Правительница Анна Леопольдовна

Анна и Юлиана легли в постель в одних ночных рубашках и тесно прижались друг к другу. Скоро они начали горячо целоваться, потом скинули с себя ненужные одежды и принялись ласкаться, дотрагиваясь губами до самых интимных мест, до самых потаенных закоулков женского тела…

Речь идет об Анне Леопольдовне, правительнице России в 1740–1741 годах, и ее ближайшей подруге по лесбийским развлечениям Юлиане фон Менгден. Каким же образом оказалась у власти особа со столь необычным для русского уха отчеством, и какой она оставила за собой след, кроме «нетрадиционных отношений» с Юлией?

Один современный популяризатор русской истории однажды заметил, что: «Правительница Анна Леопольдовна и ее муж по своей полной незначительности, даже ничтожности, попросту не заслуживают отдельной главы (в его сочинениях. – Автор). О них совершенно нечего сказать – разве что упомянуть мимоходом, что означенная Анна обрела сомнительную славу первой документально отмеченной в российской истории лесбиянки…»

Ну, раз уж популяризатору нечего сказать, тогда скажем мы. Это ему о втором по счету в российской истории генералиссимусе нечего сказать? (Заметим, что за всю военную историю России у нас было всего четыре генералиссимуса – Александр Меншиков, принц Антон Брауншвейгский, Александр Суворов и Иосиф Сталин. К слову сказать, Александр Меншиков, одно время вдобавок ко всему, носил еще и звание рейхсмаршала. Мы знаем из европейской истории только двух рейсхмаршалов – Александра Меншикова и Германа Геринга.) Это о «железной маске» нечего молвить? Это о нетрадиционной сексуальной ориентации Анны ему нечего говорить? Ну и ну! Ведь правление Брауншвейгской династии в России, продолжавшееся чуть более года, прямо перенасыщено важными событиями, интригами, соперничеством, драмами и трагедиями и любовными романами, конечно. Вот с этого момента поподробнее – наверняка попросит наш читатель. Пожалуйста! Только вначале осветим историю о том, как Анна Леопольдовна дошла до жизни такой – стала регентшей при своем малолетнем сыне‑императоре.

Как мы уже писали выше, у царя Ивана V с царицей Прасковьей было пять дочерей – Мария, Феодосья, Екатерина, Анна и Прасковья (две старших умерли в младенчестве). О средней дочери, Анне, мы уже писали, а вот о более старшей, Екатерине, – ни полслова. Младшая, Прасковья, обрела тихое семейное счастье с генералом Мамоновым, а судьба старшей, Екатерины, была ох какой незавидной.

Она вышла замуж позже своей сестры Анны, в 1716 году, за герцога Мекленбургского Карла‑Леопольда. Таким образом, Петр I путем династических браков решил упрочить свое влияние в северогерманских княжествах. О согласии Екатерины на этот брак, разумеется, никто не спрашивал. А герцогу, пожалуй, было все равно, так как до того он был уже однажды женат. О, герцог Карл‑Леопольд был крайне неординарной личностью – мерзавцем, каких еще поискать надо!

Почему Петр I выбрал в жены своей племяннице столь неуравновешенного типа? Дело в том, что Россия тогда воевала со Швецией, и Мекленбург‑Шверинское герцогство – тоже. У этого герцогства шведы когда‑то отобрали город Висмар, и Карл‑Леопольд хотел вернуть его при помощи русского царя, а Петру I нужна была база для своих военных кораблей в этом регионе. Таким путем обе стороны пришли к взаимному согласию: тут любовью и не пахло – чистая военная политика. Сначала герцог Карл‑Леопольд попросил себе в жены Анну, которая неожиданно овдовела, но Петр предложил ему Екатерину, что герцогу было в общем‑то по барабану. Свадьба состоялась в апреле 1716 года в Данциге (ныне Гданьске) в присутствии самого Петра I и польского короля Августа II.

Герцог Карл‑Леопольд Мекленбург‑Шверинский родился в 1677 году, то есть был старше невесты на четырнадцать лет (Екатерина родилась в 1691 году). Он был уже женат на принцессе Софии – Хедвиге Нассау‑Фрисландской. Детей у них не было, и из‑за несносного характера герцога его супруга затеяла бракоразводный процесс. Интересно, что деньги на развод дал ему Петр I – видно, уж очень важно было для него это крошечное северогерманское герцогство. По отзывам современников, герцог был грубым, невоспитанным, своевольным и склочным правителем, с непредсказуемым характером. Карл‑Леопольд чувствовал себя неуютно, если ему не представлялось повода для ссоры или скандала. Он удивительным образом умел наживать себе врагов. Однажды он, поссорившись с младшим братом, поджег его замок, отчего выгорела большая часть города Грабова. Даже перед свадьбой он сильно повздорил с Петром I по пустячному поводу: следует ли в бою врага рубить или колоть? Дело дошло до крика, причем орали оба правителя. Ко всем его прочим недостаткам, герцог был скуп до неприличия и никогда не отдавал долгов. Его любимым выражением была поговорка: «Старые долги не надо платить, а новым нужно дать время состариться».

Он перессорился со всем мекленбургским дворянством, желая отобрать у него льготы и привилегии, за что те его возненавидели. Да так возненавидели, что Карл‑Леопольд был вынужден бежать за границу и стал собирать там войско, чтобы расправиться со своими подданными. Он так достал своими выходками императора «Священной Римской империи» Карла IV, что тот вынужден был двинуть против него целый карательный корпус. Армия герцога была разгромлена. Герцогством стала править особая комиссия, созданная из обиженных Карлом‑Леопольдом дворян. Для жительства ему оставили город Шверин и крепость Демниц.

Вот в этой‑то обстановке у Карла‑Леопольда и Екатерины в 1718 году родилась дочь, названная Елизаветой‑Екатериной‑Христиной. Ее папашка был настоящим тираном и деспотом. Он все время изводил жену мелочными придирками, порой дело даже доходило до рукоприкладства. Поскольку Карл‑Леопольд был скуп, то не предоставлял своей жене положенного ей по брачному контракту содержания. Правда, и Екатерина за словом в карман не лезла и при случае могла надавать герцогу оплеух. Так что при выяснении супружеских отношений ссоры часто заканчивались взаимным мордобоем. Немецкие подданные Карла‑Леопольда даже прозвали ее «дикой герцогиней». Постоянно нуждаясь в средствах, она обращалась с письмами‑просьбами к своей матери, царице Прасковье, а та, в свою очередь, забрасывала слезными посланиями Петра I, умоляя выручить Катерину.

В 1722 году, не выдержав издевательств и жестокого обращения сумасбродного супруга, Екатерина запросилась с дочерью домой. Петр I разрешил ей приехать, а заодно предложил Карлу‑Леопольду перебраться на ПМЖ в Россию. Однако герцог без герцогства отказался ехать к жене, и с тех пор они больше никогда не виделись, хотя формально в разводе и не были. Он был занят очередным витком борьбы со своими настоящими и воображаемыми противниками и в итоге нашел приключение на свою голову.

Судьба Карла‑Леопольда, герцога Мекленбург‑Шверинского, была печальна. В 1736 году он был осужден на сейме рейха, окончательно лишен права на престол и заключен в ту самую крепость Демниц, где он и скончался в 1747 году. Все, конец фильма.

Екатерина Ивановна вместе с дочерью Елизаветой‑Екатериной‑Христиной поселилась в подмосковном Измайлове, во дворце своей матери, царицы Прасковьи. Бабушка души не чаяла в своей внучке и еще во время ее пребывания в Мекленбурге забрасывала ее нежными письмами. Например, такими: «Внучка, свет мой! Желаю я тебе, друг мой сердечный, всякого блага от всего моего сердца; хочетца, хочетца, хоцетца тебя, друг мой внучка, мне, бабушке старенькой, видеть тебя, маленькую, и подружиться с тобою: старая с малой очень живут дружно…» Понятно стремление царицы Прасковьи увидеть и обласкать девочку – ведь это была ее единственная внучка.

