Право нового тысячелетия

Право третьего тысячелетия может быть названо правом цивилизованных народов.

Эти слова (право цивилизованных народов) еще в первой половине прошлого века прозвучали в одной из работ немецкого правоведа, специалиста по цивилисти­ке и сравнительному правоведению, в сущности, наше­го современника – Эрнста Рабеля. Приведу их (обо­рванные в конце фразы многоточием) в одном из ориги­нальных переводов с немецкого¹: "Переливающиеся многоцветием под лучами солнца и трепещущие от дунове­ния ветра живые организмы права цивилизованных на­родов составляют вместе единое целое..."¹

По первым впечатлениям, как будто бы – фраза как фраза, некая, пожалуй, даже нарочитая краси­вость. Я же смею утверждать, что перед нами – одна из самых основательных характеристик права в совре­менную эпоху.

Конечно, выражение "право цивилизованных наро­дов" – условное, с некоторым даже этически небес­спорным, проблемным акцентом (потому и поставленное в кавычки). Но оно все же с необходимой определеннос­тью обозначает особенности ныне существующих юри­дических систем, которые уже состоялись как "демок­ратические" и "правовые". Притом – состоялись в каче­стве реально высокозначимого звена современного гражданского общества².

Три момента в таком понимании "права цивилизо­ванных народов" с юридической стороны являются наи­более существенными.

Первое – это то, что в них уже состоялась или, во всяком случае, с достаточной строгостью определи­лась перенастройка юридической системы в соответ­ствии с началами права человека. Состоялась или опре­делилась не в декларациях, лозунгах, объявленных на­мерениях, а на деле, в самом "живом организме права, т. е. в действующих юридических механизмах, прин­ципах, нормах, в конечном итоге – в решениях судов, иных юрисдикционных органов по конкретным жизнен­ным ситуациям. Следовательно, "право цивилизованных народов" – это по своей общей социальной характери­стике последовательно гуманистическое право (в том значении понятия гуманистическое, когда оно означает приоритет и высшую юридическую значимость неотъем­лемых прав и свобод человека).

Такое значение, по всем данным, имеют решения судебных инстанций Великобритании в 1998—1999 гг. по делу Пиночета (а теперь, в 2000—2001 гг., также и Вер­ховного Суда Чили), аналогичные по значимости ре­шения Конституционного Суда и других высших судеб­ных инстанций Германии. Как отмечается в литературе по сравнительному правоведению, в Германии вообще указанное понимание права связывается не только с правонарушениями; оно касается права в целом, рас­пространяется и на частное право. Так, "в решениях Верховного федерального суда... развивается принцип посильного возмещения ущерба в случае нарушения ос­новных прав человека". Примечательно (и это в полной мере согласуется с идеей права цивилизованных наро­дов), что "этот принцип Верховный федеральный суд (Германии. – С. А.) защищал ссылкой на то, что (даль­ше приводится выдержка из решения суда. – С. А.) "почти во всех правовых системах, в которых, как и в нашей, ценности отдельной личности отводится цент­ральное место, возмещение морального ущерба за ос­корбление и унижение, физическое и моральное, при­знается в качестве гражданско-правовой санкции"¹. Вот и сейчас, в наши дни, судебные и иные государствен­ные инстанции Германии с опорой на требования права человека решают правовую ситуацию, связанную с ком­пенсациями за рабский труд, использованный немецки­ми фирмами и иными организациями при фашистском режиме.

Второе, что характеризует "право цивилизо­ванных народов" с юридической стороны, – это цент­ральное положение права как регулятора в обществе.

Центральное – и с точки зрения признания обще­значимости права во всем обществе, во всем "народе" (когда только и возможно говорить о "праве народа" или "народов"). И одновременно центральное – с точки зрения положения права во всем комплексе институтов и средств социальной регуляции. Прежде всего (и при­том с атрибутами – "абсолютно", "безусловно") – в сфере принуждения, особенно государственного, кото­рое в гражданском обществе в условиях демократичес­кого режима должно выступать исключительно в виде правового принуждения, со всеми присущими ему ха­рактеристиками – ответственностью за персональную вину, на единых для всех субъектов юридических осно­ваниях, реализуемой только в строгих процессуальных процедурах и т. д. Здесь требуется такая отработанность и главное – такое состояние действующих юридичес­ких форм и конструкций, которые исключают из жиз­ни общества произвол, и в особенности насилие, не до­пуская ни под каким видом и предлогом легализацию и использование насилия для решения жизненных про­блем, в том числе и применение методов войны с ис­пользованием регулярной армии и ее тяжелой техники для решения внутригосударственных дел, конфликтов (за исключением, понятно, пресекательных и оператив­ных полицейских действий и военных действий в дей­ствительных ситуациях войны; и там и здесь, впрочем, жестко "обставленных" законодательными ограничени­ями и процедурами).

Третье, характеризующее современное право, это концентрация в юридических системах развитых де­мократических стран оптимальных юридических средств и механизмов, совершенных юридических кон­струкций, в том числе – соединение "чистых" право­вых форм с культурой прав человека, а в итоге – явле­ние крупномасштабного порядка, которое может быть охарактеризовано как процесс правовой конвергенции.

Это значит, что развитие правовых систем (в осо­бенности в странах, "продвинутых" по пути модерниза­ции, демократического развития, на Западе – в романо-германском праве и в общем, прецедентном праве) идет, хотя в разных темпах и с различными вариация­ми, но все же в одном направлении. Причем так, что происходит взаимное обогащение права в различных ареалах и в конечном итоге – своеобразная интегра­ция в праве, при которой соединяются в единые право­вые образования, в целостные юридические конструк­ции преимущества и достижения различных сфер пра­ва, разных систем. Подчас – такие преимущества и до­стоинства, которые, казалось бы, отличаются чуть ли не полярной противоположностью, несовместимостью.

