Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Разоренное наследие





 

Владимиру Путину досталось тяжелое наследие в области международных отношений. За предыдущие 15 лет, включая и период стремительного сокращения роли СССР при Михаиле Горбачеве, а затем длительное время, когда ельцинисты заняли сознательно роль младшего партнера США (и, отчасти, Германии), позиции России в области международных отношений предельно сузились. Россия как бы «ушла» из сферы глобальной политики, проявляя безразличие даже при решении весьма важных вопросов мировой политики в рамках различных организаций и учреждений ООН, включая Совет Безопасности. Двусторонние межгосударственные отношения были также сведены к минимуму. И лишь сохранившийся в относительной целостности (в силу ряда специфических особенностей) ядерно‑ракетный потенциал напоминал специалистам, что Россия остается в составе важных игроков на международной арене. И самое главное, за все годы ельцинского правления ни его аппарат, ни Козыревский МИД не разработали внешнюю политику страны, она ориентировалась всецело на сигналы из Вашингтона.

Попытки министра иностранных дел Евгения Примакова (после Козырева) в какой‑то мере активизировать международную деятельность России не могли быть особенно успешными как в силу его недолгого пребывания на этом посту, так и потому, что «старший партнер», США, этого не желали (они уже привыкли при Козыреве рассматривать российский МИД как филиал госдепартамента). Им, к примеру, не понравилось то, что Примаков развернулся в воздухе и прервал свой полет в Штаты, когда узнал, что натовские самолеты бомбят Белград, в то время как Примаков как раз собирался убедить американцев не делать этого. Поэтому они были очень недовольны им и как премьером, независимо от того, какой курс он проводил на этом посту. Хотя он был осторожен и стремился к сотрудничеству с США. Это не помогало, американцы полагали, что он слишком самостоятельный (создал, например, коалиционное правительство, пригласив в него коммунистов‑специалистов). Да, этот политик был чрезмерно самостоятельным, хотя это не бросалось в глаза; Примаков предпочитал спокойный, уравновешенный стиль, пытался всячески не раздражать Ельцина. На посту премьера он оказался обреченным не в силу каких‑то интриг Березовского (хотя и они тоже играли против него), а потому, что США не хотели терять «свою», ельцинскую Россию. Опасность, считали они, исходит от Примакова. А когда его партия вместе с Лужковым, казалось, может выиграть федеральные выборы, было принято решение – убрать Примакова, как в своре время – убрать верховного законодателя. Их пугала возможность того, что он станет президентом – тогда точно США «потеряли» бы Россию.

Многолетнее хозяйничанье пустого Андрея Козырева, которым фактически как своим подчиненным руководили высокопоставленные американские дипломаты, привело буквально к кризису дипломатический корпус, их главные подразделения, интеллектуальную базу российской дипломатии, кадровую политику.

Известно, дипломатия, как специфическая отрасль государственного управления, является и наукой, и искусством, и поэтому люди, занятые в этой сфере, как правило, имеют специальную подготовку, во многих случаях обладают обширными гуманитарными знаниями. В этом коренное отличие дипломатии от политики, которая повсюду выступает своеобразным «проходным двором» не только для людей талантливых, пробивающих самостоятельно «путь наверх», но и откровенных авантюристов, людей бездарных, которых продвигают не способности и желание служить Отечеству, а эгоистический карьеризм, всецело направленный на обеспечение личного интереса.

Политика и дипломатия – это нечто типа сообщающихся общественных сосудов – дипломатия слаба и бедна там, где ущербна государственная политика. В 90‑е гг., в самые сложные времена становления российской государственности, российская дипломатия, благодаря министру Андрею Козыреву, вообще перестала существовать – она, с одной стороны, как бы «растворилась» в бездарной кремлевской политике того периода, а с другой – заняла подчиненное положение по отношению к Западу, особенно в отношениях с американским госдепом. Сложнейшие теоретико‑методологические вопросы дипломатии, поставленные самим трагическим исходом судьбы СССР, в том числе идентификация интересов новой России в сфере международных отношений мало интересовали «дипломатию Козырева». Полное и безоговорочное подчинение новой российской дипломатии западным державам – это было альфой и омегой ельцинско‑козыревской внешней политики.


Помнится, в начале 1992 г. я был приглашен на конференцию, организованную Академией руководящих работников при президенте и МИД России, – с просьбой организаторов выступить с докладом, посвященном анализу новой политической обстановки в мире и роли России в этом мире. Такой доклад я сделал, в котором выразил мнение, что с распадом СССР закончилась эпоха глобального доминирования двух супердержав и началась эра американского господства, соответственно, необходимо полное переосмысление общей геополитической ситуации, на этой базе – определение роли и места России в современном мире с позиций ее национально‑государственных интересов. При этом была выражена мысль о «вредности» идеи «бесконфликтности» отношений России с центрами силы, усиленно пропагандирующаяся в среде правящей бюрократии, которая основывалась на том предположении, что «возращение» России к «капиталистическим ценностям» якобы снимает «идеологические (системные) противоречия» и сближает Россию с Западом. Я напомнил, что любое государство имеет свои собственные (органические) интересы, формирующиеся с глубокой древности, со времени появления первого государства, и эти интересы «не исчезают» никогда, независимо от того, какие революции и контрреволюции ни происходили бы на территории этого государства. Россия, не являясь супердержавой, должна стать мощной региональной державой, способной обеспечить свои интересы, и доминировать прежде всего на пространстве бывшего СНГ. Позже, уже в тюрьме Лефортово, работая над фундаментальным исследованием «Мировая экономика» (изд. в 1994 г.), я выдвинул концепцию «четырех колец» в политико‑дипломатической сфере России – с точки зрения «ранжирования» ее интересов.