Сама же Екатерина, отойдя от мекленбургских ужасов и от недоедания, быстро поправилась и занялась своим любимым делом – балами, танцами до упаду и пирами. Она была не слишком красивой, но на редкость общительной, жизнерадостной и веселой женщиной. Характер у слегка полноватой Екатерины был бойкий и резвый. Больше всего на свете она любила удачную шутку, веселый розыгрыш и заразительный смех. Не в меру болтливая, она так и сыпала словами, нисколько не задумываясь об их смысле. Все, что было у нее на языке, немедленно выплескивалось наружу. Она без умолку болтала с дамами и кокетничала с кавалерами. (Вот что интересно – а на каком языке они с герцогом ссорились? Поскольку Екатерина не знала немецкого языка (ее учили ему, но так и не выучили), а Карл‑Леопольд – русского, то наверняка применялся международный язык, когда неуравновешенный муж выясняет отношения со своей не в меру болтливой женой, – язык обоюдных тумаков и затрещин). Умерла Екатерина Ивановна в 1733 году совсем молодой, в возрасте 42 лет, от водянки.

Ну и хватит о грустном, хотя дальнейшая история и так невеселая. Когда в 1722 году Екатерина с дочкой приехали в Измайлово, бабушка была уже старенькой и передвигалась только в кресле на колесиках. Голштинский герцог Карл‑Фридрих, однажды посетив подмосковный дворец царицы Прасковьи, увидел у нее на коленях «очень веселенького ребенка лет четырех». Это и была героиня нашего очерка, Елизавета‑Екатерина‑Христина, а в православии Анна Леопольдовна.

Однако, как бы бабушка ни любила свою ненаглядную внучку, все же бабушки бывают разными. Все зависит от среды, в которой они живут. А среда эта пошла не на пользу внучке. Дворец царицы Прасковьи, с его «гошпителем уродов, ханжей и пустосвятов», по удачному выражению Петра I, был настоящим рассадником самых низменных чувств и инстинктов. Мы уже писали, что не все «дураки» были дураками и не все «шуты» были шутами, среди них попадались даже князья! Дворец царицы Прасковьи представлял собой загаженный гадюшник с вечно немытыми полами и хламом по углам. Мы уже сообщали о той обстановке, которая царила во дворце Прасковьи, а вот еще один штрих историка В. Ключевского: «В многочисленных маленьких горницах дворца царили беспорядок, грязь, духота и вечное ничегонеделание. Царицу окружала целая толпа богомолок и богомольцев, нищих, гадальщиц, калек, карликов, шутов и скоморохов. Эти приживальщики, в грязных изодранных рубашках, или гнусаво тянули жалобные песни, или же кривлялись, плясали, забавляя невзыскательную на удовольствия измайловскую обитательницу и ее дочек. Особенным расположением здесь пользовались разные предсказатели и юродивые». Вот эта‑то нездоровая среда самым роковым образом и повлияла на воспитание и характер будущей правительницы России Анны Леопольдовны.

«Это было низкое, насквозь лживое, страшно развратное, неряшливое и убогое в умственном отношении существо», – как выразился один нынешний писатель. Однако лучше доверять современникам Анны Леопольдовны. Князь П. Долгорукий отзывался о ней так: «Это была светлая блондинка, с лицом маловыразительным, хорошо сложенная и довольно грациозная. Питала отвращение ко всему серьезному занятию и всегда имела усталый, скучающий вид; несмотря на свою флегматичность, она была очень чувственная, очень не любила стеснять себя и большую часть дня проводила полуодетая, без дел, беспорядочно мечтая». Насчет чувственности – это да, и мы к этому еще вернемся.

Однако лучше всего посмотреть на сохранившиеся портреты Анны Леопольдовны. С них на нас смотрит приятная, хорошо сложенная молодая женщина, но с каким‑то трагическим выражением на лице, с опущенными вниз уголками рта. У нее было вытянутое, с правильными чертами лицо, черные волосы и черные глаза и прекрасная фигура. В общем, Анна производила впечатление на окружающих. В то же время, как мы знаем из воспоминаний современников, она за своей прической и одеждой не следила и никому понравиться не старалась, а уж кокетство у нее отсутствовало начисто. Вот так внешняя среда повлияла на образ жизни и занятия бабушкиной внучки.

Ее жизнь так бы и прошла, не оставив в истории никакого следа, если бы в 1730 году императрицей не стала ее родная тетка Анна Ивановна. Она приблизила к себе сестру Екатерину с племянницей и полюбила девочку от всей души. В 1733 году ее перекрестили в православие (до того она была лютеранкой по отцу) под именем Анны. Она получила имя тетки, а вот с отчеством никак не вытанцовывалось – то ли ее величать Карловной, то ли Леопольдовной, поскольку у папашки было двойное имя. Сошлись на Леопольдовне. Некоторые иностранные дипломаты даже полагали, что Анна Ивановна удочерила девочку (ее мать умерла в том же году) и готовила ее себе в преемницы. Для чего это было нужно императрице Анне? А чтобы сохранить трон за своей ближней родней, внуками царя Ивана V. Потомки Петра I (дочь Елизавета и внук Карл‑Петер‑Ульрих) в расчет не принимались; их даже опасались приближать к престолу. Поэтому в 1731 году Анна издала указ о присяге своему преемнику, и на эту роль стали готовить юную Анечку, то есть ребенка, которого она родит.

Для повышения образования Анны императрица выписала из‑за границы опытную наставницу, вдову генерала по фамилии Адеркас. Но девочка ни за что не хотела воспитываться и быстро превратилась в трудного подростка. Она была диковата, скрытна, строптива, сторонилась дворцовых развлечений, все время проводила за карточной игрой и вообще одевалась и причесывалась кое‑как. Она постоянно всех дичилась, в том числе и молодых мужчин. В общем, как сказали бы сейчас, девушка была страшно закомплексована. По словам французского посланника де ла Шетарди, матери Анны, герцогине Екатерине Мекленбургской, пришлось «прибегать к строгости против своей дочери, когда та была ребенком, чтобы победить в ней дикость и заставить появляться в обществе».

Зато она любила читать романы, что считалось в то время предосудительным (она разговаривала и умела читать на нескольких языках). Еще царица Прасковья приставила к Ане крепостную девушку, чтобы учить ее русскому языку, а госпожа Адеркас обучала ее иностранным языкам. Разным православным церковным премудростям ее взялся обучать архиепископ Феофан Прокопович.

На минуту прервемся и поговорим о чтении Анны Леопольдовны. Ведь то, какие книги ты читаешь в 15‑летнем возрасте, закладывается в характер человека на всю жизнь. Книги очень много значат для воспитания неокрепших душ, да и стоит ли говорить о прописных истинах! Помните, как у В. Высоцкого сказано – важно, какие ты книги в детстве читал. А изо всех иностранных книг Аня больше всего любила читать о любви, истории о страдающих, но верных своему избраннику принцессах или же страдающих принцессах, борющихся со своими угнетателями. Заметим – и то, и другое в ее жизни было – прямо как по писаному!

Позволим себе еще одно замечание – Анна Леопольдовна была единственной изо всех потомков царя Ивана V, которая овладела иностранными языками и любила читать.

Свататься к Анечке стали рано (еще бы, за ней в приданое отдавали целую Россию!), когда ей было всего 11 лет. Первым соискателем на ее руку и сердце стал брат короля Португалии инфант Эммануил. Однако этот заморский принц был неразборчив в связях – ему было все равно, на ком жениться, лишь бы кусок послаще был – на юной Анне, на дочери Петра I Елизавете и даже… на самой императрице Анне Ивановне! Анна Ивановна всплакнула о своем, о бабьем, и выставила любвеобильного Эммануила вон. Сама же она хотела, чтобы Аня вышла замуж за маркграфа Карла Бранденбургского, племянника прусского короля. Однако венский двор решил иначе. При чем здесь Вена, спросите вы? А при том: в те времена в Европе существовало некое объединение, наподобие сегодняшней объединенной Европы, и называлось оно «Священная Римская империя» германской нации, в которую в основном входили германские земли. То есть все мелкие раздробленные немецкие княжества (которых в разное время было то ли 200, то ли 300) должны были подчиняться одному центру и одному императору (другое дело, что они не всегда его слушали). А Вена как раз была тем центром, и австрийский император был как раз тем лицом, который творил германскую политику.

