Глава 25. Проснувшись, Рут выходила на галерею маленького коттеджа, где они остановились, и смотрела сначала вниз на зеленые волны гор

Проснувшись, Рут выходила на галерею маленького коттеджа, где они остановились, и смотрела сначала вниз на зеленые волны гор, а потом вверх — и тоже видела могучие, поросшие лесом горы — одна другой выше. До этого она никогда не бывала в горах, и величие их зачаровывало впечатлительную Рут.

Маркус намеренно выбрал это тихое курортное местечко, не сомневаясь, что Рут влюбится в горы.

После пережитых волнений оба они нуждались в отдыхе, и дальние прогулки по живописнейшим долинам приносили обоим целительную усталость, а потом и желанный покой.

Прошло всего несколько дней, но Рут уже выглядела посвежевшей, и Маркус радовался, глядя на нее.

Он не хотел никому сообщать, где они остановились. Но Рут беспокоилась о матери, об отце и просила Маркуса если не сообщать их телефона и адреса, то хотя бы звонить самому. С неделю Маркус отказывался, но потом уступил настояниям Рут.

Он позвонил в Рио в родительский дом. После возвращения они с Рут собирались зажить своим домом, снять небольшую квартиру, обзавестись собственным хозяйством. Все дни и вечера они обживали свою будущую жизнь, расставляли новую мебель, покупали безделушки, посуду, сажали на балконе цветы. Они уже явственно представляли себе свой будущий дом, так что Маркусу странно было даже думать, что его еще нет, что вернутся они на старое место, к родителям…

К телефону подошла Кларита, голос ее странно дрогнул, когда она поняла, что звонит Маркус.

— Да-да, все мы здоровы, — как-то не слишком уверенно отвечала она. — Но знаешь, сынок, было бы лучше, если бы вы вернулись…

— Что-то случилось? — встревожился Маркус. — С кем?

— Случилось, и всерьез, но мы все здоровы, — еще раз повторила Кларита. — Приезжайте, вы все узнаете.

Больше она ничего не сказала.

— Наверное, что-то с моими, раз твои все здоровы, — предположила Рут. — Твоя мама просто не хотела вмешиваться. Наверняка что-то случилось с мамой. В последнее время они очень не ладили с отцом, — осторожно добавила она.

— Ну как ты думаешь, надо ехать? — спросил Маркус.

Ему совсем не хотелось вновь окунаться в городскую суету. Однако были в возвращении и свои приятные стороны. Они ведь возвращались в новую жизнь — и чем скорее вернутся, тем скорее у них будет свой дом! Вскоре должен был приехать и Сампайу, так что Маркусу предстояло много работы в фирме. Может, не о чем жалеть? Может, правильно, что каникулы окончились так быстро и жизнь снова зовет их в город?

— Да, Маркус, непременно, — без колебаний ответила Рут. — Я очень беспокоюсь. Твоя мать не станет тревожиться по пустякам.

Они прилетели солнечным ярким днем. Маркус был задумчив. Но вдруг он вспомнил, что оставил часть багажа в аэропорту.

— Ну и ну! Никогда со мной такого не бывало! — огорчился он. — Совсем голову потерял! С чего бы это?

— Не расстраивайся. Все бывает! — утешила его Рут. — Просто вернешься за ним в аэропорт, а я, мы все будем тебя ждать.

Говоря о том, что бывает все, она еще не подозревала, какой ее ждет сюрприз. Не знала, вместе с кем она будет ждать Маркуса.

Первой, кого она увидела, войдя в дом, была Ракел. Потрясенная Рут бросилась ее обнимать, плача от радости. Какой бы Ракел ни была, она все-таки ее сестра, и смерть Ракел была для Рут тяжелым горем.

Обняла сестру и Ракел, но совсем с другим чувством.

— Так вот почему нас вызвала Кларита! — воскликнула Рут. — И подумать только, ни слова не сказала! А как мама с папой? Здоровы?

