Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Колумбия





 

Фабиан весь горит.

От слов, что нашептывает ему Пилар.

Правильно ли я ее понимаю? – гадает он. Она действительно говорит то, что я думаю? Ее слова тянут за собой его мысли: о ее губах, ногах, ступнях, погруженных в воду, сексапильных линиях ее тела под купальником. И фантазии: вот бы запустить руку под этот купальник, стиснуть грудь, потрепать ее киску, услышать, как она стонет, оказаться внутри нее и...

И она вправду имеет в виду rabiar? Испанский – такой хитрый язык, каждое слова в нем имеет множество оттенков. Rabiar может означать «испытывать жажду», «гореть», «сходить с ума», «безумствовать», и это все, кажется ему, она и имеет в виду. Но слово может также обозначать понятие «садомазохизм», и Фабиан гадает: может, она хочет, чтобы ее связали, отхлестали кнутом, грубо трахнули, – и у него разгораются новые дразнящие фантазии. Удивляющие его. Таких в нем прежде не будил никто. Фабиан представляет, как связывает ее шелковыми шарфами, стегает по красивому заду, охаживает кнутом. Видит себя позади нее, а она на четвереньках, он трахает ее по‑собачьи, а она вопит: «Потяни меня за волосы!» И он сгребает в кулак эти густые черные блестящие волосы и оттягивает назад, будто вожжи, так что ее длинная шея изгибается, напрягается, и Пилар визжит от боли и удовольствия.

Yo quiero rabiar.

Ay, Dios mio!

В следующий раз, когда Фабиан приезжает на ранчо Мендеса (через несколько недель – бесконечных недель), он едва может дышать, когда выбирается из машины. Ему трудно дышать, голова плывет. И он чувствует вину. Удивляется, когда Гуэро приветствует его объятием: неужели безудержное влечение к жене этого человека не отражается у него на лице? Он уверен, что все видно, когда из двери выходит Пилар и улыбается ему. На руках у нее малыш, а другой рукой она обнимает маленькую девочку. Она говорит ей:

Mira, Claudia, tio Fabian esta aqui. (Посмотри, Клаудиа, пришел дядя Фабиан.)

Дядя Фабиан.

Он чувствует укол стыда, точно было сказано: «Посмотри, Клаудиа, дядя Фабиан желает трахнуть твою мамочку».

Нестерпимо желает.

В тот вечер он целует Пилар.

Этот чертов Гуэро опять оставляет их одних в гостиной – уходит ответить на телефонный звонок. Они стоят рядом у камина, и она благоухает, точно цветок мимозы, сердце у него вот‑вот взорвется. Они долго смотрят друг на друга, а потом целуются.

Ее губы такие чудесно мягкие.

Точно переспелые персики.

У него кружится голова.

Поцелуй заканчивается, и они отступают друг от друга.

Изумленные.

Напуганные.

Возбужденные.

Фабиан отходит на другой конец комнаты.

– Я этого не хотела, – говорит Пилар.

– Я тоже.

Но на самом деле он очень хотел.

Таков и был план.

План, который изложил ему Рауль, но Фабиан уверен, придумал его Адан. А может, и сам Мигель Анхель Баррера.

А Фабиан действует по этому плану.

И очень скоро они украдкой целуются, обнимаются, пожимают друг другу руки, обмениваются понимающими красноречивыми взглядами. Игра эта опасная и безумно будоражащая. Заигрывание с сексом и со смертью – ведь Гуэро, если узнает, наверняка убьет обоих.

– Нет, вряд ли, – возражает Пилар Фабиану. – Ну то есть да, тебя он, конечно, убьет, но потом наверняка примется вопить, плакать и простит меня.

Она говорит это с грустью.

Она не желает, чтобы ее прощали.

Она хочет гореть.

Но все‑таки говорит:

– Между нами ничего невозможно.

Фабиан соглашается. Вслух. Но в мыслях думает, очень даже возможно. И случится. Это ведь моя работа, мое задание, мое поручение. Соблазнить жену Гуэро. Увезти ее от него.

Начинает Фабиан с магических слов: «Что, если бы...»

Самые коварные слова в любом языке.

Что, если бы мы встретились раньше? Что, если бы мы были свободны? Что, если бы мы могли отправиться путешествовать вместе – в Париж, Рио, Рим? Что, если бы мы убежали? Что, если бы мы прихватили с собой достаточно денег, чтобы начать новую жизнь?

Они точно двое детей, играющих в увлекательную игру. (Что, если бы эти камни были золотыми?) Они начинают обдумывать детали своего побега: когда они уедут, куда, что возьмут с собой. Как суметь уехать без ведома Гуэро? А как же его телохранители? Где им лучше встретиться? А как же быть с детьми? Она не оставит их. Ни за что не сможет бросить их.

Все эти фантазии строятся в разговорах урывками, в минуты, украденные у Гуэро, – в мыслях и сердце Пилар уже изменяет Гуэро. И в спальне – когда муж лежит на ней, думает она только о Фабиане. Гуэро самодовольно пыжится, когда она вскрикивает в оргазме (это что‑то новенькое, что‑то непривычное), но она представляет себе, что с ней Фабиан. Теперь Пилар крадет у мужа даже это.