Жениха для 14‑летней Анны в Европу поехал искать генерал‑адъютант Карл Левенвольде, «дабы там осмотреться, но никому обещаний не давать». И нашел! Генералу, по свидетельству очевидцев, «австрийский двор щедро заплатил», и он остановил свой выбор на перспективном юном принце Антоне Ульрихе Брауншвейг‑Беверн‑Люнебургском. Эта фамилия была уже известна в России – родная тетка Антона, Шарлотта, была женой несчастного царевича Алексея и матерью императора Петра II. Другая его тетка, Елизавета, была супругой императора той самой «Священной империи» Карла VI, а две его сестры стали королевами: одна женой прусского короля Фридриха II Великого, а вторая – датского Фредерика V. Английский король Георг I был дядей Антона. Так что жених и вправду был перспективным, ведь через него можно было породниться со многими царствующими дворами Европы, что в те времена было немаловажным обстоятельством. Родственные связи в политике тогда играли немаловажную роль.

Восемнадцатилетний Антон приехал в Россию в 1733 году, официально – на военную службу, а на самом деле как потенциальный жених. В переписке высоких особ его сватовство именовалось «главным делом».

Щуплый, белокурый и крайне застенчивый юноша, который к тому же еще и заикался, сразу не понравился ни императрице Анне Ивановне, ни будущей невесте. Однако отступать было уже неприлично, и принца решили испытать на военном поприще. Ему дали в подчинение 3‑й Кирасирский полк, в котором Антон стал полковником; позже этот полк переименовали в Брауншвейгский.

Однако сватовство Антона затянулось на целых семь лет! В России его стали воспитывать вместе с Анной в надежде, что между молодыми людьми завяжется любовь. Принц усердно изучал русский язык, другие науки, военное дело и посещал конный манеж. Он наносил необходимые визиты и участвовал в военных парадах, балах и дворцовых приемах. Однако при всем при этом он не забывал и о «главном деле» – добиваться благосклонности Анюты. Вероятно, он был влюблен в нее «по собственному желанию». А может, этот несчастный парень действительно ее любил? По крайней мере, в своих письмах к родным он отзывался о ней в самых превосходных выражениях. Но, увы, на любовном фронте он успеха не добился: сказалась его наивность и неопытность в этих делах. Вместо того чтобы обольщать юную девственницу, он заводил разговор о скучных материях, о фортификации, например. Кстати у Антона была отличная библиотека, одна из лучших в России, правда в ней нашлось место всего трем художественным книгам – двум вычурным романам, принадлежащим перу его деда, и… «Робинзону Крузо». Остальные же книги были посвящены точным и военным наукам.

Но все было напрасно! Во‑первых, против такого брачного союза отчаянно интриговали послы Англии и Франции, а во‑вторых, дело было в Анечке. Она обвиняла его в слабодушии, отсутствии характера, трусости и других неприятных качествах. И действительно, с портрета Антона Ульриха на нас смотрит красивый мальчик с белокурыми локонами, с невыразительным лицом. Однако позже оказалось, что Анна ошибалась, и Антон проявил незаурядную силу воли и исключительные нравственные качества. Анна дала ему неверную оценку, и вообще она плохо разбиралась в людях; ее больше всего интересовало отвлеченное, книжное. А книжные девочки хотят более сложных отношений, чем муж – жена. Но при этом они и сами не знают, что хотят от жизни. Отсюда – и метания, психологические проблемы, бесконечные сложности, выдуманные герои. Была и еще одна важная проблема – Анна, судя по всему, больше интересовалась дамами, чем мужчинами, но об этом потом.

Все видели, что ее отношение к Антону колеблется между холодностью и неприязнью. И тому было свое объяснение – почти одновременно с Антоном в Россию приехал чрезвычайный посланник польский и саксонский (король Польши в то время являлся и герцогом Саксонским) тридцатилетний граф Карл‑Мориц Линар. Он быстро добился взаимности Анечки, завоевал ее сердце, и у них вспыхнул роман. Нюра влюбилась в Линара с первого взгляда. Антон по сравнению с ним выглядел жалким замухрышкой. Красавец‑мужчина быстро очаровал невинную семнадцатилетнюю простушку и уложил ее в постель. Их связь открылась в 1735 году. Разразился невероятный скандал, тем более что роман Линара и Анюты разворачивался на глазах жениха. Однако тот по своей скромности и мягкотелости молчал. Анна Ивановна была взбешена и отлично сознавала, на какое посмешище выставила ее любимая племянница. Она заперла Анну в своих покоях и выслала из страны ее наставницу Адеркас (как оказалось, она была воспитательницей и в амурных делах тоже). Камер‑юнкера Брылкина, передававшего интимные записки влюбленной парочки, императрица сослала в Казань. Самого же Морица Линара по просьбе русского правительства отозвали обратно в Польшу. Над Анютой тетка установила жесточайший надзор – буквально все ее передвижения контролировались и все разговоры докладывались императрице немедленно. Теперь Анна Леопольдовна смела появляться только на официальных церемониях.

Годы разочарования судьбой и утраченной любовью наложились на замкнутый характер Анечки. Она и раньше удивляла современников своей серьезностью и сосредоточенностью. Теперь же она стала еще замкнутее и нелюдимее. Все свое свободное время она посвящала чтению французских любовных романов, над которыми порой роняла скупую слезу, горюя по своей разбитой любви. Шумных и веселых компаний она не любила, даже маленькое общество, состоявшее из четырех‑пяти человек, тяготило Нюру. Такая жизнь продолжалась целых четыре года.

С возрастом облик Анны Леопольдовны несколько изменился, вернее изменились описания ее внешности, в зависимости от симпатий или антипатий к ней. Так, один из современников писал о ней: «Это была толстая немка, довольно ограниченная, чувственная и апатичная, но не злая…» Это он, конечно, загнул. Судя по дошедшим до нас портретам Анны Леопольдовны, она толстой не была. Важно другое: опять в описании натуры Анны присутствует чувственность, и это не случайно. А вот какой портрет ей дает историк Н. Костомаров: «Принцесса не обладала ослепительной красотой, но была миловидная блондинка, добродушная и кроткая, вместе – сонливая и ленивая; она не любила никакого дела и проводила праздно часы со своей любимой фрейлиной Юлианой фон Менгден, к которой питала чувства редкой дружбы». Оказывается, не только пылкий саксонец Линар занимал воображение Анны, но и Юлиана.

Вот здесь‑то мы и подошли к главному – кто же это была такая Юлиана Менгден и чем она заслужила столь «редкую дружбу» Анюты? Если учесть еще и то обстоятельство, что у нее вообще друзей не было…

Как Юлиана вообще оказалась при русском дворе? С воцарением Анны Ивановны она привела с собой в Россию массу немцев во главе с Бироном (мы об этом уже писали). Как писал в своих мемуарах Христофор Манштейн (предок того самого Манштейна, который пер как танк на Сталинград, сто болячек ему в печенку!), «в царствование императрицы Анны при дворе желали иметь фрейлинами лифляндок, а семейство барона Менгдена… пользовалось большим расположением герцога Курляндского (то бишь Бирона)». Ко двору пригласили сразу четырех сестер Менгден – Доротею, Юлиану, Якобину и Аврору. Старшая из них, Доротея, стала женой сына фельдмаршала Миниха, о Юлиане пойдет речь впереди, а младшая, Аврора, была потом женой личного врача императрицы Елизаветы Лестока. В этой семейке был еще и двоюродный брат Карл Людвиг; он являлся президентом Коммерц‑коллегии.

Как видим, протекцию провинциальному остзейскому роду сделал Бирон, и они стали влиятельными лицами при русском дворе. Кстати, баронский титул Менгдены получили только в 1736 году, да и то стараниями Юлианы. Все тот же Христофор Манштейн дал такую нелицеприятную характеристику сестрам Мангден: «Девицы эти, мало видевшие людей, не обладали умом, необходимым для ведения дворцовых интриг, поэтому три и не вмешивались в них. Но Юлиана, любимица правительницы, захотела принимать участие в делах, или, лучше сказать, от природы ленивая, она сумела передать этот порок своей повелительнице». В этом отрывке речь идет о большом влиянии Юлианы на Анну Леопольдовну, которая якобы воспитывала ее в собственном духе. Трудно сказать, кто на кого влиял больше, несомненно одно – обе девицы нашли друг в друге родственную душу. Обе ленивые, неряшливые, неухоженные и вместе с тем чувственные и романтичные, они стали очень близкими подругами. Если не сказать больше.