Весьма отчетливо эти процессы дают о себе знать в сфере публичного права. И в странах с традиционно монархической формой правления, и в странах с рес­публиканским государственным устройством, при всем, казалось бы, качественном различии существующих здесь государственных систем, одинаково вместе с раз­витием демократии складываются, в принципе, одно­типные юридические режимы, основанные на принци­пах народовластия, свободных выборов, разделения вла­стей, приоритета прав и свобод человека и гражданина.

Аналогичные процессы происходят в сфере част­ного права. Здесь наукой раскрыто в общем-то порази­тельное явление, которое получило название презумп­ция идентичности. Дело в том, что при всем многооб­разии, универсальности правовых средств, в частном праве существуют на каждом этапе развития общества "единые правовые потребности"¹, которые обусловли­вают необходимость выработки адекватных правовых решений, и, следовательно, одинаковых, порой совпа­дающих юридических конструкций. И вот – порази­тельное явление (называемое подчас "основным зако­ном сравнительного права"). Суть этого явления – в том, что "различные правопорядки, несмотря на все различия в своем историческом развитии, доктринальных взглядах и стилях функционирования на практике, решают очень часто одни и те же жизненные пробле­мы, вплоть до мельчайших деталей, одинаково". Словом, так, когда складываются и действуют единые юри­дические конструкции.

Понятно, при этом нужно принять во внимание, что на содержание юридического регулирования ока­зывают влияние различные факторы, нередко сугубо субъективные или этические, религиозно-философские. Но "...если исключить эти сугубо субъективные и эти­чески обусловленные вопросы – преимущественно се­мейного и наследственного права, – а к остальным об­ластям права применить в сравнительном плане "непо­литическое" частное право, то вновь подтвердится кон­статация: одни и те же юридические проблемы одина­ково или в значительной мере сходно решаются во всех развитых правовых системах мира". Это и позволяет го­ворить о "презумпции идентичности" (ргезитрИо зтнШисИшз), причем даже "как инструменте для при­нятия практических решений"¹, т. е. едином для права цивилизованных народов его юридико-конструктивном содержании (жаль, что поддавшись модному критичес­кому настрою в отношении "юридического позитивиз­ма", авторы цитированных выше положений не обрати­лись к этой принципиальной стороне правового разви­тия, ограничившись тезисом об "одинаковых" или "сход­ных" решениях).

Отмечая принципиально новые черты права насту­пающего тысячелетия, необходимо вместе с тем обра­тить внимание на следующее.

Высокое положение права в жизни общества пред­полагает в целях обеспечения строго правового поряд­ка, в том числе прежде всего по вопросам государ­ственного принуждения, сохранение и упрочение фун­даментальных (непреходящих, "вечных") юридических ценностей, максимальное использование всего богат­ства юридической культуры, всех накопленных челове­чеством достижений в области юридических гарантий и юридических средств, юридических механизмов и кон­струкций, обеспечивающих действительную реализацию правовых идеалов и ценностей. А отсюда – признание на практике твердыми и незыблемыми действующих юридических принципов и механизмов, выражающих та­кого рода правовые идеалы и ценности.

Первое место среди таких идеалов и ценностей за­нимает принцип законности.

Здесь мы по ряду пунктов, помимо всего иного (в сложном переплетении социально положительного и негативного), встречаемся с глубокой драмой права. Это – возможность произвольного в ответ на факты ге­ноцида (как это случилось в 1999 г. со стороны стран НАТО в Югославии), применение вооруженной силы в отношении суверенного государства.

Надо полагать, что как бы ни были значительны основания для реакции на факты нарушения права че­ловека, указанные соображения ни на йоту не устраня­ют фундаментальную значимость основных достижений мировой юридической культуры – начал законности как таковой, других фундаментальных правовых ценностей, включая требования правосудия, изначального равен­ства всех в праве, действующие юридические порядки (в том числе – действующий порядок применения воо­руженной силы в международных отношениях). А сле­довательно – понимание того, что при игнорировании этих правовых ценностей и порядков перед людьми, всем обществом вновь открывается, быть может, самая страш­ная в жизни людей беда, несчастье и проклятие – без­дна произвола, а значит и насилия. Со всеми губитель­ными последствиями, имеющими здесь, как и в иных случаях игнорирования глубинных законов человечес­кого бытия, неизбежный характер, – такими, в част­ности, последствиями, как безвинные людские жерт­вы, гигантские материальные потери, экологические беды.

И вот на данной стадии мирового правового разви­тия, когда на первый план выступают гуманистические характеристики современного права ("права цивилизо­ванных народов" или, что то же самое – гуманисти­ческого права), его существенной неотъемлемой чер­той, наряду с рассмотренными ранее передовыми юри­дическими формами, должны остаться, в частности, и требования строжайшей законности как таковой. А также, следует добавить, и иные аналогичные принципы – такие как принцип правосудия (при установлении ис­тинности фактов и определении юридических послед­ствий), принцип равенства в праве, презумпция невиновности.

И конечно же, должен прочно утвердиться в со­временном правосознании и в действующих правовых порядках такой жесткий настрой, связанный с прида­нием непосредственного юридического значения пра­вам человека, когда бы абсолютно (на уровне безогово­рочного "табу") исключалась сама возможность с одной лишь ссылкой на "права человека" и другие гуманитар­ные мотивы внесудебного применения государственно-принудительных мер и, в особенности, использования по одному лишь усмотрению управленческих, исполни­тельных органов вооруженных сил для решения внут­ригосударственных политических и иных проблем.