— Здоровы, — сухо ответила Ракел. — Но ваше свадебное, — Ракел сделала акцент на слове «свадебное», — путешествие мне пришлось прервать…

Только тут Рут сообразила, до чего усложнилось ее положение. Она. вспомнила тягостное ощущение, с каким жила все зто время и о котором успела позабыть за свои короткие каникулы. Вспомнила и трудный характер Ракел. Нахлынувшая волна воспоминаний сразу несколько остудила радость встречи.

— Пойдем, ты мне все расскажешь. Как ты спаслась? Где была все это время? — говорила Рут, поднимаясь к себе в комнату.

Ракел поднялась вслед за ней.

Тут Рут ждало второе потрясение: ее комнаты не было — все ее вещи были выкинуты, мебель переставлена.

— Я же вернулась, сестричка, — с расстановкой сказала Ракел, — ты, кажется, этого не поняла. Я вернулась, и насовсем.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила, похолодев, Рут. — Что Маркус…

— Маркус — мой муж, — отвечала Ракел. — И женился он на мне по любви, как ты помнишь.

Бедняжка Рут тут же почувствовала себя самозванкой. Вернулась хозяйка, и ей пора было убираться вон! Неуверенная в себе Рут никак не могла противостоять своей излишне уверенной в себе сестре. На это Ракел и рассчитывала и лишний раз убедилась, что рассчитывала правильно.

Глотая слезы, Рут подошла к окну и посмотрела на аллею, что вела от ворот к дому, на цветы, на синее небо. Все оставалось таким же ярким и праздничным, каким было и утром, но этот праздник уже не для нее.

По песку зашуршала машина, к дому подъехало такси.

«Маркус», — сообразила Рут, но навстречу ему выбежала Ракел, и он поцеловал ее…

Раз он поцеловал Ракел, то вполне возможно, ему нее равно, с кем быть. И возможно, Ракел вновь займет свое место жены возле Маркуса и он будет ей рад.

В глубине души Рут прекрасно знала, что сейчас грешит против Маркуса, что он любит ее и только ее. А Ракел ненавидит. И если поцеловал Ракел, то только потому, что не ожидал увидеть свою бывшую жену, а думал только о ней, о Рут…

Однако укоренившаяся привычка слушаться не собственных чувств, а исходить из каких-то особых, высших, идеальных соображений вновь увлекла Рут на ложный путь.

«Я должна покинуть этот дом и не мешать Mapкусу разобраться в себе», — такое приняла она решение, стоя у окна и глотая слезы.

Поцеловав Ракел, Маркус мгновенно узнал ее, и его захлестнула волна ненависти.

— Так вот что произошло, — мгновенно сообразил он. — Вот почему мама так срочно нас вызвала. Вот она разгадка и пистолета, и убийства Вандерлея, и всего остального.

Отстранив Ракел, даже не поглядев на нее, Маркус бегом взбежал по лестнице, ища Рут. Он слишком хорошо знал свою жену, чтобы не представлять себе, в каком она сейчас состоянии.

Ракел смотрела вслед Маркусу. Первый раунд она проиграла, но не сомневалась, что Маркус — слабак и рано или поздно ей поддастся. Важно, только выдворить из дома Рут, а за этим дело не станет.

— Рут, милая, — окликнул жену Маркус, вбегая в комнату, — уезжаем из этого дома немедленно. Мы же собирались с тобой зажить своим домом! И сделаем все, как собирались. Слышишь?

— Нет, Маркус, — ответила Рут, повернувшись к нему заплаканным лицом. — Я уеду, а ты останешься здесь со своей женой. Потом будет видно.

— Но моя жена — ты, все и так давным-давно видно! Что случилось, Рут? Уйдем немедленно! Слышишь?

— Нет. Закон сейчас не на моей стороне, и пока уйду одна я.

— Погоди, — поморщился Маркус. — Дождись меня здесь, я немедленно съезжу к Жалвао, посоветуюсь с ним, и мы будем действовать так, как он скажет.

Пока Маркус переодевался, искал необходимые для консультации бумаги, Рут неподвижно сидела в уголке, но мысленно она уже успела собрать свои вещи, мысленно она уже ушла из этого дома.