Юля Менгден родилась в 1719 году, то есть была на год моложе Анюты. Тут мало сказать, что они были близкими подругами – это было нечто большее, чем дружба. Анна и Юля могли сутками не выходить из своей комнаты и находились там «неубранными», то есть непричесанными и полуодетыми, с косынками на растрепанных волосах, в одних нижних рубашках. Чем они там занимались, было неизвестно, но по дворцу сразу же пошли слухи об их нетрадиционных отношениях. Интересно знать, где они этому научились? Ведь лесбиянство – это игры аристократок, развращенных, утонченных и изнеженных, которым было уже мало мужчин и требовалось что‑нибудь погорячее. Провинциалке Юле Менгден негде было этому научиться, а Анечку держали в ежовых рукавицах. Вывод здесь может быть только один – из французских любовных романов, конечно, которые запоем читали подруги. Только из них. То есть они были в этом деле чувственными самоучками, что еще более добавляло остроты в их ощущения – искать новые способы удовлетворения друг друга, придумывать новые позы и новые ласки. Это ведь было так увлекательно и заманчиво! Так что сцена, описанная нами выше, вполне могла иметь место и наверняка имела! Было доподлинно известно, что они спали в одной постели. По словам английского посланника в Петербурге Э. Финча, Анна испытывала к «пригожей смуглянке» Юлиане страсть, похожую «на самую пламенную любовь мужчины к женщине». Ну, а как же мужчины – Линар, например, или Антон, за которого она в итоге вышла замуж и родила ему пятерых детей, – спросите вы? Ответ может быть только один – Анна была полигамисткой, то есть могла предаваться любви как с мужчинами, так и с женщинами. Юлиана, похоже, была скрытой лесбиянкой, но вместе с тем и не чуралась мужчин. Но об этом позже.

Когда Анна Леопольдовна стала правительницей, эти порядки сохранились. Подруги, запершись в своих покоях, предавались любви, судачили о том о сем, бездельничали, в то время как государственные мужи напрасно ждали аудиенции. Даже муж Анны, Антон Ульрих, вынужден был томиться в очереди, часто безуспешно, чем не раз громко выражал свое недовольство. А фаворитка Юлиана определяла круг лиц, допускаемых к правительнице. Так что возмущение Антона понять можно.

Однако мы забежали немного вперед. Итак, сватовство Антона к Анне, как мы уже и писали, продолжалось семь лет. За это время принц Брауншвейгский проявил себя опытным и мужественным офицером. Вот ведь что в человеке может быть намешано – и мягкотелость, несмелость и вместе с тем неустрашимость в бою, отвага и мужество. Прусский король Фридрих II так отзывался о нем: «Неустрашимость была его природным качеством».

По правде говоря, Антон мог бы отсидеться в Петербурге, ожидая благосклонности Анны, но он был честен и прямолинеен – раз его определили на военное поприще – значит, он должен участвовать в войне. И он это делал с такой самоотверженностью и отвагой, что заслужил почет и уважение не только командования, но и простых солдат. При штурме Очакова в 1737 году принц Антон находился в самой гуще боя, под ним убили лошадь, другой пулей был пробит камзол, были ранены его адъютант и два пажа, но самого его ни пули, ни ядра не брали. Командующий армией фельдмаршал Миних писал о нем императрице, что Антон Ульрих вел себя в бою, «как иному генералу быть надлежит». И вправду, за штурм Очакова ему присвоили звание генерал‑майора. На следующий, 1738 год он опять принимал участие в сражениях против турок и подтвердил свою репутацию честного и отважного офицера. За это он был пожалован чином премьер‑майора гвардии Семеновского полка и награжден орденами Александра Невского и Андрея Первозванного. Позже, по случаю заключения мира с Турцией в 1740 году, Антону присвоили звание подполковника Семеновского полка.

Итак, военная карьера Антона складывалась удачно, а вот на любовном фронте он потерпел крах. Анна ни за что не хотела выходить за него замуж. Может, тут сыграли роль лесбийские забавы с Юлианой, может, нерастраченная любовь к Линару – трудно сказать. А может, он ей был просто противен – и такое бывает, ведь женскому сердцу не прикажешь. Вообще, будь на месте Анны Ивановны Петр I, он бы никого и слушать не стал, и Анна вышла бы замуж за Антона как миленькая. Но императрица тоже сомневалась в личных качествах жениха и потому тянула со свадьбой.

Этой ситуацией решил воспользоваться Эрнст Бирон и начал сватать Анне в мужья своего сына Петра, который, как мы помним, был предположительно и сыном Анны Ивановны. Таким образом, Бирон решил проложить дорогу своему потомству к русскому престолу. Однако Анна Леопольдовна отказала и Петру, а еще больше возмутилась императрица – ведь что получается: женятся ее сын с ее племянницей! Получится кровосмесительная связь, что ни по божеским, ни по мирским законам недопустимо! (Бирону было на это, конечно, наплевать.) Случилось невероятное – Анна Ивановна впервые в жизни выступила против Бирона! В ответ тот пригрозил уехать из России. Но как он ни вопил, как ни грозил, по его не вышло (Бирон конечно же и не подумал никуда уезжать). К тому же всполошился и венский двор – у него из‑под носа уводили такую завидную невесту! Дальше медлить было нельзя!

И вот в конце июня 1739 года австрийский посланник маркиз де Ботта от имени Антона официально попросил у Анны Ивановны руки ее племянницы, на что тут же получил согласие. Вероятно, императрица почувствовала, что тянуть больше нельзя, а Анна Леопольдовна предпочла выйти замуж за ненавистного ей Антона, чем за еще более ненавистного «бироныча». Из двух зол она выбрала меньшее. Однозначно, со стороны Анны Леопольдовны этот брак был браком выбора меньшего зла от большего. Помолвка «влюбленных» состоялась 2 июля 1739 года в Зимнем дворце. Жених обещал императрице «беречь (невесту)… всю жизнь с нежнейшей любовью и уважением». Присутствовавшая на этой церемонии жена английского резидента Джейн Рондо так описывала эту сцену: «На женихе был белый атласный костюм, вышитый золотом, его собственные очень длинные белокурые волосы были завиты и распущены по плечам, и я невольно подумала, что он выглядит как жертва… (Проницательная была леди – вскоре он действительно стал жертвой!) Принцесса (невеста) обняла свою тетку (императрицу) за шею и залилась слезами. Какое‑то время Ее Величество крепилось, но потом и сама расплакалась… Потом принцесса Елизавета подошла поздравить невесту и, заливаясь слезами, обняла». Принц Антон Ульрих, по замечанию той же англичанки, «выглядел немного глупо среди этого потока слез».

Это было так по‑русски, по‑бабьи, как будто они расставались навсегда – Анна Ивановна не знала о своей скорой кончине, а Елизавета еще не ведала, что устроит государственный переворот. Но это будет потом, а пока стали играть свадьбу. Новобрачным было соответственно 21 год (Анне) и 25 лет (Антону).

Свадьбу отметили с невероятной пышностью – гремели оркестры, палили пушки, били фонтаны с белым и красным вином. Для «со всего города собравшегося многочисленного народа пред сими фонтанами жареный бык с другими жареными мясами предложен был». Затем, уже под вечер, вспыхнул огромный фейерверк с надписью «СОЧЕТАЮ». Молодых отвели в спальню, и казалось бы, что все пошло на лад, но не тут‑то было! Молодая жена сбежала прямо с брачного ложа и всю ночь провела в Летнем саду! Императрица, узнав о таком позорном поведении Анечки, чтобы уразумить ее, прибегла к старому дедовскому способу. «Фрейлины видели через полуоткрытую дверь, как императрица била по щекам свою племянницу», – писал современник. Таким способом Анна Ивановна старалась загнать Нюру в супружескую постель. Та неохотно согласилась.

Однако прошло время, а признаков беременности у Анны Леопольдовны не наблюдалось. Антон старался изо всех сил, что даже от натуги занемог. Брауншвейгский посланник писал домой: «Медики считают, что сие происходит от ослабления его сил и здоровья». Премного опытный в таких делах адъютант Антона полковник Кейзерлинг дал ему «благотворные инструкции к поведению, дабы изрядно исполнять супружеские обязанности без ущерба здоровью». Бирон торжествовал (у его сына лучше бы «это» получилось), а между супругами начались ссоры. Тетка тоже гневалась и даже запретила пускать молодых к столу.

