ВВЕДЕНИЕ. Индукция измененного состояния сознания, называемого трансом, требует и включает в себя отвлечение и/или утилизацию того

Типично, что человек станет немедленно защищать У. Одна из стратегий, которые мы нашли неоценимыми в нашей терапевтической работе, - соглашаться с другим человеком, который тогда, без сомнения, примет обратную точку зрения. Как пример рассмотрим следующий транскрипт сеанса терапии:

Джейн: Я такая глупая, я... никогда не скажу верной вещи... Терапевт: А я это заметил; точно, вы настолько глупы, что я не могу и подумать, что кто-то поможет вам. Вы, вероятно, и делать ничего не можете - вам бы лучше отказаться даже от такой мысли. Джейн: Да...э...м..- м...э

Терапевт: Нет, вы правы, вы, должно быть, вне помощи. Я думаю, вам бы лучше пойти домой, запереться в туалете; ну никто в целом большом мире не так бездарен, как вы.

Джейн (перебивая): Я не так уж плоха; ну-ну (начинает смеяться), я знаю, что вы делаете, так давайте же покончим с этим, не так ли?

У Эриксона совершенно рафинированная чувствительность к этому типу коммуникации; он встречает клиента согласно его модели, принимая ее и используя ее по максимуму. Следующие выдержки - примеры этой избирательной рафинированной способности.

ОПИСАНИЕ СЛУЧАЯ I

Джордж был пациентом в клинике для душевнобольных в течение 5 лет. Его личность никогда не была установлена. Он был просто незнакомец лет около 25, который был подобран полицией из-за его иррационального поведения и препровожден в государственную лечебницу для душевнобольных. В продолжение этих 5 лет он сказал: “Мое имя -Джордж”, “Доброе утро” и “Доброй ночи”, но это только и были его рациональные фразы. Он мог говорить также и долгие периоды -“окрошки” из слов, полностью бессмысленные, насколько можно было разобрать. Она состояла из звуков, слов, неполных фраз. В течение трех лет он сидел на скамейке перед входом в палату и страстно подпрыгивал и выпаливал свою словесную окрошку весьма настойчиво каждому входящему в палату. Иногда он просто тихо сидел, бормоча свою окрошку

”• 115

себе самому. Психиатрами, психологами, нянечками, работниками социальной помощи и даже приятелями-пациентами сделано бесчисленное множество попыток извлечь из него понятные замечания - все тщетно. Джордж разговаривал только одним способом - словесной окрошкой. По прошествии приблизительно 3 лет он продолжал приветствовать людей, входящих в палату, взрывами бессмысленных слов, но между такими моментами он молча сидел на скамейке с видом слегка депрессивным, несколько сердито бормоча в течение пары минут свой обычный бессвязный набор, если к нему обращались и спрашивал. Автор присоединился к штату лечебницы на шестом году пребывания там Джорджа. Была получена вся доступная информация о его поведении в палате. Также выяснилось, что пациенты или персонал палаты могли долго сидеть на скамейке перед ним, не мешая его бессвязице, пока они только не заговаривали с ним. В согласовании с этим объемом информации был разработан терапевтический план. Секретарь коротко записал словесную мешанину, которой Джордж так настойчиво встречал тех, кто входил в палату. Эти расшифрованные записи были изучены, но в них не смогли найти никакого смысла. Эти смеси слов были тщательно парафразированы с использованием слов, которые менее всего должны были иметься в текстах Джорджа, и было проведено обширное их изучение, до тех пор, пока автор не смог импровизировать словесную окрошку, идентичную по паттерну принадлежавшей Джорджу, но с использованием другого словаря. Затем все входы в палату были проделаны через боковые двери, на некотором расстоянии по коридору от Джорджа.

Автор начал практиковать молчаливое сидение на скамейке рядом с Джорджем ежедневно, в течение увеличивающихся промежутков времени, пока не был достигнут рубеж часа. Затем, при следующем совместном сидении, автор, обращаясь к пустому пространству, назвал себя словесно. Джордж не ответил никак. На следующий день представление автором себя было направлена непосредственно Джорджу. Он выпалил подряд кусок своей словесной окрошки, на который автор ответил, в тонах учтивых и отзывчивых, равным количеством своей собственной, тщательно продуманной словесной окрошки. Джордж выглядел озадаченным, и, когда автор закончил, Джордж сделал новый словесный вклад с вопросительной интонацией. Как бы в порядке ответа, автор вербализовал и дальнейшую словесную окрошку. После полудюжины таких словесных обменов Джордж погрузился в молчание, и автор незамедлительно пошел по другим делам. На следующее утро произошел обмен соответствующими приветствиями, с использованием правильных имен обоих. Затем Джордж пустился в долгую “окрошечную” речь, на которую автор учтиво ответил в том же духе. Затем последовал короткий обмен длинными и короткими последовательностями “словесных окрошек”, пока Джордж не замолчал и автор не отправился по своим делам. Так продолжалось некоторое время. Затем Джордж, 116

