Общее и особенное в ельцинской и путинской моделях государства

Между типами (моделями) политических режимов Ельцина и Путина – при том, что последний сформировался в общих конституционных рамках ельцинской IV Республики, – существуют весьма серьезные различия. Их суть сводится к следующим:

● При Ельцине сложился авторитарный либерально‑олигархический режим политической власти (с элементами азиатской деспотии). Это было сателлитное государство, подчиненное основным странам Запада, причем добровольно, без принуждения. Ее главной правящей стратой выступал альянс высшей политической и провинциальной бюрократии и узкого слоя крупнейших монополистов промышленности и банковского капитала.

● Этот политико‑финансовый альянс подчинил своему влиянию вооруженные силы, правоохранительные органы, спецслужбы, внутреннюю и внешнюю политику, кадровую политику государства и иные ее наиболее важные сферы. Ельцин в определенном смысле был всего «лишь первым олигархом среди равных олигархов», хотя оставался формально носителем высшей власти, которую, однако, в полном объеме могла использовать в своих эгоистических интересах олигархическая группа. Особенно четко эти указанные черты приобрели после «победы» в 1996 г. Поэтому понятно, почему «старые олигархи» с восторгом вспоминают те «славные времена», когда они управляли страной, начинали и заканчивали войны и т.д.

● Государства в период Ельцина не было – было «недогосударство», крайне «рыхлое» полугосударственное образование, к тому же «расползающееся» по швам в результате деятельности губернаторов‑феодалов. Вся страна двигалась в направлении распада, этот процесс стал достаточно рельефным, превращаясь в автономную устойчивую тенденцию.

● Эта система политической власти и управления (модель Ельцина) была демонтирована при Путине – при нем сформировался другой тип республики (IV). При сохранении конституционного строя изменения политического режима оказались настолько существенными, что они привели к содержательным изменениям качественного характера в структуре и строении самого государства. Главные из них: во‑первых, ельцинское «недогосударство» в целом эволюционировало в «путинское государство» – парламентско‑авторитарную модель государства в политической системе и либерально‑управляемый тип регулирования в экономической системе. Таким образом, это – более сложная система, в которой режим личной власти покоится не только на олигархате, но и на более широкой социальной поддержке. В то время как предыдущая, ельцинская система власти, имела характер коллективного президентско‑олигархического режима (с соучастием олигархата).

Конкретные особенности путинской системы можно охарактеризовать в следующих свойствах нового политического режима личной власти:

● Владимир Путин сильно ограничил возможности «старой олигархии» как соучастника «коллективного президентства» и вернул себе основные полномочия единовластного правителя. Одновременно произошло завершение процесса «оформления» правящей страты, которая представлена в соответствующих подсистемах путинского политического режима. Это – следующие:

● Гражданская (партийно‑административная), военная, конфессиональная (православная) и иные звенья на федеральном и провинциальном уровнях.

● Общая федеральная и провинциальная бюрократия в рамках непрерывно возрастающего государственно‑административного аппарата, включая систему финансово‑экономического управления.

● Секторальная и отраслевая структурная (институциональная) бюрократия, включая собственно министерскую (и «агентскую») подсистемы бюрократии; при этом каждая из них находится в «состоянии войны» друг с другом.

● Произошло «освобождение» президентской власти от «параллельного субъекта» власти и управления государством (власть «старой олигархии»); однако ее «место» заняла (частично) «новая олигархия», вплетенная в жесткую ткань высшей бюрократии, в ее структуры. Таким образом, остатки «старой» и «новой» олигархии превратились в мощную финансово‑экономическую базу нового политического режима.

● В путинском государстве бюрократия расцвела, приобрела огромную силу и влияние. «Встроенный» или «лояльный олигархат» уже не пытается фрондировать, не выдвигает самостоятельные политические инициативы, не финансирует политические партии по своему разумению, четко реагирует на сигналы, поступающие из Кремля. Порою создается впечатление, что именно она, эта высшая правящая (политическая) бюрократия, созданная Владимиром Путиным и подчинившая «все и вся», на деле «ведет» и самого Путина.

● Фактически была осуществлена конкретная историческая аберрация элементов целого ряда предыдущих политических режимов (классическая демократия, коммунистическая партократия, олигархические кланы, ельцинская плутократия, суперлиберальная автократия с режимом личной власти).