Измена полная, осталось только воплотить ее в жизнь.

Вероятность перетекает в фантазии, фантазии переходят в размышления, а размышления выливаются в планы – так упоительно строить планы новой жизни. Они вдаются в мельчайшие детали. Оба они модники и тратят долгие драгоценные минуты, обсуждая, что надо взять с собой, а что можно будет купить на месте («место» меняется – это то Париж, то Рим, то Рио).

Или детали более серьезные: оставлять Гуэро записку или не надо? Просто взять и исчезнуть? Ехать им вместе или лучше где‑то встретиться? А если встретиться, то где? А может, полететь одним рейсом, но порознь. Обмениваясь многозначительными взглядами через проход – долгий мучительный ночной перелет, наполненный предвкушением секса. Уложить детей и встретиться в его номере в парижском отеле.

Rabiar.

Нет, я не смогу вытерпеть, говорит она ему. Я зайду в туалет в самолете, а ты следом. Дверь она оставит незапертой. Нет, они встретятся в баре в Рио. Притворятся, будто незнакомы. Он последует за ней в переулок, прижмет ее к ограде...

Rabiar.

Ты сделаешь мне больно?

Если желаешь.

Да.

Тогда я сделаю тебе больно.

В нем есть все, чего нет у Гуэро – искушенность, красота, элегантная одежда, стиль, сексуальность. И он обаятельный. Такой обаятельный.

Пилар созрела.

Она спрашивает его – когда?

– Скоро, – отвечает Фабиан. – Я хочу бежать с тобой, но...

Но...

Жестокий противовес «что, если бы». Вторжение реальности. В их случае...

– Нам потребуются деньги, – заканчивает он. – У меня есть деньги, но их не хватит, чтобы нам скрыться надолго.

Он понимает – это щекотливый момент. Тот самый миг, когда могут лопнуть все мыльные пузыри. Они радужно переливаются в солнечных лучах, но, отягченные вульгарными финансовыми подробностями, могут лопнуть в мгновение ока. Фабиан изображает на лице смущение, подпускает капельку стыда, утыкает глаза в пол.

– Нам придется подождать, пока у меня не будет достаточно денег.

– А долго ли? – Тон у Пилар обиженный, разочарованный, в глазах у нее слезы.

Теперь как можно осторожнее, на цыпочках.

– Ну, не очень. Где‑то год. А может – два.

– Но это слишком долго!

– Прости. Что тут можно поделать?

Фабиан задает этот риторический вопрос, как бы не рассчитывая на ответ. Но Пилар дает тот ответ, какого он и ждал:

– У меня есть деньги.

– Нет! – преувеличенно твердо возражает он. – Никогда!

– Но два года... Это немыслимо!

Но точно так же был немыслим их флирт, поцелуи, невероятен их побег...

– Сколько денег нам нужно? – спрашивает Пилар.

– Несколько миллионов. Вот почему и потребуется столько...

– Столько я смогу снять со счета в банке.

– Нет, нет, как я могу...

– Ты думаешь только о себе, – укорят Пилар. – О своей мужской гордости. Как ты можешь быть таким эгоистом?

Вот он, ключ к успеху, думает Фабиан. Теперь, когда он перевернул уравнение задом наперед, дело сделано. Теперь, если он примет ее деньги, это будет актом великодушия, отказом от эгоизма с его стороны.

– Ты не любишь меня, – надувает она губки.

– Я люблю тебя больше жизни.

– Не настолько любишь меня, чтобы...

– Да, – перебивает он, – настолько.

Пилар бросается обнимать его.

По возвращении в Тихуану Фабиан разыскивает Рауля и сообщает ему – дело сделано.

На это потребовались месяцы, но наконец Акулу, Эль Тибурона, вот‑вот накормят.

Очень вовремя.

Потому что подоспела пора начинать войну против Гуэро Мендеса.

 

Пилар аккуратно складывает маленькое черное платье в чемодан.

Вместе с черными бюстгальтерами, трусиками и другим бельем.

Фабиану она нравится в черном.

Ей хочется угодить ему. Ей хочется, чтоб их первый раз получился необыкновенным. Pues, a menos que la fantasia sea mejor que e ado – хотя фантазии обычно чудеснее, чем реальный секс. Но она уверена, у них получится по‑другому. Ни один мужчина не умеет говорить так, как говорит Фабиан, находить слова, какие находит он. Никто не умеет придумать столько изысков, как он, а уж тем более воплотить в жизнь хоть некоторые из них. Она возбуждается, даже когда он только говорит с ней, так что же будет с ней твориться, когда она окажется в его объятиях?

Я позволю ему делать со мной все, что угодно, думает Пилар.

Я хочу, чтобы он сделал все, что ему вздумается.

Ты сделаешь мне больно?

Если ты хочешь.

Да.

Тогда я сделаю тебе больно.

