Глава 7. – Поторопись, пожалуйста, Кортни, я не намерена ждать целый день

– Поторопись, пожалуйста, Кортни, я не намерена ждать целый день. Ты еще обещала помочь мне выбрать материал для нового платья.

Кортни обернулась через плечо на Матти Кэйтс, сидевшую на перевернутом бочонке для стирки, и фыркнула:

– Если уж ты так торопишься, иди сюда и помоги мне развесить простыни.

– Ты что, шутишь? Да меня дома ждет стирка! А у Пирса такие тяжелые штаны! Нет, мне надо приберечь силы. Если я начну работать сейчас, то у меня руки отсохнут. И зачем только я вышла замуж за такого здоровенного мужика?

– Может, потому что любишь его? – усмехнулась Кортни.

– Возможно, – отозвалась Матти.

Матти Кэйтс была на редкость противоречива. Маленькая голубоглазая блондинка, обычно приветливая и бойкая, иногда вдруг замыкалась и уходила в себя. При всей кажущейся независимости, а порой и такой же властности, как у Сары, в глубине ее души таились неуверенность и сомнения, о которых знали лишь ее ближайшие подруги. Кортни была одной из них.

Матти твердо верила, что жизнь дает человеку то, что он сам вложил в нее, и что каждый волен вести себя по собственному разумению. Она частенько повторяла: «Если сам о себе не позаботишься, то никто о тебе не позаботится».

Матти личным примером доказала справедливость своей философии, преодолев нерешительность и завоевав Пирса Кэйтса два года назад, когда он, как и многие другие, приударял за Кортни.

Матти никогда не держала зла на подругу за то, что та когда‑то нравилась Пирсу. Она искренне радовалась чудесному превращению Кортни из гадкого утенка в прекрасного лебедя и находила забавным, что мужчины, прежде почти не замечавшие Кортни, теперь из кожи вон лезли, стараясь завоевать ее расположение.

Иногда Матти думала о Кортни как о собственном творении. Конечно, не о ее красоте, которая стала гораздо заметнее, когда Кортни подросла на несколько дюймов, а тяжелая работа согнала с ее тела остатки детского жирка. Но Кортни уже не была такой застенчивой и пугливой, как раньше, и уже не считала удары судьбы заслуженной карой. Эти перемены внесла сама жизнь, но Матти радовалась, что и она наделила подругу толикой смелости.

Кортни теперь даже возражала Cape – не всегда, но гораздо чаще, чем раньше. Даже Матти не удавалось совладать с подругой, ибо Кортни начинала понимать, каким мужеством наградила ее природа.

Кортни поставила пустую корзину для белья в корыто рядом с Матти.

– Ну, мисс Нетерпение, пойдем!

– Может, все‑таки переоденешься и причешешься?

Кортни потянула за ленту, которая стягивала ее длинные каштановые волосы, и пригладила свои локоны.

– Вот так! Матти засмеялась:

– Да, пожалуй, тебе не стоит переодеваться – твои старые платья все равно смотрятся лучше, чем мои самые нарядные ситцевые.

Щеки Кортни слегка порозовели, но она отвернулась, чтобы Матти этого не заметила. Она до сих пор носила платья, купленные четыре года назад, когда она впервые приехала в Рокли. Эти платья давно были не по ней, да и светло‑пастельные цвета больше подошли бы девочкам помладше. Хорошо, что старая одежда еще налезала на нее. Некоторые платья ей пришлось удлинить, но это не имело значения.

И все же старая одежда Кортни из шелка и муслина, крепдешина и мохера, воротнички из тонкого кружева, фишю, баски, даже летние и зимние пелеринки из превосходного бархата были диковинкой в Рокли. Кортни не любила выделяться. На нее и без того обращали внимание.

Когда молодой кузнец Ричард сделал ей предложение, Кортни так удивилась и обрадовалась, что чуть не кинулась к нему в объятия. Ей сделали предложение – самое настоящее, как и положено! Она уж думала, что никогда не дождется этого. Но оказалось, что кузнецу просто нужна жена. Он не любил Кортни. Она тоже не любила его, как не любила и Джуда Бэйкера, Билли и Пирса – всех, кто хотел жениться на ней. А уж тем более Рида Тэйлора, который сейчас домогался ее и считал свою победу предрешенной.

– Матти, ты слышала когда‑нибудь о мистере Чандосе?