Маркус умчался. Рут обнаружила в углу свои платья и стала перекладывать их в сумку. Остальное, собственно, было все собрано — чемоданы-то она не распаковывала.

Внизу раздался шум голосов, и, к своему удивлению, Рут увидела перед собой Тоньу с Алзирой. Она обрадовалась — пришли настоящие ее друзья! Им навстречу вышел Виржилиу, который оказался дома, и увел Тоньу к себе. Рут видела все это из своего окна.

Тоньу был в страшном возбуждении. Он поторопился приехать в Рио, чтобы защитить Рут от Ракел. Намерения у него были самые серьезные, и он не собирался их таить. Во всяком случае, он тут же поделился ими с Виржилиу:

— Мне придется убить Ракел, — со вздохом сказал Тоньу и сжал кулаки, — а то ведь она всем успеет навредить.

— Правильно, — ласково сказал обрадованный Виржилиу. Такой поворот событий очень его устраивал. — Постарайся увезти ее в Понтал-де-Арейа, а там все само сладится. Обрывистый берег, острые камни. От несчастного случая никто не застрахован, правда ведь?.. Никто и не узнает, что ты ей слегка помог. И мы с тобой тоже ни о чем таком не говорили. Так ведь? Ты будешь молчать? Ты же умный парень.

Тоньу кивнул. Он был рад найти союзника своим замыслам.

Увидев посетителей, Ракел тут же побежала к Рут. — Ну что ж, сестричка, все складывается для тебя как нельзя лучше. Воспользуйся обществом Тоньу и Алзиры и поезжай к родителям в Понтал-де-Арейа. Если ты ждешь решения адвоката, то поверь, никакой адвокат не разрешит твоих проблем. Их ты можешь решить только сама.

Словно змея на кролика действовала Ракел на Рут. Еще пять минут назад Рут собиралась дождаться Маркуса, но вот она уже выходит с сумкой и садится в машину, пригласив с собой Тоньу и Алзиру. А Ракел смотрит, как они уезжают, из верхнего окна комнаты, которая еще так недавно принадлежала Рут…

Виржилиу тоже выглянул в окно: неужели Тоньу удалось так быстро увезти с собой Ракел? Нет, вряд ли. Ракел не из тех, кого можно быстро уговорить. Наверняка уезжает Рут. Тоже большое облегчение. А за Ракел он возьмется сам и выкурит змею из дома.

Маркус вернулся довольно скоро и страшно расстроился из-за того, что Рут уехала. Объяснить себе это он мог только одним: несовместимостью сестер. Но Рут все-таки должна была его дождаться.

Жалвао, изучив брачный контракт, с сочувствием посмотрел на Маркуса.

— К сожалению, молодой человек, вступая в брак, вы поступили весьма неосмотрительно. В случае развода вы пообещали своей жене раздел имущества, так что теперь она вправе претендовать на половину всего того, что вы имеете.

Маркус махнул рукой, он готов отдать и больше, лишь бы от этой жены избавиться.

Жалвао правильно понял жест Маркуса.

— Советую вам держать себя в руках, действовать крайне осторожно, оговаривать каждый шаг со мной. Уверен: все кончится для вас благополучно. В мире нет ничего невозможного. Но процедура потребует, очевидно, не меньше года, учитывая сложный характер вашей жены.

Маркус поблагодарил сеньора Жалвао и поспешил домой. Он собирался предложить Рут немедленно подыскать квартиру и немедленно поговорить с Ракел о разводе.

Маркус собрался ехать в Понтал-де-Арейа, и Виржилиу тоже поехал вместе с ним.

— Не понимаю, чего ты так разволновался, — сказал он сыну, садясь рядом с ним в машину. — Я не вижу между сестрицами особой разницы!

Маркус ожег отца гневным взглядом и даже возражать ему не стал.

— На твоем месте я женился бы на Андреа, — продолжал Виржилиу. — Умница, красавица, из хорошей семьи. Не чета этим втирушам!

Маркус молчал. Ему не хотелось сейчас ссориться с отцом — сейчас, когда он твердо решил нажить своим домом.