Пилар на это надеется, надеется, что он и вправду сделает больно, что его не устрашит ее красота и он не растеряет храбрости.

Что угодно – потому что она жаждет новой жизни, подальше от синалоанской глухомани, от ее мужа и его неотесанных дружков. Она хочет лучшей жизни для своих детей: хорошего образования, культуры; хочет, чтобы они поняли: мир шире и интереснее, чем нелепая крепость, воткнутая на окраине горного городишки, позабытого на задворках цивилизации.

И Фабиан это понимает – они беседовали на эту тему. Он рассказывал ей, что у него есть знакомые и за пределами узкого круга narcotraficantes, он дружит с банкирами, финансистами и даже с художниками и писателями.

Пилар хочет вырваться из привычного круга.

И когда за завтраком Гуэро, извинившись, вышел, а Фабиан наклонился к ней и шепнул: «Сегодня», – сердце ее сладко замерло.

– Сегодня? – шепотом переспросила она.

– Гуэро уедет, – говорит Фабиан, – осматривать свои владения.

– Хорошо.

– В аэропорт мы едем вместе. Я заказал билеты на рейс в Боготу.

– А дети?

– С нами конечно же. Ты успеешь упаковать самое необходимое?

Сейчас Пилар слышит: по коридору идет Гуэро. Она быстро прячет чемодан под кровать.

Гуэро видит разбросанную всюду одежду:

– Чем это ты занимаешься?

– Надумала избавиться от кое‑каких старых тряпок, – объясняет Пилар. – Отнесу их в церковь.

– А потом поедем по магазинам? – улыбается он, поддразнивая жену. Ему нравится, когда она ходит по магазинам. Нравится, когда она тратит деньги.

– Почему бы и нет?

– Ну, я пошел, – говорит он. – Я уезжаю на весь день. Может быть, сегодня не вернусь.

Пилар ласково целует его:

– Я буду скучать по тебе.

– Я тоже буду по тебе скучать. А может, подцеплю какую una nena [99], пусть согреет меня.

Как бы мне этого хотелось, думает Пилар. Тогда ты не будешь мучить меня каждую ночь. Но вслух говорит:

– Только не ты. Ты же не такой, как прежние gomeros.

– И я люблю свою жену.

– А я люблю своего мужа.

– Фабиан уже ушел?

– Нет, мне кажется, он еще упаковывается.

– Пойду попрощаюсь с ним.

– И поцелуй детей.

– Разве они еще не спят?

– Конечно, спят, – говорит она. – Но им будет приятно узнать, что ты поцеловал их перед отъездом.

Гуэро тянется к жене и снова целует ее.

Eres toda mi vida. (Ты – вся моя жизнь.)

Как только муж выходит, Пилар захлопывает дверь и вытягивает из‑под кровати чемодан.

 

Адан прощается со своей семьей.

Заходит в комнату к Глории, целует дочь.

Девочка расцветает улыбкой.

Господи, она еще улыбается, думает Адан. Она такая жизнерадостная, такая храбрая. В глубине комнаты чирикает птичка, которую он привез дочке из Гвадалахары.

– Ты уже дала птичке имя? – спрашивает он.

– Глория.

– В честь себя?

– Нет! – заливается смехом девочка. – В честь Глории Треви.

– А‑а.

– Ты уезжаешь, да? – спрашивает она.

– Да.

– Папа‑а‑а‑а...

– Всего только на недельку.

– А куда?

– В Коста‑Рику, потом, может, в Колумбию.

– Зачем?

– Ищу, где купить кофе получше, – объясняет он, – для ресторанов.

– Разве ты не можешь купить кофе здесь?

– Здешний для наших ресторанов недостаточно хорош.

– А можно мне поехать с тобой?

– На этот раз – нет. Может быть, в следующий раз.

Если этот следующий раз случится. Если все пройдет хорошо в Бадирагуато, в Кульякане и на мосту через Рио‑Магдалену, где у него назначена встреча с Орехуэла. Если все пройдет хорошо, любовь моя.

А если нет, он на всякий случай напоминает Люсии, где лежат страховые полисы, код к банковским счетам, ценным бумагам в банковских сейфах, к папкам с облигациями. Если удача от него отвернется, если Орехуэла сбросят его труп с моста, его жена и ребенок будут обеспечены до конца жизни.

И Нора тоже.

Номера счетов и инструкции он оставил у своего банкира.

Если он не вернется из этой поездки, у Норы хватит денег, чтобы открыть свой маленький бизнес, начать новую жизнь.

– Что тебе привезти? – спрашивает он дочку.

– Сам скорее возвращайся, – просит девочка.

Ох уж эта детская интуиция, думает он. Каким‑то непостижимым образом Глория будто читает, что у него на сердце.

– Ладно, пусть это будет сюрпризом. Поцелуешь папу?

Он чувствует ее сухие губы на щеке, а потом худенькие ручки обхватывают его шею – замок, который так трудно разомкнуть. Ему неспокойно. И так не хочется уезжать от дочки. На минутку мелькает мысль: а может, все‑таки не ехать? Взять да и выйти из этой pista secreta [100], заниматься только ресторанами? Но сейчас уже слишком поздно – война с Гуэро началась, и если Баррера не убьют его, то он убьет их.