Кортни вспыхнула, сама удивившись своему вопросу. Они направлялись к гостинице, и Матти задумчиво ответила:

– Трудно сказать. Похоже на имя из твоих уроков истории. Может, так звали одного из древних рыцарей, о которых ты мне рассказывала?

– Да, звучит похоже.

– Еще в нем слышится что‑то испанское. А почему ты спрашиваешь?

– Да просто так, – пожала плечами Кортни.

– Ну‑ка выкладывай, где ты слышала это имя, – потребовала Матти.

– Сегодня утром он остановился в нашей гостинице. И я подумала, не знаешь ли ты чего‑нибудь про него.

– Еще один бандит, да?

– Похоже, так.

– Что ж, если он пожилой, спроси у Чарли и Снаба. Им известны все бандиты. А уж они‑то любят посплетничать.

– Он не пожилой. Ему лет двадцать пять или двадцать шесть.

– Тогда они вряд ли его знают. Но если тебе интересно, скольких людей он убил…

– Матти! Мне совсем не интересно знать такие вещи.

– Да? Тогда что же ты хочешь услышать?

– Да ничего. Совсем ничего.

– Ну так зачем же спрашиваешь о нем? – Через секунду она шепнула:

– Это он?

Сердце Кортни подпрыгнуло, но она тотчас успокоилась. На другой стороне улицы, перед салуном Рида, стоял, прислонившись к фонарному столбу, один из двух бандитов, недавно приехавших в городок.

– Нет, это Джим Уорд, – объяснила Кортни. – Он явился сюда вчера еще с одним типом.

– Джим Уорд? Вот это имя мне определенно знакомо! Кажется, я видела его на одном из тех плакатов «Разыскиваются», которые Дикий Билл присылал в прошлом году из Абилина.

Кортни пожала плечами.

– Не понимаю, зачем шериф Хичкок присылает нам эти плакаты. У нас же никогда не было городского шерифа. – В Рокли не нашлось желающих занять этот пост, а потому преступники ездили через городок, не опасаясь, что их поймают. – Подумаешь, разыскивается! Кто в Рокли его арестует?

– Верно, – согласилась Матти, – но по этим плакатам хотя бы можно узнать, от кого надо держаться подальше.

– Я стараюсь держаться подальше от них всех, – заметила Кортни, поежившись.

– Конечно, но ведь ты понимаешь, если бы Гарри знал, что Поликэт Паркер в розыске, он бы пристрелил его, а не просто выгнал из города.

Кортни не хотела вспоминать о том случае.

– Не надо об этом! Сара несколько месяцев рвала и метала, узнав о награде в тысячу долларов, которую кто‑то получил в Хэйс‑Сити за этого подлеца.

Матти засмеялась:

– Сара всегда рвет и мечет, это ее обычное состояние.

Девушки перешли через улицу, надеясь укрыться от жаркого солнца. Лето уже заканчивалось, но Канзас, похоже, не знал об этом. Кортни нечасто бывала на солнце – только когда развешивала во дворе белье после стирки, но каждое лето ее кожа покрывалась легким золотистым загаром, и это ей очень шло.

Подруги вошли в магазин Ларса Хэндли, и хозяин улыбнулся им. Сейчас он обслуживал Берни Бикслера, который кивнул девушкам. Четыре других посетителя слонялись по магазину, явно никуда не спеша.

У Хэндли продавалось все что душе угодно. Он не торговал только мясом, но Зинг Ходжес, бывший охотник на бизонов, открыл по соседству мясную лавку. В переднем углу магазина Хэндли можно было даже побриться и постричься, а коли припрет, то и выдернуть зуб с помощью Гектора Иванса. Парикмахер арендовал у Ларса в магазине этот небольшой уголок, поскольку сомневался, оставаться ли в Рокли, и не желал тратить деньги на постройку собственного заведения.

Матти подтолкнула Кортни к стене, на которой висели старые плакаты «Разыскиваются».

– Вон, видишь? – просияла Матти. – «Награда в триста долларов за Джима Уорда, обвиняемого в убийстве, вооруженном грабеже и прочих многочисленных преступлениях в Нью‑Мехико».

Кортни внимательно рассмотрела плакат и карандашный рисунок мужчины. Он и в самом деле походил на Джима Уорда, который остановился у них в гостинице.

– Здесь сказано: «Разыскивается живой или мертвый». Зачем они так пишут, Матти? Это же подстрекательство к убийству!