Видя, как по-хозяйски ведет себя в ее доме Ракел, как гоняет туда-сюда Диву, Кларита так и кипела. Дива теперь приносила невестке завтрак к постель, а потом бегала целый день то за одним пустяком, то за другим. Услышав, как Ракел говорит Арлет: «Я уверена, Маркус будет моим мужем», — Кларита взорвалась.

— А я уверена, что он теперь никогда не расстанется с Рут. Он любит ее! — сказала она.

— Ну ясное дело, вы за то, чтобы ваш женатый сын развлекался еще и с любовницей, — протянула Ракел. — Вы же развлекаетесь с Алемоном.

У Клариты горло перехватило от негодования: она успела позабыть ту бесстыдную, циничную наглость, которая с первого дня отличала Ракел…

Ракел расхохоталась. До тех пор, пока она имела дело с совестливыми людьми, она была неуязвима.

Алзиру до смерти перепугали намерения Тоньу. Чего она только не делала, чтобы убедить его в том, что Бог сам покарает злодейку-Ракел и он не смеет вмешиваться в дела Провидения.

Теперь, когда в поселок вернулась Рут, Тоньу уже больше не звал Алзиру этим именем, он называл ее Алзирой, а чаще «худышка», и относился с прежней нежностью.

Эту перемену Алзира встретила с радостью. Она надеялась, что рано или поздно Тоньу раздумает ловить луну в небе и повернется к ней — простой земной девушке, которая привязалась к нему всем сердцем.

— Посмотри на Донату, — твердила она Тоньу, — вот человек, который пошел на преступление. И что? Принесло оно ему счастье? Всю жизнь он всех сторонился, боялся, все были ему врагами, потому что, того и гляди, обнаружат, что он преступник. В конце концов, он не выдержал и сделал все, чтобы попасть под арест.

— Но сначала как следует насолил рыбакам, — мрачно сказал Тоньу.

— А чего еще можно ждать от преступника? — возмущенно спросила Алзира. — Но если даже толстокожий негодяй Донату не выдержал, пусть не угрызений совести, потому что он — бессовестный, но своих страхов и тревоги, то с тобой-то что будет? Ты же сразу с ума сойдешь!

— Я хочу оградить Рут от опасности, — упрямо отвечал Тоньу. — Иначе ведьма Ракел сживет ее со свету. Но ты права в одном, худышка, вряд ли я смогу с ней расправиться. Я ведь уже пытался, и не раз. Но у меня так ничего и не вышло…

Зато Тоньу удалось другое. Наконец-то он вылепил фигуру своего отца, и когда Флориану заглянул к нему в мастерскую, то остановился пораженный.

— Вот теперь это — твой отец, — сказал он. — Точка в точку.

Тоньу, польщенный, поблагодарил. Он и сам чувствовал, что скульптура получилась — как живой, с доброй усмешкой смотрел на своего сына умудренный житейским опытом рыбак. Он, который давным-давно покинул своих детей, был опять с ними. И был доволен, что малышка Глоринья удачно вышла замуж и счастлива. Что возле его сынка-фантазера появилась преданная и верная душа…

Нервничая, Донату все ждал, когда же ему предъявят обвинение в убийстве. Но комиссар Родригу будто воды в рот набрал. За сожженные лодки Донату приговорили к штрафу, то есть, попросту обязали вернуть рыбакам сожженные лодки, да еще и приплатить им за нанесенный ущерб. А вот за другое, куда более страшное преступление, которое тяготело над ним всю жизнь, не давая ему ни есть, ни спать спокойно, только ещс собирались спросить.

Наконец Донату не выдержал пытки ожиданием и сам спросил комиссара:

— А что мне положено за старика де Луа?

Родригу пристально посмотрел на Донату, который сам уже был, почитай, стариком, который до недавнего времени был заносчивым и толстым, но теперь будто весь обвис, и сказал:

— Да ничего. Срок давности вышел. Можешь гулять на свободе.