Адан решается, нежно разжимает ее ручки и выпрямляется.

– До свидания, mi alma [101], – говорит он. – Я буду звонить тебе каждый день.

Быстро, чтобы она не заметила слез у него на глазах, отворачивается. Слезы напугали бы ее. Он выходит из комнаты. Люсия уже ждет в гостиной с чемоданом и курткой наготове.

– Я только на недельку, – говорит он.

– Мы будем скучать по тебе.

– А я буду скучать по вас. – Адан целует жену в щеку, берет куртку и направляется к двери.

– Адан?

– Да?

– С тобой все в порядке?

– Все отлично, – отвечает он. – Так, устал немножко.

– Может, сумеешь поспать в самолете.

– Может быть. – Адан открывает дверь, потом, обернувшись, говорит: – Люсия, знаешь, я люблю тебя.

– Я, Адан, тоже тебя люблю.

Она произносит это, будто извиняясь. Это и есть извинение. За то, что она не спит с ним, за свое бессилие что‑то изменить в их семейной жизни. Люсия хочет сказать, что все это не означает, что она больше не любит его.

Грустно улыбнувшись, Адан уходит.

По пути в аэропорт он звонит Норе, сказать, что не сумеет встретиться с ней на этой неделе.

А может, и никогда больше, думает он, кладя трубку.

Все зависит от того, что произойдет в Кульякане.

Где только что открылись банки.

 

Пилар сняла со счетов семь миллионов долларов.

В трех разных банках Кульякана.

Двое банковских служащих порываются возразить, желают связаться сначала с сеньором Мендесом – к ужасу Фабиана, один даже уже поднимает трубку, – но Пилар настойчива, она втолковывает трусливому менеджеру, что она сеньора Мендес, а не какая‑то там домохозяйка, превысившая свое денежное содержание.

Трубка опускается на место.

И Пилар получает деньги.

Еще до того, как они садятся в самолет, Фабиан убеждает ее перечислить два миллиона на счета, открытые в десятке банков по всему миру.

– Теперь нам есть на что жить, – говорит ей Фабиан. – Он не сумеет разыскать ни нас, ни деньги.

Они усаживают детей в ее машину и едут в аэропорт, где дожидается самолет, который частным рейсом доставит их в Мехико.

– Как это ты все устроил? – удивляется Пилар.

– У меня есть влиятельные друзья.

На нее это производит впечатление.

Гуэрито слишком мал и не понимает, конечно, что происходит, но Клаудиа хочет знать, где папочка.

– Мы с папой играем, – объясняет Пилар. – В прятки.

Девочка объяснение принимает, но Пилар видит, что она все еще хмурится.

Пока они добираются до аэропорта, без конца оглядываются в страхе – а вдруг Гуэро и его sicarios преследуют их. Когда самолет еще дожидается разрешения взлететь, Фабиан, выглянув в иллюминатор, видит Гуэро и его молодцев, мчащихся на двух джипах.

Видимо, банковский служащий все‑таки позвонил.

Пилар в ужасе.

Но в ее глазах не только страх, но и возбуждение.

Гуэро выскакивает из машины. Пилар наблюдает, как он спорит с копом‑охранником, потом видит ее в иллюминаторе, указывает на самолет, и тут Фабиан наклоняется и демонстративно целует Пилар в губы, а потом рявкает пилоту:

Vamonos! [102]

Самолет разбегается по взлетной полосе. Гуэро прыгает в джип и мчится за ним, но Пилар чувствует: колеса оторвались от земли и они уже парят в воздухе. Гуэро и маленький мирок Кульякана уменьшаются, исчезают...

Пилар ужасно хочется завести Фабиана в туалет и трахнуть его прямо там, но рядом дети, так что приходится ждать, и ее досада, нетерпение и возбуждение нарастают с каждой минутой.

Сначала они летят в Гвадалахару заправиться. Потом в Мехико, где они пересаживаются с частного самолета на туристический рейс в Белиз, где, как ей представляется, они непременно сделают остановку и съездят на какой‑нибудь курорт, и там она наконец получит то, что хочет. Но в маленьком аэропорту Белиза они еще раз меняют самолет и летят в Сан‑Хосе, в Коста‑Рику. И уж там‑то, надеется она, они наверняка остановятся хотя бы на денек. Однако в Сан‑Хосе они регистрируются на рейс в Каракас, но в этот самолет не садятся, а добираются коммерческим рейсом до Кали в Колумбии.

С фальшивыми паспортами и под другими именами.

Когда они наконец добираются до Кали, Фабиан говорит, что тут они задержатся на несколько дней. Они едут на такси до отеля «Интернасиональ», где Фабиан берет два смежных номера, еще раз сменив им имена. Пилар чувствует, что она сейчас взорвется, так велико ее желание. Наконец измученные дети засыпают.

Фабиан берет ее за руку и ведет в свою комнату.