И Антон Ульрих вновь показал себя несгибаемым бойцом – ведь у его родителей было 13 детей! Бирон был посрамлен, и 12 августа 1740 года Анна Леопольдовна счастливо разрешилась младенцем «мужеска полу». Его назвали Иваном, по деду. Заметим при этом, что русским он был всего на четверть. Долгожданный наследник русского престола, наконец, появился. Торжества по этому поводу были неописуемы – звонили во все колокола, служили молебны, опять палили пушки. Брауншвейгская фамилия была в фаворе. Анну Леопольдовну царственная тетка настолько допекла упреками, что она, разрешившись от бремени, даже поцеловалась с Антоном! Вот ведь как! Императрица, в «лучших» старомосковских традициях, забрала ребенка от родителей к себе и спрятала его в соседней комнате как небывалую драгоценность (помните, мы рассказывали, что Анна Ивановна любила перебирать свои драгоценности. Точно так она поступила и с ребенком).

Казалось бы, супруги, Анна и Антон, должны быть счастливы. Однако беда не заставила себя долго ждать. 5 октября 1740 года с императрицей Анной Ивановной случился тяжелый приступ, а 17 октября она умерла, назначив регентом над малолетним Иваном Эрнста Бирона. Он должен был править Россией до достижения мальчиком 17‑летнего возраста. Так на престол формально взошел двухмесячный император Иван VI.

Сначала регент империи оказал должное уважение к родителям императора – позволил им вместе жить в Зимнем дворце, но проститься с умиравшей Анной Ивановной их не пустил. Он же определил Анне Леопольдовне содержание в двести тысяч рублей ежегодно. Однако потом начались придирки и неурядицы – Бирон мечтал, чтобы они вообще исчезли куда‑нибудь, скажем, уехали за границу, чтобы не путались под ногами. Бирон хотел править Россией сам. Он первым принял титул Высочества от Сената (а его титул звучал так: его Высочество регент Российской империи, герцог Курляндский, Лифляндский и Семигальский), и только потом (через четыре дня) его Высочеством стал принц Антон. Потом он начал грубить и хамить Антону с Анной, стремясь выжить их из России. Антона он вообще ни во что не ставил и считал его главной задачей рождение детей. В принце Антоне он видел опасного соперника.

Поскольку, как отец императора, Антон был устранен от управления страной, он был недоволен завещанием Анны Ивановны. Среди народа пошли слухи о том, что завещание фальшивое. Гвардия тоже была недовольна поведением «курляндской канальи» и тоже роптала. Возроптала она еще больше, когда за неуважительные слова против Бирона были подвергнуты мучительным пыткам капитан Ханыков и поручик Аргамаков. Гвардия хотела в регенты Антона, авторитет которого был очень высок среди военных, ведь он выказал истинное мужество и отвагу в боях с неприятелем, не прятался за спинами солдат, а это ценилось выше всего. Поэтому в гвардии началось брожение. В принципе в стране остались лишь две персоны, могущие повлиять на ситуацию, – Бирон и Антон. Однако Антон был неопытен в интригах, слишком мягкотел и абсолютно неискушен в политике. Он не раз обращался за советом к министру Остерману, Кейзерлингу, но те сдерживали его, хотя и не порицали.

Бирон правил страной всего неделю и за это время успел настроить против себя все слои общества. «Можно предположить, что он поднялся на такую высоту только для того, чтобы совершить тем большее падение», – записал один придворный. Так оно и случилось, но чуть позже. А пока подручные Бирона схватили правителя канцелярии принца Грамматина, который под пытками показал, что Семеновский полк должен был арестовать Бирона вместе со всеми его приверженцами. Так был раскрыт заговор, которым руководил Антон.

Бирон пришел в ярость и прилюдно, на глазах у министров, сенаторов и генералов, обвинил Антона в «попытке помятежничать» и оскорбил его. Принц Антон, никогда не дававший спуску врагам, схватился за шпагу. Бирон – тоже и вызвал принца на дуэль. Однако Антон сдержался и возразил, что он не обязан отвечать за разговоры и поступки своего секретаря. Бирон снова начинает орать, что не боится ни Антона, ни Семеновского полка. (Бирон как раз боится и сильно боится, иначе не орал бы, потому как понимает, что его положение и незаконно и непрочно.)

На следующий день принц получил строгое внушение от руководителя Тайной канцелярии Ушакова, который назвал его мальчишкой и добавил, что при малейшей попытке к ниспровержению установленного строя (то есть власти Бирона) с ним поступят, как с мятежником. Вслед за этим Антона заставили написать заявление об увольнении с занимаемых должностей – подполковника Семеновского полка и полковника 3‑го Кирасирского полка. Так принц Антон был совершенно устранен от всяких дел и посажен под домашний арест. Эту схватку Антон проиграл вчистую, так как был не способен играть в придворные игры, в которых нет правил.

Дальше – больше. Бирон стал обращаться с Анной и Антоном пренебрежительно, открыто оскорблял их и даже грозился отобрать у них императора‑младенца Ивана, а затем выслать их за границу. Ведь принц Антон – это соперник его сына Петра! Не будь его, этот пускающий пузыри в колыбели младенец‑император был бы его внуком! Ярость Бирона и его агрессия объясняются только этой злобой, а не только его мерзким характером.

Бирону было чего опасаться – все высшие чиновники, и русские и немцы, ему враждебны. Армия ему не подчиняется, а гвардия так просто ненавидит. Дворянство считает его виновным во всем, что было сделано при «бироновщине», а вернее, при «анновщине». Он уже «достал» всех. Хотя Бирону не на кого было опереться, он мог натворить много бед.

Что было делать в такой ситуации? Опасность грозила всем, в том числе и рассевшимся у трона немцам. Почему вдруг? Историк В. Ключевский резонно заметил, что «…немцы после десятилетнего господства своего при Анне, озлобившего русских, усевшись около русского престола, точно голодные кошки возле горшка с кашей, и достаточно напитавшись, начали в сытом досуге грызть друг друга».

Главную скрипку в немецком оркестре тогда играли три фигуры – герцог Бирон, фельдмаршал Миних и вице‑канцлер Остерман. Вот они‑то и стали грызться между собой. Бравый фельдмаршал нанес первый удар. 7 ноября 1740 года он, как шеф кадетского корпуса, представлял Анне Леопольдовне нескольких кадетов. Она хотела выбрать из них себе пажей. В конце разговора она пожаловалась фельдмаршалу: «Граф Миних! Вы видите, как обращается со мной регент. Мне многие надежные люди говорят, что он намерен выслать меня за границу…» Миних обещал что‑нибудь придумать. Он и сам ненавидит Бирона, к тому же до него дошел слух, что герцог хочет женить своего сына Петра на принцессе Елизавете, дочери Петра I. При таком раскладе фельдмаршала ждали большие неприятности.

8 ноября Миних заявляет Анне, что готов арестовать Бирона, на что она дала ему карт‑бланш: «Ну, хорошо, только делайте поскорее!» А Миних и не думает медлить – как в карауле строит Преображенский полк, в котором он был подполковником. Он действует с византийским коварством – в тот же вечер идет к Бирону на ужин! Бирон как‑то был беспокоен и задумчив. Неожиданно он спросил Миниха: «А что, граф, во время ваших походов вы никогда не предпринимали ничего важного ночью?» Миних вздрогнул, решив, что Бирон обо всем догадался, однако невозмутимо ответил, что‑то вроде: «Я всегда действовал по обстоятельствам».

После этого «добрые» приятели распрощались, пожелав друг другу спокойной ночи, и около 11 часов вечера фельдмаршал уехал, но спать уже не ложился. В два часа ночи он вызвал к себе адъютанта Манштейна (того самого!), и они поехали в Зимний дворец. Там Миних прошел прямо в покои Анны Леопольдовны, они о чем‑то переговорили, а затем велел Манштейну вызвать к Анне всех караульных гвардейских офицеров. Анна обратилась к ним с краткой речью. Смысл ее заключался в том, что Бирон ее обижает и она решила арестовать его, поручив это дело Миниху. Что надеется, что доблестные офицеры в этом помогут старому фельдмаршалу. Офицеры давно уже ожидали нечто подобное и тут же поклялись в верности Анне, на что она в ответ их горячо расцеловала. (Вот даже до чего дошло – она и мужа‑то редко целовала, все больше Юлиану, но что ни сделаешь ради спасения собственной жизни!). Принц Антон про все это ничего не знал и крепко спал.