после очередного утреннего приветствия, делал бессмысленные высказывания без остановки в течение 4 часов. Это утомило автора до того, что он пропустил ленч и сделал полный ответ аналогичного сорта. Джордж внимательно слушал и сделал двухчасовое заявление, на которое опять же был дан утомительный двухчасовой ответ. (Обратили внимание, что Джордж поглядывал на часы в течение всего дня). На следующее утро Джордж вернулся к обычному правильному приветствию, но добавил около двух предложений бессмыслицы, на которые автор ответил бессмыслицей аналогичной протяженности. Джордж сделал реплику: “Говорите осмысленно, доктор”. - “Разумеется, я буду рад. Как ваше последнее имя?”. “О'Донован, и это в первый раз спрашивает тот, кто умеет говорить. Больше пяти лет в этом вшивом бардаке...” (к этому было добавлено одно или несколько предложений словесной окрошки). Автор ответил “Я рад узнать твое имя, Джордж. 5 лет - это слишком долгое время...” (и около двух предложений словесной окрошки авторской).

Остальные события протекали, как можно было ожидать. Целостная его история, с вкраплениями словесной окрошки, была получена с помощью вопросов, разумно приправленных словесной окрошкой. Курс его лечения, никогда полностью не свободный от словесной мешанины, которая была существенно сведена к мало понимаемому бурчанию, был просто замечателен. В пределах года он покинул лечебницу, был хорошо устроен и со все более длинными промежутками возвращался в больницу, чтобы отчитаться о своей продолжающейся и улучшающейся приспособленности. Однако, он всегда начинал свое сообщение или заканчивал его куском словесной бессмыслицы, ожидая того же от автора. В то же время он мог, как он часто делал при этих визитах, противоречиво комментировать: “Ни малейшей чепухи в жизни, здесь ли доктор?”, на что он явно ожидал и получал значащее выражение согласия, к которому добавлялось краткое бессмысленное словосочетание. После того, как он пробыл вне клиники продолжительные 3 года, при удовлетворительной приспособленности, контакт с ним был потерян до получения нами любвеобильной открытки из другого города. Она заключала в себе короткий, но удовлетворительный обзор его приспособленности к отдаленному городу. Она была правильно подписана, но следовавшее его имя было беспорядочным набором слогов. Обратного адреса не было. Он заканчивал отношения в терминах адекватного понимания.

В течение курса психотерапии его нашли поддающимся гипнозу, способным развивать транс от среднего до глубокого примерно за 15 минут. Однако, его поведение в трансе было полностью сравнимо с его бодрствующим поведением, и оно не обещало никаких терапевтических преимуществ, несмотря на то, что проводились повторные тесты. Каждое терапевтическое интервью характеризовалось разумным использованием определенного количества словесной окрошки. 117

Вышеприведенный случаи репрезентирует довольно редкий пример встречности пациенту на уровне его решительно серьезной проблемы. Вначале автор был достаточно строго раскритикован остальными, но когда стало ясно, что необъяснимые императивные потребности пациента нашли поддержку, то враждебные комментарии прекратились. Милтон X. Эриксон, 1967

Способность Эриксона “встретить” клиента в его модели мира, до готовности разговаривать с ним на его языке - блестящий пример того, как Эриксон идет к клиенту с задачей контакта в его модели вместо того, чтобы ожидать, что клиент придет к нему. Когда практики гипноза и терапии обретут этот навык, термин “сопротивляющийся клиент” потеряет свой смысл, и состояние транса станет доступным большому количеству людей. Следующая выдержка - хороший пример того, что типично называется “сопротивляющимся пациентом”, которого еще можно определить как негипнотизируемого или неудачного. Индукция Эриксона проходит просто, так как он встречает пациентку в ее модели и быстро приводит к желаемому состоянию. Ее “сопротивление” становится самою моделью для индукции.

ОПИСАНИЕ СЛУЧАЯ II

“Вам хотелось бы использовать гипноз в связи с вашей зубоврачебной практикой. Ваш муж и ваши коллеги желают того же, но каждый раз при попытке войти в транс вы терпите неудачу. В этих случаях вы каменели и кричали. Было бы достаточно только окаменеть без крика. Теперь вы хотите от меня, чтобы я лечил вас психотерапевтическими методами, если это нужно, но я не верю, что это так. Вместо этого я погружу вас в транс, так, что вы сможете иметь гипноз в своем распоряжении для вашего зуболечения”. Она ответила: “Но я только окаменею и закричу”. На это ей был дан ответ: “Нет, вы вначале окаменеете. Это первая вещь, которую надо сделать, и вы сделаете это сейчас. Только становитесь все более и более негибкой, ваши руки, ваши ноги, ваше туловище, ваша шея - полностью каменные, даже более каменные, чем были в экспериментах с вашим мужем. Теперь закройте ваши глаза и заставьте веки окаменеть, так окаменеть, что вы не сможете поднять их”. Ее ответы были очень адекватными.

