Возникновение капитализма и его трансформации

Эффект «горючей смеси», подрывающей с самого начала демократические преобразовательные процессы, играла политика радикальных сил в крайне искаженной форме перенести некие «западные системы ценностей» в Россию. Но это невозможно было сделать в силу того, что каждая страна имеет свой самобытный оттенок, каждый национальный капитализм – свои особенности, которые, кстати, сохраняются даже в результате самой тесной интеграции в Западной Европе. При этом замалчивалось самое важное, что присутствует в западных системах: во‑первых, действие законов спроса и предложения (они и приводят в движение конкурентные механизмы, без которых невозможна никакая капиталистическая экономическая система); во‑вторых, жесткий судебно‑правоохранительный контроль над операциями в финансово‑экономической сфере. Более того, «развязав руки» бюрократии в намерениях бесконтрольной деятельности (под видом реформаторства), были устранены все контрольные механизмы в финансово‑экономической сфере России.

Известно, исторически капитализм возник и эволюционировал в свои современные формы через деятельность мелких ремесленников, купцов, рыночных менял, ссуживающих деньги в рост. И постепенно эти агенты рынка расширяли свою деятельность по мере того, как они лучше, качественнее, объемнее удовлетворяли растущий спрос населения. В этом, по сути, единственный источник развития капитализма. Этот естественно‑эволюционный капитализм совершенно не был связан ни с политикой, ни с идеологией правящих классов, и более того, долгие столетия являлся опорой низов, когда они восставали против гнета всесильных феодалов.

Монархии опирались на класс буржуазии, платившей ей в ответ верностью и деньгами, создавая мощные единые государства на обломках феодальных владений, абсолютные монархии расширяли поле деятельности для торговых и финансовых кругов. «Настрой умов, – пишет Раймон Барр, – изменился под влиянием целого ряда духовных и религиозных течений. Ренессанс повернул человеческий ум к материальным, земным интересам... Стало развиваться сильное индивидуалистическое течение. Оно еще более окрепло под влиянием кальвинизма, который прославлял труд как инструмент божественного промысла... Макс Вебер и Тони (Tanwney) раскрыли движущую силу протестантской этики, которая узаконивала приобретение предопределенного человеку богатства... Зомбар (Zombart) подчеркивал роль, сыгранную евреями в формировании «капиталистического мышления»: как и пуритане, они не делали различия между мирским и духовным, считали достойным занятием приобретение богатства, они умели копить и накапливать значительные капиталы». (См.: Раймон Барр. Политическая экономия, т. 1, с. 71.)

Эта схема верно отражает становление капитализма как экономической системы и ее внутренние импульсы саморазвития. Отметим лишь, что идея об особой роли «протестантской этики» (иногда «протестантско‑иудейской») в развитии капитализма неожиданно (и странно) зазвучала с особыми интонациями в современной России. Хотя в научном плане трудно в принципе согласиться с самостоятельной ролью этого фактора даже в период первоначального накопления. Все основные религии мира – христианство, в том числе католицизм (в меньшей мере – православие), и ислам, и иудейство – все они признают частную собственность, призывают к труду и все, приобретенное праведным трудом, считают благом. Мусульманство в этой части более регламентировано, считая невозможным осуществление спекулятивных денежных операций. Однако мусульманское (кораническое) право всегда исходило из того, что торговля – это благородное занятие. Поэтому выделять религиозные течения (протестантство, иудейство) как якобы внесшие «особый и неоценимый вклад в развитие капитализма» – это неверно ни фактически, ни теоретически. К тому же имеется и другая точка зрения, высказанная более авторитетными представителями своей эпохи на роль еврейства в развитии капитализма [Карл Каутский, История христианства, а также Шарль Луи Монтескье, Персидские письма (Письмо Узбека Иббену в Смирну)]. Эти известные классики хорошо показали особое умение «еврейского племени» зарабатывать деньги в самых, казалось бы, невозможных условиях.

Однако суть вопроса видимо, в том, что, как любая гонимая группа людей, евреи, а затем протестанты вынуждены были бежать из своих стран, в том числе в Америку, где они первоначально образовывали довольно замкнутые общества на основе единства религиозной общины. И, как всякая группа людей, испытавшая на себе несправедливость власти, они стремились скинуть ненавистную власть английского монарха и основать свое справедливое государство. Отсюда то существенное влияние пилигримов на американскую конституцию и деловую этику. Но вернемся к вопросам анализа предмета.

Совершенно иная природа нового рождения капитализма в России: второе правительство (Гайдара – Бурбулиса – Чубайса), сплошь состоявшее из революционеров‑неотроцкистов, наоборот, рассматривало «новых капиталистов» как «идеологов» и «политиков». Поэтому деятельность новых хозяев предприятий и банков вообще не была ориентирована на «каких‑то там людей», на их потребности, создание эффективной экономики, действующей на конкурентных началах. Отсюда – глубокий внутренний кризис в стране, истоки которого все «ищут», находя его в «проклятой советской системе, которая терзала народ на протяжении 70 лет».

Западные идеологи и экономисты, отличающиеся «облегченными» подходами всякий раз, когда это не касалось их собственных стран, охотно развивали эти пропагандистские суждения (поскольку они «доказывали» неполноценность российских народов); ссылаясь на них, отечественные «знатоки» (с их традиционным комплексом неполноценности перед Западом, хотя и глубоко затаенным) лишь утверждались (и утверждаются поныне) в правильности своих ложных идей и иллюзий. Отмечу и одно интересное обстоятельство – когда я указывал на грубейшие ошибки ельцинского правительства в проведении реформ и заблуждения иностранных экспертов при этом правительстве – мало кто из западных экономистов, в том числе и влиятельных, захотел разобраться в природе моей критики. Прошло некоторое время (после расстрела и насильственного свержения Парламента), как молчавшие ранее многие западные экономисты, политологи и т.д., дружно, как заведенные, стали критиковать Ельцина и его правительство за «плохие реформы», прибегая точно к такой же аргументации, которую я приводил, только многими годами ранее.

Иллюстрация: в апреле 2004 г. на Московской международной конференции, посвященной «либерализации», Милтон Фридман сказал, что когда 15 лет тому назад его спросили о том, как строить истинно либеральную модель экономики в России, он ответил: «Приватизация, приватизация и еще раз приватизация». По его признанию, это был упрощенный и, более того, ошибочный ответ. Он должен быть, по мнению Фридмана, дополнен двумя положениями: обеспечением правовых рамок для частной собственности и стабильной денежно‑кредитной политикой. Эти идеи, которые пришли в голову Фридману в 2004 г., я высказывал в 1992–1993 гг. (можно прочитать в стенограммах моих выступлений на съездах депутатов в Кремле и сессиях Верховного Совета, статьях того периода, книгах). Но это далеко не единственная грубая ошибка М. Фридмана. (См.: Вашингтонский консенсус.)