Солдаты, которым Миних объявил, что они идут арестовывать Бирона, тут же прокричали «Ура!» и с воодушевлением принялись исполнять приказания своих офицеров. Миних оставил на охране Зимнего дворца 40 гвардейцев, а с остальными 80 отправился к Летнему дворцу, где жил Бирон. Вся охрана Бирона (а его охраняли 300 человек!) тут же примкнула к бунтовщикам. Миних приказал Манштейну взять 20 преображенцев и арестовать Бирона, а в случае его сопротивления – убить мерзавца!

Манштейн прошел прямо в спальню герцогов Курляндских, где на широкой кровати спали Бирон с Бироншей. Он откинул полог и начал что‑то говорить – типа: «Вы арестованы, Ваше Высочество…» и прочие банальности, которые полагаются в таких случаях. Вроде того, вы имеете право хранить молчание, а все сказанное может быть использовано против вас в суде. Я шучу, конечно, просто американских боевиков насмотрелся. Однако близко к истине. Бирон проснулся и заорал: «Караул!» Не лишенный чувства юмора, Манштейн ответил в том духе, что «караул прибыл». Бирон, испугавшись, хотел было спрятаться под кровать, но Манштейн схватил его за шиворот, одновременно зовя солдат. Бирон кинулся с ними драться. Преображенцы накинулись на временщика и стали лупить его кулаками и ножнами шпаг, изощренно ругаясь. После этого они заткнули ему рот носовым платком, завернули в одеяло и отнесли в караульное помещение. Затем, накинув на Бирона солдатскую шинель, увезли его в Зимний дворец. При этой поездке его опять здорово побили, причем Миних этому никак не препятствовал.

В этой суматохе все забыли про Бироншу, и она, как была в одной ночной рубашке, так и бросилась босиком бежать по морозу, стремясь выбраться из дворца. Гвардейцы поймали ее и спросили у Манштейна, что с ней делать. Тот приказал ее везти тоже в Зимний дворец, но, поскольку баба она была толстая и грузная, отчаянно сопротивлялась, солдатам надоело возиться с ней, и они просто зашвырнули ее в сугроб. Так она и барахталась там, пока не нашелся какой‑то офицер, который велел одеть ее и все‑таки отправить во дворец. Так закончилась эта трагикомедия. Эрнст Бирон пробыл регентом Российской империи всего 22 дня.

Кратко остановимся на дальнейшей судьбе Бирона, поскольку на страницах этой книги мы с ним больше не встретимся. Вместе с сыном Петром Бирона с Бироншей заточили в Шлиссельбургскую крепость. Была учреждена следственная комиссия, которая обвинила его во многих злоупотреблениях. Суд приговорил его к четвертованию, замененному пожизненной ссылкой в Пелым. Многомиллионное имущество Бирона было конфисковано, а на его содержание в ссылке определялось «кормовых» по 15 рублей в день (включая прислугу). При императрице Елизавете Бирон был помилован и получил в пользование имение Вартемберг. По дороге из Пелыма он встретился с Минихом, который, в свою очередь, отправлялся в ссылку (вот уж судьба‑злодейка!) в Пелым же. Враги молча поклонились друг другу. В 1742 году Бирон был оставлен в Ярославле, где задержался на целых 20 лет. При Петре III он был возвращен ко двору и получил назад свое имущество. Император пытался помирить Бирона с Минихом и даже предложил им вместе выпить, но Петра III кто‑то отвлек: они «поставили бокалы на стол и расстались врагами». Императрица Екатерина II возвратила Бирону курляндский престол, а в 1769 году он отрекся от него в пользу своего сына Петра. Умер Эрнст Бирон в 1772 году в Митаве на 82‑м году жизни (солидный возраст!). Его девиз был: «Il faut poususer au monde» (Нужно выбиваться в люди). И он действительно выбился, но какой ценой? Все тот же Манштейн (тоже немец, кстати) дал ему такую характеристику: «Характер Бирона был не из лучших: высокомерный, честолюбивый до крайности, грубый и даже нахальный, корыстный, во вражде непримиримый и каратель жестокий». Этим сказано все.

Ну, а теперь вернемся к нашим баранам, то есть героям. Просим прощения за каламбур, но более неспособной к управлению страной пары трудно было найти, и они действительно стали баранами, приготовленными для заклания. Но это произойдет почти через год, а пока победители Бирона праздновали победу.

Фельдмаршал Миних был назначен первым министром (премьер‑министром по‑нынешнему). Анна Леопольдовна стал правительницей Российской империи и великой княгиней. Принц Антон Ульрих получил титул Его Императорского Высочества и стал соправителем Анны. Младенец‑император счастливо гугукал в своей колыбельке и корчил забавные рожицы.

Казалось бы, опасность миновала, страсти улеглись, и можно было спокойно править Россией. Но не тут‑то было! Честолюбивый фельдмаршал Миних, в воздаяние своих заслуг перед Анной Леопольдовной, захотел стать генералиссимусом российских войск. Однако Анна Леопольдовна присвоила это звание не ему, что было бы справедливо, ведь он спас ее от жестокого Бирона, а… своему мужу Антону Ульриху! Нельзя сказать, чтобы и Антон не заслужил этого звания, ведь он был честным и мужественным офицером, но все же масштаб был не тот. Фельдмаршал‑то был опытный вояка, участвовал во множестве сражений, да и звание полевого маршала он получил не за красивые глаза. Но звание генералиссимуса досталось, увы, не ему. Обиженный граф Миних подал в отставку… и получил ее! Так Анна Леопольдовна отблагодарила его за все, что он для нее сделал! А ведь Миних практически в одиночку совершил государственный переворот в ее пользу! В 1741 году разобиженный Миних переехал на другой берег Невы, где и затаился до времени, а Анна Леопольдовна, опасаясь, что он может и ее свергнуть с трона, приказала в Зимнем дворце удвоить караулы, и они ночевали с Юлианой каждый раз в другой спальне.

Тут, правда не обошлось без участия еще одного немца – министра иностранных дел Остермана, с которым принц Антон Ульрих сблизился в последнее время. Вспомним слова В. Ключевского, о том, что немцы, как сытые коты, начали грызть друг друга. Так оно и произошло – Остерман загрыз Миниха и сам стал первым министром. На чин генералиссимуса он не претендовал.

А теперь вернемся к одной из главных героинь нашего повествования, Юлиане Менгден. За это время она успела породниться с Минихом – его сын стал мужем сестры Юлианы, Доротеи. Она принимала самое активное участие в заговоре против Бирона, хотя мемуаристы утверждают, что фаворитка ничего не знала о предстоящих событиях – таково было требование Миниха. Однако вряд ли Анна Леопольдовна утаила это от своей лучшей подруги, ведь они были так близки! Наоборот, на том памятном ужине у Бирона присутствовала как сама Юлиана, так и ее сестра Доротея с Минихом‑младшим. В ночь переворота Анна попросила ее разбудить, когда приедет фельдмаршал Миних. Когда Антон проснулся от какого‑то шума, в его спальню немедленно явилась Юлиана и заявила, что Анне нездоровится и что беспокоиться нечего. При решающем разговоре Анны с Минихом она не присутствовала, но зато помогла одеться принцессе для выхода к офицерам. Она также сопровождала Анну при разговоре с офицерами. Как только Миних уехал, Анна с Юлианой прошли в комнату, где спал малыш‑император, и с тревогой стали ждать результата. Всем уже было не до сна, а вскоре о заговоре узнал и Антон.

Когда решался вопрос об отставке Миниха, то Антон с Остерманом даже задумали сослать его в Сибирь, но Юлиана вступилась за родственника, и его не только не сослали, но в придачу к своим громадным имениям Миних получил 15 тысяч рублей ежегодной пенсии.

Как же отблагодарила Анна Леопольдовна свою фаворитку за участие в перевороте? Ей были отданы лучшие костюмы, конфискованные у Бирона, тканные золотом и серебром. По‑немецки практичная Юлиана отдала их «выжиге» (так назывался специалист, который занимался тем, что выжигал золото из старых нарядов знати). Золота, извлеченного из кафтанов Бирона, хватило на отливку четырех подсвечников, шести тарелок и двух шкатулок (!). Богато же одевался бывший конюх! Помимо этого мадам Менгден получила и кое‑что посущественнее – богатое поместье в Ливонии. Кроме этого Анна Леопольдовна охотно ссужала подругу большими суммами денег. Благодаря ее хлопотам члены ее семьи также получали большие суммы, а двоюродному брату и сестрам были пожалованы высокие придворные должности.