Милтон X. Эриксон, 1967.

Особенность Эриксона одновременно и следовать, и использовать модель мира клиента - это великий инструмент; в этой области его работы есть много, чему следовало бы научиться и другим практикам гипноза.

Слишком часто неудача гипнотизера во “встречности” клиенту и использовании его модели мира приводит как к результату к неудачам, которые могли бы быть самим источником успеха.

Выдающийся пример этого появился у нас в нашей работе после визита Эриксона. Мы проводили вечерний семинар по гипнотизму и изучали различные гипнотические феномены, описанные Эриксоном в его статьях. Мы работали с негативными галлюцинациями у одной женщины. Пока она была в глубоком трансе, мы дали ей серию относительно прямых указаний, что она не будет видеть своей руки. Когда она очнулась, открыла глаза, посмотрела внимательно на свою правую руку, то сказала разочарованно: “Но она еще здесь”. Один из авторов немедленно ответил:

“Да, конечно, вы можете видеть эту_ руку”, голосом, явно подразумевающим большее. Она медленно перевела свой взгляд, смотря на свою другую руку, и прошептала: “Я не верю этому! Она исчезла!” Следование ее разочарованному ответу, принятие ее присутствующей модели текущего опыта и ведение его делало возможным это визуальное изменение.

ОПИСАНИЕ СЛУЧАЯ III

..Клинический пример, в котором была использована та же методика, связан с буйным двадцатипятилетним пациентом, для которого гипнотерапия не была показана. Тем не менее он, повторяясь, требовал гипноза и на том же дыхании декларировал свою негипнотабельность В одном случае он усилил тему, по-абсолютистски заявив:

“Загипнотизируйте меня, несмотря на то, что я негипнотизируем”. Это требование встретили использованием мягко высказанных предложений медленной, прогрессирующей релаксации, успокоения и сна. Через час после того, как это было сделано, пациент сидел на краю кресла и горько объявлял всю процедуру глупой и некомпетентной. В завершение сеанса пациент заявил, что его время и деньги потеряны. Он мог вспомнить “каждое дурацкое, неэффективное предложение”, которое было сделано ему и мог “вспомнить все, что имело место вообще за это время”. Автор немедленно ухватился за эти высказывания, чтобы заявить несколько шаблонно. “Ну, конечно, вы все помните. Естественно, здесь, в клинике, вы можете вспомнить все, что происходило. Все происходило здесь, в клинике, и вы были здесь, и здесь вы можете помнить все”. Пациент нетерпеливо потребовал другого свидания и сердито покинул помещение.

При следующем посещении он был намеренно встречен в приемной Он немедленно осведомился, приходил ли он на предыдущую встречу. Ему был дан уклончивый ответ, что он, безусловно, должен помнить это, если он сделал именно так, а не иначе. Он объяснил, что в тот день он неожиданно обнаружил, что он, сидя в своей машине, не может вспомнить вернулся ли он только что со встречи или еще собирается на нее. Этот вопрос он обсуждал сам с собой в течение неопределенного

периода времени, пока не сообразил посмотреть на часы и тогда обнаружил, что время далеко зашло за нужный час. Однако он и тогда не мог разрешить эту проблему, так как он не знал, как долго он обсуждал этот вопрос. Он снова спросил, приходил ли он на предыдущую встречу, и снова его уверили уклончиво в том, что он, конечно должен помнить, если он был. Как только он вошел в кабинет, он резко остановился и заявил: “Я, конечно, приходил на встречу, вы тратили мое время на эту слабую, мягкую, неэффективную гипнотическую вашу методику, и вы жалко провалились”. После нескольких еще более унизительных комментариев его отманеврировали к выходу в приемную, где он снова продемонстрировал амнезию предыдущего посещения, как и свои начальные вопросы по этому поводу. От ответов на его вопросы снова уклонились. Затем его провели обратно в кабинет, где он вторично показал полное воспроизведение предыдущего своего захода. Снова его заставили вернуться в приемную с результатом возвращения его амнезии. После нового входа в кабинет он добавил к воспоминанию своего предыдущего посещения полный вызов своих отдельных входов в приемную и сопутствующих амнезийных состояний. Это ошарашило его и заинтриговало до такой степени, что он потратил большую часть часа, ходя из кабинета в приемную и обратно. Он испытывал полную амнезию в приемной и полное воспроизведение тотального опыта, включая собственную амнезию. Терапевтическим эффектом этих гипнотических переживаний была почти немедленная коррекция враждебного, антагонистического, гиперкритичного, требовательного настроения клиента и достижения хорошего раппорта. Усиление терапии происходило, даже если никакого гипноза не использовалось.

