Науковедческий контекст

Рассмотрение права под углом зрения "правовых средств" (притом – с перспективой его конструктивно го, математического понимания) в полной мере соот­ветствует общим закономерностям развития науки.

Здесь, надо думать, уместны некоторые общие замечания о развитии науки в современную эпоху.

Потребности в области науки эпохи, наступившей пос­ле Просвещения, буржуазных, демократических револю­ций, – потребности капитализма, "деловой практики". В сфере отраслей знаний, имеющих технико-прикладной характер, эти потребности концентрируются на том, что­бы выйти за рамки, продиктованные предшествующими условиями античности и средневековья, увидеть реаль­ные явления во всей их полноте и "обнаженности". А это, как показало последующее развитие естественных и тех­нических наук, и выводит науку (подчас через своего рода "повороты" и "зигзаги") на более высокий уровень зна­ний, отвечающий запросам Нового времени.

Исходный пункт в таком развитии науки -- это в соответствии с запросами эпохи углубление в саму ма­терию предмета данной сферы знаний.

Между тем, как мы видели, юридическая догмати­ка, как таковая, даже в бурные годы революционных перемен XVIII—XIX вв., возвестивших о верховенстве права, не идет дальше узконормативных трактовок. При всей важности достижений юридической догматики, юриспруденция по представлениям того времени "зас­тряла" на стадии сугубо формально-юридической про­работки права, необходимой для юридической практи­ки, и обрела славу всего лишь предмета "юридическо­го позитивизма" - - некоего лишь по прагматическим соображениям терпимого "осколка" прошлого, дисцип­лины, полной "формализма" и "схоластики", довольно низкого науковедческого уровня (что и повлекло за собой, как отмечалось ранее, разрыв в науке права, когда на одном полюсе оказались сугубо прагматичес­кие реалии практической юриспруденции, на другом – высшие духовные ценности и идеалы).

К тому же, юридическая догматика - - а она во многом и есть собственная материя права (пока еще и с непонятыми резервами высокого уровня!) -- порой во- ' обще стала уходить в некие закоулки сугубо абстракт­ных разработок, в сферу чуть ли не юридических спе­куляций – "юриспруденцию понятий".

И с этих позиций даже общетеоретические фило­софские разработки догмы права (как и многие специ­альные исследования догматической юриспруденции XIX—XX вв.), которые непосредственно не связаны с текущими потребностями практики, судя по всему, по­казались немалому числу правоведов, и тем более – специалистам иных отраслей знаний, как своего рода "теоретические излишества", заумные изыски на по­прище "науки ради науки", никчемные философичес­кие рассуждения. Тем более, подобные оценки пред­ставились оправданными, поскольку подобные исследо­вания проводились советскими правоведами в условиях тоталитарного режима, пусть и с использованием со­временных философских данных, новейших методоло­гических подходов.

Между тем результаты общетеоретических фило­софских разработок догмы права (в особенности по воп­росам своеобразия права как нормативной системы, структуры права, механизма правового регулирования), как это ни парадоксально, стали как и характерис­тики юридических конструкций выходить на широ­кий круг правовых явлений, не сводящихся к одной толь­ко догме права. И в этой связи начала давать о себе знать перспектива существенного углубления теории права под углом зрения идеи "правовых средств".

И вот тут следует принять во внимание, что в чем-то похожее парадоксальное сцепление обстоятельств и импульсов, предшествовавшее нарастающему углубле­нию научных знаний, как раз и случается в истории науки вообще. Многие отрасли технических и естествен­ных наук перед своим возвышением испытали на себе влияние подобных обстоятельств – начиная от интел­лектуальных увлечений на поприще "науки ради на­уки", лженаучных сбоев (алхимия, астрология) до же­стко эгоистических "заказов" промышленного капита­лизма и истребительных потребностей войны.

Что ни говори, здесь определяющее значение при­обретает сам результат научных разработок. В том чис­ле – тех разработок, производящих впечатление не­ких схоластических философических упражнений, ко­торые в области правоведения дают новые данные в отношении юридической материи.

Значит, в указанном выше сцеплении событий нет ничего странного и неожиданного. И значит, с этой точки зрения, своего рода знаком, а быть может, и судьбой юридических знаний является развитие других, также изначально прикладных, технико-практических наук (включая медицину, астрономию, технику градострои­тельства, водоснабжения, ирригации и др.), – разви­тие, которое, пройдя порой через тупиковые, лженауч­ные, спекулятивные изгибы и повороты, а главное – (даже в этих изломах) через взлеты ума и научного подвижничества, вышло в итоге на высшие достиже­ния естественных и технических знаний – теоретичес­кую механику, кибернетику, генетику, молекулярную химию. И притом в силу неведомых законов человечес­кого бытия оказалось, что именно такого рода высшие достижения ума и научные прорывы как раз и нужны в практическом отношении, так как отвечают потребнос­тям новой эпохи развития человечества.

И вот рассмотрение права ("правовой материи") на новом уровне знаний, когда оно рассматривается не толь­ко под углом зрения догмы права, но и в более широком ракурсе, т. е. качестве "правовых средств", и знаменует именно такого рода поворот в науке – науке права.

Причем само обозначение элементов правовой ма­терии в качестве "правовых средств" приобретает су­щественное значение. Казалось бы, здесь (в плоскости концепции правовых средств) перед нами те же самые явления, которыми оперирует аналитическая юриспру­денция – "субъективные права", "акты применения права", "юридические презумпции" и т. д. Но "выве­денные" из сферы юридической догматики и рассмат­риваемые в качестве "правовых средств", все они как бы обретают качественно новый облик. Сама трактовка элементов правовой материи в качестве "правовых средств" призвана, помимо иных моментов, обозначить их практическое значение, их "предназначенность" быть эффективными, нередко уникальными инструментами в решении сложных проблем нашей жизни (отсюда и иные выражения того же порядка - "юридический ин­струментарий", "правовые механизмы").

Наиболее ярко, выразительно такое научное и од­новременно практически значимое возвышение, казалось бы, сугубо "технической" категории происходит, как мы увидим, в отношении юридических конструк­ций. В отличие от аналитической юриспруденции, где они трактуются всего лишь как некое подсобное явле­ние "юридической техники" при оформлении норматив­ных актов, юридические конструкции под углом зрения концепции правовых средств предстают как высший "пра­вовой инструмент", выражающий резервы и потенциал юридической материи, ее уникальные возможности в решении сложных проблем нашей жизни.