– Им приходится так писать, иначе никто не станет ловить преступников. Неужели ты думаешь, что кто‑то захочет связываться с такими крутыми парнями, зная, что их нельзя убивать? Это же борьба, и если преследователь не убьет бандита, тот убьет его. А одолев бандита, он получит награду. На одного преступника будет меньше, и честным людям станет спокойнее жить. Неужели ты хочешь, чтобы их не трогали?

– Нет, конечно. – Кортни вздохнула: веские аргументы Матти убедили ее. – Просто все это очень жестоко.

– Ты слишком уж мягкосердечна, – сказала Матти. – Но ты же не станешь утверждать, будто жалеешь, что Поликэта Паркера убили?

– Нет.

– Ну вот, а они все такие, как Поликэт, Кортни. Для всех нас лучше, чтобы они были мертвы.

– Да… наверное, ты права, Матти. Матти усмехнулась:

– Ты неисправима, Кортни Хортс! Ты пожалела бы и гадюку!

Кортни покачала головой:

– Гадюку? Ну уж нет!

– Ладно, – Матти похлопала по плакату, – этот дурак мог бы по крайней мере сменить себе имя, если уж кругом развешаны его портреты.

– А может, мне нравится мое имя? Девушки, вздрогнув, обернулись и увидели прямо перед собой Джима Уорда – худощавого, среднего роста, с близко посаженными глазами, крючковатым носом и длинными неровными усами. Он сорвал со стены плакат, скомкал его, сунул в задний карман, а затем вперился в Матти холодными серыми глазами. Ее красноречие тотчас иссякло. Кортни не сразу обрела дар речи:

– Она ничего такого не хотела сказать, мистер Уорд.

– А может, мне не нравится, когда меня называют дураком?

– Вы хотите меня застрелить? – насмешливо спросила Матти, внезапно осмелев.

В глазах у Кортни потемнело, а колени подкосились.

– Неплохая идея, – злобно ответил Уорд.

– Эй‑эй! – воскликнул Ларе Хэндли. – Мне не нужны неприятности в магазине!

– Тогда стой где стоишь, старик, – сурово приказал Уорд, и Ларе замолчал. – Я сам разберусь с мисс Длинный Язык. – Ларе бросил взгляд на винтовку, которую держал под прилавком, но не потянулся за ней.

Все замерли, в магазине воцарилась мертвая тишина. Чарли и Снаб пришли сразу же после Уорда и теперь сидели в углу парикмахера, наслаждаясь спектаклем.

Гектор, побрив клиента, заметил, что у него дрожат руки. Его посетитель вытер с лица мыльную пену, но остался в кресле, молча следя за развитием событий.

Кортни едва сдерживала слезы. Боже, всего несколько минут назад она жалела этого человека, которого могли в любой момент пристрелить!

– Матти! – Она старалась говорить твердо. – Пойдем, Матти!

– Э, нет! – воскликнул Джим, ухватив Матти за косу и рванув ее на себя. – Длинный Язык никуда не пойдет, пока не попросит у меня прощения. А потом мы потолкуем с тобой, милашка. Ну? – обратился он к Матти.

Глаза девушки вспыхнули от гнева. У Кортни перехватило дыхание.

– Извините, – наконец тихо проговорила Матти.

– Громче!

– Извините! – сердито крикнула она. Посмеиваясь, Джим Уорд выпустил ее. Его близко посаженные глаза уставились теперь на Кортни.

– Послушай, милашка, почему бы тебе не пойти со мной куда‑нибудь, где мы могли бы познакомиться поближе? Я положил на тебя глаз, как только…

– Нет! – выпалила Кортни.

– Нет? – Его глаза сузились. – Ты мне отказываешь?

– Мне… мне надо в гостиницу, мистер Уорд. Пальцы Уорда поползли по ее руке и крепко сомкнулись чуть выше локтя.

– Похоже, ты плохо поняла меня, милашка. Я сказал, что нам надо поближе познакомиться, и значит, так оно и есть.

– Пожалуйста… не надо! – закричала Кортни, когда он поволок ее из магазина, не обращая внимания на ее крики.

– Отпусти ее, Уорд!

– Что?! – Джим, остановившись, обернулся: не ослышался ли он?

– Я не повторяю дважды. Джим, держа Кортни, оглядывался. Наконец он увидел говорившего.

– Выбирай одно из двух, Уорд, – небрежно заметил мужчина. – Ты уходишь или мы стреляемся. Решай быстрее – у меня мало времени!

Джим Уорд отпустил Кортни и потянулся за револьвером.

В следующую секунду он был мертв.