Милтон X. Эриксон, 1967

Неопытные гипнотизеры слишком охотно воспринимают начальную неудачу как следствие недостатка способностей со своей стороны или со стороны клиента. Эриксон настойчиво выделяет важность восприятия каждого аспекта поведения субъекта и, используя его, таким образом “встречая” клиентов в их модели мира и переводя их на новые места. Его описание процесса следует ниже:

В трансовой индукции неопытный гипнотизер часто пытается направить или сковать клиента с тем, чтобы удовлетворить свою концепцию того, как субъект “должен бы себя вести”. Здесь должна была бы быть постоянная минимализация роли гипнотизера и постоянное увеличение роли субъекта.

Можно привести пример на субъекте-добровольце, который позже использовался для обучения гипнозу студентов-медиков.

После общего обсуждения гипноза она выразила желание войти в транс немедленно. Ей было предложено выбрать кресло и положение в нем, в 120

котором бы она чувствовала бы себя максимально комфортно. Когда она уселась к собственному удовольствию, она заметила, что ей хотелось бы курить сигарету. Ей немедленно дали таковую, и она лениво производила процесс курения, мечтательно наблюдая дымок, поднимающийся кверху. Ненарочито были предложены ремарки разговорного иного плана о приятности курения, о наблюдении за вьющимся дымком, чувство простоты в поднесении сигареты ко рту, внутреннем ощущении удовлетворения оттого, что становишься полностью погруженным в процесс курения, с комфортом и без необходимости отвлекаться на любые внешние вещи. Коротко были сделаны каузальные замечания о ее вдохах и выдохах, слова эти соразмерялись с ее реальным дыханием. Другие ремарки делались о том. как просто может она почти автоматически поднести свою сигарету ко рту и затем опустить свою руку до ручки кресла. Эти ремарки были так же приурочены к совпадению с ее действительными движениями. Вскоре слова “вдох”, “выдох”, “поднести” и “опустить” приобрели ценность обусловливания, о которой она не подозревала вследствие кажущегося разговорного характера предложений. Также делались каузальные предложения, в которых слова “спать”, “засыпание”, “сонный” приурочивались к поведению ее зрачков. До ее закуривания сигареты она была уже в легком трансе. Затем было сделано предложение, что она может продолжать наслаждаться курением, засыпая более и более глубоко, что за сигаретой будет приглядывать гипнотизер, пока она будет погружаться в более и более полный глубокий сон: что, пока она спит, она будет продолжать переживать чувство удовлетворения и ощущения курения. Следствием всего этого был весьма удовлетворивший нас глубокий транс, и ей была преподана широкая тренировка, чтобы научить ее отвечать в соответствии с ее собственным бессознательным паттерном поведения.

Милтон X. Эриксон, 1967.

Далее: следование является частью генеральной стратегии Эриксона в работе с доминантным полушарием для достижения трансового состояния. Как только начинает работать эта петля обратной связи, начинается реализация остального содержания всей стратегии работы с доминантным полушарием. Эриксон описывает это следующим образом:

Глубокий гипноз - это тот уровень... который позволяет субъекту функционировать адекватно и точно на бессознательном уровне осознания без влияния сознательного мышления.

Милтон X. Эриксон, 1967

Это обеспечивается следованием с одновременным отвлечением и использованием бессознательных паттернов поведения, генерируемых

доминантным полушарием. Ведение разговора с пациентом способом, использующим процесс, по которому люди создают лингвистические модели их переживаний, позволяет гипнотизеру подхватывать широкие ресурсы клиента.

“Структура Магии”-! - это том, в котором мы описывали процесс создания людьми лингвистических моделей их опыта. Мета-модель - это набор точных форм, которыми психотерапевт может направленно вызвать неудовлетворительные репрезентации. Гипноз, с другой стороны, не вызывает эти процессы репрезентации, но скорее превращает их в самое средство, позволяющее клиенту достичь как трансового состояния, так и целей его. Таким образом, терапевтические цели могут быть достигнуты в терапии бодрствования с помощью мета-моделирования и для того, чтобы понять, и чтобы расширить модель мира вашего клиента. То, что могло бы быть названо в гипнозе анти- или обращенное мета-моделирование, используется для того, чтобы следовать и отвлекать, используя их, моделирующие процессы клиента, чтобы достичь транса и целей гипнотических усилий. Эту обращенную мета- модель мы с любовью назвали “Модель Милтона”.