Одновременно современный политический процесс стал ординарно‑однообразным и «тусклым», он полностью переместился в Кремль – сперва в путинский Кремль, затем – в путинский Белый дом, – вокруг пространства, занимаемого личностью Путина. Ни палаты парламента, ни министры, ни политические партии с их вождями, ни провинции, в общем, никто не является отныне серьезным субъектом российской политики. Вся общественно‑политическая жизнь и даже экономические новации, или отношения с той или иной страной, кадровые назначения (вплоть до второстепенных должностей в московской милиции) – абсолютно все замыкалось на президенте, а позже – на премьере. Он и только он – источник наиболее важной информации, а порою – и главный ее комментатор и интерпретатор. С его рейтинговыми показателями были сопоставимы лишь звезды шоу‑бизнеса, прославленные певицы, актеры и пр., но никак не политики – они попросту исчезли с политической сцены. Само политическое поле страны «сжалось» до кабинета президента Путина. Мало что изменилось и после прихода в Кремль президента Медведева, кода сложился дуумвират реальной власти, два лидера попросту «поделили» сферы влияния и ответственности при абсолютном доминировании Владимира Путина.

Многим представлялось, что Путин, воцарившись в Кремле, взял курс на решительное изменение внутренней и внешней политики Ельцина. И основания для этого были, но все изменения оказались проведены ровно в той мере, в какой они укрепляли личные позиции президента Путина, и никак не были связаны с переосмыслением ельцинской политики, включая экономическую, социальную, промышленную, международную, военную и пр. Вся деятельность нового президента Путина проводилась хотя и хаотически, но имела свою одержимую страсть – обеспечить надежность своего собственного пребывания у власти, лишить какой‑либо возможности оппозиции приблизиться к ней даже гипотетически. Здесь никаких изменений не проглядывается. Не произошли изменения и в области внутренней политики, в частности в макроэкономической политике и в области отношений между бизнесом и трудящимися (между трудом и капиталом).

Однако в ходе парламентской избирательной кампании (декабрь 2003), президентской кампании (март 2004) и думской кампании (2007) не только рядовые граждане, но и многие видные политики и политологи (или комментаторы событий) внушили себе, что Путин проводит совершенно другую, по сравнению с прошлой (ельцинской), политику. Они настаивали также на том, что якобы Путин избрал противоположный ельцинскому политический и экономический курс. И на этой основе ими делался ошибочный расчет с целью привлечь симпатии людей. Но сама эта цель, отметим, тогда была достигнута. Странно то, что указанные сторонники идеи относительно того, что «Путин проводит другую политику», похоже, мало разбираются в ней, принимая методы и способы на пути к цели за саму эту цель. К тому же, как оказалось, они плохо представляли себе истинные настроения общества в его различных стратах, их нужды самое главное – ожидания.

По‑видимому, все многочисленные «полуоппозиционеры» так и не поняли, что Путин стал притягательной для множества людей фигурой в плане сравнения с предыдущим негодным правителем, – от Путина ждали изменений жизни в лучшую сторону. И на фоне этих ожиданий арест какого‑то сверхбогача Ходорковского, бегство других, смена правительств, разгон демонстрантов, война в далекой Чечне и т.д. – никакого значения для народа тогда не имели. Никакого. И не потому, что народ неграмотный, не разбирался в демократии, «свободах» и т.д., – а потому, что действительно это не имело никакого значения. И соответственно, народ не усматривал в этих событиях наступление на демократические свободы, к которым он, кстати, был вовсе не равнодушен. Более того, народ решительно поддержал бы действия Путина, если бы он решился на пересмотр результатов ельцинской приватизации и отправил бы вслед Ходорковскому десяток‑другой сверхбогатых мошенников, наживших состояния нечестивыми способами.

Аналитики (в том числе сторонники вроде бы оппозиционных партий) не показали обществу скрытое от внешнего глаза, более глубинное и истинное – Путин последовательно проводил ельцинский курс через ельцинскую бюрократию, необычайно укрепившуюся в результате полудеспотического многолетнего правления бывшего партийного бонзы, мало отличающегося по своему стилю от покойного Туркменбаши (который так же, как и Ельцин, прошел превосходную школу в правящей иерархии КПСС). Эту же стратегическую ошибку повторили оппозиционные партии и в ходе избирательной кампании (2007). И, похоже, повторяют в ходе начавшейся избирательной компании в Государственную думу (выборы должны пройти в декабре 2011 г.).