– Я хочу принять душ, – говорит Пилар.

– Нет.

– Нет?

Слово «нет» она слышать не привыкла.

– Разденься! – приказывает Фабиан. – Сейчас же.

– Но...

Он отвешивает ей хлесткую пощечину. Потом усаживается в кресло в углу и наблюдает, как Пилар расстегивает блузку, роняет ее, сбрасывает туфли, перешагивает через брюки и стоит перед ним в черном нижнем белье.

– Снимай!

Боже, член у него уже вздыбился. Ее белая грудь в черном бюстгальтере так соблазнительна. Так и тянет дотронуться до нее, ласкать, но он знает: не этого хочет Пилар, и не смеет разочаровывать ее.

Пилар расстегивает бюстгальтер, и ее груди опускаются, но так, совсем чуть‑чуть. Сняв трусики, она смотрит на него. И, отчаянно краснея, спрашивает:

– А что теперь?

– На кровать! – приказывает он. – На руки и колени! Покажи себя мне.

Она дрожит, забираясь на кровать.

– Ты хочешь меня? – спрашивает он.

– Да.

– Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя?

– Да.

– Тогда скажи – пожалуйста.

– Пожалуйста.

– Пока рано.

Фабиан снимает ремень. Хватает ее за руки, поднимает их – господи, какие красивые у нее груди, когда чуть дрожат, – захлестывает ремнем запястья, а потом закрепляет за изголовье.

Собирает в кулак волосы и оттягивает назад голову – шея у нее выгибается. Скакать на ней, как на лошади, нахлестывать ей зад, доводя до финиша. Она наслаждается резким звуком его ударов, болью, они отзываются глубоко в ней, ее пронзает дрожь оргазма.

Ей больно.

Rabiar.

Она пылает. У нее горит кожа, пылает зад, лоно, когда он ласкает, бьет и наконец трахает ее. Пилар извивается на кровати на коленях. Она испытывает наслаждение от боли, ведь она так долго этого ждала. Несколько месяцев флирта, фантазии, совместное обсуждение будущей жизни да еще захватывающее возбуждение самого побега.

– А‑а‑а‑а‑а!

Он входит в нее в такт ее стонам.

Еще. Еще. Еще!

Она стонет:

Voy a morir! Voy a morir! (Я сейчас кончу! Я сейчас умру!)

И вопль:

Voy a volar! (Я лечу! Я взрываюсь!)

И Пилар кричит.

Долгим, захлебывающимся, прерывистым криком.

 

Выйдя из ванной, Пилар садится на кровать. Просит его застегнуть ей сзади молнию на платье. Фабиан застегивает. У нее такая красивая кожа. И такие красивые волосы. Он гладит их тыльной стороной ладони, целует в шею.

– Позже, mi amor, – мурлычет она. – Дети ждут в машине.

Гладит шею, другой рукой тянется, ласкает ей сосок. Она вздыхает и откидывается назад. Скоро она уже опять стоит на четвереньках, предлагая себя, ожидая, пока он войдет в нее (она обожает, когда он заставляет ее ждать). Фабиан сгребает ее волосы в кулак и оттягивает голову назад.

Она чувствует боль.

На горле.

Сначала Пилар думает, что это новая игра – то, что он душит ее, но он все не останавливается...

Пилар извивается.

Она пылает.

Rabiar.

Она отбивается, ноги у нее дергаются.

– Это, – шипит ей в ухо Фабиан, – тебе за дона Мигеля Анхеля, bruja. Он передает тебе привет.

Фабиан тянет проволоку все сильнее, скручивает ее, проволока перерезает ей горло, впивается в позвонки, и, наконец, голова ее отделяется от туловища и падает с гулким стуком на пол лицом вниз.

Брызжет кровь.

Фабиан поднимает голову Пилар за блестящие черные волосы. На него уставились ее безжизненные глаза. Он кладет голову в переносной холодильник, запирает его и пакует в коробку, на которой уже написан адрес.

Надежно заклеивает коробку несколькими слоями скотча.

И отправляется в душ.

Капли ее крови, смешиваясь с водой, стекают у него по ногам, закручиваются в спирали и исчезают в стоке.

Фабиан вытирается, надевает свежую одежду и выходит с коробкой на улицу, к машине.

 

Дети сидят на заднем сиденье.

Фабиан устраивается рядом с ними и кивает Мануэлю – езжай.

– А где мамочка? – пристает Клаудиа. – Где мамочка?

– Она встретит нас там, – машет он рукой.

– Где – там? – Клаудиа начинает плакать.

– В одном особом месте, – отвечает Фабиан. – Сюрприз.

– Что такое сюрприз? – У заинтересованной Клаудии высыхают слезы.

– Если я тебе скажу, так это уже не будет сюрпризом, верно?

– А в коробке тоже сюрприз?

– В какой коробке?

– В коробке, которую ты положил в багажник. Я видела.

– Нет. Это просто посылка, мне ее нужно отправить по почте.

