать себя достаточно долго для того, чтобы доставить удовольствие им обоим. Ему и следовало беспокоиться об этом.

Что он и делал.

Чтобы Джулия хоть немного успокоилась, Зак решил завести какой‑нибудь легкий, непринужденный разговор. Перебрав в уме несколько возможных тем, он нехотя отбросил такие интересующие его предметы разговора, как ее красивое тело, потрясающие глаза и – неохотнее всего – те слова, которые она шептала ему там, у ледяной речки. Подумав об этом, Зак вспомнил и то, что она говорила ему позднее, в спальне, когда он не мог стряхнуть с себя сонное оцепенение и ответить. Теперь он был почти уверен в том, что все эти слова не предназначались для его ушей. Или же просто ему померещились. После недолгих размышлений Зак решил остановиться на разговоре о школе и учениках – ему нравились истории, которые рассказывала Джулия. Он как раз собирался задать первый вопрос, когда вдруг заметил, что Джулия как‑то странно, с любопытством смотрит на него.

– Что ты на меня смотришь?

– Мне просто вдруг стало интересно – в тот день, возле ресторана, у меня действительно спустилось колесо? Зак с трудом подавил виноватую улыбку.

– Ты же видела это собственными глазами.

– То есть ты хочешь сказать, что я наехала на гвоздь или еще на что‑нибудь, проколола колесо и даже этого не заметила?

– Не совсем. – Теперь он был уверен, что Джулия заподозрила истину, но при этом ее лицо сохраняло настолько безмятежное выражение, что было невозможно определить, действительно она играет с ним в кошки‑мышки или нет.

– Тогда что же, по‑твоему, произошло?

– По‑моему, твое колесо спустило, скорее всего, оттого, что соприкоснулось с каким‑то острым и твердым предметом.

Покончив со своим рагу, Джулия откинулась на спинку дивана и устремила на Зака один из тех ровных, суровых взглядов, которые способны мгновенно устыдить и заставить раскаяться в содеянном даже самого отпетого восьмилетнего сорванца. Теперь Зак мог совершенно точно себе представить, как она выглядит, стоя у доски и распекая малолетнего правонарушителя.

– Острым твердым предметом? – переспросила она, удивленно приподнимая брови. – Типа ножа?

– Типа ножа, – согласился Зак, из последних сил стараясь сохранять серьезность.

– Твоего ножа?

– Моего, – подтвердил он и добавил с озорной мальчишеской улыбкой, стараясь подражать запомнившейся еще со школы монотонной интонации, – простите меня, пожалуйста, мисс Мэтисон.

Джулия тотчас же подхватила предложенный им тон и смешным, «учительским» голосом сказала:

– Я надеюсь, что ты починишь проколотую тобой шину, Зак. Он был готов расхохотаться, но в последнюю секунду смех застрял в горле – настолько сильным оказалось потрясение и радость от того, что она наконец‑то назвала его по имени.

– Да, мэм, – ответил Зак и подумал о том, насколько невероятной и парадоксальной была сложившаяся ситуация. В его жизни царил полный хаос, и при этом единственное, что ему хотелось сейчас сделать, – это расхохотаться и сжать эту удивительную девушку в объятиях. – Но ведь мне придется писать трехстраничное сочинение на тему, почему я не должен был так поступать? – спросил он, заискивающе заглядывая в огромные синие глаза с пляшущими в них веселыми искорками.

– Нет, – ответила Джулия, выразительно посмотрев на тарелку, которую он небрежно отодвинул в сторону, – но зато тебе придется убирать после ужина.

– Так я и знал! – возмущенно воскликнул Зак, но послушно встал и начал убирать со стола. – Это очень жестоко с вашей стороны, мисс Мэтисон!

– И никаких жалоб, пожалуйста, – последовала суровая отповедь.

Тут уж Зак ничего не смог с собой поделать. Весело расхохотавшись, он наклонился и, к великому изумлению Джулии, быстро поцеловал ее в лоб.

– Спасибо, – прошептал он, едва не рассмеявшись при виде ее смущения.

– За что?

Теперь Зак уже не улыбался. Пристально глядя в глаза Джулии, он говорил совершенно серьезно:

– За то, что заставила меня смеяться. За то, что осталась здесь и не выдала меня полиции. За то, что ты очень смелая, очень веселая и невероятно хорошенькая в этом алом кимоно. И, конечно, за то, что ты приготовила чудесный ужин. – С этими словами Зак легонько потрепал ее по подбородку, пытаясь снять напряжение, но, поглубже заглянув в ее сияющие глаза, понял, что в них светилось совсем не замешательство.

– Я помогу тебе, – сказала Джулия, порываясь подняться с дивана.

Но Зак положил ей руку на плечо и усадил обратно:

– Не нужно. Посиди здесь, у камина, допей вино. Отдыхай.

Однако Джулия была слишком возбуждена, чтобы спокойно сидеть и дожидаться того, что произойдет дальше. Нет, не что, а когда это произойдет. Поэтому она все‑таки встала и подошла к окну, из которого открывался сказочный вид на заснеженные горные вершины, сверкающие в лунном свете.

Зак повернул регулятор реостата и убавил верхний свет. Гостиная погрузилась в мягкий полумрак.

– Так тебе будет лучше видно, – объяснил он, когда Джулия обернулась и вопросительно посмотрела на него. Но она прекрасно понимала, что дело было не только в этом.

Погруженная в полумрак гостиная с ярко пылающим камином казалась гораздо более уютной. Уютной и романтичной. Особенно, когда в дополнение ко всему из динамиков лилась тихая музыка.

Date: 2015-09-22; view: 282; Нарушение авторских прав