Теперь уже ничто не мешало Анне Леопольдовне вести тот образ жизни, который ей был по нраву – валяться в постели с фавориткой, быть непричесанной, неодетой и запоем читать французские романы. Редко, ради разнообразия, приглашались избранные люди для игры в карты.

Между тем между супругами, Анной Леопольдовной и Антоном Брауншвейгским, по‑прежнему не было согласия. Уж слишком разными они были людьми! Анна не пускала его в свою постель, поскольку она была занята Юлианой, а принц злился и страдал, однако – надо отдать ему должное – амуров на стороне не заводил. При таком раскладе вещей любой здоровый мужчина завел бы себе любовницу, а то и несколько, и с ними бы утешился. Тем более что в XVIII веке это было в порядке вещей. Однако Антон был не таким, он, вероятно, действительно любил Анну. Бедный парень!

Тем временем, как только весть о восшествии на российский престол Анны Леопольдовны дошла до Саксонии, как тут же, словно чертик из табакерки, объявился Мориц Линар, давний ее возлюбленный. В иных изданиях пишут, что Анна сама его пригласила в Россию. Все может быть. Ведь она по‑прежнему питала к нему нежные чувства. Поверенной в сердечных тайнах Анны стала ее фаворитка Юлиана Менгден. Как такое может быть, спросите вы? Ведь лесбиянки – страшные ревнивицы и никогда не допустят чужого в согретую ими постель! Это было известно еще издревле, известно и из нынешней нашей действительности. Честно говоря, не знаем! Однако кое‑какие догадки у нас есть, но об этом потом.

Так вот, Карл‑Мориц Линар приехал в Россию и стал тайком встречаться с Анной. Почему тайком? Да потому, что Антон тут же узнал об этом и стал всячески препятствовать их встречам. Однако это у него плохо получалось из‑за его мягкотелости. Вот что по этому поводу писал фельдмаршал Миних: «Она имела частые свидания с графом Линаром в третьем дворцовом саду, куда отправлялась всегда в сопровождении фрейлины Юлии, пользовавшейся там минеральными водами. Когда же принц Брауншвейгский тоже намеревался проникнуть в сад, для него ворота были всегда заперты, и часовым было приказано никого туда не впускать. Так как Линар жил возле ворот сада, принцесса приказала построить поблизости дачу». То есть тайные любовные свидания могли проходить как в саду, так и на даче, куда Антону был вход запрещен. И чем они на даче там занимались – Анна, Юлиана и Линар? Ответ напрашивается сам собой – только любовью втроем! Не книжки же читали! Для лесбиянок это не проблема, а Линар, думаю, был счастлив «любить» сразу двух женщин. Да еще каких! Вот так повезло мужику! Не всякому такая пруха случается!

Помимо того, что они жили шведской семьей, за Анной была замечена еще одна странность. Все тот же Миних писал: «Летом (Анна) приказывала ставить свою кровать на балкон Зимнего дворца, выходивший на реку; хотя при этом ставились и ширмы, чтобы скрыть кровать, однако со второго этажа домов, соседних ко дворцу, можно было все видеть». (Зимний дворец тогда располагался на Мойке.) И что же Анна делала в этой кровати, стоящей на балконе, с которого было «все видно»? Поскольку дело было летом, то нет сомнения в том, что Анна загорала, причем загорала обнаженная. Зачем же фельдмаршалу было делать приписку насчет того, что «все было видно»? Может, он и сам подсматривал за голой Анной – видно, что Миних писал со знанием дела, как будто сам был очевидцем. А посмотреть было на что – молодая, двадцатитрехлетняя, стройная женщина загорает голышом на балконе! А если еще и в подзорную трубу посмотреть! Слюнки потекли бы…

А скажите мне, зачем Анне так было поступать? Ведь не могла же она не осознавать того, что даже со второго этажа соседнего дома (не говоря уже о крыше) все было видно? Ответ очевиден – она нарочно так делала! Значит, помимо того, что она была лесбиянкой, занималась группенсексом, «спала» с мужчинами, так она была еще и эксгибиционисткой! Вот это набор, действительно достойный принцессы! Да, тут есть чему удивиться! «Книжная премудрость», почерпнутая из дешевых французских романов, Анной Леопольдовной была использована на полную катушку! В пору только руками развести – эту бы энергию да на благое дело…

Мемуаристы отмечали, что с приездом Линара отношения между супругами, и без того натянутые, еще больше обострились. Принца Антона перестали даже допускать к Анне Леопольдовне. Виной этому была Юлиана, она постоянно настраивала Анну против принца, и она отвечала ей тем же. Все тот же Манштейн писал: «Великая княгиня думала гораздо более о том, чтобы пристроить свою любимицу, нежели о прочих делах империи». Анна Леопольдовна действительно не утруждала себя управлением страной; так чем же ей было еще заниматься? Конечно же устраивать судьбу фаворитки, Линара и свою собственную, так как они были прочно связаны. Юлиана Менгден платила подруге верностью и преданностью, выполняя все ее пожелания. Всеми делами двора занималась мадам Менгден и даже младенец‑император был поручен ей. До нашей поры дошел портрет, на котором Юлиана держит на руках маленького Ивана Антоновича. Австрийский посол так писал о роли этой фрейлины при дворе: «Она не оставляет правительницу одну ни на мгновение; даже если у нее Антон Ульрих, даже если они лежат в постели, она без смущения входит к ним». Относительно постели маркиз Шетарди подметил: «Правительница по‑прежнему питает к своему мужу отвращение; случается зачастую, что Юлия Менгден отказывает ему входить в комнату этой принцессы; иногда даже его заставляют покидать постель». Вот уж несчастный Антон! И терпел же все это! Ему и в самом деле не позавидуешь!

Царевна Елизавета Петровна называла ее Жулькой, от французского имени Юлианы – Жюли, как обычно кличут собаку. То ли Елизавета хотела унизить фаворитку, то ли называла ее так за собачью преданность своей хозяйке…

Так или иначе, но Анне Леопольдовне вдруг вздумалось Юлиану выдать замуж. И не на кого‑либо, а за… Морица Линара! В этом был тонкий расчет – с одной стороны, погасить слухи об их связи, а с другой стороны, сделать так, чтобы придать Линару официальный статус при дворе как мужа фаворитки. Чтобы он, как говорится, был всегда под рукой, вернее, в постели. В этом случае он мог получить чин обер‑камергера. Она решила сделать так, как поступила ее тетка Анна Ивановна с Бироном – во избежание кривотолков, женить его на какой‑нибудь захудалой провинциалке. И ее план вполне удался. И Линар, и Юлиана конечно же согласились, и в августе 1741 года была отпразднована их пышная помолвка. Она возложила на Линара знаки орденов Андрея Первозванного и Александра Невского и заодно пожаловала молодым несколько деревень в Лифляндии, а также роскошный дом ссыльного герцога Бирона в столице. Также Анна преподнесла Линару шпагу, усыпанную бриллиантами.

После этого саксонец, весь преисполненный радужных перспектив в России, отбыл на родину для устройства своих домашних дел. На дорогу Анна подарила ему мешок необработанных алмазов и снабдила приличной суммой денег. Вдогонку ему летели нежные письма Анны, исполненные любви и нежности. А ведь в это самое время она была беременна от своего законного мужа и родила ему дочку Екатерину; это случилось в июле 1741 года. Ну что тут скажешь? А сказать‑то нам и нечего – женская логика так же труднообъяснима, как бином Ньютона.

Забегая вперед, скажем, что в Россию Линар больше не возвращался и таким образом вышел «сухим из воды» во время государственного переворота, устроенного Елизаветой.

В заключение истории о Линаре зададимся вопросом – если Анна, несомненно, была влюблена в него, то любил ли он сам? Юлиана, по нашему разумению, не в счет – она занималась сексом только из‑за любви к хозяйке, выполняя все ее прихоти. Думается, что нет. Ловкий и опытный мужчина, красивый и обаятельный совратитель, он ради собственной выгоды мог притворяться в любви и водить за нос Анну вместе с Юлианой. Так что тут вопрос ясен.