Фабиан заходит на почту и тяжело опускает коробку на стойку. Удивительно, какая тяжелая, думает он, у нее голова. Он вспоминает густоту ее волос, их тяжесть в руке, когда он играл с ними, ласкал. В постели она была изумительна, вспоминает он. Чувствуя – к легкому своему ужасу, учитывая, что он только что совершил и что совершит сейчас, – сексуальное возбуждение.

– Как желаете отправить? – осведомляется клерк.

– Экспресс‑почтой.

Клерк ставит коробку на весы.

– Желаете застраховать?

– Нет.

– Но все равно обойдется дорого, – замечает клерк. – Вы точно не хотите послать простой? Посылка прибудет всего через два‑три дня.

– Нет, она должна быть там завтра.

– Подарок?

– Угм, подарок.

– Сюрприз?

– Надеюсь. – Фабиан платит почтовый сбор и возвращается в машину.

Клаудиа вновь испугана:

– Я хочу к маме!

– Я и везу тебя к ней, – говорит Фабиан.

 

Мост Санта‑Исабель перекинут через ущелье того же названия. По дну, в семистах футах внизу, бурно мчит воды Рио‑Магдалена, перекатываясь ‑через валуны на своем длинном извилистом пути, от устья в Западных Кордильерах к Карибскому морю. Река многие километры бежит через центральную Колумбию, протекает близко от городов Кали и Медельин, но не пересекает их.

Адан понимает, почему братья Орехуэла выбрали это место: тут пустынно и с любого конца моста засаду можно обнаружить за сотню ярдов.

Во всяком случае, я на это надеюсь, думает Адан. А на самом деле они могут и сейчас отрезать мне отступление, и я этого даже не замечу. Но рискнуть придется. Без поставок кокаина от Орехуэла нет никакой надежды выиграть войну против Гуэро и остальной Федерасьон.

Войну, которая сейчас уже наверняка открыто объявлена.

Эль Тибурон, скорее всего, уже сбежал с Пилар Мендес, уговорив ее украсть миллионы долларов у мужа. В любую минуту Фабиан объявится тут с наличными, которые предназначены для того, чтобы переманить Орехуэла из Федерасьон к себе в союзники. В планы Тио входило не только отомстить Мендесу, наставив ему рога, но и еще усугубить унижение, выманив у его жены деньги для ведения войны против него же.

Но может быть, что Фабиан уже болтается на телеграфном столбе с забитым серебром ртом, а Орехуэла едут сюда убивать меня.

Адан слышит шум машины. Пули в спину, гадает он, или Фабиан с деньгами? Он поворачивается и видит...

Фабиана Мартинеса, водителя, а на заднем сиденье – детей Гуэро. Что за черт? Выбравшись из своей машины, Адан подходит.

– Деньги привез? – спрашивает он Фабиана.

Фабиан улыбается ослепительной улыбкой кинозвезды:

– И бонус в придачу.

Он протягивает Адану кейс с пятью миллионами.

– А где Пилар? – спрашивает Адан.

– На пути домой. – От кривой ухмылки Фабиана у Адана мурашки по спине побежали.

– Она уехала без детей? Зачем они тут? Что...

– Я только выполняю приказ Рауля, – перебивает Фабиан. – Адан...

Он указывает на другой конец моста, туда медленно подкатывает черный «лендровер».

– Жди здесь. – Адан подхватывает кейс и шагает по мосту.

Фабиан слышит голосок маленькой девочки:

– Мама тут?

– Да, – роняет Фабиан.

– Где же она? С теми людьми? – допытывается Клаудиа, указывая на машину на другом конце моста, из которой как раз выходят Орехуэла.

– Думаю, да.

– Я хочу туда!

– Тебе придется подождать несколько минут.

– А я хочу сейчас!

– Сначала нам надо поговорить с теми дядями.

Адан идет, как и было договорено, к середине моста. Ноги у него деревянные от страха. Если они посадили в горах снайпера, то я труп, говорит он себе. Но они могли бы прикончить меня в любой момент, когда я был еще в Колумбии, а значит, они все‑таки хотят услышать, что я могу им предложить.

Адан уже на середине моста, дожидается, пока подойдут Орехуэла. Два брата, Мануэль и Джильберто, приземистые, кряжистые, темноволосые. Все обмениваются рукопожатиями, и Адан спрашивает:

– Ну что, перейдем к делу?

– Для этого мы и прибыли, – замечает Джильберто.

– Ты ж сам просил о встрече, – вторит Мануэль.

Бесцеремонно, думает Адан. Грубо. Да ладно, без разницы. Стало быть, расстановка сил такова: Джильберто склоняется к заключению сделки, а Мануэль противится ей. Что ж, понятно. Пора начинать.

– Мы хотим выйти из Федерасьон, – приступает Адан. – Но я хочу знать наверняка, что у нас тут, в Колумбии, все равно останется связь.

– Все наши связи с Абрего, – заявляет Мануэль, – и с Федерасьон.

– Так‑то оно так, – соглашается Адан, – но на каждый килограмм вашего кокаина, который получает Федерасьон, она имеет пять из Медельина.