Важно при этом видеть некоторые своеобразия. Чтобы укрепить свою власть как авторитарного правителя, Ельцин должен был расстрелять слишком авторитетный и самостоятельный Верховный Совет (на фоне которого фигура правителя стала блекнуть) и бросить в застенки Лефортово главу парламента. Этим самым он не только избавился от парламентского контроля, но и до смерти напугал всех возможных противников и оппонентов. После этой акции кремлевский властелин мог совершенно безболезненно допустить и свободу прессы, и критику (хотя и весьма дозированную), «дружескую» иронию по отношению к своей личности («куклы» на НТВ) и пр. Все это было совершенно не опасным, тем более когда он обеспечил свое конституционное всесилие и наделил богатством чиновников (гражданских, военных, провинциальных, церковных, «генералов прессы» и т.д.).

Придя к власти, Путин, для того чтобы в полном объеме обладать президентской властью, должен был непременно показать себя сильной личностью, в противном случае он быстро превратился бы в марионетку той олигархической группы, которая в 1996 г. сохранила за Ельциным Кремль и с того периода совместно с ним управляла государственными делами. Именно с этой целью – показать себя сильной личностью, а вовсе не из‑за какой‑то внутренней склонности (что приписывают Путину его недруги) – охотно поддержал начатую Ельциным (и его придворной камарильей совместно с грозненской шпаной) вторую чеченскую войну. Учитывая достаточно сомнительные результаты этой войны, позитивные аспекты которой стали таять по мере затягивания вооруженного конфликта и колоссального числа жертв среди мирного населения, президент стал проявлять выборочную жесткость в отношении «подозрительных» СМИ и ТВ (разгром НТВ), непрерывно «дергать» правительство и отдельных министров, устраивая публичные порки. И как завершающий аккорд глубокой операции по установлению полного контроля над властью и закрепления ликвидации института «совместного» управления с олигархией – показательный разгром «Юкоса» и заключение под стражу олигарха. Кстати, ничего особого этот последний из себя не представлял, скорее всего, был более других несдержан «на язык», чем и разозлил Путина. А махинаций – хватало, как и у других.

Путин не расстреливал Парламент, но он, как и Ельцин, смертельно напугал всех вокруг себя и, к удовольствию плебса, реализовал все то, что ему было отведено ельцинской конституцией. Это была беспроигрышная тактика. Он также надежно обеспечил постоянное большинство своей административной партии, жестко поставив всех на место и указав перстом кто есть лидер и кто его определяет. Все эти столичные и местные царьки заняли совершенно адекватные иерархические ниши, поскольку их прежнее положение покоилось отнюдь не на каких‑то особых их способностях, а всецело на административном статусе.

Путин был «менее демократичен», чем Ельцин? – Нисколько. Он рассматривался как противник политики своего предшественника? – Совершенно неверно. И не противник демократии Путин, но ему нужна такая демократия, которая не тревожила бы его своей назойливостью, стремлением проникать в «тайны» государственной (тайны бюрократии) жизни. Он прямо дал понять, и заявлял неоднократно, что не против прав и свобод, в том числе СМИ и ТВ, но эти «свободы» не должны «стеснять» действия его, президента, а затем и премьера.

Никакого тотального контроля над предпринимательством Путин не собирался устанавливать и не установил. И тем более он не собирался национализировать частные предприятия, приобретенные весьма сомнительным путем, или ограничивать внешние экономические связи с Западом, о чем крикливо утверждали противники президента. Хотя это и нужно было делать.

Но он, Путин, ясно заявил, что выступает категорически против того, чтобы крупные бизнесмены, обладающие огромными состояниями, нажитыми далеко не честными путями, пытались бы влиять на федеральную политику. Разве мало того, что не ставится задача отобрать нечестно нажитое, при условии, что «не будете лезть не в свои дела»? По‑своему логичное, вполне объяснимое поведение президента Путина.

Другими словами – «продолжайте хищническое накопление богатства (делясь при этом с правящей бюрократией), но не вздумайте вступать на мое, президентское поле!». Это, по мнению правящей бюрократии, – тот самый разумный компромисс, который превратил «соправителей» Ельцина в «сатрапов» Путина. По мнению последнего, им (олигархам – как «старым», так и «новым») необходимо всего лишь следовать очевидным сигналам – «знакам», поступающим из Кремля. Это, между прочим, является одним из элементов «управляемой демократии» (или «вертикали власти»). Возможно, она имеет существенные преимущества по сравнению с импульсивной ельцинской деятельностью, которую трудно было вообще назвать словом «политика». Однако путинская политика не противоречила ельцинской конвульсивной деятельности с точки зрения общего ее содержания; она, скорее, как бы придавала «творческий» элемент, развивала первую. Невозможно назвать хотя бы один крупный шаг, противоречащий политике предшественника, – из‑за отсутствия таковых.