Итак, династия Брауншвейгов воцарилась в России, но ни Анна, ни Антон ничего не сделали для того, чтобы удержаться у власти. Антон Ульрих из‑за своей бесхребетности был в полном смысле этого слова женским подкаблучником (если его даже из супружеской постели можно было выгнать, как кошку: «Брысь!») и ничего не решал. Анна Леопольдовна же самоустранилась от власти, и все важные вопросы за нее решали чиновники. И чиновники, надо заметить, немецкие. В стране ничего не менялось – все то же засилье немцев, все тот же фаворитизм и все тот же застой. Анна пустила все на самотек. Вообще, трудно было найти женщину, настолько не приспособленную к правлению – ведь она же официально числилась правительницей.

Ну, что, спросите вы. В конце концов, что плохого об Анне Леопольдовне можно сказать? То, что она лесбиянка со всеми проистекающими отсюда комплексами? Это, конечно, грех, но ничего смертельного в этом нет. Ну, дичилась людей, ну просиживала сутками в одной ночной рубашке, читая романы и часами беседуя со своей фавориткой Юлией. Зато и голов не рубила, не тиранила никого, не тратила безумных денег на балы и вечера. Ничего хорошего Анна не делала, ну так и плохого тоже! Просто сидела, пила кофе, читала пустые книги. А что не одевалась по несколько суток – так оно и для казны легче: расходов на платья почти никаких. Например, у свергнувшей ее Елизаветы одних платьев было несколько тысяч, не считая других предметов гардероба.

В конце концов, государственный механизм мог работать и совсем без правительницы, лишь бы чиновники умные и расторопные были. И такие случаи в мировой истории были! Например, Великобританией с 1760 по 1820 год (целых 60 лет!) правил откровенно сумасшедший король Георг III, и страна не развалилась. Наоборот, эпоха короля Георга была эпохой наивысшего подъема Британской империи. Географические открытия Джеймса Кука, расширявшего пределы империи, над которой никогда не заходит солнце, освоение Южной Африки, бесконечные войны в Индии, колонизация Австралии и Новой Зеландии, Наполеоновские войны, освободительная война Североамериканских штатов против владычества Англии – все это прошло мимо затуманенного взора короля. Все эти и множество других не менее примечательных событий происходят в те самые 60 лет, когда Британией правил безумный король Георг III. С его именем на устах шли в бой солдаты, штурмуя позиции мятежника Джорджа Вашингтона, именем короля Георга новые земли провозглашались собственностью британской короны, с его именем умирали солдаты в многочисленных войнах на полуострове Индостан, именем этого короля адмирал Нельсон топил французские корабли в битве при Трафальгаре и отдавал приказы герцог Веллингтон в бою при Ватерлоо. Именно при Георге в Англии произошла промышленная революция, в результате которой она обогнала в развитии остальные страны Европы лет на 30–40.

Имел ли хоть какое‑либо отношение ко всему этому король Георг III? Да никакого! Порой он даже не очень понимал, что вокруг вообще происходит и кто он сам такой! Как такое, спросите вы, может быть? Очень даже может! И дело даже не в том, что в России и Англии политические системы были разными (у нас самодержавие, а у них парламент). Дело в чиновниках, которые страной управляют. Если чиновник казнокрад, если для него собственная выгода дороже государственной – тогда пиши пропало.

Так оно и произошло в конце короткого правления Анны Леопольдовны. Чиновники‑немцы заворовались, страна пребывала в застое, дела шли через пень колоду, а еще народ хотел иметь на троне русского человека, царевну Елизавету, например, дочь Петра I. Анна, как мы уже писали, от правления самоустранилась. Даже получив сведения, что Елизавета готовит государственный переворот, она не поверила им и лишь устроила ей легкий выговор. Ей не Миниха надо было опасаться, а Елизаветы! Враги Брауншвейгского семейства нашептывали Елизавете, что Анна хочет заключить ее в монастырь. И Елизавета решилась!

А теперь перейдем к самому драматичному периоду жизни наших героев. «Дщерь Петрова» медлить не стала. В ночь на 25 октября 1741 года с помощью 300 гвардейцев она отрешила Анну Леопольдовну от власти. По одной из версий, она вошла в спальню Анны, где она, по обычаю, спала в обнимку с Юлианой, и разбудила ее словами: «Сестрица, пора вставать!» (они и на самом деле были родственницами). Ошеломленная Анна только и успела воскликнуть: «Ох, мы пропали!» Потом она безропотно оделась и спустилась вниз, где ее уже ждали сани. Туда отвели и генералиссимуса Антона, которому даже одеться не дали. Два гренадера просто обернули его до колен в одеяло, свели вниз, уложили в сани, а сверху прикрыли шубой. Царственных узников отвезли во дворец Елизаветы Петровны вместе с детьми – императором Иваном VI и дочерью Екатериной.

28 ноября 1741 года Елизавета подписала указ о высылке Брауншвейгского семейства за пределы России в «их отечество». В указе также сообщалось о том, что младенец‑император Иван VI отрешен от власти, а его отец лишен всех орденов и званий. Анна Леопольдовна умоляла Елизавету пощадить Ивана и быть милосердной к их семье. Также она просила оставить ее любимую фрейлину Юлиану Менгден при себе. Та обещала выполнить ее просьбу и быть великодушной.

И начались мытарства Антона с Анной. Сначала их хотели отвезти в Митаву, но потом Елизавета передумала и оставила их в Риге. С ними стали обращаться как с государственными преступниками. Вскоре содержать в портовой Риге августейших узников показалось Елизавете опасным – ведь оттуда их могли запросто выкрасть, и вследствие этого их перевели в крепость Дюнамюнде, в трех милях от Риги. Здесь Анна Леопольдовна родила еще одну дочь – Елизавету. Почему она дала своей дочери имя своей недоброжелательницы? Может, надеялась на снисхождение? Однако она напрасно ждала его.

Этого императрице показалось мало – возможность переворота пугала ее. И такие заговоры действительно были. Двадцатилетнее царствование Елизаветы – это двадцатилетие опасности, что ее свергнут; недаром она никогда не спала ночью, а только днем!

В январе 1744 года она решила перевести арестантов в глубь страны, выбрав им для жительства глухой городок в Рязанской губернии Раненбург (ныне город Чаплыгин). Там они и жили, пока по указу Елизаветы в июне 1744 года у них не отобрали сына Ванечку и не отвезли его в Холмогоры. А через месяц и саму бывшую принцессу с ее мужем и оставшимися детьми было велено отправить на Соловки. Мадам Менгден была разлучена с Анной, и больше они не виделись. Однако они доехали только до тех же Холмогор, так как дети – Екатерина с Елизаветой болели, а Анна в очередной раз была беременна. Их оставили в Холмогорах, в том же доме, где уже пребывал в заточении их сын Иван. Они даже не знали, что он находится рядом, буквально за стеной.

А в 1746 году Анна Леопольдовна умерла от родовой горячки. Ей в ту пору было всего 28 лет. Несчастная принцесса, разлученная с сыном, скончалась «огневицею» (так тогда называли заражение крови). Вспомнился ли ей Линар и лесбийские игры с Юлианой в последние минуты ее жизни? Мы не знаем и не узнаем об этом никогда, ведь чужая душа – потемки.

По приказу Елизаветы Анну со всеми почестями похоронили в Александро‑Невской лавре, рядом с ее матерью и бабкой, царицей Прасковьей. Говорят, что на похоронах Елизавета рыдала. Искренними были ли эти слезы? Сомневаемся. Достоверно известно одно – когда ей докладывали об очередном рождении детей у Анны, она приходила в бешенство, а узнав о рождении очередного сына, «изволила, прочитав, оный рапорт разодрать». Она опасалась, что сыновья Анны когда‑то смогут согнать ее с незаконного места.

Всего детей от Антона Ульриха у Анны Леопольдовны было пятеро – сыновья Иван, Петр и Алексей, а также две дочери: Екатерина и Елизавета. Этим можно было бы гордится – наука полковника Кейзерлинга пошла Антону явно на пользу.

После смерти Анны, и до нее, Брауншвейгская

Date: 2015-09-18; view: 694; Нарушение авторских прав