Он видит, он задел их за живое, особенно Джильберто. Братья ревнуют к своим соперникам из Медельина, они ребята с большими претензиями. И, учитывая, что американское наркоуправление так жестко бьет по картелю Медельина и его филиалам во Флориде, у Орехуэла появляются шансы подняться повыше.

– Ты предлагаешь такой договор только нам? – интересуется Джильберто.

– Если вы согласны поставлять нам кокаин, – говорит Адан, – тогда мы будем заниматься только продуктом из Кали.

– Предложение заманчивое, – откликается Мануэль, – да только дон Абрего будет недоволен, что мы оставили тебя в бизнесе, и откажется с нами работать.

Но Джильберто колеблется, видит Адан. Его предложение соблазняет.

– Дон Абрего, – напирает Адан, – прошлое, мы – будущее.

– Хотелось бы верить, – возражает Мануэль, – но глава вашего pasador сидит в тюрьме. Похоже, что мексиканские власти считают, это Абрего их будущее. А после него... Мендес.

– Мы разгромим Мендеса.

– Ну да? – фыркает Мануэль. – Мендес легко не сдастся, да еще Абрего поддержит Мендеса, и все другие pasadores тоже. И federales. Без обид, Адан, но думается мне, я смотрю на мертвеца. Стоит он тут и предлагает мне выгодный договор, если я разорю свой бизнес с живым, чтоб заняться им с мертвецом. Интересно, сколько это кокаина ты сумеешь продать из могилы?

– Мы – pasador Баррера, – спорит Адан. – Мы побеждали прежде, победим и...

– Нет, – перебивает Мануэль. – Ты уж прости, но больше вы не pasador Баррера. Твой дядя, согласен, может, и сумел бы одолеть Абрего и Мендеса да и все мексиканское правительство. Но ты – не твой дядя. Ты очень умный, но одних мозгов тут мало. А вот силенок‑то у тебя хватит? Вот что я скажу тебе, Адан: ты мне кажешься слабаком. Сдается мне, кишка у тебя тонка замахиваться на Мендеса. Духу у тебя не хватит сделать то, что ты задумал.

Адан кивает. Просит разрешения открыть кейс. Получает согласие, откидывает крышку и показывает им деньги.

– Это пять миллионов Гуэро Мендеса. Мы трахнули его жену в задницу и уговорили ее украсть для нас его деньги. А теперь, если вы по‑прежнему думаете, будто нам не по зубам победить его, заберите деньги, пристрелите меня, сбросьте мой труп с моста и дальше получайте мелкие чаевые от Федерасьон. Но если решите, что мы сумеем победить Мендеса, тогда примите деньги как задаток в счет тех миллионов, которые мы сделаем вместе.

Адан старается сохранять хладнокровие, но по их лицам читает: решение может повернуться в любую сторону.

Фабиан об этом догадывается тоже.

А инструкции Эль Тибурону в этом случае даны вполне определенные. Приказания Рауля, переданные прямо от легендарного М‑1.

Vengan, – зовет Фабиан детей.

– Мы идем к мамочке? – допытывается Клаудиа.

Si. – Фабиан берет девочку за руку, взваливает на плечо Гуэрито и шагает к середине моста.

 

Mi esposa, mi esposa linda! (Моя жена, моя красавица жена!)

Крики Гуэро эхом прокатываются по огромному пустому дому.

Слуги попрятались. Телохранители у дома тоже притаились, пока Гуэро, шатаясь, бродит по дому, швыряет мебель, колотит стеклянные безделушки, наконец бросается ничком на диван из коровьих шкур и зарывается, рыдая, лицом в подушки.

Он нашел коротенькую записку Пилар: «Я БОЛЬШЕ НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Я УЕХАЛА С ФАБИАНОМ И ВЗЯЛА ДЕТЕЙ. С НИМИ ВСЕ В ПОРЯДКЕ».

Сердце у него разбито. Он готов сделать что угодно, лишь бы вернуть ее. Он бы принял ее обратно и постарался только радовать ее. Все это он изливает, высказывает подушке. Потом поднимает голову и воет:

Mi esposa, mi esposa linda!

Даже телохранители, с десяток sicarios, охраняющие стены estancia и ворота, слышат его. Это приводит их в ужас, а они и так уже в напряжении с момента ареста дона Мигеля Барреры, зная, что может начаться война. Что грозит перетасовкой главарей, а тогда, как известно, крови никто не жалеет.

А теперь еще jefe [103]в доме воет, точно баба, да так громко, что слышно всем.

Все это inquietante – ужасно беспокойно.

И продолжается почти весь день.

Подъезжает почтовый автофургон. На машину тут же нацеливается с десяток «АК‑47».

Охранники останавливают машину невдалеке от ворот. Один наставляет пулемет на водителя, другой обыскивает фургон, потом спрашивает ошарашенного шофера:

– Чего тебе надо?

– Посылка для сеньора Мендеса.

– От кого?

Водитель тычет в обратный адрес на ярлыке:

– От его жены.