Часто в подтверждение своих антипутинских суждений его оппоненты называют реформирование Совета Федерации – верхней палаты парламента. Но и это, при внимательном рассмотрении, не связано ни с «отступлением от ельцинизма», ни с нарушением закона. Можно согласиться с мнением, что присутствие всех губернаторов в этой палате усиливало формальный вес этой палаты. Однако в юридическом плане не было четко оформленного положения, предусматривающего институт выборности, – слово «формирование» не означает исключительно «выборность» избирателями верхней палаты парламента. Напомню, что процесс избрания провинциальных вождей (губернаторов) был явочным порядком введен самими «губернаторами» (по инициативе нижегородского главы администрации Бориса Немцова), при молчаливом согласии Ельцина, и становился в некотором смысле обычаем, но не был юридически‑правовой нормой. И соответственно, с конституционной точки зрения эти путинские новшества не противоречат федеральному законодательству и ни о чем не свидетельствуют.

Но у Путина, как у всякого более или менее самостоятельного главы государства, наделенного полномочиями больше, чем полномочия некогда всесильных генеральных секретарей ЦК КПСС, сформировались за восемь лет президентства свой стиль, свои методы и подходы к управлению государством, свои представления вообще о последнем (государстве), другие тактические приемы, отличающие его от предшественника. При этом надо учитывать мировоззрение правителя, поскольку он в огромной степени влияет на то, какие средства и методы используются в управленческих процессах: направлены ли они на действительное достижение задач, с которыми общество связывает свои надежды на лучшую жизнь с его именем, или они, эти средства и методы, имеют всего лишь имитационный характер. В первом случае решительный отход от ельцинщины становился необходимостью, поскольку требовалась другая политика, во втором случае – достаточной была имитация такого отхода, создавая всего лишь иллюзию новой политики. Второй путь оказался более привлекательным в конечном счете, хотя некоторые действия по стабилизации социального положения были также предприняты.

Президент Путин как политик – был всецело продуктом, сформировавшимся в 90‑е гг., как губка впитавший эклектическую антиидеологию разнузданной российской общественной и политической жизни того десятилетия. И вряд ли то обстоятельство, которое оппонентами ему ставится до сих пор в вину, – что он когда‑то работал в каком‑то подразделении КГБ, где‑то в какой‑то соцстране, – могло повлиять на то мировоззрение, с которым он вступил на президентский пост. Поэтому этот фактор я не рассматриваю как явление, имевшее какое‑то серьезное значение; может быть, исключая некоторую склонность президента назначать на слишком серьезные должности людей из чекистской системы, естественно, довольно посредственных и плохо справляющихся с высокими полномочиями; как правило, они не пригодны принципиально для серьезной государственной деятельности (не то воспитание, образование, мышление, мировоззрение, интеллект).

Однако в связи с целенаправленным возвышением людей из этой организации (спецслужб России) важно знать некоторые «моменты деятельности былого КГБ и его падения в августе 1991 г. вместе с СССР. В прямую и непосредственную вину КГБ СССР следует ставить то, что своим участием в заговоре и последующем мятеже против президента Горбачева он способствовал развалу СССР. А ранее не сумел предпринять никаких действий по нейтрализации сепаратизма в республиках, хотя прежде всего он должен был действовать. (Все обвиняют Горбачева – а где был КГБ?)

Все это – показатель деградации некогда высокопрофессиональной и могущественной организации, способной в ее лучшие времена с высокой эффективностью решать высшие государственные задачи, охраняя само государство прежде всего. Преемник КГБ – Министерство безопасности России опозорило себя участием в заговоре и расправе над высшей государственной властью России – X Съездом народных депутатов и Верховным Советом в сентябре – октябре 1993 г.

Профессионалы окончательно покинули организацию еще в 90‑е гг., и вряд ли она в настоящее время представляет собой что‑либо стоящее. Нужны десятилетия, чтобы она оказалась способной выполнять те задачи, которые на нее возложены законом. Не уверен, что, привлекая людей из этой организации в систему государственного управления, Путин укрепляет «систему». Скорее речь идет об укреплении личного режима правителя (сперва – президента, позже – премьера).