И Донату, который приготовился бороться, защищаться, отрицать свою вину, доказывать, что де Луа был отъявленным мерзавцем, что он просто вынудил его поднять на себя руку, вдруг оказался не у дел. От него никому ничего было не нужно. Всем было наплевать, убивал он или не убивал…

— И что же, я могу идти? — спросил Донату.

— Иди, — равнодушно отпустил его Родригу. И Донату побрел к себе в дом. Он был раздавлен.

Нет, он ни в чем не раскаялся. И если бы его посадили на долгий срок, он бы тут же стал воевать и, наверное, постарался сбежать. Преследуй его кто-нибудь, он бы яростно защищался, но теперь его жизнь поблекла и утратила смысл. Все ему опротивело. В том, что его освободили, была какая-то нечестность. Как ни крути, но его преступление было самым значительным событием его жизни. И в том, что событие это словно бы вычеркнули, не придав ему никакого значения, было что-то невыносимо обидное, оскорбительное, несправедливое. Донату просидел в тюрьме не больше недели. Попал он туда готовым постоять за себя хищником, а брел домой дряблым стариком.

Однако это был лишь короткий миг слабости. Хищник он и есть хищник. Стоило Донату попасть к себе в дом, как он тут же понял, что ему есть за что бороться и что отстаивать. Деньги! Его хотели лишить денег! Но без денег нет и жизни! И он новее не собирался отдавать этим вонючим рыбакам свои деньги! Донату тут же принялся собираться. Намерения его не изменились — он должен уехать подальше от этого паршивого городишки. Уехать богатым человеком и зажить спокойной, обеспеченной жизнью. А здесь у него не должно остаться никаких зацепок, никаких хвостов.

Забирая из сейфа ценные бумаги, купюры, чековую книжку, Донату наткнулся на свой пистолет. Ага! И он ему пригодится. Кстати, напоследок нужно рассчитаться с Маруджу, единственным, кто может свидетельствовать против него в деле о поджоге. Донату запомнил калеке трепливый, длинный язык. Распустил его под пьяную лавочку, мерзавец, разболтал, что потопил лодку Флориану! И еще вдобавок его, Донату, назвал! Конечно, сам и поплатился за болтовню. Рыбаки в поселке потом гнали его от себя, будто чумную собаку! Но тем легче будет расправиться Донату с этим отщепенцем. Исчезнет, и никаких концов, за которые можно будет выдернуть Донату из его райской жизни!

Тоньу, узнав, что Донату отпустили из тюрьмы, по переставал следить за своим отчимом-убийцей. Правосудие могло простить вину за давностью лет, но сын не в силах был смириться с убийством отца. И Тоньу не сомневался, что преступник всегда готов на новое преступление.

По приезде в Понтал-де-Арейа Маркус тут же отправился в дом Флориану. Рут была угнетена, печальна.

— Что изменилось? Скажи? — принялся уговаривать ее Маркус. — Мы собирались с тобой зажить своим домом, так что же нам мешает?

— Ракел, — ответила Рут. — До тех пор, пока не будет оформлен официальный развод, у моей сестры будет шанс остаться с тобой. И я не могу лишать ее этого шанса.

Маркус с изумлением смотрел на нее.

— Но это означает только одно: ты не доверяешь мне! Моей любви, моим чувствам! — с обидой сказал он.

— Да, так, — ответила с горечью Рут. — Но согласись, у меня есть на это основания, не правда ли? Ракел всегда брала надо мной верх, когда вступала в борьбу. Но я не хочу с ней бороться. Борись с ней сам. Если устоишь, если освободишься и предложишь мне любовь, руку и сердце, я с радостью буду с тобой.

Таково было решение Рут, она его выстрадала, и Маркус пока был бессилен повлиять на него.

— Вот увидишь, я добьюсь развода скорее, чем ты думаешь, — пообещал он. — Позволь только информировать тебя о ходе бракоразводного процесса.

— Конечно, Маркус, я буду рада твоим новостям.

И на прощанье Маркус все-таки заслужил улыбку и поцелуй.