Охранник засомневался: дон Гуэро велел, чтоб его не беспокоили, но если посылка от сеньоры Мендес, то лучше отнести ему коробку.

– Я отнесу, – говорит охранник.

– Но мне надо, чтоб он расписался.

Охранник тычет дуло в лицо водителю:

– Расписаться за него могу и я, правильно?

– Конечно. Конечно.

Охранник расписывается, несет посылку к двери и звонит. Дверь открывает горничная.

– Дона Гуэро нельзя...

– Посылка от сеньоры. Экспресс‑почтой.

Позади горничной возникает Гуэро. Глаза у него опухли от слез, лицо красное, из носу течет.

– Что такое? – рявкает он. – Черт, я же велел...

– Посылка от сеньоры.

Гуэро забирает коробку и со всей дури шваркает дверью.

Сдирает клейкую ленту.

Все‑таки посылка пришла от нее.

И он вскрывает коробку, внутри маленький холодильник. Гуэро откидывает крышку и видит – ее блестящие черные волосы.

Ее мертвые глаза.

Открытый рот.

А в зубах у нее какая‑то бумажка.

– А‑а‑а!!! – заходится Гуэро.

Охранник в панике вышибает дверь.

Врывается в комнату: его патрон пятится от коробки, надрываясь криками. Охранник, принесший посылку, заглядывает внутрь коробки, складывается пополам: его рвет. Отрезанная голова Пилар покоится на ложе из застывшей крови, в зубах торчит листок бумаги.

Двое других охранников берут Гуэро под руки и пытаются оттащить, но он упирается и душераздирающе кричит. Первый охранник отирает рот и, придя в себя, вытаскивает листок изо рта Пилар.

Что‑то непонятное:

«Hola, Chupar». (Привет, Чупар.)

Другие охранники пытаются отвести Гуэро к дивану, но он выхватывает записку, читает ее, становится еще бледнее, хотя куда уж больше, и вопит:

Dios mio, mis nenes! Donde estan mis nenes?! (О Боже мой, мои дети! Где мои дети?!)

 

Donde esta mio madre? Yo queiro mi madre! (Где моя мама? Я хочу к маме!) – плачет Клаудиа, потому что на мосту мамы нет, она видит только каких‑то чужих людей, которые ее разглядывают. Гуэрито тоже начинает плакать. И Клаудиа теперь не хочет, чтобы ее держали. Она выкручивается из рук Фабиана и отбивается, крича:

Mi madre! Mi madre!

Но Фабиан все так же твердо шагает к середине моста.

Адан видит, как он подходит.

Словно ночной кошмар, видение из ада.

Адана как парализовало. Ноги его будто гвоздями к мосту приколотили, и он стоит, пока Фабиан, улыбаясь братьям Орехуэла, говорит:

– Дон Мигель Анхель Баррера заверяет вас, что в племяннике течет его кровь.

Адан верит в цифры, в науку, в физику. Но именно в этот миг он постигает природу зла: зло обладает инерцией движения – раз запустив, его трудно остановить. Это закон физики: тело находится в движении, пока что‑то не остановит его.

У Тио, как обычно, блестящий план. При всей своей потрясающей безнравственности, порожденной крэком, он смертоносно точен в постижении сути человеческой природы отдельного индивидуума. В этом гениальность Тио: он знает, что самое трудное в мире не удержаться от совершения зла, а набраться силы остановить.

Ценой жизни встать на его пути.

Если я попытаюсь нарушить план Тио, это будет означать слабость перед Орехуэла – слабость, которая или сейчас же, или в будущем окажется губительной для всех нас. Стоит мне выказать хоть малейшее разногласие с Фабианом, это тоже наверняка приведет к крушению.

Тио – гений. Он зажал меня в тиски, не оставив никакого выбора.

– Я хочу к маме! – надрывается Клаудиа.

– Тш‑ш, – шепчет Фабиан, – я веду тебя к ней.

Фабиан устремляет взгляд на Адана, ожидая знака.

И Адан знает – он подаст его.

Потому что мне нужно защищать свою семью, думает Адан. Иного выбора нет. Или семья Мендеса, или моя.

Будь Парада тут, он бы облек мысли Адана в другие слова. Он бы сказал, что когда нет Бога, есть только природа, а у природы жестокие законы. Первое, что проделывают новые вожаки, – убивают отпрысков старых.

Без Бога все сводится к одному – к выживанию.

Ну что ж, а Бога тут нет, думает Адан.

И кивает.

Фабиан швыряет девочку с моста. Бесполезными крылышками встопорщиваются черные волосы, и она стремительно падает в воду. Схватив мальчика, Фабиан без усилий кидает его через перила в реку.

Адан вынуждает себя смотреть.

Потом переводит взгляд на братьев Орехуэла, лица у тех белые от потрясения. Рука Джильберто, когда он захлопывает кейс, дрожит. Подхватив кейс, он нетвердыми шагами удаляется с моста.

Внизу стремительные воды Рио‑Магдалены уносят по течению маленькие тела.

 

Date: 2015-09-18; view: 308; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.008 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию