Психологические критерии выбора стоянки незыблемы

Мы знаем безответственных еретиков, которые пытались обойти этот закон. Они находили стоянку, которая по самым приблизительным подсчетам удовлетворяла 63 пунк­там, (что является абсолютным и непревзойденным рекор­дом) и, преодолевая бешеное сопротивление коллег, рву­щихся разбить бивак на этом эльдорадо, вели колонну ниже по реке. Конечно же, тут оказывалась стоянка с индексом «70». Первопроходец гордо указывал на берег, а присты­женные вольтерьянцы тихо высаживались, стеная и млея от восторга перед проницательностью ясновидца, усвоившего на практике Основной Закон Стоянки.

Вечером у дымного костра старый байдарочный волк с нескрываемым удовольствием втягивает обеими ноздрями фимиам, который ему курят все участники похода, и зло­радно размышляет на вековечную тему о том, что нет, дескать, закона, который при должной изворотливости нельзя было бы обойти.

Но утром, когда вы, зевая и поеживаясь, отправитесь в путь, за первой же излучиной покажется такая стоянка, что ваша спутница, которая вчера (еще вчера!) глядела на вас своими прекрасными глазами, в коих отражалась вековечная женская гордость своим избранником, та самая кроткая спутница будет пилить вас до первого привала, пока бурные волны аппетита не вытеснят мечту о рае, в котором не довелось побывать.

Кроме Основного Закона Стоянки есть еще несколько второстепенных. Но это отнюдь не означает, что ими можно пренебрегать. Первый из них — «Закон половины седь­мого», который гласит: лучшая стоянка попадается в половине седьмого вечера. Закон имеет два следствия:

1) стоянка, которая попадается в половине восьмого, будет намного хуже;

2) после половины восьмого стоянки исчезают вообще.

Уже неоднократно отмечалось, что время от пяти до половины девятого вечера — самое что ни на есть баркарольное. Солнце светит и даже греет, но не жжет. Ветра, да что там ветра, ветерка — ни малейшего! Вода — зеркальная витрина в центральном универмаге. Река выпрямляется и течет ровно и спокойно. Слепней уже, а комаров еще нет. С берегов волнами накатываются гус­тые сенные запахи. Только сейчас испытываешь во всей полноте блаженство байдарочного путешествия!

Договорено железно еще дома перед выходом, а затем многократно клятвенно подтверждено уже в походе: каж­дый вечер идем от пяти до половины девятого. Раньше половины девятого о стоянке не заикаться. Даже не вспоминать! До половины девятого слова «стоянка» вооб­ще нет в русском языке. И ни в каких иных. Нет, и точка!

Но закон есть закон. В 18.30 вы замечаете, что идущая впереди байдарка начинает блудливо вилять рулем. Иду­щие впереди, конечно же, узрели стоянку. И какую! Слов нет! Не описать! О такой стоянке мечтали вы, когда зим­ними воскресными вечерами обсуждали предстоящий поход.

Впрочем, Капитан ведущей байдарки, заранее преду­прежденный и запуганный проницательным Адмиралом, суровым рыком усмиряет ропот экипажа, благоразумно умалчивая, что он сам при этом испытывает вибрацию души и всяческое искушение. Ведущая байдарка реши­тельно устремляется вперед. Вихляние прекращается, соблазн преодолен!

Но тут потенциальную стоянку замечает вторая бай­дарка. Открытие сопровождается бряцанием вразброд пошедших весел,, судно разворачивается поперек течения, на байдарку наталкивается остальная флотилия. Причина сбоя очевидна. После нестройных, но громких и востор­женных «ахов» стихийно и очень быстро возникает заго­вор против Адмирала, следующего, как обычно, на послед­ней байдарке.

Адмирал хотя и знает отлично «Закон половины седьмого», но, в общем, тоже человек и поэтому, потеряв по случаю редкостной красоты пейзажа привычную бди­тельность, не успевает сманеврировать и врезается в лодочный завал.

— В чем дело, служивые? — скверно разыгрывая непонимание текущего момента, осведомляется его пре­восходительство.

Адмиралу радостными криками поясняют, что упустить такую стоянку могут только вконец безответственные и слишком много о себе понимающие руководители. Таким образом, разговор сразу обнажает жесткие и неприми­римые противоречия между начальством и его подчинен­ными.

— Ты только посмотри: земляники там — с реки даже видно, красным-красно... Грибы из-под шапок так и лезут, а родник, нет, ты родником полюбуйся...

Первая байдарка, услышав народный ропот, сначала останавливается, а затем непонятным маневром — вроде гребут вперед, но при этом почему-то движутся назад — приближается к завалу и вносит посильную лепту в «уламывание» начальства.

Адмирал (поначалу еще миролюбиво):

— Люди, совесть у вас есть? Народ (непреклонно и резко):

— Свою поищи! Адмирал:

— Ведь нам сегодня до нормы еще километров две­надцать осталось!

Народ (убежденно и неискренне):

— Завтра встанем в шесть инаверстаем!Адмирал (горько смеется):

— Вы? Встанете? В шесть?!! Народ (понимая, что дело проиграно):

— Кровопийца!

Адмирал (дляострастки):

— Которые тут давно на реях не болтались? Народ (не безмолвствуя, но ропща):

— Много тут вас, которые на реи... Адмирал (понимая, что сражение выиграно):

— Вперед, убогие!

Через час появляются одна за другой две стоянки похуже. Капитаны байдарок, метнув затравленный взгляд на Адмирала, молчат и продолжают путь.

Между тем пейзаж неуклонно и очень быстро начинает портиться. Сначала отходит к горизонту, а затем и вовсе исчезает лес. Потом сходит на нет кустарник. Маняще пологие берега повышаются, и наконец река сдавливается двумя грядами абсолютно голых скал.

К половине девятого ландшафт становится совсем уже дантовским. Правда, правый берег снова пологий, но и с воды видно, что там черная болотная топь. На скалы же левого берега не то, что байдарки втянуть — на них и бывалому альпинисту-то глядеть зябко...

Адмирал сильными гребками посылает свою байдарку вперед, и вся группа с тоской наблюдает, как метрах в трехстах его превосходительство суетливо пристает то к одному, то к другому берегу и, судорожно карабкаясь по осыпающимся камням (или увязая в прибрежной топи, или, в лучшем случае, разгоняя зычным басом невесть откуда взявшееся по позднему времени коровье стадо), сокрушенно качает головой, вскакивает в судно и мчится дальше.

Без пятнадцати девять адмиральский силуэт, четко вырисовывающийся на фоне громадной холодной луны, издает победный вопль:

— Зе-е-мляяя!

Кавалькада медленно и устало подходит к облюбован­ному начальником месту. Стоянка и впрямь ничего. Леса, правда, не видно, топлива тоже. Ближайшие кусты, нет, кустики метрах в двухстах. Зато много, очень много, сле­дов пребывания коров, лошадей, гусей и еще каких-то неизвестных, но, судя по конкретным признакам, очень крупных травоядных животных.