А Виржилиу приехал с тем, чтобы повидать Тониу. Но на этот раз ему это не удалось. В магазине хозяйничала Вера, а с Верой Виржилиу иметь дела не хотел. Он даже не зашел в магазин. Однако Вepa увидела его через витринное окно и сообщила о его приезде Тонии. Тониа была сейчас вся в хлопотах, она готовилась к свадьбе, но на сердце у нее было тяжело.

Муньос оформил лицензию на частную практику, взял ссуду и оборудовал кабинет.

Тонии сшили подвенечное платье. И была она и нем на диво хороша, но, увидев себя такой красавицей, она ничуть не обрадовалась. Ей не в чем было упрекнуть Муньоса, он относился к ней и внимательно и нежно. Однако между ними стояла тень Виржилиу. И ее жених относился к ней словно к тяжелобольной, словно бы к пациентке. В его внимательности Тонии чудилось что-то профессиональное, и ей становилось неловко. Ее смущала и сковывала его слишком уж пристальная забота.

Иногда Тонии казалось, что ей стало бы гораздо легче, если бы Муньос устроил ей бешеный скандал и отколотил бы ее за невольную измену, а потом они бы помирились, простив друг друга… Но быть вечной больной… В общем, Тонии было тяжело, и она невольно отстранялась от Муньоса, а он, пытаясь к ней приблизиться, удваивал свои заботы. Куда проще и легче было Тонии с Витором. Они вместе искали для него выход из ловушки, изобретали хитроумные способы добывания денег и хохотали до упаду. Они были с ним на равных, были партнерами в трудной жизненной борьбе…

Оценила Тониа и Веру — энергичную, мужественную, преданную, и при случае утешала Брену, который по временам совсем было падал духом.

— Не отчаивайся, слышишь, Брену? Вера непременно к тебе вернется, и все у вас будет хорошо. Ты сделал правильный выбор! Он тебя не обманет.

Брену и сам знал, что сделал правильный выбор. Знал, что Вера — его жизнь, и ждал, когда жизнь его начнется снова.

Виржилиу долго бродил по поселку, обдумывая, как поступить с Ракел, и в конце концов остался ночевать в Понтал-де-Арейа. Сгущались сумерки. Он зажег свет. Сидел в гостиной за бокалом вина и вспоминал тот вечер, когда стол был накрыт на двоих и он был вместе с Тонией. Вновь она стояла перед ним как живая — стройная, гибкая, с нежной белой кожей, золотисто-рыжими волосами. Его страсть, его наваждение… И вдруг он отчетливо почувствовал, что кто-то на него смотрит. Смотрит в спину. Ему сразу сделалось не по себе, и он отпил большой глоток вина, постаравшись избавиться от неприятного чувства. Оборачиваться ему не хотелось. Но обернуться все-таки пришлось.

Из черноты окна смотрело на него жуткое женское лицо с вытаращенными глазами и волосами из пакли: пугало не пугало, призрак не призрак…

Виржилиу не был трусом, но невольно вздрогнул и похолодел. А призрачное пугало, глядя ему в глаза, стало тихонечко подвывать, словно бы разом смеясь и плача, и тянуть к нему длинные отвратительные руки.

Виржилиу и сам замахал руками, пытаясь отогнать жуткое видение. Но в соседнем окне появилось еще одно женское лицо, не менее жуткое, и оно уже откровенно хохотало.

Виржилиу схватил пистолет и выскочил на улицу. Нет, он никогда не был трусом. И сейчас он посчитается с этой дьявольщиной!

Призраки кривлялись и хохотали, а он стрелял в них, стрелял. Но недаром говорят, что черта никакой пулей не возьмешь! Призраки все хохотали и разве что отошли чуть подальше. Страшная боль молнией ослепила мозг Виржилиу, и, теряя сознание, он вдруг догадался: «Это у меня галлюцинация. Меня преследуют галлюцинации…»

Маркус, возвращаясь в Рио, не гнал машину. Спешить ему было некуда. Еще вчера вечером у него был хотя бы воображаемый дом, а сегодня не было вообще никакого. Считать домом опостылевшие стены, в которые вновь вселилась ведьма Ракел, он не мог.