Первое «кольцо» – это приоритетные отношения со всем бывшими союзными республиками СССР, в частности с СНГ и особенно – с Украиной и Белоруссией, учитывая их особенную близость с Россией и геополитические позиции этих стран, «отдаление» от этих двух государств означало бы для России утерю европейского характера России и «отход» в глубь азиатского континента от собственно Европы на две тысячи километров.

Второе «кольцо» – это отношения со всеми пограничными странами (по периметру) России. Ослабленная Россия – это целая эпоха в ее предстоящей истории – к новым условиям необходимо привыкать. Поэтому установление дружеских отношений со всеми близкими соседями – это основное условие стабильности самой России в ее международных отношениях. Это – Западная Европа, Китай, Япония, Монголия, Турция, Иран.

Третье «кольцо» – отношения России с континентальными странами и их группами.

Четвертое «кольцо» – отношения России с основными политическими игроками.

Указанная классификация одновременно предполагала вычленение приоритетных («сквозных») политических отношений по наиболее важным, в том числе глобальным, проблемам современности. А это, в свою очередь, диктует установление особых связей со странами, обладающими наибольшим весом в мировой политике: это российско‑американские отношения, российско‑европейские (ЕС), российско‑китайские, российско‑японские и т.д.

«Технические», производственно‑экономические, энергетические и прочие аспекты рождающихся новых международных экономических отношений России должны были, как мне казалось, «укладываться» в рамки соответствующей политики государства. Последние не следует рассматривать в специфических российских условиях как нечто самостоятельное, подчиненное спонтанно развивающимся процессам международного разделения труда (МРТ) и рыночным отношениям в силу ряда факторов.


Во‑первых, Россия – при продолжении сегодняшней политики – еще долгие годы не будет являться страной с развитой экономикой, производящей готовые изделия и услуги, что является неотъемлемым свойством экономики развитых стран. Она, не концентрируя силы на диверсификации промышленности, будет гипертрофированно развивать нефте– и газодобычу, их экспорт, металлургию, энергетику. Такая структура хозяйства в целом соответствует больше потребностям тех стран, куда направляются потоки сырья и полуфабрикатов, то есть глобальный рынок. Изменяя эту структуру хозяйства, одновременно важно бесконфликтное выстраивание внешнеэкономических связей как в отношениях с ближними союзниками по СНГ, так и с Европой и другими потребителями российского сырья (особенно жидкого топлива и газа), в том числе Китаем, значение которого для России будет неуклонно возрастать с точки зрения экономического сотрудничества.

Во‑вторых, в силу особой сложности положения России в мире особую роль приобретает искусство экономической дипломатии. Это – особого рода дипломатия, сочетающая в себе и политику, и экономику, и превосходное знание реального положения своей страны и ее возможностей, и интересов оппонента и т.д. Поэтому важную роль играют также кадры специалистов, занимающиеся внешнеэкономической дипломатией, а также руководители крупных государственных энергетических и сырьевых компаний.

В полной мере неготовность осуществления этой сложнейшей «игры» была с очевидностью проиллюстрирована российским истеблишментом в связи с «переговорами» по нефтегазовым вопросам – как с участниками СНГ (Украина, Грузия, Белоруссия), так и с ЕС. В результате был разрушен устойчивый имидж страны, которая с 70‑х гг., даже в условиях самого пика «холодной войны», показала себя надежным поставщиком стратегического сырья, неукоснительно соблюдая заключенные в этой области соглашения (несмотря даже на «поправку» Вэника‑Джексона, принятую американским конгрессом в 1974 г. под предлогом запрета еврейской эмиграции в СССР). Потеря доверия в международных экономических отношениях – это огромный ущерб, который порою превышает ту мнимую выгоду, которую получает страна, добиваясь формального успеха.

Очевидно и то, что узкое видение национальных интересов, которое в данном случае замыкалось на задаче «наказать» сопредельные страны, апеллируя к «рыночным отношениям», в конечном счете определенно обернулось в начало новых политических осложнений России с Западом, которые не сулили ничего хорошего для российского общества. Хорошо, что Владимир Путин сумел занять сдержанную позицию и обострения отношений Россия – Запад в его сложных формах не произошло. Но недоверие к российской политике возросло. Здесь, как мне представляется, и находится ключ к пониманию того, почему США стали на путь развертывания элементов ПРО в Восточной и Центральной Европе. Российской стороне явно не хватило политико‑дипломатического искусства, а демонстрация силы в переговорах с ближайшими соседями (Украиной, Белоруссией) в вопросах газовых поставок, бессмысленные утверждения о некоем «конфликте хозяйствующих субъектов» (излюбленный термин высокопоставленных сановников) усилили это глубокое недоверие к российской внешней политике в целом. При этом наблюдалась наивная вера в то, что личные, вроде бы «дружеские» отношения российских лидеров с Бушем и Обамой, Саркози и Берлускони – это уже гарантия «снятия» проблемных вопросов. Это, конечно, не так и не может быть таковым в странах, в которых имеются и другие мощные центры силы – парламенты, деловые круги, политические партии, общественные мнения и т.д. Пример этого – чуть ли не двадцатилетние переговоры по вопросу вступления России в ВТО. В конце концов оказалось, что окончательно этот вопрос должен решать... Тбилиси. Такую «загогулину» (выражение Ельцина) Кремль не мог себе представить даже гипотетически, а следовало бы. Найти, искать (и находить!) формулу восстановления какого‑то определенного уровня политико‑экономических (да и торговых тоже) отношений с Грузией. Мы – соседи, а умные соседи в конце концов должны прийти к согласию.


 







Date: 2015-09-18; view: 280; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.008 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию